Волчий яр

Леонид Владимирович Дроздов, 2020

Октябрь 1905-го года. В Киеве, как и во всей Российской Империи, нарастает социальное недовольство. Представители различных профессий и сословий объединяются ради единой цели: революционной пропаганды и вооруженного восстания. Средоточием радикальных настроений служат подпольные ячейки РСДРП. К чему приведет эта опасная деятельность и как сложится судьба их участников?..

Глава 6

В понедельник 19 сентября у евреев начался пост Цом Гдалия. Что он значил и от чего иудеям следовало воздержаться, Марфа не знала и не интересовалась, но сочла необходимым поздравить подружек-швей и самого Лейбу Прейгерзона. Хозяин ателье подробно расспросил русскую девушку, бывшую за приказчика, кто приходил в его отсутствие и что заказывал. При этом он сперва заглянул в журнал. Всё-таки евреи… весьма необычные люди, стоит признать.

Марфа подробно рассказала о принятых с пятницы заказах, поведав при этом, что успели сделать швеи за всё это время. А успели они немало, и вот почему. В пятницу трудились все впятером. В субботу ателье Прейгерзона никогда не работало, а тут еще и на воскресенье выпадал второй день еврейского Нового года, поэтому умевший считать деньги хозяин, ввиду обилия заказов, упросил Марфу поработать в субботу, а в воскресенье выйти лишь в качестве приказчика, посулив щедрое вознаграждение. Девушка охотно согласилась. В Бога она верила слабо, поэтому ничего зазорного в том, чтобы работать по воскресеньям она не видела. И даже несмотря на то, что Прейгерзон просил ее лишь послужить приказчиком, она всё же садилась за машинку, желая поскорее окончить несколько начатых платьев.

Прослушав доклад Марфы, хозяин довольно причмокнул, пожевал губами и спросил о клиенте, который заказал в пятницу пару из дорогого английского твида.

— Клиент, как клиент, — пожала плечами девушка, не замечая, как на ее щеках выступает румянец. — В форменном сюртуке — стало быть, чиновник.

— Какого ведомства, какого класса? — прицепился Лейба. Про каждого нового клиента он допытывался с особенным пристрастием.

— Да Бог его знает, господин Прейгерзон! Сами знаете, я в чинах и казенных сюртуках не разбираюсь!

— Во-первых, дорогая Марфа, я тебя раз сто просил не называть меня «господином Прейгерзоном», а обращаться ко мне по имени…

— Нет уж! Вы много старше меня, поэтому фамильярничать я с вами не собираюсь! — запротестовала швея. — Если хотите, могу называть вас Лейба Мордухович.

— Будь добра. Так всяко лучше, чем «господин Прейгерзон».

— А что во-вторых?

— А во-вторых, коли я доверяю тебе замещать должность приказчика, тебе следовало бы изучить форменные сюртуки и петлицы, чтобы не попасть в глупое положение. Вот, к примеру, какие на том господине были петлицы?

— А не было у него никаких петлиц! У него погоны были.

— Да?.. — изумился Прейгерзон. — Неужто полицейский?

— Неет! Фараона я определю безошибочно!

— Военный?

— Нет же! Вы уж совсем меня за дуру держите!

— Так кто же он?

— А Бог его знает!

— Ну а погоны-то какие у него были?

— Погоны? Дайте вспомнить… — Марфа сделала вид, что усиленно вспоминает, хотя запомнила их тотчас. — Две звезды с двумя просветами.

— Коллежский асессор? Гм. Недурно, — заметил хозяин, почесав подбородок.

— И что это значит? Высокий чин? — осторожно осведомилась швея, маскируя симпатию к этому человеку.

— Не сказать, что высокий, но и не замухрыжный. Восьмой класс. Тут всё дело в погонах. Стало быть, он важную должность занимает. Молод, стар?

— Молод еще. Не более двадцати шести.

— Быть может, помощник частного пристава?..

— Да говорю же вам, не шпик он!

— Да с чего ты взяла? У гражданских чиновников в полиции сюртуки обычные, неприметные. К тому же я ума не приложу, у кого еще могут быть в наше время погоны.

— Коли вам так хочется, спрошу у него в другой раз!

— И не вздумай! Такие господа не любят, когда в их жизнь лезут. Да и дурой круглой выставишь себя. Да, кстати, как ты к нему обращалась? — перепугался вдруг Прейгерзон.

— Как-как? Ваше благородие, как же еще!

— У, балбесина!.. — тихо взвыл хозяин. — Запомни на будущее, если на статских погонах два просвета — таких надо именовать «вашим высокоблагородием». А если один — «вашим благородием». Унизила человека. Он, должно быть, сделал тебе замечание.

— Не сделал, — запунцовела Марфа. Прав Прейгерзон: классы и погоны с петлицами надо выучить.

— Это хорошо, что не сделал. Значит, порядочный и скромный. Тогда действительно не из полиции. Там таких отродясь не бывало, — съязвил еврей.

— Да, кстати, в воскресенье пристав наведывался по вашу душу.

— Зачем это? — напрягся Лейба Мордухович.

— С праздничком иудейским вас поздравить зашел. Звал к себе на чай. Просил передать, чтобы вы к нему непременно перед Покровом заглянули чайку испить.

Прейгерзон побледнел. Это значило, что пристав снова требовал денег за покровительство. А ведь каков наглец: в прошлый раз Лейба «пил у него чай» перед Рождеством Богородицы, то бишь не более двух недель назад. Однако!..

Впрочем, портить отношения с приставом хозяин ателье на Фундуклеевской не собирался. «Красненькую» он ему, конечно, отнесет. Жить под защитой пристава всяко прибыльней…

— Если снова заглянет, ответь, непременно зайду. Когда бишь у вас Покров?

— Первого октября!

— Ну и хорошо. Успеется.

— Куда же вы, Лейба Мордухович?

— К брату на Подол съезжу, с праздником поздравлю. Сегодня меня не жди. Снова оставляю тебя за старшую. И за приказчика.

Прейгерзон уехал, а через час в ателье зашел господин с цепким взглядом и шрамом на виске. С достоинством сняв фуражку и картинно распрямив спину, как это умеют делать только дворяне, молодой чиновник скользнул рукою по волосам, кашлянул в кулак и низко поклонился, явив скромную улыбку. Что скрывалось за этой «скромной улыбкой» Марфа догадывалась, ибо все буржуи одинаковые. Однако этот отчего-то отнюдь не вызывал подозрений. Его светлые, чистые, сверлящие глаза глядели на нее пристально, но, что важно, отнюдь не бессовестно, а будто стараясь что-то в ней открыть, отыскать толику взаимности. Она, безусловно, пленила его сердце, и он, кажется, даже не пытался это скрывать.

— Здравствуйте, ваше высокоблагородие! — радушно отчеканила Марфа и замолчала. Вышло несколько льстиво и неестественно.

Он это сразу заметил и смутился не меньше нее. О чем-то задумался, сдвинув брови. Марфа поспешила выправить положение:

— Я должна перед вами извиниться. Когда вы приходили в первый раз, я неверно назвала вас «благородием».

— Забудьте, пустое, — криво улыбнулся Горский. — Для вас, Марфа, я Антон.

— Коли мой хозяин услышит, что я вас так называю, тотчас оштрафует! — хихикнула швея.

— Стало быть, это он вас просветил относительно моего чина?

Девушка кротко кивнула.

— Но я вижу, что его снова нет, поэтому вы вольны называть меня как вам вздумается.

— Если вы согласитесь подождать одну минуту, я принесу ваше платье.

Спустя мгновение Марфа вернулась с готовой твидовой парой и попросила Горского удалиться в примерочную. Чиновник со шрамом на виске послушно исполнил приказание. Одевшись за полминуты, он вышел на середину залы в элегантном пиджаке (укороченном сюртуке) и не менее элегантных брюках. Смотрелся он восхитительно. Будто и не русский вовсе, а какой-нибудь заезжий иностранец: англичанин или немец. Марфа едва смогла сдержать восторг.

— Ах, как вам хорошо, Антон… Федорович! — спохватилась она. Что ни говори, а платье удалось ей на славу. Не зря она для него так старалась.

— Великолепно! — воскликнул чиновник. — Позвольте осведомиться, ваша работа?

— Моя! — довольно отозвалась девушка, не в силах удержать улыбку.

— В таком случае вы швея от Бога! У вас несомненный талант! Право, вы большая мастерица, Марфа!

Конец ознакомительного фрагмента.