Червы. 100 из 100

Леон Малин

Если в игре «Червы» на компьютере перед каждой сдачей карт говорить соперникам: «Желаю выиграть», то выиграешь сам. Это не шутка. Метод проверен мною неоднократно. Результат – 100 из 100. Это правило я перенёс однажды в жизнь и добился всего. Или почти всего. Леон Малин

Корректор Кузнецов Андрей

© Леон Малин, 2022

ISBN 978-5-0056-1824-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

В игру «Червы» я играю давно, сколько себя помню. Нет, неверно, с тех пор, как сел за компьютер. Конечно, я играю и в другие игры, в шахматы, в «Сапёр», в разбивание пузырей. Мой средний результат игры в «червы» — 4 из 10. Четыре победы из десяти партий. Компьютер сдаёт карты на четверых игроков — мне и троим виртуалам. А фактически я играю против всех, против компа. Однажды, не помню как, не помню почему, я перед сдачей сказал каждому из этой компьютерной троицы: «Желаю тебе выиграть». И выиграл я. В новой партии я опять мысленно перед сдачей говорил: «Желаю тебе выиграть, желаю тебе выиграть, желаю тебе выиграть». И победил снова. И так 10 партий подряд.

Данное событие меня весьма поразило. Я играл и играл без остановки. И ни одного проигрыша. С желанием выигрыша партнёру — выигрываешь всегда. Без такого пожелания — проигрываешь, но можешь и победить, 4 из 10. Как это объяснить? Непонятно. А если сыграть 100 партий с пожеланиями? 100 из 100, и всё выигрыши. А если сыграть в другую игру? Там, где тоже виртуальные соперники. Но чудо не повторилось. Стопроцентный выигрыш сопровождал меня только в «червях».

Как можно использовать «червонное» открытие? Я пробовал разное. В игре в карты с реальными партнёрами. В разных жизненных ситуациях. И всё время возвращался к компьютеру, проверяя, работает ли мой метод в «червях». Метод работал безотказно. Мне казалось, что я приоткрыл завесу какой-то большой тайны, какого-то вселенского способа добиться в этой жизни всего. И даже большего.

Зазвонил телефон. Я вздрогнул, хотя и знал, кто это беспокоит.

— Сергей, Сергеевич, здравствуйте. Как поживаете?

— Вы знаете, пока ничего не получается.

— Так долго Вы ещё будете кормить нас сказками?

— Я говорил вчера, что ожидаю поступления денег.

— Послушайте, Сергей Сергеевич, всякому терпению когда-то приходит конец. Наше уже на исходе. Сколько денег сегодня Вы нам перечислите?

— Да у меня нет ничего, кошелёк пустой. Даже хлеба купить не на что.

— Значит так! Сегодня перечисляешь деньги. Где ты их возьмёшь, меня не касается. Продай что-нибудь, возьми у матери.

— Послушайте, не трогайте маму. Я всё отдам… не сразу, частями, но обязательно рассчитаюсь. Дайте ещё немного времени.

— Срок у тебя до завтра. Если деньги не поступят, к тебе подъедет бригада наших сотрудников. Поговорят и с тобой, и с твоей матерью. До завтра.

Абонент разъединился.

Сижу, откинувшись на спинку дивана. Где же я возьму деньги? Да нигде. По крайней мере, в обозримом будущем. Слышу шаркающие шаги в коридоре. Приоткрывается дверь, это мама.

— Кто звонил, Серёжа?

— Знакомые.

— Снова коллекторы?

— Да нет.

Она смотрит с укоризной. Наверное, опять заплачет.

Неимоверно чешутся руки. Да и ноги. Но чесать нельзя. Если начнёшь, то уже не остановиться. Расчёсываешь всё тело. Сначала сладко, потом больно, но тоже сладко. Шелуха падает на пол, кожа становится мокрой. Это не гной, а какая-то белая жидкость. Потом она желтеет, а спустя некоторое время засыхает и превращается в струпья. И снова чешется. Иду на кухню, беру совок и веник, заметаю ошмётки. Их с каждым днём всё больше…

Звонит Борис.

— Привет.

— Привет.

— Чем занимаешься?

— Да ничем, сижу на диване.

— Может, сходим куда?

— Боря, у меня денег нет совсем, даже на кофе в автомате.

— И на кино?

— И на кино.

— Хочешь, я подъеду, сыграем в шахматишки?

— Поздновато уже. Вечером я плохо соображаю, ты у меня выиграешь.

— Слушай, Серёга, тут такое дело. Григорий, у которого я сейчас живу, к нему приезжает подруга, ну, типа, на ночь. А меня он просит уйти. Если я у тебя переночую?

— Нет, Боря, извини. Я у матери живу сейчас сам на птичьих правах. Она будет недовольна.

— Ладно, перекантуюсь как-нибудь. Кинь полтинничек на телефон.

— Боря, честно, ни копейки. Ты же знаешь, я с тобой всегда поделюсь.

— Ну бывай.

Абонент отключился. Я встаю с дивана, пойду прогуляюсь.

На улице темно, но город и не думает засыпать, он весь в огнях. Народ суетится, все куда-то спешат. Кто в кино, кто в кафе, кто на свидание. А я не тороплюсь, некуда, меня никто не ждёт. Мама, конечно, не в счёт. Одной ей плохо, да и со мной не сладко. Переживает. Татьяна меня выгнала, работы и денег нет, проедаем потихоньку её грошовую пенсию. А тут ещё и эти коллекторы… Волдыри на коже… Брат, которому принадлежит квартира матери, открыто говорит, чтобы я съезжал. А куда?.. Но прогулка, холодный воздух успокаивают. Можно пойти побыстрее, пусть кровь пульсирует, приливает к мозгу. Надо искать выход из сложившейся ситуации. А есть ли он, этот выход? И куда, в какую сторону? Уже, наверное, только вниз, в землю…

Ноги сами идут к дому Татьяны, хотя до него ещё очень далеко. Но времени у меня много. Ходи хоть всю ночь. Ну, дойду я, и что дальше? Буду стоять и смотреть на окна? Глупо. Сколько лет мы с ней прожили? Семь. Семь долгих (или быстрых?) лет. Я думал, что этот союз будет у меня последним, до самого конца. Ан нет, не сложилось. Её тоже можно понять. Мой небольшой бизнес рухнул. Кто в этом виноват? Я сам? Или финансовый кризис? Или всё вместе. И этот банковский долг. Как его отдавать? Когда брал кредит, всё казалось так радужно. Новая машина, отлаженный бизнес. Но потом всё покатилось. Чтобы погасить платёж, надо брать другой кредит, на него третий. И так, пока не откажут. А теперь уже везде и отказали. Да ещё и проценты каждый день накручиваются… Нет, холодно, поверну-ка я обратно. И кушать хочется…

Глаза закрываются, но сон не идёт. Рука автоматически тянется почесаться, но силой воли я её останавливаю. Хоть бы заснуть поскорее! Приснится какой-нибудь приятный сон, где всё хорошо. Но потом, конечно, наступит утро… Об этом думать не хочется. А о чём думать? О женщинах? Тема интересная, но слишком волнующая. Заснуть станет ещё труднее. Да, если бы рядом лежала обнажённая женщина. Как бы это было здорово. Дотронуться, погладить, приласкать… Почему-то я всегда представляю Оксану. Она была до Татьяны. Мы так любили друг друга. Но Оксана была замужем. Потом её муж умер, но она не хотела сходиться, объясняя это трауром. И мне надоело, я переехал к Татьяне.

Я хорошо помнил Оксану, её тело. Она не была худой, но это отнюдь не портило фигуру. Полная грудь, округлая попа, талия. И сейчас я представлял её. Она лежит на боку и смотрит своими синими глазами. Мы молчим. Я тянусь к ней, чтобы дотронуться, но… рука ложиться на другую руку и начинает её чесать. Остановиться я не могу. С остервенением счёсываю лохмотья кожи, вонзаясь ногтями в тело. Звонит телефон. По номеру ясно, что звонят коллекторы. Сволочи, уже и ночью достают. Я выключаю смартфон и продолжаю чёс. Пока не расчёсываю себя всего. Тело становится мокрым, от жалости и бессилия хочется плакать.

На другой день я пошёл в церковь. Там шла служба. Снял шапку, встал в уголке. Здесь оказалось тепло, спокойно, я бы сказал — умиротворённо. Служители в красивых длинных халатах поют на непонятном языке. Посетители молча молятся. Атмосфера успокаивающая и расслабляющая. Так вот мне чего не хватает! Веры. Веры в Бога. Почему я раньше сюда не ходил? Вот где мне помогут. Иисус Христос, батюшка. Эта служба, она наверняка очищает, прогоняет хвори и неприятности. Буду ходить сюда теперь каждый день, креститься. Замаливать грехи, просить у Бога помощи. И он поможет… Мои грёзы прервало движение в толпе верующих. Там ходил толстый поп с подносом, и все клали на него деньги. Не монеты, а бумажные купюры. Но ко мне он не должен подойти, я стою чуть в стороне. Пошарил в карманах, хотя и знал, что они пустые. Может уйти, пока священник не подошёл? Нет, поздно. Служитель встаёт передо мной и протягивает поднос. Кажется, на нас все смотрят. Сую зачем-то опять руку в карман, тру ногу… А потом поворачиваюсь и выхожу. Нет, даже для бога я чужой.

Поехал на пункт сдачи крови. Раз в три месяца можно сдать кровь и получить 500 рублей. Сдал куртку в гардероб, встаю в очередь на оформление. Женщина берёт мой паспорт, что-то сверяет с компьютером. Потом уходит. Приходит другая.

— У Вас не получится сегодня сдать кровь.

— Почему?

— Там, где Вы проживаете, зарегистрирован больной туберкулёзом.

Где я проживаю. В паспорте стоит штамп о регистрации, купленный когда-то за штуку баксов. И в этой комнате прописано, наверное, несколько сотен таких как я.

— Но Вы должны сдать кровь на анализ.

— Зачем?

— Так положено.

— Конечно, сдам. Верните, пожалуйста, паспорт.

Забираю документ и иду в гардероб. Меня никто не преследует.

Уехать бы куда… Я иду по тротуару, смотрю под ноги. Асфальт, плитка, снова асфальт. Погода сегодня хорошая, солнечная, но на душе пасмурно… А куда ты уедешь? У тебя нет денег на билет ни на поезд, ни на самолёт. У тебя нет полтинника даже на автобус. Ботинок, который протекает в слякоть, у тебя нет денег даже на его починку. Неужели всё упирается в деньги? Если бы у меня было их много, миллион, миллиард, был бы я счастлив? Конечно. Я бы хорошо питался, жил в доме со всеми удобствами. Занимался бы каким-нибудь творчеством. Ну а кто тебе сейчас мешает заниматься творчеством, рваный ботинок? Ты не умираешь с голоду, не ночуешь на улице, так живи да радуйся. Не могу. Так я устроен. Пока висит этот неподъёмный кредит, пока нет своего жилья, пока этот ботинок, чёрт его возьми… Что это за бумажка? Неужели? Пятьдесят рублей. Грязные, скомканные, но это деньги. Ура! У меня три дня будет Интернет!

Десять раз сыграл с «пожеланиями» в черви. 10 побед. Почему этот метод срабатывает только здесь? Почему не работает в жизни? Я уже пробовал желать всем встречным быть богатыми, но у меня от этого в карманах не прибавлялось. Внутри, подсознанием я чувствовал, что метод должен работать в жизни. Но как? При каких условиях?

— Ты будешь есть? — в комнату заглядывает мама.

— Да, иду.

На столе варёная картошка, солёные огурцы, чёрный хлеб. Потом чай с булкой.

— Хочу принять ванну, — говорю я.

— А как же это? — мать кивает на мои руки. Почти до самых кистей они покрыты струпьями.

— Но ведь надо когда-то мыться. Я ванну принимал последний раз не помню когда.

Мать кивает головой, встаёт к раковине мыть посуду.

— Что у тебя с банком?

— Выплачиваю понемногу.

— Откуда у тебя деньги, если не работаешь?

— Мне должны кое-что по последней работе.

— Они заберут эту квартиру.

— Как они её заберут, ведь я тут не прописан. И принадлежит она не мне.

— Всё равно могут забрать. И тогда мне куда идти?

— Мама, ну подумай сама, как заберут квартиру у тебя, если должен я?

— Но я ведь твоя мать.

— У тебя на старости лет совсем мозг не соображает.

— Съехал бы ты от меня, Серёжа.

— Мама, ну куда я съеду?

— Не знаю.

Она уже плачет. У меня слёз нет, только обида и отчаяние. Если бы я умер, всем вокруг стало бы легче. Это очевидно.

Ванна готова. Горячая, как я люблю. Ставлю одну ногу, другую, пока нормально. Кожа под волдырями не болит, наоборот, приятно. Залезаю весь. Вода подступает к горлу и.. мне становится плохо. В глазах темно, сердце выпрыгивает наружу, дышать нечем. Кое-как вылезаю из ванной, набрасываю полотенце, иду в комнату. Там ложусь на диван и понимаю, что это конец. Вот и всё… Вижу яркий свет, блестящий круг. И Голос…

Проснулся я утром. Наволочка и простынь насквозь мокрые. Струпья на коже, вроде бы, чуточку побледнее. В окно проглядывают лучики солнца. Мама на кухне готовит завтрак.

— Доброе утро! Какой сегодня денёк славный.

Она поднимает глаза, присматривается. Наверное, думает, не выпил ли я с утра. А иначе с чего такое радостное настроение?

— Мамуля, всё будет хорошо, вот увидишь, — я приобнимаю её за плечи.

— Дай бог.

После завтрака надо прогуляться. Проблема лишь в одежде. Точнее, не в ней, а как её натянуть так, чтобы не сорвать волдыри. Кожа в поражённых местах тонкая, любое неосторожное движение приводит к выделению жидкости. Это неприятно. Стоит мне сесть где-нибудь на жёсткое сидение и задница тут же становится мокрой. А когда встанешь, остаётся след…

Зайду в церковь, молиться не буду. А если не будешь молиться, то зачем заходить? Не знаю. Зайду и всё. Службы нет, лишь несколько посетителей медленно передвигаются по большому залу. Подхожу к одной из икон. Нарисована женщина, наверное, святая. Что-то такое есть у неё в глазах. Стою, разглядываю. Неожиданно тело схватывают конвульсии, перехватывает дыхание. Я… рыдаю. Громко, в голос, со всхлипываниями. И не могу остановиться. Чего я плачу? Не знаю. Но нужно выплакаться. Подходит священник.

— Вам чем-нибудь помочь? — спрашивает он. Это тот самый, который протягивал мне давече поднос для денег.

— Нет-нет, ничего, — выдавливаю я сквозь рыдания. — Я справлюсь.

Служитель отходит.

Выхожу на свежий воздух. Чего меня так разнесло? Я не помню уже, когда и плакал. А здесь так громко. Прямо в крик… Мои размышления прерывает сигнал смартфона.

— Сергей Сергеевич?

— Да, это я.

— Что с деньгами, перечислили?

— Нет, не перечислил. И перечислять не буду.

На том конце пауза.

— А почему Вы не будете?

— Не буду. Не хочу. Нечем. Хотите получить с меня деньги — обращайтесь в суд. Хватит меня запугивать.

— Вот вы как. Ладно, я перезвоню.

Чего это я отказался платить? Да надоело. Пусть подают в суд, имущества у меня всё равно никакого нет. Надо разрезать этот гнойный волдырь.

Знакомая улица, всё те же витрины. Офис турфирмы. Захожу.

— Здравствуйте.

— Добрый день.

За столиком симпатичная девушка.

— Скажите, вам не нужны сотрудники? Ну там, сидеть за компьютером. Я знаю офисные программы, немного английский.

Она смотрит оценивающе.

— Есть вакансия промоутера. Раздавать флаеры.

— Флаеры — это такие рекламные бумажки?

— Совершенно верно. Работа на улице, 4 часа в день.

— И сколько?

— 150 рублей в час. Выплата ежедневно.

— Это мне подходит. Когда можно приступать?

— Подходите к четырём часам.

Через неделю я купил себе высокие кожаные ботинки на толстой подошве.

Работа промоутера несложная — раздать как можно больше листовок. Берут их неохотно, большинство потенциальных клиентов туристической компании равнодушно проходит мимо. Останавливается пожилой мужчина с маленьким мальчиком.

— Как Вам не стыдно?

— За что?

— Стоите тут, суёте всем бумажки. Почему вы не работаете?

— Это и есть моя работа.

— Смотри, Дима, на этого дядю. Будешь плохо учиться, будешь также стоять на улице, попрошайничать.

— Но я не попрошайка!

Дед с внуком идут дальше, а я стою, униженный. Интересно, кем этот дед работал? Большим начальником, наверное. И какая работа по его мнению не позорна? Так и тянет подискутировать на это тему. Но оппонент ушёл. Как говорят французы: «Остроумие на лестнице». Что означает, что человек находит правильный ответ, когда время уже упущено.

Звонит смартфон. Это Татьяна.

— Привет. Тут тебе повестка пришла.

— Брось её в мусор.

— Тебе не интересно?

— Нет.

— Слушай, тут ещё такое дело… Я купила новый диван. А старый, может быть, ты заберёшь?

— Мне не надо.

— Подумай, он ещё в хорошем состоянии.

— Ну так отвези его на дачу.

— Хорошо. А ты чем занимаешься?

— Стою на улице, раздаю листовки.

— Много платят?

— Мне хватает.

— Ладно, пока.

— Пока.

Осталось ли у меня к ней чувство? Осталось. Только любовь ли это? Нет, разорвали, так разорвали. Она попросила съехать, а то бы жили, может быть, и дальше. Но если выгнала раз, выгонит и в другой…

Сижу в будке. Теперь я вахтёр при шлагбауме. Пропускаю машины во двор элитного дома. Платят неплохо — две тысячи в смену, работаю сутки через трое. Раздавать листовки стало утомительно, тем более, пошли дожди. А в дождь работы нет.

— Привет.

— Привет.

Это Борис, заехал меня проведать.

— Чаем угостишь?

— Конечно, сейчас организуем. Только к чаю ничего нет. Надо бы в магазин сходить. Слетаешь?

— Давай деньги, схожу.

— Нет денег, Боря.

— У меня только вот, полтинник, на автобус.

— Пешком надо ходить, для здоровья полезней.

— Да ходить особо не в чем, ботинки, вон, худые. А везде вода.

— Ладно, я схожу, посиди тут. Никого не впускай, никого не выпускай. Я быстро.

— А как же ты без денег?

— Знаю волшебное слово.

— Ну-ну.

Оставив Борьку за старшего, иду в ближайшую Пятёрочку.

Возьмём хорошего растворимого кофе, баночку икры, масло, батон. Что ещё? Шоколаду.

— С Вас 3654 рубля, — кассирша поднимает глаза. — Картой или наличными?

— Никак.

— У Вас нет денег?

— Нет.

— Выкладывайте товар. Подождите, вот директор. Зинаида Павловна, товарищ тут набрал товару, а денег нет.

— Здравствуйте, — директриса внимательно меня оглядывает. — Вы от Иннокентия Павловича?

— Нет.

— А, поняла, поняла, — она достаёт из кармана карту, проводит ею по терминалу.

Кассирша выдаёт чек, я свободен. Выхожу из магазина, достаю из кармана девятку червей, целую её.

Чайник вскипел, Борис ловко готовит бутерброды.

— А говоришь, денег нет.

— Так нет, вот карманы пустые. Только игральная карта.

— Серёга, ну ты должен меня выручить. Дай тысчонку.

— Зачем тебе деньги?

— Ну, покушать.

— Вот, наедайся.

— Из одежки кой-чего купить.

— Послезавтра у меня выходной, сходим в торговый центр, чего-нибудь тебе присмотрим.

— Да ты чего, наследство получил, что ли?

— Ну да, почти.

Хороший кофе, бутерброд с красной икрой. Что ещё нужно для счастья?

Захожу по старой памяти в турфирму. Алёна в компьютере раскладывает пасьянс.

— Народу никого?

— Тишина. Как ты ушёл, так и клиентов не стало.

— Не сезон, наверное.

— Как, Сергей Сергеевич, на новом месте?

— Сижу в тепле, крыша над головой. Да ещё и деньги платят. Слушай, Алёна, не хочешь как-нибудь вечерком сходить в ресторанчик?

— Ну ты же знаешь, я замужем, — она краснеет. — Маленький ребёнок. Я сразу после работы бегу домой.

— Ладно, приглашу кого-нибудь другого.

Достаю из кармана бархатную коробочку.

— Это тебе.

Алёна сама не своя до золота.

— Мне? За что?

— За твою красоту и помощь. Как коллега коллеге.

Девушка идёт к зеркалу, примеряет золотые серёжки с драгоценными камнями.

— Серёжа, я не могу взять.

— Да ладно.

Алёна бросается мне на шею, мы целуемся. Губы в губы. Проходит 10 секунд, 20, объятия не размыкаются. Красивая женщина, мною овладевает желание. Не размыкаясь, мы перемещаемся в подсобное помещение, начинаем раздевать друг друга.

— Стоп, — усилием воли заставляю себя остановиться.

Алёна замирает.

— Извини, не стоит разрушат молодую семью.

Поправляя на ходу одежду, я покидаю туристическое агентство.

С Борей мы идём в один обувной магазин, потом в другой. Борису во вкусе не откажешь, он умеет одеваться. Наконец ботинки выбраны. Модные, узконосые, красивые. Идём на кассу.

— С вас 8500.

Боря берёт коробку с ботинками под мышку, продавщица ждёт денег. Пауза.

— Так у тебя нет денег? — Боря начинает нервничать, ему жаль расставаться с покупкой.

— Нет.

— Тогда какого чёрта?

— Подожди. Дай мне ботинки.

Беру коробку в руки.

— Это не он покупает ботинки, это я беру.

— И что? — женщина ничего не понимает.

— Я беру ботинки. Для себя…

— А, подождите, — она растерянно смотрит в монитор. — Ведь это акция! Вы стали миллионным покупателем нашей компании. Этот товар для вас бесплатно. И можете взять ещё что-то, на 3 тысячи рублей.

Киваю Боре, тот снимает с витрины прозрачный шарфик стоимостью 2999 рублей. Выходя из магазина, отдаю коробку другу. Всё-таки размеры ног у нас разные.

— Что это было? — спрашивает Борис.

— Волшебное слово.

— Научи меня.

Сейчас. Этому не научишь.

Кожа моя подсохла. Волдыри прошли, на их месте остались багровые пятна, которые тоже бледнели. На всякий случай, я сходил в КВД.

— Это аллергия, — сказал доктор.

— На что?

— На стресс.

Врач, женщина средних лет, выписала рецепт.

— При обострениях кожу не мочить, не подвергать переохлаждению. А главное, — она улыбнулась. — Не нервничать.

В ответ я тоже улыбнулся.

Коллекторы не звонили уже продолжительное время. Настало время посетить банк. Девушка с платочком на шее, символизирующем известный бренд, выдала выписку. В итоговой графе стоял прочерк.

Конец ознакомительного фрагмента.