Самые большие неудачники в истории

Леонид Млечин, 2023

Историки не любят сослагательного наклонения. А почему, собственно? Разве все в мире предопределено? Если вглядываться в прошлое, то очевидны исторические развилки, когда открывались разные пути. Отказываясь представить себе, как могли бы развернуться события при иных условиях, мы отказываемся от самой мысли о том, что жизнь могла бы быть лучше. Необходимо мыслить в сослагательном наклонении, изучать альтернативы, чтобы, учитывая уроки прошлого, избегать ошибок в будущем. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Александр Керенский. Самое опасное — проявить слабость?

Министры Временного правительства, которые руководили страной с февраля по октябрь 1917 года, говорили потом, что не случись большевистского переворота, не был бы подписан сепаратный договор с кайзеровской Германией в Брест-Литовске 3 марта 1918 года. Россия закончила бы Первую мировую войну вместе с союзниками по Антанте и вместе со всеми заключила бы мир в Версале.

Но Временное правительство не позволило бы союзникам по Антанте заключить договор с разгромленной кайзеровской империей на таких невыносимо обидных для немцев условиях. Следовательно, не появился бы Адольф Гитлер, нацисты не взяли бы власть в Германии и не развязали бы Вторую мировую войну…

Более того, руководители Временного правительства были уверены, что если бы Александр Федорович Керенский оставался у власти, Российская империя бы не распалась, сохранилось бы единое государство…

В ожидании победы

Первая мировая война затянулась, но император Николай II, возложивший на себя обязанности верховного главнокомандующего, нисколько не сомневался в победе России и ее союзников по Антанте над державами Четверного союза — Германией, Австро-Венгрией, Османской империей и Болгарией.

Почему в феврале 1917 года Николай уехал из Петрограда в Могилев, где находилась Ставка? Его ждал начальник штаба верховного главнокомандующего генерал от инфантерии Михаил Васильевич Алексеев. Императору предстояло утвердить план большого наступления — в апреле, оно должно было стать сокрушающим ударом по Германии. А министр иностранных дел Николай Николаевич Покровский предложил императору готовить военную операцию, чтобы взять Босфор и Константинополь.

Сложилось мнение, будто в Первую мировую российская армия терпела поражение за поражением. Это вовсе не так!

Правда, неудачно сложилась судьба войск, которые в самом начале войны — в августе 1914 года перешли границу и начали наступление на Восточную Пруссию.

«Вторжение в Восточную Пруссию было не только нашей обязанностью, но и диктовалось нам инстинктом самосохранения, — вспоминал выдающийся военный теоретик генерал-майор царской армии Александр Андреевич Свечин. — Германия поворачивалась к нам, с началом войны, спиной. Мы должны были напрячь свои силы, чтобы больно ее укусить и помнить при этом, что чем больнее наш укус, тем скорее ее руки выпустят схваченную за горло Францию и кулаки ее обрушатся на нас».

Потери российской армии в первый год войны были значительными. Но рухнул план начальника германского генерального штаба графа Альфреда фон Шлиффена быстро разгромить Францию и после этого развернуть все силы против России. Кайзеровскому командованию пришлось изменить свои планы, ослабить нажим на Францию и перебросить войска с Западного на Восточный фронт.

Летом 1916 года Юго-Западный фронт начал успешную операцию, которая позволила нанести серьезный удар по австрийским и немецким войскам. Это знаменитый Луцкий прорыв, который при советской власти стал именоваться Брусиловским, поскольку генерал Алексей Алексеевич Брусилов перешел на сторону советской власти. На самом деле главную роль сыграл командующий 8-й армией генерал Алексей Максимович Каледин, но он был врагом большевиков, и его вычеркивали из истории.

На Кавказском фронте, которым умело командовал генерал Николай Николаевич Юденич, русские войска наступали, взяли города Эрзурум и Трапезунд.

«Российская армия, — вспоминал Уинстон Черчилль, в ту пору первый лорд адмиралтейства, — вступила в кампанию 1917 года непобедимой и более сильной, чем когда-либо».

Генералы понимали, что Первая мировая будет выиграна. Но зачем делить победу с императором? Ни генералы, ни депутаты Государственной думы, очень влиятельной в ту пору, не желали позволить императору победоносно закончить войну. Победителями должны были стать они сами. И по праву управлять послевоенной Россией. Потому и решили в феврале 1917 года избавиться от императора.

Если бы правительство не свергли

Для Франции и Англии, да и для других европейских стран Первая мировая стала кровавой бойней. Погибло вдвое больше британцев, втрое больше бельгийцев и вчетверо больше французов, чем во Вторую мировую.

Франция потеряла больше всех. Под ружье призвали восемь миллионов человек. Погибли почти полтора миллиона. Еще полмиллиона попали в плен и пропали без вести. Ежедневно на поле боя находили свою смерть примерно девятьсот французских солдат. Как говорить о победе при таких ужасающих потерях?

Разгром французской армии в начале войны привел к тому, что немецкие войска глубоко вторглись на территорию страны, готовились штурмовать Париж. В результате всю войну боевые действия шли на французской территории. Отчаяние распространилось по стране. Разочарование и усталость были столь велики, что во французской армии начался мятеж. Целые дивизии выходили из повиновения. Солдаты дезертировали, штурмом брали поезда на Париж и требовали создания солдатских советов, как это происходило в России.

В Англии среди мобилизованных в армию (это в основном рабочий класс) погиб каждый десятый. А среди офицеров, то есть, как правило, младших сыновей аристократических семейств, — каждый пятый! Никогда британская аристократия не несла таких потерь.

— Когда я вижу список убитых, — печально констатировал тогдашний британский премьер-министр Дэвид Ллойд Джордж, — то думаю, зачем нам было одерживать все эти победы?

Британия вступила в войну как мировой кредитор, а окончила вся в долгах. Франция пострадала больше всех, но Англия потратила больше других. И после окончания боевых действий премьер-министр Ллойд Джордж обещал «выжать из германского лимона все».

Разгром, крах, бегство — к российской армии в Первую мировую это не относилось. Российская армия действовала значительно удачнее.

В 1916 году Россия согласилась еще и напрямую помочь изнемогающей Франции. Из Парижа прибыли министр юстиции Рене Вивиани и министр вооружений Альбер Тома. 28 апреля в Могилеве, где находилась Ставка, они подписали соглашение об отправке русских войск во Францию.

Император откликнулся на просьбу Парижа компенсировать потери французских войск в боях с немцами. Отправил во Францию сорок тысяч солдат — четыре бригады. Среди тех, кого послали воевать на Западный фронт Первой мировой, был будущий министр обороны СССР маршал Родион Яковлевич Малиновский.

После окончания войны Франция потребовала отрезать от Германии Эльзас и Лотарингию, где была сосредоточена горно-металлургическая промышленность, и Саарскую область, богатую углем. Польша, только что получившая независимость, претендовала на Верхнюю Силезию с ее угольными месторождениями и порт Данциг (Гданьск). Литва рассчитывала на порт Мемель (Клайпеда). Дания желала получить северную часть Шлезвиг-Гольштейна.

Русскую землю в Первую мировую немецкий сапог не топтал. Поэтому и не возникло такого страстного желания отомстить, заставить немцев расплатиться за причиненные ими страдания и компенсировать потери.

Если бы Временное правительство оставалось у власти, российская делегация участвовала бы в переговорах в Версале, где победители в Первой мировой определяли будущее Европы. И российская дипломатия позаботилась бы о том, чтобы условия мирного договора были иными — менее обидными и не воспринимались бы в Германии как несправедливые, грабительские и глубоко унизительные. Именно эти настроения приведут к власти нацистов во главе с Гитлером…

Да и ситуация внутри России была бы иной. Если бы Временное правительство не свергли, не вспыхнула бы Гражданская война, и империя бы не рассыпалась.

Принято считать, будто национальные движения разрушили Российскую империю. На самом деле в 1917-м сепаратизма еще не было. Народы России желали всего лишь культурной автономии, сохранения родного языка, традиций, желали, чтобы их интересы учитывались высшей властью в далекой столице…

Политический сепаратизм, выход из состава России, попытки создать самостоятельные государства начались уже после октября 1917 года, после прихода к власти большевиков.

Его носили на руках!

Деятельность Временного правительства и по сей день остается недооцененной. Но если бы не Октябрь, Россия стала бы крупнейшей индустриальной державой, не заплатив такой страшной цены, которую ее заставили заплатить большевики.

Что произошло в 1917-м?

В феврале императора заставили отказаться от власти. Предполагалось, что Николай передаст трон сыну — цесаревичу Алексею. Но он был неизлечимо болен. Сознавая, что век больного мальчика не будет долгим, Николай не хотел с ним разлучаться.

Изменил свою ВОЛЮ:

«Мы передаем наследие наше брату нашему великому князю Михаилу Александровичу и благословляем его на вступление на престол Государства Российского».

Рвущийся к власти истеблишмент такой вариант не устроил. Председатель государственной думы Михаил Владимирович Родзянко связался с начальником штаба верховного главнокомандующего генералом Алексеевым:

— Кандидатура Михаила Александровича как императора неприемлема.

Родзянко сообщил Алексееву, что найдено иное решение: будет созвано Учредительное собрание.

А пока что власть берет на себя Временное правительство:

— Это гарантирует колоссальный подъем патриотических чувств, небывалый подъем энергии, абсолютное спокойствие в стране, и победа, самая блестящая, этим обеспечивается. Войска в Петрограде, услышав такое решение, начали успокаиваться.

Председатель Думы не понимал, что происходит в стране.

Устранение Николая — это дворцовый или военный переворот. А вот после того, как он покинул трон, произошел слом государственной машины и общественного строя. Очень скоро исчезла и Государственная дума — законно избранный парламент. Тогда и началась революция, разрушившая империю.

Временное правительство рассчитывал возглавить Родзянко, который называл себя «самым большим и толстым человеком в России». Он верил в свои таланты.

Самоуверенно сказал:

— Дайте мне власть, я расстреляю, но в два дня все будет спокойно и будет хлеб.

Но коллеги-депутаты назвали другое имя — князь Львов: хороший человек и безупречный работник, талантливый организатор, чуждый интриг.

Министр-председатель и одновременно министр внутренних дел Временного правительства князь Георгий Евгеньевич Львов вел свой род от Рюриковичей. В Первой Государственной думе он руководил врачебно-продовольственным комитетом: по всей стране создавал пекарни, столовые и лечебницы для голодающих, погорельцев, малоимущих. В начале войны князя избрали главноуполномоченным Всероссийского земского союза помощи больным и раненым воинам.

Руководители Временного правительства искренне говорили:

— Мы не сохраним этой власти ни минуты после того, как свободные, избранные народом представители скажут нам, что они хотят на наших местах видеть людей, более заслуживающих доверия. Господа, власть берется в эти дни не из сладости власти. Это — не награда и не удовольствие, а заслуга и жертва.

И князь Львов вскоре по собственной воле ушел из правительства. Его сменил Александр Федорович Керенский.

Они с Лениным — земляки, оба из Симбирска. Словесность Ленину преподавал (и читал его первые сочинения) директор симбирской гимназии Федор Михайлович Керенский, отец будущего главы Временного правительства. Как и Ленин, Александр Керенский стал юристом и тоже оказался в контрах с царской властью. Но не ушел в подполье и не эмигрировал. Прославился участием в громких политических процессах и был избран в Государственную думу, где стал одним из самых заметных депутатов.

Как и Ленин, придерживался радикально левых взглядов. Но присоединился не к социал-демократам, как Владимир Ильич, а к эсерам, социалистам-революционерам — это была главная партия, представлявшая интересы крестьян, большинства населения России.

Сразу после Февральской революции назначенный министром юстиции Керенский выступал в Таврическом дворце. Он появился на трибуне Екатерининского зала, и тысячная толпа зааплодировала.

— Товарищи! — говорил Александр Федорович. — В своей деятельности я должен опираться на волю народа. Я должен иметь в нем могучую поддержку. Могу ли я верить вам, как самому себе? (Бурные овации, возгласы: «Верим, верим!») Товарищи, я не могу жить без народа, и в тот момент, когда вы усомнитесь во мне, — убейте меня! (Новый взрыв оваций.) Товарищи, позвольте мне вернуться к Временному правительству и объявить ему, что я вхожу в его состав с вашего согласия, как ваш представитель.

Зал разразился бурными аплодисментами, переходящими в овацию, и возгласами: «Да здравствует Керенский!» Рабочие и солдаты подняли Керенского на руки и понесли. Кого еще из министров носили на руках?

Александр Федорович стал вторым и последним главой правительства, которое объявило амнистию по всем делам политическим и религиозным, свободу союзов, печати, слова, собраний и стачек. Отменило все сословные, вероисповедные и национальные ограничения. Начало подготовку к созыву на началах всеобщего, равного, прямого и тайного голосования Учредительного собрания, которое должно было установить форму правления и принять конституцию страны…

После Февраля не было в России более популярного и обожаемого политика. Но Керенский вовсе не был самовлюбленным нарциссом.

«Радостное и даже восторженное ощущение себя как избранника судьбы и ставленника народа в нем, бесспорно, чувствовалось, — замечал современник, — но «хвастовства» и «замашек бонопартеныша», в чем его постоянно обвиняли враги как слева, так и справа, в нем не было…»

Его судьба похожа на судьбу Михаила Сергеевича Горбачева: сначала невероятный восторг, потом полное неприятие. Александр Федорович был государственником и патриотом. И при этом вот уже сто с лишним лет над Керенским принято только издеваться.

Он потерпел поражение. Но почему?

«Думаю, что, если бы Керенский чаще пользовался своим бесспорным правом на отдых, — писал философ Федор Августович Степун, в ту пору начальник политуправления военного министерства, — дело революции от этого только бы выиграло. Большинство сделанных Керенским ошибок объясняется не тою смесью самоуверенности и безволия, в которой его обвиняют враги, а полной неспособностью к технической организации рабочего дня. Человек, не имеющий в своем распоряжении ни одного тихого, сосредоточенного часа в день, не может управлять государством.

Если бы у Керенского была непреодолимая страсть к ужению рыбы, он, может быть, не проиграл России большевикам. Руководство людьми, да еще в революционную эпоху, требует, как всякое искусство, интуиции. Интуиция же, младшая сестра молитвы, любит тишину и одиночество».

Но дело было не в усталости и не в дефиците свободного времени. Демократия — не подарок, не самостоятельно действующий механизм, а форма политической культуры, которую следует развивать и поддерживать. От Февраля до Октября прошло слишком мало времени. От внезапно свалившейся свободы растерялись. Вертикаль власти рухнула, а привычки к самоорганизации не было. Она бы появилась, но не хватило времени.

Говорили, что Россия не готова к демократии. Ребенок рождается на свет не красавцем. Трудно в этом крохотном существе разглядеть будущую красавицу или олимпийского чемпиона. Но на этом основании не надо выплескивать с водой и ребенка. Ему надо вырасти. А демократия в России такого шанса не получила.

Правящий класс, политический истеблишмент поначалу был доволен Февральской революцией семнадцатого года. Добились, чего хотели: императора нет, вся власть наша! И вдруг неприятное открытие. Выяснилось, что они в России не одни, — есть еще целая страна, народ.

Свергнув Николая II, герои Февраля предельно упростили ситуацию: во всем виновата слабая и предательская власть. Вместо поиска сложных решений — одно простое: сменить власть! Как удобно все свалить на козни врага и снять с себя любую ответственность за происходящее в тылу и на фронте.

А крестьяне в серых шинелях охотно подхватили эту простую и понятную мысль! Но они не удовлетворились одним лишь императором. Выплеснулись копившиеся веками обиды. Врагами стали богатые и преуспевшие. Счет был предъявлен всему правящему классу, истеблишменту, образованным слоям. Требовали низких цен, наказания богатых, черного передела земли… Временное правительство не могло это исполнить и было сочтено слабым правительством. А со слабыми не считаются.

Образованный слой, русские европейцы жаждали политических и социальных перемен — свободы и равноправия. Из подданных — в граждане. Ради этого вели борьбу с устаревающей царской властью. Эта борьба могла увенчаться успехом путем компромиссов, уступок, эволюции. Но не хватило ответственности! В феврале семнадцатого сломали власть. Вместо того, чтобы кропотливо улучшать жизнь. Спешили разрушить старый порядок, а уничтожили порядок как таковой. Хотели обновить Россию, а стали ее корежить.

Крестьяне, составлявшие абсолютное большинство населения страны, не хотели свергать императора. Они просили другого: прекратить войну и раздать им землю. Но крестьяне быстро осознали все выгоды нового положения. Нет царя, нет полиции, нет помещика, значит, исчезли и прежние права на землю. Ее можно брать!

Динамику толпы умело оседлали большевики. Крестьяне ждали, что им раздадут помещичьи и церковные земли. А заодно мечтали избавиться от помещиков, от чиновников, от сборщиков налогов, вообще от любых начальников. И вот сбылось!

Отречение императора Николая II, опустевший трон воспринимались весной 1917 года как исчезновение власти вообще. Полная свобода! Делай что хочешь! Крушение монархии в определенном смысле воспринималось и как крушение церкви. Ведь император был ее главой. Нет императора — нет и веры…

После отречения императора крестьяне любую власть считали незаконной — не признавали права Временного правительства управлять и наказывать. Да и закону подчиняться не хотели, считалось, что законы вправе издавать только Учредительное собрание, а когда оно еще соберется. Крестьяне наслаждались открывшимися возможностями. Полной свободой и вседозволенностью.

Страна разрушалась на глазах. И Керенский уже ничего не мог предложить для спасения разваливавшейся и впадавшей в нищету страны.

Расстрельный приказ

«Говорят, что Керенский развелся и на днях женился на какой-то артистке; утверждают, что венчание было в Зимнем дворце, — записал в дневнике в августе 1917 года профессор-историк Юрий Владимирович Готье. — Как все это печально и грустно! В Петербурге: солдаты грызут семечки, обыватель в панике перед немцами».

В реальности Александр Федорович не развелся и не женился вновь. Это миф. Как и многое другое, что о нем рассказывали и писали. А он пытался спасти Россию, где политические дебаты уже велись с помощью оружия.

В 1917 году судьбу страны решал человек с ружьем. Солдаты не хотели воевать и бросали фронт при каждом удобном случае. Заставить их не только продолжать войну, но и хотя бы тащить армейскую лямку было невозможно. Поэтому солдаты просто возненавидели правительство, которое считало своим долгом сражаться с Германией до победы.

Военно-политический отдел Ставки докладывал о настроениях солдатской массы накануне октября:

«Неудержимая жажда мира, стихийное стремление в тыл, желание прийти к какой-нибудь развязке… Армия представляет собой огромную, усталую, плохо одетую, с трудом прокармливаемую, озлобленную толпу людей, объединенных жаждой мира и всеобщим разочарованием».

Не антимонархические чувства привели к падению монархии. Наоборот: свержение императора словно санкционировало общенациональный погром. Николая лишили престола — и все развалилось. Было государство — и в один день рухнуло. Революция началась, когда решения стали принимать не в кабинетах, а на улице.

Только поняли это не сразу.

Но многим нравилась такая жизнь! Без царя и без веры. Без полиции и чиновников. Без обязанностей и без работы. Зачем трудиться, если в стране бесконечный праздник? Первая мировая высвободила разрушительные инстинкты человека. Тонкий слой культуры смыло. Все сдерживающие факторы — традиции, правила, запреты — исчезли. С фронта вернулся человек, который все проблемы привык решать силой. В революцию власть, полиция, суд словно испарились. Некому стало соблюдать закон. А раз нет закона, то и моральные нормы словно отменили.

— Если не хотят мне верить и за мной следовать, я откажусь от власти, — бросил в отчаянии Александр Керенский. — Никогда я не употреблю силы, чтобы навязать свое мнение… Когда страна хочет броситься в пропасть, никакая человеческая сила не сможет ей помешать, и тем, кто находится у власти, остается одно — уйти.

Тогдашний французский посол в России недоуменно заметил:

— Когда страна находится на краю бездны, то долг правительства — не в отставку уходить, а с риском для собственной жизни удержать от падения в бездну.

Керенский пытался наладить сотрудничество различных политических сил, искал компромисса. Но в семнадцатом году выяснилось, что самое опасное для начальства — проявить слабость. Если бы глава Временного правительства Александр Федорович Керенский действовал методами большевиков, кто бы лишил его власти?

«Начальник политического сыска доложил руководству военного министерства о заговорщических планах некоторых правых и левых организаций, — вспоминал Федор Степун. — Мы решили добиться от Керенского ареста и высылки некоторых подозрительных лиц. После длившихся до полуночи разговоров Керенский согласился с нашими доводами. Но на рассвете, когда адъютант принес указ о высылке, Керенский наотрез отказался подписать его.

Бледный, усталый, осунувшийся, он долго сидел над бумагою, моргая красными воспаленными веками и мучительно утюжа ладонью наморщенный лоб. Мы молча стояли над ним и настойчиво внушали ему: подпиши. Керенский вдруг вскочил со стула и почти с ненавистью обрушился на нас:

— Нет, не подпишу! Какое мы имеем право, после того как мы годами громили монархию за творящийся в ней произвол, сами почем зря хватать людей и высылать без серьезных доказательств их виновности. Делайте со мною что хотите, я не могу».

Вопрос о введении вновь смертной казни был тяжким испытанием для революционных деятелей.

«Мне, — вспоминал начальник политуправления военного министерства, — пришлось принести на подпись Керенскому только что вынесенный на фронте смертный приговор. Быстро пробежав бумагу, Керенский безо всяких колебаний заменил высшую меру наказания тюремным заключением… Он просто сделал самое для либерала и правозащитника привычное дело… Он вовсе не был на все решившимся революционным вождем».

Конец ознакомительного фрагмента.