Школа бизнеса в деревне Упекше

Леонид Бежин, 2021

Где научиться успешному бизнесу? В Париже? В Берлине? В Нью-Йорке? Нет, там, может быть, и научат, но успех вам не гарантирован. Лучше же всего учиться бизнесу в деревне Упекша – по программе, созданной ее главным героем. Во всяком случае, так считает автор повести «Школа бизнеса в деревне Упекша», а также других повестей и рассказов, порою причудливых, фантастичных, написанных с юмором и всегда увлекательных.

Последний день султана Омара

Я не могу назвать себя биографом Любови Омаровны Султановой, добрейшей, милейшей, даже в старости очаровательной. И при этом — ученого, признанного во всем мире (из тех, кого называют зубрами), лауреата многих премий, кавалера орденов, почетного доктора Оксфорда и т. д., совершившего ряд выдающихся открытий в области химии нуклеиновых кислот. Не могу, поскольку биографии на ходу, с кондачка не пишутся, требуют усидчивости, а не так, что — пяткой в землю, носком вверх и пошел кренделя выписывать. Кренделя что плясовые, что словесные…

Но как у ближайшего ученика, постоянно бывавшего в доме Султана Омара (так ее прозвали друзья и коллеги), у меня скопились кое-какие ценные бумаги или бумаженции, как сказала бы Любовь Омаровна, — ими, я надеюсь, воспользуются будущие биографы. Среди этих бумаженций есть один трогательный, интимного свойства документ, которым я особенно дорожу: подробное описание событий последнего дня жизни великого ученого, ее бесед с близкими, высказанных ею суждений. Оно-то, это описание, на мой взгляд, представляет наибольший интерес для будущих биографов, поскольку как друг дома я многое слышал и пользовался источниками, недоступными другим. Рискуя показаться назойливым, я пытливо расспрашивал родных и друзей Любови Омаровны, что же было в тот роковой день, просил их припомнить все до мелочей (самого меня, к величайшему сожалению, тогда не было, да и никто не мог предвидеть, что день окажется последним).

Сразу хочу оговорить, что ничего особого она не изрекла — напрасно было бы ждать от Любови Омаровны откровений, исповедей или чеканных афоризмов. Напротив, мои записки, может быть, примечательны именно тем, что позволяют при всей ее необычности увидеть в ней обычного человека со всеми его слабостями и недостатками, проказливостью и озорством. Ошибаются те, кто считает, что отсвет величия должен лежать и на кончине великого человека, что он не может сойти в могилу как простой смертный.

Нет, господа, позволю себе с вами не согласиться. Пресловутый отсвет — это скорее дань дурно понятой мифологии или беллетристике, ненавистной Любови Омаровне в том случае, если ее вкрапления (сама она сказала бы — примеси) нарушали чистоту стиля научной статьи.

Да и вообще смерть не терпит бутафории, театральных декораций, какой-либо напыщенности и позы. Беллетристом тут скорее выступаю я, поскольку по мере сил стараюсь дать связный рассказ, связать отдельные реплики в нечто целое и набросать живые сценки, используя сведения, полученные мною при опросах. Вскользь замечу, что при всей нелюбви к бутафории и простоте высказываний Любовь Омаровна все-таки нет-нет да и поднимается над житейской суетой и даже позволяет себе некий пафос. Позволяет там, где что-то ее особенно задевает, тревожит, мучит, возмущает и гневит. Она ведь все-таки державница и патриотка — в старом, почти забытом смысле этого слова. Уж как настрадалась при союзе нерушимом (и травили, и доносы писали, и науськивали на нее мелких шавок), но и он для нее — держава…

В заключение напомню (хотя эта дата есть во всех энциклопедиях), что Любовь Омаровна Султанова умерла тридцатого сентября две тысячи пятнадцатого года и похоронена на Ваганьковском кладбище, открытом для посещения.

1. Полдень; время — приблизительно 12:10

— Ты что разревелась? Вытри слезы. И носом не шмыгай. Подойди ко мне. Встань тут. — Любовь Омаровна пальцем указывает внучке, где встать, чтобы не надышаться ядовитым дымом от кальяна, плавающим по комнате, и не задеть локтем кофейник, стоящий в опасной близости к краю стола. Ценою самых угрожающих ультиматумов она завоевала право курить кальян и пить крепчайший кофе. С ней устали спорить, на нее махнули рукой. «Пусть делает, что хочет. В конце концов, она сама распоряжается своей жизнью», — так решили дети, ее дочь Марина (ее часто звали Марусей) с зятем Феликсом. И отвернулись, снимая с себя всякую ответственность. А Любови Омаровне только этого и надо. Теперь она может предаться своим гнусным порокам. И она с наслаждением предается, чтобы поскорее умереть и не мучиться от ужасных давящих болей в боку: диагноз ей поставлен безнадежный. Смерти Любовь Омаровна не боится и особенно радуется тому, что она избавит ее от химии — той, которой занималась всю жизнь, проводя опыты в специальной лаборатории и читая лекции студентам университета, и той, на которую ее возят каждую неделю в онкологический центр. Особенно ее допекает вторая химия. Из-за нее она стала хромать, совершенно облысела, а затем и вовсе утратила способность ходить. Этого она не может ей простить и в отместку втягивает дым, округляя свои огромные, шамаханские, навыкате глаза, и пьет густую, иссиня-черную жижу. Вот только внучка Стефания помешала ей тем, что без стука вошла в комнату. Любовь Омаровна уж хотела выгнать беспардонную особу (шугануть, по ее словам). Но заметила, что та вся зареванная, слезы размазаны по щекам и кончик беличьего носа (сама она рыжая, как белка) покраснел. Вот и решила выяснить причину. — Ну, рассказывай. Опять с родителями поссорилась, горе мое? Из-за чего?

Конец ознакомительного фрагмента.