Доча. История правдивая и невероятная

Леонид Развозжаев, 2022

Коровы иногда мыслят острее, чем люди и играют важную роль в истории страны. Герои фантастического романа Леонида Развозжаева осмысляют историю России, меняя сознание, тела и эпохи, согласно опытам индийских брахманов. Они могут спасти Советский Союз, выбить нацистов из «Азовстали» и осмыслить коммунистическое учение. Перед вами – современная утопия. Она же – антиутопия.

Глава 4

Дмитрич, Доча и Ленин

Сперва жили в посёлке Дальний, но из-за экологических проблем и появления детей власти предложили им дом в городе. Дом был в ведении комбината, но де-факто отдавался, как и 90% в СССР для граждан, абсолютно бесплатно. Ну, а коль есть дом, небольшой земельный участок, то, разумеется, оба деревенских жителя тут же решились завести и домашнее хозяйство.

В городе все жили довольно дружно, ведь тут не было старожил-хозяев, которые могли бы сказать, это всё моё, а ты тут гость, понаехали, мол, и пр. Все вместе создавали с нуля, каждый вносил свой вклад. И никто никого ни в чём не укорял. А кто тут мог посмотреть косо на другого? Одни соседи были ссыльные финские коммунисты, другие — немцы, третьи — поляки, далее западные украинцы, а кто-то просто из бывших авторитетных зэков, завязавших с криминальным прошлым, обустраивавших своё маленькое надёжное мужицкое счастье.

Посёлок Байкальск, на окраине Ангарска, особенно его комбинатовская часть из деревянных срубов, напоминали показательную деревню. Ровные улицы, однотипные дома, ровные наделы земельных участков в 6 соток. Единственно, что вода была привозная, а отопление печное, хотя буквально в двадцати метрах были частные дома, где было центральное отопление и вода.

А воды требовалось очень много: 6 детей и коровы да поросята. Ближайшая колонка метрах в 500, но если она ломалась, что бывало часто, то нужно было идти до следующей ещё метров 500 и так далее. Зимой, конечно, и снег топили, но всё равно приходилось ходить за водой на колонку минимум несколько раз в день: впрягались в санки, ставили два бидона по 40 литров, это — если зима, весной и осенью на тележках. Тут, как говорится, и стар и млад не ленись, иначе не будет ни молока, ни творога, да и денег не будет. Вода в огороде была лишь летом, это максимум 5,5 месяцев. С начала мая по середину октября, а потом всё — морозы, и воду с труб нужно слить заранее, а то разорвёт всё зимой. А уж зимой-то морозы и минус сорок, и даже больше.

Доча прекрасно видела этот исполинский, ежедневный труд семьи хозяев и старалась сделать всё возможное, чтобы отблагодарить их всех, таких родных и любимых. Она учила молодых коров технике дыхания, от которой появляется больше молока, подсказывала, как правильно употреблять сено, чтобы оно не разлеталось по всей стайке и шло именно в дело, на корм, а не под ноги и потом в навоз.

Ах, это душистое сено, как оно напоминало о лете в долгие холодные сибирские ночи. Летом она часто водила своё маленькое стадо попастись рядом с покосом.

Дмитрич сам был хороший косарь, но и старшие дети уже не отставали. Встав друг за другом, чуть с боку, на расстоянии примерно 1.5-2 метра, три-четыре косаря врезались в заросли травы и скашивали её, кладя ровными рядами. Раз, взмах косы — и слева от косаря лежит охапка пока ещё зелёной травы, второй, третий, сотый, тысячный взмах — и вот поляна с разнотравьем, цветущими зелёными растениями превращается в скошенный участок, где удивлённые стрекозы, бабочки, разные букашки и даже лягушки с ящерицами и полевыми мышами не могли понять, почему всё так изменилось в их привычном мире.

Когда косы тупились, Дмитрич их подтачивал особым бруском, раз — с одной стороны косы во все лезвие, раз — с другой стороны, и так несколько раз, и вот коса опять остра, опять можно косить без особых усилий. А ещё ведь нужно отбить косы, лучше это сделать рано утром перед самым выходом из дома на покос.

На какую-то чурку прикреплялась специальная железная бабка, на которую Дмитрич клал косу и, удерживая её одной рукой, второй стуча молотком в месте, где коса соприкасалась с бабкой. После таких ударов коса в месте заточки становилась гораздо тоньше и лучше поддавалась затачиванию её бруском.

Иной раз косы отбивали прямо в поле, закрепив бабку на каком-нибудь пне или удобном дереве, но это было редко, лишь в тех случая, где надо было косить жёсткую траву, например, осоку.

Через день-два косари возвращались на это поле, переворачивали высохшую траву, лежащую на земле, та досыхала за пару часов и тогда все дружно собирали её, стаскивая вилами в копна. Этим уж занимались и младшие члены семьи, совсем ещё дети. Покос как бы был святым делом для всех. Если по дому детей не заставляли ничего делать: кормить и ухаживать за животными, то тут очень просили. Да дети и сами рвались на покос, где столько букашек, птиц, мышей, лягушек и ящериц.

Вообще, для всех в семье были три «святые» обязанности — это посадка, окучивание и сбор картошки. У них было несколько земельных участков, которые они использовали для этого. При этом никакой документации на эти участки ни у кого не было. Просто все люди знали, что какие-то участки кому-то принадлежат по факту. Далее участие в работах на покосе. И доставка воды с колонки. Конечно, была ещё заготовка дров, полив огородов из шланга летом, сбор ягод в саду и пр. Но это в основном уже было по желанию.

На зиму на каждую взрослую корову нужно было заготовить минимум 6 хороших копён сена размером с человеческий рост, даже с вытянутой рукой. И, увы, иной раз Дмитрич просто не успевал заготовить сена для всех своих коров, тем более полей в окрестности города было недостаточно. Иной раз именно это обстоятельство служило тому, чтобы принять решение о сокращении поголовья на зиму.

Но была ещё одна серьёзная проблема, дело в том, что покосы часто располагались недалеко от города. И местные шалопаи-подростки частенько бродили по окрестным полям и лесам. И иной раз поджигали копны с сеном, которые сгорали ярко и быстро, как порох. Подросткам-пироманам 5 минут радости, а Дмитричу и его коровам горе и сокращение поголовья.

За годы жизни Дочи таких случае было несколько, и она прекрасно знала об этом. Она прекрасно понимала, чем грозят такие случаи и зная её трепетное отношение к травке, наверное, вы не удивитесь, что она приняла решение организовать охрану сена силами своего стада.

В стаде было два молодых быка, хоть и не столь умных, как Доча, но силы в них было столько, что, наверное, могли бы запросто сдвинуть с места колёсный трактор или, уж тем более легковой автомобиль.

Буян был скорее серый, чем белый, а Ян скорее белый, чем серый, а в целом они были, как братья близнецы: развитые грудные мышцы, ярко округлые ягодицы, словно на каждой под кожей тыква, но это мышцы, играющие при ходьбе.

Иногда они сходились между собой в молодецких забавах, перед дракой издавая истошные гортанные звуки, роя копытами землю. Далее, упираясь друг в друга лбами, поддевая рога друг друга рогами, они пытались столкнуть друг друга с занятой территории. О, это были эпические сражения: треск, тяжёлое дыхание, земля из-под копыт разлеталась на несколько метров. Мышцы обоих напряжены, глазищи красные, пена из рта и носа. Но часто эти бои быков были вполне джентельменские, например, ни Ян, ни Буян никогда не били друг друга в бока, в менее защищённые места. Мог кто-то поддать под зад или треснуть по шее, но всё было в рамках бычьих правил.

Такие стычки длились минут 10-20, пока оба не уставали или до первой крови. Ну, а чуть позже они мирно паслись рядом и поедали травку, которая давала им столько сил. В общем, всё как у людей.

Сено не вывозилось с поля сразу по разным причинам: нужно было ждать пока созреет урожай на приусадебном участке, потому что скирду чаще всего ставили на месте, где летом росла капуста, морковь и другие овощи. Так же из-за болотистой местности на некоторых покосах, на которые в принципе до начала морозов не мог проехать ни один трактор и уж тем более грузовая машина.

Доча всё это прекрасно понимала, поэтому, когда сено на покосах уже стояло в копнах, она старалась водить своё стадо в места близкие к ним. Само сено коровы, разумеется, не трогали, они ходили по окрестным полянкам и лесочкам и набирали травку там, расходясь как бы по периметру. Но когда кто-то из коров замечал каких-то подозрительных людей, идущих в сторону покоса, тогда срабатывала система сигнализации, корова подавала звуковой сигнал, обозначая откуда идёт потенциальная опасность. Тогда молодые телята двигались подальше от этого места, а Ян и Буян наоборот бежали в сторону двигающейся опасности.

При этом на всякий случай они издавали боевые звуки и по ходу движения могли остановиться, для того, чтобы вырвать из-под ног своими копытами клочки земли. Для многих людей такая картина агрессивного поведения быков была настолько страшна, что они старались лишний раз не ходить в эти места, зная, что тут можно нарваться и «бешеных» быков. Ну, а Ян и Буян вместе со всем стадом потом весело смеялись, когда видели, как подозрительные подростки и вообще люди меняли курс своего движения, или вообще возвращались восвояси.

В связи с ростом поголовья стада, хозяева даже решили переделать баню под коровник. При этом люди стали мыться у знакомых, живущих в городских квартирах, где была возможность хоть на целый день включать любую воду, и человек всё равно платил единый тариф. Ведь тогда не было счётчиков на кранах, да и оплата услуг ЖКХ была скорее символичной. Допустим, ваша зарплата была 100 рублей, а за квартплату вы отдавали 2-5 рублей, а это совсем не высокая зарплата. Дмитрич, например, работая простым рабочим на железной дороге получал 200 рублей.

При этом, люди воду почём зря не расходовали, заклеивали рамы окон специальными приспособлениями, чтобы снизить теплопотери, все прекрасно понимали, что транжирить государственные ресурсы просто так не стоит. Ведь в СССР де-факто государство — это было всё общество: все члены общества, каждый член общества и был государством.

Стайки для коров Дмитрич делал в основном из досок. По периметру вкапывались столбы, на них набивались доски чтобы толщина столба была примерно 50 см. Далее с обеих сторон к столбам прибивались широкие доски, между которыми было пустое пространстао, а в эти полости засыпались древесные опилки. Тут нужно понимать, что хоть Ангарск — это Сибирь, и вроде лес был невдалеке, в том числе тайга, но всё же для личного пользования взять где-либо строевой лес было не просто. Всё шло для народного хозяйства или на экспорт. А вот некондиционные доски, деревоперерабатывающие предприятия продавали частникам с охотой, тем более опилки. Опилки были сухие и нежно пахнущие древесиной. Кому-то может покажется, что такие конструкции стаек хлипки. На самом деле они были довольно тёплые и выдерживали даже сибирские морозы, при том, что в стайках, как правило, не было печек или иного отопления.

Пол стлался из прочных досок так же на брёвна, а в земле выкапывалась яма, доступ к которой был с внешней стороны стайки. В этой яме скапливалась моча коров и, если её вовремя откачивали, то в стайке постоянно было сухо. В потолке делалась отдушина, для того чтобы в стайке не скапливалась сырость от дыхания коров, да и вообще, чтобы воздух был свежее.

При этом, над коровником делался сеновал, сено там лежало, как правило, всю зиму и тем самым служило дополнительной изоляцией стайки, чтобы не выходило тепло.

Зимой коров гулять не выпускали, лишь на пару десятков минут выгоняли в огород, на время пока со стайки выносили навоз. Это происходило пару раз в неделю, а то и один раз.

Коровы в это время очень радовались даже такой прогулке, бодая по чуть-чуть друг друга, они то подпрыгивали, то радостно мотали головами, а кто-то просто молотил ссыпанное в снег для них сено. Особо резвились, конечно, подростки, то и дело плюхаясь в снег, перекатываясь на спине.

За зиму в огороде скапливалась огромная куча навоза, ближе к весне его даже продавали огородникам и дачникам, выручая за это приличные деньги. Ну, и сами хозяева, разумеется, использовали навоз для сельскохозяйственных нужд в качестве удобрения. При этом иной раз довольно хитрым способом. Например, из навоза делались специальные высокие грядки, для теплолюбивых растений. Чаще всего там выращивались огурцы. Конечно кто-то скажет, мол, огурцы в грунте и так прекрасно растут, но это не для Сибири, где земля довольно холодная ещё в мае и даже летом случаются заморозки. В навозной грядке огурцам такие природные явления были не страшны.

Навоз аккуратно выкладывался примерно в 1.5 метра высотой, примерно такой же шириной. Внутри грядки делались углубления сантиметров 30, куда засыпалась земля. И уже в эту землю высаживались саженцы огурцов, предварительно выращенные в доме. Так же над грядкой устанавливались железные обручи из трубок и сверху их покрывали полиэтиленом, на ночь или в случае заморозков. Вся хитрость такой грядки заключалась в том, что навоз в первое лето после зимы, находясь в куче, долго перегнивает и тем самым температура внутри грядки на порядок выше, чем температура земли. А значит растения были защищены от замерзания. Правда, иной раз дело доходило до того, что огурцы начинали сгорать, их листья желтели и сохли. В таком случае огурцы выкапывались, лунка углублялась и туда засыпалось ещё больше земли и в конечном итоге огурцы начинали себя чувствовать прекрасно. Кстати, урожай у таких огурцов начинался гораздо раньше и плодоносили они до конца сентября.

Доча часто размышляла о справедливости и зле, о пользе тех или иных людей для общества. И приходила к выводу, что иной человек был для общества вреднее коровьего навоза, который приносил людям лишь пользу.

Вообще, Доча любила философствовать и была довольно грамотна, ведь многие дети хозяев росли на её глазах, учили азбуку, учились читать фактически у неё на виду. Часто на стены дома, прямо во дворе, крепился алфавит, чтобы детям было легче запоминать буквы, да и вообще, стены дома часто превращались в какое-то подобие школьной доски, на которую наносились всякие надписи из школьной программы. Так постепенно азы азбуки освоила и она. Но тут нужно сказать, что она скорее запоминала слова и даже предложения, прекрасно понимая смысл написанного. К тому же, в доме всегда было много газет и журналов различной тематики: о саде и городе, юный натуралист, юный техник, военный, за рулём и пр. Увидев их во дворе, она частенько останавливалась и как бы фотографировала страницы этих изданий своими огромными глазам, перелистывая языком страницы. Сфотографировав их, она потом долго вникала в суть написанного там, отчасти додумывая смысл текста, который ей не попался на глаза.

Ну, а если уж газета или журнал попадались где-то на прогулке, то Доча зачитывала их до дыр, иной раз в лесах и на полянках попадались отличные находки, собрания сочинений классиков марксизма-ленинизма, краткие и не очень курсы истории партии и пр. И чем дольше Доча жила, тем чаще она фиксировала факты нахождения этих мудрых книг в непригодных местах, на мелких свалках, лесочках, придорожных канавках и пр.

Доча очень удивлялась этому факту, получалось, что мудрейшие книги становились никому не нужными, а на обложках журналов появлялись разного рода певцы и клоуны, заменяя всё реже проявляющихся свинарок, доярок, учёных и пр. Она понимала, что до добра это не доведёт. Но списывала эти факты на локальные аномалии именно Ангарска, ведь город не простой. Да, люди тут жили не бедно, но экология в городе была одна из самых худших в СССР, притом, что регулярно ходили слухи об утечке радиации с завода по обогащению урана.

Корова сочувствовала людям, впадающим в оппортунизм, гнавшимся за мирскими благами, отшатнувшимся от правильного, на её взгляд, пути. От веры в общество социальной справедливости и прогресса, основанного на научном фундаменте бытия.

Поэтому она старалась хоть как-то способствовать лечению и оздоровлению общества. Она находила лучшую травку, чтобы молоко было вкуснее, и все были добрыми и весёлыми. Например, она заметила, что если потреблять дикую коноплю, дикие или садовые маки, вперемешку с клевером, то люди, испив молока, после такой трапезы становились более спокойные и рассудительные, становились добрее и улыбчивее.

Но, разумеется, не могла же она одна или даже при помощи своего стада направить в нужное русло развития весь город, и тем более всю страну. А то, что что-то в обществе идёт не так, было видно по поведению многих людей, переходящих к какому-то скотскому образу жизни, по мнению коровы. Допустим, она часто видела нетрезвых людей, часто распитие проходило в окрестных лесочках, за микрорайоном 6-а, где раньше были железные гаражи, стихийные постройки. За ним был лесочек с обширными площадями растущих там кустов багульника. Среди молодых ёлочек и высоких, но редко растущих берёз, сосен, осин, лиственниц…

Доча сперва думала, что люди туда ходят полюбоваться цветением багульника, как, например, японцы созерцают цветущую сакуру. Но чем чаще она там встречала людей, тем чаще убеждалась, что там проходили распитие горящей воды или тех же бутылок с тремя топорами. Ну, а после этого множество мужчин словно превращалось в быков: они то бились головой о стволы деревьев, то били друг другу морды, то наклоняя своих спутниц женского пола к деревцам, становились сзади и проделывали тоже самое что делают быки с коровами. Под истошные возгласы транзисторов, магнитофонов, а иной раз и рядом находящихся компаний. А потом они обрывали багульник, или собирали жарки, колокольчики и другие сибирские цветы и, оставив горы мусора, плелись в сторону потухающих огней города.

Ох, и не нравились ей такие нравы, ведь даже у них, у коров, интимная встреча с быком проходила лишь для зачатия телёнка. А тут ради какой-то прихоти, да ещё вот так. Хотя Доча, конечно, же понимала, что люди всего лишь люди и им ещё очень далеко до коровьего развития. Но в праве на дискуссию она не отказывала людям. Часто вспоминания, например, споры Ленина и Коллонтай о так называемой теории «стакана воды». И она тут была на стороне Ленина, который признавал «жажду» как таковую, но всё же критиковал слишком простой подход в этом вопросе.

«Изменившееся отношение молодежи к вопросам половой жизни, конечно, «принципиально» и опирается будто бы на теорию. Многие называют свою позицию «революционной» и «коммунистической». Они искренне думают, что это так. Мне, старику, это не импонирует. Хотя я меньше всего мрачный аскет, но мне так называемая «новая половая жизнь» молодежи — а часто и взрослых — довольно часто кажется чисто буржуазной, кажется разновидностью доброго буржуазного дома терпимости. Все это не имеет ничего общего со свободой любви, как мы, коммунисты, ее понимаем. Вы, конечно, знаете знаменитую теорию о том, что будто бы в коммунистическом обществе удовлетворить половые стремления и любовную потребность так же просто и незначительно, как выпить стакан воды. От этой «теории стакана воды» наша молодежь взбесилась, прямо взбесилась. Эта теория стала злым роком многих юношей и девушек. Приверженцы ее утверждают, что теория эта — марксистская. Спасибо за такой «марксизм», который все явления и изменения в идеологической надстройке общества выводит непосредственно, прямолинейно и без остатка исключительно только из экономического базиса. Дело обстоит совсем не так уж просто.…Конечно, жажда требует удовлетворения. Но разве нормальный человек при нормальных условиях ляжет на улице в грязь и будет пить из лужи? Или даже из стакана, край которого захватан десятками губ? Но важнее всего общественная сторона. Питье воды — дело действительно индивидуальное. Но в любви участвуют двое, и возникает третья, новая жизнь. Здесь кроется общественный интерес, возникает долг по отношению к коллективу» (Цеткин К. Воспоминания о Ленине. М., 1955, с. 48-49.)»

Вообще, Ленин был для Дочи авторитетом номер один, ведь он сделал столько много для развития животноводства в СССР, а, значит, для развития и роста поголовья коров. Достаточно вспомнить о декретах, заложивших фундамент коровьего «могущества». 13 июля 1918 г. он подписал декрет Совета Народных Комиссаров «О племенном животноводстве», в котором заложены основы организации племенного дела в животноводстве. 8 октября 1919 г. Советом Народных Комиссаров за подписью В. И. Ленина был издан декрет «Об объединении управления ветеринарной частью в Республике». Однако не всё удалось что в скотоводстве, что в интимных отношениях людей. Вполне возможно, именно поэтому в Индии так популярен Ленин, ведь он не был равнодушен и к коровам, и к разным проблем людей.

Что там говорить, если Доча не раз наблюдала, когда соседские дети, тискали девчонок, полностью имитируя сексуальные контакты взрослых, хотя детям-то было по лет 8-10 не больше: и мальчикам, и девочкам. А посмотреть, что показывала Арина, приходили даже дети из соседних микрорайонов. Было дело, что её родителям доносили о её поведении, но даже получив по мягким частям тела ремнём, через какое-то время Арина опять собирала аншлаги за гаражами или в соседних лесочках.

Опять же, Доча знала о теории неблагополучного влияния экологии на развитие живых организмов и на их моральных облик. Тем более, эти слухи о радиации. С другой стороны, она допускала, что её сознание так же могло быть сформировано внешним воздействием, а возможно и радиационным фоном. Тем более, они часто гуляли вблизи «теплого канала», который славился своим высоким радиационным фоном. Ведь он вытекал из завода по обогащению урана.