Рыночное общество как игра с нулевой суммой

Леонид Пронский

Вопреки тому, что думают на этот счет экономисты со времен Адама Смита, в рыночной экономике прибыль одних предпринимателей может возникнуть только за счет убытков других или за счет эмиссии денег. Никаких других источников прибыли не существует. Рыночная экономика есть игра с нулевой суммой. Для экономистов, политиков, социологов, бизнесменов, менеджеров, преподавателей и студентов.

Историко-теоретическое введение

Итак, в чем же новизна и суть развиваемого здесь подхода?

Чтобы объяснить и показать это, необходимо обратиться к самому развитию экономической мысли, а именно, — рассмотреть кратко и в самых общих чертах, как развивалась экономическая мысль и какие основные этапы она прошла в своем развитии. Что мы и сделаем.

1. Рождение экономической мысли: Меркантилизм

Известно, что экономическая мысль в Европе впервые зародилась примерно в XIV веке в форме так называемого меркантилизма, бывшего одновременно и экономической теорией, призванной объяснять факты, и политико-экономической доктриной, призванной служить руководством к действию (прежде всего — для правительств европейских стран того времени).

Исходной и центральной идеей (принципом) меркантилизма была идея необходимости для любой страны иметь положительный торговый баланс в ее товарно-денежных обменах с другими странами. Иначе говоря, — чтобы страна больше или дороже продавала и меньше или дешевле покупала на внешних рынках. Ведь если бы деньги (а тогда ими были только золото и серебро) постоянно в больших количествах утекали бы из страны, чем притекали в нее, то в конце концов любая страна оказалась бы полностью «обескровленной» (лишенной денег) и всякая экономическая жизнь в ней, если и не прекратилась бы полностью, то деградировала бы до самого первобытного уровня. Это было всем очевидно.

Поэтому основное внимание в сочинениях меркантилистов уделялось именно деньгам и торговле, и прежде всего — международной. Показательно, в этой связи, например, само название одного из самых знаменитых экономических трактатов того времени, написанного англичанином Т. Маном (1571—1641): «Богатство Англии — во внешней торговле, или баланс нашей внешней торговли как регулятор нашего богатства».

Поскольку меркантилисты считали «настоящим богатством» только деньги, то и все экономические обмены между странами они рассматривали как игру на деньги, причем — как игру с нулевой суммой, то есть как такую игру, в которой (денежный) выигрыш одних является одновременно проигрышем для других и возникает (получается) именно из потерь последних. В начале игры все ее участники делают денежные ставки (закупают те или иные товары), затем они обмениваются этими товарами с учетом тех или иных цен на них, формирующихся независимо от самих игроков (по воле рынка), а в конце игры они подсчитывают барыши — кто из них выиграл, а кто проиграл. После чего вся игра возобновляется.

Поскольку в такой игре все постоянно находятся в состоянии риска прогрыша, то и все практические рекомендации ученых того времени сводились в основном к тому, как удержать золото и серебро в стране или как обеспечить населению их «изобилие». Основными мерами, предохранявшими страну от утечки из нее золота и серебра, были тогда различные протекционистские барьеры, — заградительные тарифы и пошлины, различные ограничения свободы и конкуренции товаров и продавцов и т. д. и т. п. Кроме того, меркантилисты подталкивали правительства своих стран к поиску и завоеванию новых рынков сбыта и месторождений денежных металлов.

Историки науки, пишущие о меркантилизме, чаще всего обращают внимание именно на эту — практическую — сторону их учения. Тогда как, с научной точки зрения, важнее всего лежащая в основе меркантилизма мысль о необходимости поддерживать положительный (или, как минимум, неотрицательный) торговый баланс. Вообще, нет и не может быть никакой полноценной теории там, где отсутствует установление какой-нибудь необходимости (невозможности) в ее предмете. В противном случае теоретической мысли просто не из чего исходить для построения своих рассуждений и выводов. Там, где все возможно, не может быть никакой логики, и никакого расчета, а может быть только предположение и гадание.

Поскольку меркантилизм имел в своей основе такую необходимость (мысль о ней), то именно поэтому он и является первой настоящей теорией и настоящей наукой (в чем ему часто отказывается), в то время как многие современные «экономические теории» таковыми, строго говоря, не являются.

2. От меркантилистов до Адама Смита

Меркантилизм господствовал в экономической науке на протяжении почти 400 лет — с XIV по XVIII век включительно. И только во второй половине XVIII века появилась впервые новая научная школа, новая экономическая теория, которой удалось внести принципиальные изменения в сами основы экономического мышления. Это была школа (французских) «физиократов», которые сами себя впервые стали называть «экономистами». И эта новая школа впервые предложила и стала пропагандировать среди европейских народов и правительств также и новую («еретическую») политико-экономическую доктрину, резко противопоставив ее старой — меркантилистской. Поэтому физиократов современники называли также и экономической «сектой».

Меркантилисты еще не были людьми чистой науки, — подавляющее большинство из них были практикующими купцами, торговцами, причем торговцами, занятыми крупной оптовой и международной торговлей, а не мелкими лавочниками. Поэтому и главное внимание в своих книгах они уделяли именно торговле, а не производству, именно деньгам, а не товарам, именно правительственной регламентации, а не стихийной экономической жизни. Наконец, они были в основном итальянцами и британцами, поскольку именно эти две нации в ту эпоху доминировали в сфере международной торговли. Тогда как континентальные страны — Франция, Германия (за исключением приморских городов, входивших в так называемую Ганзу), Австрия, Россия и т. д. — были сосредоточнены в основном на сельском хозяйстве.

Поэтому не случайно, что теоретический и доктринальный бунт (революция) против меркантилистской системы созрели и возникли впервые именно во Франции, а не в Италии или Британии, превосходивших и опережавших Францию по своему экономическому развитию. Физиократы восстали против меркантилизма и стали противоречить ему абсолютно по всем пунктам его теории и доктрины, чем резко перегнули палку в другую (противоположную) сторону. Они выдвинули на первое место товары вместо денег, производство — вместо торговли, производителей — вместо купцов и лавочников, внутренние обмены в стране — вместо международных, свободу экономической деятельности — вместо правительственной регламентации и конкуренцию — вместо искусственных торговых монополий того времени (их знаменитая доктрина — Laissez faire et laissez passer). И сам глава этой школы — Франсуа Кенэ — был не купцом, а врачом (личным лекарем Людовика XV).

Что же касается основной и центральной идеи физиократической системы (ее принципа), то на эту роль была выдвинута идея об уникальности земли как источника и «производителя» богатства народов и, следовательно, — идея уникальности сельского хозяйства как отрасли национального производства. Всем была очевидна необходимость сельского хозяйства как отрасли, производящей необходимое для жизни — продукты питания для всего населения страны. При этом физиократы обратили внимание на то, что только в сельском хозяйстве мы имеем зримое (очевидное) преумножение продукции, за счет которого только и может существовать вся нация — от урожая до урожая. Отдайте некоторое количество гороха повару, говорил Кенэ, и тот вернет вам его в виде каши, ничего к нему не прибавив, но отдайте тот же самый горох земледельцу, и он вернет его вам с прибытком.

Отсюда физиократами делался вывод об уникальной производительности сил природы и «бесплодии» человеческого труда, занятого во всех остальных отраслях и сферах, кроме сельского хозяйства. Посеяв весной в землю, например, 1 мешок зерна, земледелец получает осенью от земли от 5 до 15 (а сегодня даже и более) мешков зерна, что с излишком возмещает все его затраты (в том числе и на собственное его пропитание и кормление его рабочего скота). В результате у земледельцев остается осенью огромный излишек — «чистый продукт», — на который можно теперь содержать весь год и неработающих землевладельцев (лендлордов), и короля с его двором, армией и чиновниками, и всех ремесленников и торговцев, которые не способны производить такого излишка и потому вынуждены только перерабатывать и перемещать то, что они получают в виде сырья и полуфабрикатов от земледельцев. Купцы же, по убеждению Кенэ, и вообще ничего не производят. «Торговцы, — писал он, — пользуются богатствами нации, но нации не пользуются богатствами торговцев». Более того, купец, по его словам, «является иностранцем в своем отечестве, ведя торговлю со своими согражданами так же, как и с иностранцами»².

Таким образом, физиократы впервые открыли другой род необходимости, обнаружив его не в сфере торговли товарами, а в сфере самого их производства. И хотя та форма, в которой они выделили и выразили эту необходимость, и была во многом неудовлетворительной, но им удалось впервые переключить внимание экономической мысли со сферы обращения на сферу производства. Более того, в своей знаменитой «Экономической таблице» Кенэ впервые изобразил принципиальную макроэкономическую схему (систему) кругообращения товаров и денег в рамках замкнутой системы национального хозяйства, движущей силой которой является ежегодное воспроизводство валового и «чистого» продукта в сельском хозяйстве и его последующее распределения между всеми основными классами общества того времени. Тем самым физиократы подняли экономическую мысль на совершенно новый и более высокий уровень.

Но их система, вместе с тем, была и полным отрицанием предшествующей, меркантилисткой системы, которая тоже была истинной. Поэтому, согласно (гегелевской) диалектической логике, за системой физиократов должна была последовать новая и более богатая система, которая произвела бы акт отрицания отрицания и, тем самым, вернула бы экономическую теорию к ее исходному принципу, удержав при этом и то ценное, что содержалось в его физиократическом отрицании. Иначе говоря, нужна была новая теория, которая объединила бы («синтезировала») обе эти, противоречащие друг другу предшествующие системы в рамках единой и более богатой системы. И такой новой и синтетической системой и явилась как раз знаменитая экономическая теория британца (шотландца) Адама Смита.

Адам Смит, с одной стороны, просто воспринял и продолжил развитие физиократического (натуралистического) анализа, направив свою теорию и доктрину также против меркантилизма, но, с другой стороны, поскольку сам он был все-таки британцем, а не французом, то он никак не мог согласиться с принижением (и даже третированием) «купцов, ремесленников и мануфактуристов», объявленных физиократами «бесплодным классом». И поэтому Смит вынужден был искать какое-то оправдание (как теоретическое, так и доктринальное) их деятельности. В частности, он поставил своей целью доказать, что «чистый продукт» (или некий его аналог) производится не только в сельском хозяйстве, но также и в промышленности, и в торговле.

Однако никакой ясной и отчетливой теории на этот счет ему так и не удалось создать. Точнее, выдвинул на этот счет одновременно множество различных теорий (идей), ни одну из которых он не сумел развить до конца. Иначе говоря, Адам Смит взял читателей не столько логикой своей мысли, сколько числом различных мыслей, заимствованных им у других и объединенных в его книге во многом эклектически.

Последнее, видимо, следует списать на общий традиционный недостаток (или специфическую особенность) британского мышления вообще, которое принципиально эмпирично, практично и стремится избегать парадоксов. Но всякое последовательное развитие любой мысли неизбежно приводит к парадоксам. Поэтому британский ум обычно, дойдя до этого пункта, предпочитает свернуть с дороги и возвратиться к своему знаменитому здравому смыслу (то есть, попросту — к фактам опыта и практическим соображениям). Поэтому в знаменитой книге Адама Смита, строго говоря, вообще нет никакой оригинальной экономической теории, но есть компендиум всех известных ему на тот момент теорий (меркантилистских и натуралистических), соединенных под одной обложкой лишь желанием ее автора примирить их с британским здравым смыслом и интересами самой Великобритании, в первую очередь. Такова уж природная особенность британского ума, — когда он сталкивается с какой-нибудь непосильной для него теоретической проблемой, он просто подгоняет ее решение так, чтобы оно не противоречило существующей практике и его собственным интересам. Так действуют обычно все троечники в школе. И так же действуют в науке британцы.

Поэтому не случайно, что и следующие за Смитом двое выдающихся «синтезаторов» экономической мысли своего времени — Дж. Ст. Милль и А. Маршалл — были тоже британцами.

3. От Адама Смита до Джона Стюарта Милля

В числе прочего Смит, как известно, объявил в своей книге, что «богатство наций» производится не землей, а трудом («годичным трудом нации»), который он называет то единственным, то только главным источником всех богатств, и на этой основе он и пытается в основном доказать, что труд является «производительным» не только в сельском хозяйстве, но также и в торговле, в ремеслах и мануфактурах. При этом все же некоторые виды труда Смит тоже отнес к «непроизводительным». Но даже и этой своей, крайне путаной, точки зрения Смит не смог выдержать до конца, и параллельно объявлял источниками богатства также и землю, и капитал, и все это вместе.

Поэтому у Смита каждый читатель мог найти и выделить самые разные теории и идеи, и развивать затем те из них, которые ему самому по какой-либо причине больше нравились или казались ему более истинными.

Так, Дэвид Рикардо и Карл Маркс, в частности, последовательно развили его трудовую теорию стоимости. А французский позитивист Сэй (в противоположность им) развил теорию «факторов производства

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

2

Дроздов В. В. Франсуа Кенэ. — М.: Мысль, 1988. С. 85—86.