Майонезовы

Лео Врун, 2021

«Что посеешь, то и пожнёшь», – сказал бы токарь Дмитрий Евграфович Майонезов, если бы знал эту пословицу. Вырастить двух противоположных друг другу сыновей – штука посложнее задачек по математике за десятый класс. Содержит нецензурную брань.

«С работы домой нужно тащить всё попало. Кроме говна и тараканов»

© Евграф Порфириевич Майонезов

1

Семейство Майонезовых возвращалось со школы домой. Недовольный, но сорокавосьмилетний Дмитрий Евграфович; сдержанный, но четырнадцатилетний Евграф Дмитриевич, и просто двенадцатилетний Дима Дмитриевич. Все трое шли задумчиво, топчась по грязи. Тучи затягивали небо и становилось необыкновенно темно.

— Ты зачем Говядина избил, Дмитрий? — спросил отец, когда они уже подходили к своей родной пятиэтажке.

— Мне его нос не понравился. Хотелось побыстрей его сломать.

Отец семейства потрогал свой нос, убедившись, что в будущем ему ничего не грозит и аргументировал:

— Нос ему, видишь ли, не понравился… Мне, к примеру, не нравился живот твоей матери. И что теперь? А в нём ты, между прочим, был.

Младший хулиган будто не услышал папу и пнул голубя, жующего хлеб. Отец тяжело покачал головой: издалека казалось будто он кивает.

— Папа, — влез в разговор Евграф. — а я сегодня три пятерки получил. По трём предме…

— Рот закрой свой! — рявкнул батя на него. — Не видишь с Димой разговариваю?! Что за мода вечно лезть со своими глупостями!

Старший поник своей рыжей чёлкой и чуть не запнулся за бордюр.

— Здарова, Евграфыч. — поприветствовал отца, лежащий у подъезда, мужчина славянской внешности.

— Я тебя просил не называть меня по отчеству! — с лёгким стыдом проскрипел папаня.

— Лучше выпить дал бы, чем философствовать. — горько вздохнул отдыхающий.

— Спрячься куда-нибудь, а то дождь скоро ливанёт.

— Да не ливанёт — жопой чувствую.

Когда все трое были дома, ударил гром, а следом обрушился ливень. Отец в это время пил воду и со страху чуть не проглотил стакан. Потом засуетился, забегал по квартире, словно собака. Грозу, между прочим, он боялся с детства, ещё с деревни и своевременно восстанавливал картину произошедшего: однажды молния ударила его деда, когда тот во время дождя вешал антенну на крыше дома. Спустя час дед вернулся, но не весь. Сначала появился запах шашлыка, а затем сам дед. Единственное, что он тогда сказал: «Шо-то я обжогся»; при этом будучи с рождения немым. До самой смерти деда не подпускали к телевизору, так как он создавал помехи. С тех пор у Дмитрия Евграфовича при каждой вспышке и каждом грохоте перед глазами всплывает обугленный родственник. Обычно этот момент он пережидал в туалете. Но сейчас туалет был занят старшеньким.

— А ну быстрее! — кричал Дмитрий Евграфович. — Почему я должен терпеть твои выходки?

— Я какаю.

— Почему именно сейчас?

— У меня живот болит.

— А ну, быстро вышел и пошёл делать уроки!

Через полминуты удобства освободились, а гром затих. Старший примкнул к письменному столу с чувством невыполненного долга. Очки его запотели от напряжения и вроде даже потрескались. Дмитрий-младший разгуливал по квартире кислый, как запах из холодильника: он собирался на вписку к старшекласснику Окорокову, но тот траванулся какой-то химкой и всё отменилось.

Евграф, сделав уроки за себя и за брата, что-то увлечённо записывал в блокнот и периодически находил на себе суровый взгляд отца. Тот стоял в проёме двери в одних трусах и жевал жареный куриный окорочок. Вёл он себя весьма предвзято. Жир стекал по его двойному подбородку и попадал с брюха на семейники.

— Эм, какой вкусный. — причмокивал отец жадно. — А у тебя аллергия.

Старший сглотнул слюну. Действительно — ему нельзя было ни курицу, ни сыр, ни яйца.

— Весь в мать. — пробубнил Дмитрий Евграфович, глядя как сын не отрывается от занятий. — Тоже заумная вся как Эйнштейн, блин. Видишь ли, я слово «жена» через «ы» написал. И что? Куда мне это пригодится? Я чё, Менделеев что-ли? Да, Димыч?

Но Димыч был морально занят. Он валялся на своей кровати, написывая во ВКонтакте училке по химии любовное признание: «я вас хачу».

— Я в твои годы со всей деревней переспал. — хвастливо заявил батя Евграфу. — Мне не до книжек было.

Тут в разговор вмешался Димка:

— Бать, а ты же говорил у вас там одни бабки жили.

— Ну а что поделаешь, если там зимой только бабки обитают?! — пожал плечами Дмитриевич и пошёл выкидывать останки окорочка.

Зазвенел дисковый телефон из коридора. Это был второй телефон в квартире после смартфона Дмитрия-младшего.

— Слушаю. — ответственно поднял трубку главарь клана и прищурился на, ковырявшегося в носу карандашом, Евграфа. — Тебя, Пифагор.

Старший сорвался с места будто бешеный слон. Только маленький, рыжий и в очках.

Покраснев он начал шептать в трубку:

— Да, кошечка. Да. Привет. Можно, я думаю…

У Дмитриевича встали дыбом волосы, в основном на спине, а глаза залились негодованием.

Евграф окончив диалог сел за стол и снова залип в блокнот. Дмитрий Евграфович с завистью приказал:

— Эй, эрудит-в жопе динамит, иди окна на балконе закрой, а то зальёт.

Отличник с неохотой удалился из комнаты, а Димыч, не теряя ни минуты, накинулся на отца.

— Бать, мне кроссовки новые нужны. — пожаловался он, показав на перемотанные изолентой башмаки в прихожей. — Только родные. Рубля за три.

Евграфович аж поперхнулся и заявил, что сам ходит в кроссовках за пятьсот рублей и переплачивать за фирму не собирается, так как и те и те шьют из одной бочки. И вообще, нечего по лужам ходить, да камни пинать.

— Вон, я чёрные полгода назад купил и до сих пор как новые. — сообщил отец и стал рыться в обувнице. — Сейчас покажу.

Евграф в этот момент боялся зайти на балкон. Во-первых, там было холодно. А во-вторых страшно. Ржавый велосипед «студент», обвешанный паутиной, чей-то сапог и пугало, похожее на Гитлера, так и не сожжённое на 9 мая 1975 года. Его-то Евграф и боялся больше всего. Больше, чем получить двойку. Собрав всю волю в кулак старший вернулся к себе в комнату.

Время близилось к вечеру и Дмитрий Евграфович уже во всю расслабился перед телевизором, поглощая пропаганду с федеральных каналов.

— Папа, — робко сказал Евграф, заглянув к отцу, — а у тебя триста рублей не найдётся?

— Чего??

— Да я тут с Алевтиной в кино собираюсь…

— Хах. В кино он собирается. Ты к отцу с такими вопросами не подходи больше. Иди и зарабатывай. А то и без тебя сходит твоя… проститутка.

Отец надулся бурля от негодования и кинул:

— Видишь ли, ей не по нраву, что я поинтересовался — целка она или нет. Что тут такого? Имею право.

Старший от обиды помрачнел, вернулся к себе и залип в учебнике по древней истории. Пришлось доучивать заданную тему про гомосексуализм в Древней Греции.

Димону-младшему нравилось, когда отец подтрунивал брата. Ему казалось это забавным. Сейчас он улыбался, заваливая страницу училки лайками. Даже отметил сердечком клипы Моргенштерна на её стене, которого не очень любил. Вдруг, в коридоре появился папа и пожал расстроенными плечами:

— Димка, я ведь и забыл, что их выкинул. Они ж у меня развалились, твою мать. Это всё дороги убогие: то за камень запнёшься, то в лужу вступишь.