Жду тебя в конце ночи

Лена Фликей, 2022

Мир съехал с катушек: после эпидемии власть свергли, а в городе правят банды байкеров. Люди боятся выходить из дома, чтобы не пополнить армию их невольников. Но Катарина Берг не станет прятаться. До краха она служила в криминальной полиции и знает как выжить вреди врагов. Ката должна отомстить за мужа и убить загадочного главаря безымянной банды, только это не так просто: говорят, он не человек. Кате предстоит узнать правду и встретиться с жестоким главарём, чтобы понять, осталось ли в её сердце место для любви.

Глава 3

— Я себе его иначе представлял, — Ксандр наклонился к окну и внимательно разглядывает Замок, возвышающийся на вершине холма.

С этой точки он больше похож на игрушечный: острая крыша; светлые каменные стены, словно кирпичики Лего; сверкающие золотом догорающего дня витражи; а на макушке самой высокой башенки на ветру развевается флаг с изображением герба рода.

— Лучше или хуже? — я паркую «порше» под раскидистым дубом, словно сошедшим со страниц древних легенд.

— Не думал, что замок будет такой огромный. Когда Стефан рассказывал о родовом гнёздышке, он ни словом не обмолвился что это такая махина.

— Он не любил кичиться деньгами родителей, — я заглушаю двигатель, гашу фары. — Стеснялся этого.

Ксандр поворачивается и смотрит изумлённо. Аристократические чудачества моего мужа понятны далеко не всем, я и сама в первое время страшно сердилась и считала всё это игрой и кокетством.

— А ведь так и есть, — он согласно кивает. — Твой муж никогда не рассказывал о предках, и я долгое время считал, что Стефи самый обычный хиппи из сквота.

— Он и был хиппи из сквота, — я натянуто улыбаюсь, стараясь не показать, как больно мне говорить о нём. Воспоминания о беззаботном прошлом словно прожигают в сердце дыру, и неосознанно я нервно растираю грудь ладонью. — Вернее, анархист. Пацифистская философия «детей цветов» никогда его не привлекала.

Ксандр устало потирает веки, и я отмечаю, что он выглядит совсем больным: под глазами залегли тёмные круги, цвет лица почти слился с цветом выбеленных волос, на лбу проступают капельки пота. До того как понимаю, что делаю, прикладываю ладонь к его колючей от щетины щеке. Он словно раскалённая сковородка. Ксандр смотрит прямо мне в глаза, и я смущаюсь своего жеста, поняв, что он слишком интимный. Убираю руку и, стараясь, чтобы Ксандр не уловил волнения в моём голосе, говорю:

— Похоже, у тебя жар.

— Переживу, я крепкий, — он всё ещё пристально смотрит, и мне кажется, в его взгляде читается вожделение. Хотя думать так глупо, Ксандр сейчас не в том положении, чтобы хотеть секса.

— Нам предстоит долгая трудная дорога, и если у тебя есть сомнения, что дойдёшь, то лучше дождись меня в машине, — говорю это, а сама думаю о том, хорошо ли он целуется. Кажется, у меня окончательно поехала крыша от горя и напряжения.

— В каком смысле — трудная? — искорки в его глазах потухают, и теперь Ксандр смотрит с изумлением. — Разве мы не на месте?

— Не совсем. Мы внизу, а нам нужно туда, на холм, — я тычу пальцем в сторону замка. — Наверх попасть не так просто.

— А почему мы не можем въехать на машине, — он непонимающе смотрит на каменную дорогу серпантином, поднимающуюся к главному входу.

— Ворота закрыты, а стена метров восемь. При всём желании нам её не одолеть.

— Почему ты не взяла ключи от ворот? — я улавливаю нотки недовольства в его голосе и сама начинаю заводиться.

— Потому что!

Пульт хранился в бардачке машины Стефана, а я понятия не имею, где она теперь, и думать о том, что сейчас в его любимой тачке разъезжает какой-то урод невыносимо.

— У меня их нет, и если тебе что-то не нравится, то можешь проваливать, я тебя с собой не приглашала.

— Эй, ты чего, родная? — Он поднимает руки, словно собирается сдаться в плен. — Вскипаешь как вулкан. Я не виноват, что у тебя нет ключей, и ни в чём тебя не обвиняю.

— Ладно, проехали, — ощущаю себя полной дурой, Ксандр и правда ни при чём, а я спустила на него цепных псов. — Идём. Скоро стемнеет, не хочу искать дорогу вслепую.

— А как мы потащим это? — Ксандр с сомнением смотрит на коробки с провиантом на заднем сидении.

— А мы и не потащим. Вернёмся за машиной позже, когда я найду запасные ключи в замке.

— Понятно, тогда пошли, — он слабо кивает и вздыхает так тяжело, словно ему не сорок три, а далеко за семьдесят, а я заставляю его пробежать марафон. Впрочем, откуда мне знать, как Ксандр себя чувствует, я ведь понятия не имею что он делал до того, как попал на ту заправку.

— Уверен, что тебе хватит сил? — я пытаюсь поймать его взгляд, но Ксандр раздражённо отмахивается и выходит из машины.

Я сгребаю свой рюкзак с заднего сиденья и тоже выбираюсь наружу, да так и замираю изумлённо озираясь. Вечер утопает в закатном зареве, и привычные глазу цвета растворяются в золоте и багрянце. Небо — все оттенки красного: от рыжеватой киновари на горизонте до мягкого розового перламутра, прячущегося среди редких облаков. В окнах замка пылают костры, а серый камень стен будто лучится ирреальным амарантовым свечением. Мы говорим: мир съехал с катушек, но на самом деле мир — это вовсе не люди, его населяющие, а вот это жаркое лето, радужное небо над головой, река, что змеится у подножья холма. Ему без разницы, сколько людей погибнет в жестоких войнах, ведь наши тела — лишь органические удобрения, и каждый рано или поздно вернётся в лоно природы, став частью незыблемого. От этих мыслей становится тоскливо, и я гоню их прочь.

— Нам туда, — прохожу мимо Ксандра, закидывая рюкзак за спину, и случайно задеваю его плечом.

— Полегче, родная, я еле на ногах стою, — он нагоняет меня, но я не оборачиваюсь.

Мы идём вдоль реки, что опоясывает подножье холма. Дождей давно не было, и местами она не шире ручья. По берегам буйно цветут луговые травы. В воздухе стоит сладкий аромат, и я слышу непрекращающийся стрекот цикад. Ксандр слева, топает, понурив голову. Я изредка поглядываю на него с тревогой. Дыхание у него тяжёлое, и я боюсь, как бы ему не стало плохо. Мы доходим до деревянного мостика через реку. Он совсем узкий и выглядит хлипким и ненадёжным. Я пропускаю Ксандра вперёд, и когда его ноги ступают на твёрдую землю, иду следом. Только сейчас замечаю, что он по-прежнему босой, но вслух ничего не говорю. Ксандр достаточно взрослый, чтобы отвечать за свои поступки, и раз решил идти, то, наверное, рассчитал возможности.

— И куда дальше? — перейдя на другой берег, Ксандр останавливается и озирается.

На первый взгляд кажется: дорога кончилась, кругом лишь высокая трава и деревья, но я ходила тут много раз и знаю: по склону вверх идёт тропинка. Она и приведёт нас к старинному гроту, из которого мы сможем попасть в подземелье. Замку несколько сотен лет, и те, кто строил его, проложили настоящий лабиринт подземных ходов на случай осады. Нам предстоит долгий, мучительный путь наверх по неосвещённым сырым коридорам, где живут разве что крысы и гигантские пауки.

— Идём за мной, — я смело ступаю в траву.

Тут она высокая, доходит мне почти до пояса. Солнце село и всё погружено в приятный розовый полумрак. Места тут безлюдные. Родители Стефана жили в замке много лет, и пока они не погибли, мы были здесь лишь гостями. Сейчас же я единственная законная владелица, но в нынешнем мире право собственности уже ничего не значит.

Прямо из-под ног со свистом вылетает небольшая птица, и я вскрикиваю от неожиданности. Ксандр мгновенно оказывается рядом, в руке сжимает «глок», от былой вялости не осталось и следа.

— Что случилось? — он вглядывается в сумерки, пытаясь понять, что меня так напугало.

— Птица, — сердце бьётся в районе горла, и голос дрожит. — Идём, всё хорошо.

Он опускает пистолет и ждёт, пока я пройду, чтобы снова следовать за мной по пятам. Приятно осознавать, что Ксандр обладает такой молниеносной реакцией, это большая редкость для гражданских.

До грота мы добираемся уже в полной темноте. Небо усыпано звёздами, но луны пока не видно. Во мраке ночи замок выглядит зловещим тёмным силуэтом, словно разинутая пасть великана, но я больше не боюсь темноты и мрачных легенд, сейчас следует бояться тех, кто действует при свете дня. Всю эту кашу заварили люди, и в них нет ничего потустороннего, лишь полное отсутствие морали и невыносимая жестокость по отношению к своему виду.

Внутри грота тихо журчит вода, и пахнет, как на болоте. Я достаю фонарь из рюкзака и освещаю нам путь. Ксандр идёт следом, не отставая ни на шаг. Он тяжело дышит, но после случая с птицей я больше за него не волнуюсь.

В глубине грота фонарь высвечивает ржавые прутья решётки. Дверь в подземелье сразу за ней. Я подхожу ближе и освещаю замочную скважину, она выглядит не такой ржавой, как остальное. Мы пользовались этим выходом со Стефаном, когда два месяца назад уезжали в город. Кажется, с тех пор прошла целая жизнь.

— Посвети сюда, мне надо достать ключ, — я отдаю фонарь Ксандру.

Пятно света мгновение пляшет по покрытым мхом каменным стенам, пока он не направляет луч на замочную скважину. Отпираю замок, а потом толкаю решётку, но она не поддаётся.

— Отойди, — прошу Ксандра, и он молча подчиняется.

Я тоже делаю пару шагов назад, и ударяю подошвой ноги в тяжёлом ботинке по прутьям. Дверь резко распахивается и бьёт по стене. Сыплются хлопья ржавчины, с потолка падает паук и повисает на тонкой ниточке прямо у меня перед лицом.

— Могла бы попросить помочь, было бы меньше шума, — по голосу мне кажется, что Ксандр улыбается.

— Я привыкла рассчитывать только на себя.

— А ты та ещё бука, родная, — Ксандр идёт за мной, подсвечивая фонариком.

Бросаю на него холодный взгляд и запираю за нами решётку — не хочу, чтобы кто-то проник в замок. Если можешь сделать что-то как следует, то сделай. Так говаривал мой папаша, хотя сам никогда не следовал этому правилу.

Сразу за дверью — широкий зал, тут нет ничего кроме каменной статуи. Бородатый мужик в бриджах и с топором. Ксандр освещает его фонарём, а потом спрашивает:

— Что за воинственный хипстер?

— Понятия не имею, — прохожу мимо скульптуры, не задерживаясь.

Я очень устала, хочу скорей покончить с этим и забраться под душ, потому юмор Ксандра раздражает.

— И всё же ты страшная бука, — повторяет он, останавливается напротив и улыбается. Я прекрасно вижу, что все эти шутки даются ему с огромным трудом. Ксандр болен: высокий лоб покрыт испариной, фонарь мелко дрожит в руках, и, судя по ставшему ещё тяжелее дыханию, он сам едва держится. Я не понимаю, зачем ему эта клоунада, но улыбаюсь в ответ.

— Так и есть, неужели Стефан никогда не говорил об этом?

— Мне жаль, что Стефан умер, — улыбка вянет на его лице, и голос становится тише. — Он был малым что надо, истинный гуманист и философ.

— Скорее уж утопист и идеалист, — язвительное замечание срывается с языка до того, как я успеваю подумать. Ксандру незачем знать, что я не одобряла идеологию собственного мужа, но он не обращает внимания на мой насмешливый тон и внезапно соглашается:

— Возможно, идеи анархического общества действительно несколько утопичны. Ты ведь читала «Обделённых»¹? Планета Аннарес — прекрасная иллюстрация несовершенства подобного подхода, и я не раз спорил со Стефаном на эту тему. Но стоит согласиться, что и в его словах было зерно истины. Правительство всегда больше заботили личные интересы и собственное обогащение, чем благо народа, который оно представляло. И видишь, к чему всё это привело, — Ксандр тяжко вздыхает. — Власть может развратить даже самых порядочных людей. Когда наша покойная президент выиграла выборы, она была светочем мира и прогресса. Многие верили, что теперь всё изменится, но… — он разводит руки в стороны, и свет фонаря пляшет по стенам. — Впрочем, мне всё равно жаль, что её убили. Несмотря на ошибки, она оставалась талантливым политиком, и если бы не проклятый вирус, у нас были бы шансы на счастливое будущее.

«Если бы не Стефан», — мрачно думаю я. — «Зёрна истины в его идеях дали побеги. Только никто, даже он сам, не ожидал, что из них вырастет ядовитая цикута».

Видно, заметив что-то на моём лице, Ксандр хмурится. Я жду язвительного замечания, но он лишь легонько хлопает меня по плечу и возвращает фонарь.

— Пошли, я так устал, что отдам полжизни за глоток виски и мягкую кровать. Есть в этом замке приличный виски?

— Найдётся, — отзываюсь я и ухожу вперёд по просторному каменному коридору со сводчатыми стенами, в его конце виднеется стрельчатая арка, а сразу за ней — полукруглая дверь.

— Нам туда? — Ксандр уже рядом со мной и с любопытством смотрит на вход в подземелье. — Выглядит жутковато.

— Не думала, что тебя могут испугать подобные вещи, — отвечаю ему с улыбкой и сама удивляюсь, что пускай и вяло, но шучу.

— Я не сказал, что она меня пугает, лишь что выглядит зловеще, словно за ней спрятаны все мрачные тайны вашего рода.

Молча отдаю ему фонарь и вынимаю ключи из кармана. Мрачные тайны у нашего рода действительно есть, да только вот стоит ли вспоминать о них после смерти Стефана?

За дверью тёмный коридор, он оканчивается винтовой лестницей, первой в бесконечной череде ей подобных, которая приводит в комнату с низкими сводами. По центру — каменный стол с воронкообразным отверстием посередине и множеством символов на нём, и мне страшно даже представить, для чего его здесь установили. Воздух тут тяжёлый, спёртый. Я в своей толстовке почти сразу покрываюсь испариной. Фонарь снова у Ксандра, который с интересом осматривается по сторонам, и пока он занят, я снимаю рюкзак, достаю воду и с жадностью делаю несколько глотков.

— Жертвенный алтарь, звезда водолея, крест беспорядка, — говорит он задумчиво. — Кем были предки Стефана? Сатанистами?

Пожимаю плечами и протягиваю ему бутылку. Могу ли открыться Ксандру? Возможно, он возненавидит меня, узнав правду. Я почти не знаю его как человека. Любовь к музыке, которую он пишет, не даёт мне право считать, что я его понимаю. Возможно, позже я всё ему расскажу, но точно не сейчас. Он берёт бутылку, пьёт и возвращает мне.

На пятой по счёту лестнице я понимаю, что выдохлась. Мы не добрались до винных погребов, а я уже дышу так тяжело, словно только что отпахала в тренажёрном зале. Ксандр чуть отстаёт, он где-то на середине подъёма. Фонарь у него, и сейчас я стою в кромешной темноте. Идти дальше на ощупь опасно. Прислоняюсь спиной к прохладной стене и жду.

Ксандр задал правильные вопросы о предках Стефана, и мне стоит покопаться в замковой библиотеке и выяснить всю правду. Я ни разу не пыталась сделать это, пока мы жили тут, словно боялась услышать правду о собственном муже. Такую правду, которая сделала бы наш брак невозможным. «Но ведь в конце концов именно это и случилось: ты узнала нечто ужасное», — произносит мой внутренний голос, и я не могу с ним не согласится.

Луч фонаря сначала освещает стену напротив, а потом буквально бьёт мне в глаза.

— Эй, не надо так, — восклицаю недовольно и прикрываю лицо рукой.

— Извини, родная.

Ксандр дышит ртом. Он с трудом произносит даже эти пару слов, и я радуюсь, что почти все лестницы закончились. Теперь нас ждёт недолгая прогулка по пологому тоннелю, один-единственный подъём, а после — винные погреба, из которых уже рукой подать до жилых помещений.

— Ничего, ты не виноват, — у меня перед глазами пляшут круги, и я жду, пока зрение полностью вернётся.

— Не думал, что подъем — это настолько сложно, — он быстро восстанавливает дыхание. — Что за садисты строили эти лестницы?

— Их делали для отступления, чтобы спускаться, а не лезть вверх. Когда лестница крутая, а проход узкий проще держать оборону, — объясняю я.

Ксандр кивает, а потом спрашивает:

— У тебя есть часы? Сколько мы уже идём?

Часы у меня есть. Я задираю рукав и протягиваю ему руку ладонью вниз. Он светит фонарём и вглядывается в механический циферблат. Раньше у меня были чудесные умные часы с подсветкой и прочими незаменимыми функциями, но всё это осталось в прошлом.

— Почти одиннадцать, — говорит Ксандр и поднимает на меня взгляд, глаза мутные, усталые.

— Ты себя как чувствуешь? — спрашиваю с тревогой.

— Пока не сдох, — он пытается улыбнуться, но его улыбка выглядит жалко. — Ты права, у меня жар. Но оттого, что я стану ныть, никому лучше не станет, не так ли? Давай доберёмся до спальни, и тогда я позволю себе расклеиться. И если ты захочешь оказать мне первую помощь, то я всегда готов.

В последних словах явно фривольный намёк, но я делаю вид, что ничего не замечаю, и сухо киваю в ответ. Мы стоим слишком близко друг к другу, но мне комфортно и не хочется, чтобы он уходил. От него сильно пахнет потом, но даже это меня не смущает. Его взгляд блуждает по моему лицу, и я ощущаю, как сердце ускоряет свой бег. Значит, мне не померещилось желание в его взгляде внизу, в машине. Сейчас я могу с уверенностью сказать: он испытывает ко мне если не влечение, то точно интерес.

— Тогда топай, — говорю резко, и, проходя мимо, снова задеваю его плечом. Хотела бы сказать, что случайно, но это не так. Мне приятно к нему прикасаться. И это меня тревожит. Сейчас я не должна отвлекаться на чувства, а уж тем более к человеку, о котором я почти ничего не знаю.

Я иду, не спеша. Мои шаги гулким эхом отражаются от каменного потолка и стен. Здесь уже не пахнет сыростью, но воздух тяжёлый. По спине струйками сбегает пот и затекает под ремень брюк. Жду не дождусь, когда смогу снять с себя всю эту грязную одежду и принять ванну. Перед глазами против воли возникает распутная сцена, в которой я и Ксандр занимаемся сексом в большой джакузи, и мне приходится прилагать усилия, чтобы не думать об этом.

«Ты ведь только мужа похоронила!» — пытаюсь остудить свой пыл, пробудив в себе моралиста. Но в мире, где каждый день может оказаться последним, нравственные законы прошлого не работают.

«Жить здесь и сейчас, так, словно каждый день последний» — четвёртое из семи правил Стефана. Сегодня оно, как никогда, злободневно.

Коридор сужается, и вскоре перед нами из темноты проступает последняя каменная лестница. Она выглядит самой старой и изношенной. Ею пользовались, по всей видимости, чаще остальных. Ведь, кроме выхода наружу, именно на этом ярусе располагается темница, в которой предки Стефана держали неугодных.

— Снова лестница, — говорит Ксандр со вздохом. — Я их уже ненавижу.

— Последняя, дальше уже винные погреба и выход наружу.

— Винные погреба? — он оживляется. — Что же ты раньше не сказала! И что, много там вина?

— Хватит на целую армию. Тебе за всю жизнь не выпить.

— О, волшебница, твои слова — бальзам на израненную душу, — он комично кланяется, и на моём лице против воли расползается улыбка. Я и не догадывалась, что Ксандр такой весельчак. На публике он вёл себя иначе, изображая угрюмого и замкнутого человека, а Стефан никогда не рассказывал, как проходили их дружеские встречи.

Словно прочитав мои мысли, он неожиданно спрашивает:

— А почему ты никогда не приходила на тусовки вместе со Стефаном? Не любишь нашу музыку?

— Не знаю, как-то не сложилось, — пожимаю плечами и отвожу взгляд, не хочу, чтобы он понял, что я лгу.

Я упрямо отказывалась от приглашений, понимая, что не смогу скрыть своей глупой влюблённости. Я знала Ксандра задолго до того, как «Конец ночи» обрёл всемирную известность, а фанатки стали набивать себе татуировки с его лицом. Я помню его тощим двадцатитрёхлетним пареньком, который, стоя у микрофона и смущаясь зрителей, прятался за ширмой из собственных волос. Но уже тогда было понятно — его ждёт умопомрачительная слава. Его голос завораживал, а стихи при всей их мрачности и попытке попасть в тренды, отличались искренностью. Я была влюблена в него с юности и понимала, что не смогу скрыть этого от Стефана, окажись Ксандр рядом. Его близость сводит с ума даже сейчас, хотя я уже убедилась: мои о нём фантазии не имеют ничего общего с ним самим. Ксандр — вовсе не рыцарь печального образа, ищущий утешения в женских объятьях, он скорее шут и развратник, и мне лучше держаться от него подальше.

— Жаль, что не сложилось, — он смотрит в глаза, и я против воли встречаюсь с ним взглядом. — Ты интересная, и мне бы хотелось познакомиться с тобой при более удачных обстоятельствах.

— Ты уж определись: интересная я или бука, — ловлю себя на том, что кокетничаю с ним и ничего не могу с собой поделать.

— Одно другому не мешает, родная, — Ксандр касается моего плеча, легонько пробегает по нему пальцами. Дьявол, да он клеит меня, хотя и едва соображает от жара и усталости.

— Слушай, может мы уже пойдём? — дёргаю плечом, сбрасывая его руку.

— С радостью, — он подмигивает и отступает с дороги, позволяя мне идти первой.

Я начинаю подъём. На губах играет глупая улыбка. Вместо того, чтобы внимательно смотреть под ноги, витаю в облаках, и довольно быстро наступает расплата. Старый камень крошится прямо под моим ботинком, и я пытаюсь поймать себя, размахиваю руками, неосторожно ступаю и подворачиваю лодыжку. Мне кажется, я даже слышу звук рвущихся сухожилий. Ногу пронзает боль, и я падаю, сильно ударяясь о ступени коленями и ладонями. Это так невыносимо, что приходится до крови закусить губу, чтобы не закричать.

— Что случилось? — Ксандр уже рядом, от былой игривости не осталось и следа.

— Нога, — выдыхаю я.

Он светит фонарём, тут же опускается на колени и прикасается пальцами к моей лодыжке, очень аккуратно, но я не могу сдержать стон. Переворачиваюсь, опираясь на руки, и усаживаюсь задницей прямо на холодный камень, но выбора у меня нет.

— Давай посмотрим, что можно сделать, — Ксандр кладёт фонарь на ступени, так чтобы он светил на меня, не спеша развязывает шнурок и снимает мой ботинок. Так бережно, что я почти не чувствую.

Боль в ноге постепенно утихает, но я понимаю: вряд ли теперь смогу нормально идти. Ксандр ощупывает мою ногу и даёт вердикт:

— Я не медик, но, судя по всему, кость цела. Попробуй чуть пошевелить ступнёй.

Я делаю, что он просит. Мне по-прежнему больно, но не так нестерпимо, как было пару минут назад.

— Растяжение, — говорю я. — Мне нужно немного времени, и я смогу идти.

— Очень сомневаюсь, — он берет мою ногу в ладони и снова прощупывает пальцами.

В этот раз надавливает чуть сильнее, а когда касается лодыжки, я понимаю: он прав, но не подаю вида. Ненавижу быть слабой, и даже если мне придётся превозмогать боль, я закончу этот подъём и не попрошу помощи. Я не такая, как моя мать, я — сильная.

— Всё хорошо, лёгкое растяжение, — говорю чуть раздражённо. — Я дойду, не переживай.

Он молча смотрит мне прямо в глаза, удерживая мою ступню в ладонях. Чрезвычайно интимный момент, но боль всё портит, и я не могу насладиться им сполна.

— Просить помощи — не значит быть слабой, а значит лишь правильно распределять ресурсы, — говорит он и отпускает мою ногу.

Я вздрагиваю, поражённая его проницательностью. Откуда ему знать о том, что я думала именно об этом? Неужели всё так легко читается на моём лице? А ведь раньше я вполне успешно умела скрывать свои чувства.

Как бы мне ни не хотелось признаваться, но он прав. С его помощью мне будет намного легче подниматься, глупо отказываться, особенно когда он сам её предлагает.

— Хорошо, — я киваю ему. — А теперь, если несложно, отдай мой чёртов ботинок, и пошли уже наверх. Я засыпаю на ходу и готова убить за возможность принять ванну.

Ксандр с улыбкой протягивает мне «мартинс», поднимается, берёт фонарик и светит, пока я обуваюсь.

Остаток лестницы мы проходим почти в обнимку. Опираюсь на его плечо, а он удерживает меня за талию, и сейчас я уже не думаю о сексе. Боль в щиколотке отбила всю романтику и вернула в реальность. Из-за глупой травмы мне придётся на время забыть о поисках банды. Это злит. Но я настолько устала, что уже не способна сердится по-настоящему, эмоции словно впали в кому.

В винном погребе сыро и прохладно. Тут есть электрическое освещение, и я прошу Ксандра усадить меня на деревянный табурет и зажечь лампы. Свет неяркий, но после прогулки по подземельям с тусклым фонарём, он кажется мне слепящим.

Ксандр оглядывается с изумлением и присвистывает. Я не преувеличила, запасов вина и коньяка хватит, чтобы напоить небольшую армию. Раньше в замке была своя винодельня, и родители Стефана продавали отменный товар в винные бутики. Но после начала эпидемии рынок элитного алкоголя рухнул. Родители Стефана верили, что всё наладится. Многие тогда верили, потом перестали.

— А тут что? — Ксандр постукивает ладонью по деревянной бочке, и та издаёт уютный глухой звук.

— Коньяк, — отвечаю безразлично. Богатства баронских подвалов меня никогда не впечатляли, я всегда была равнодушна к алкоголю и совершенно в нём не разбиралась.

— Невероятно, — он переходит к деревянному стеллажу с игристыми винами и смотрит на него, как ребёнок на витрину сладостей. — Знал бы, что иду по жёлтому кирпичу, то пел бы всю дорогу.

— О чём ты вообще? — подозреваю, что он бредит, но Ксандр лучезарно улыбается мне и начинает негромко напевать:

— We’re off to see the Wizard,

The Wonderful Wizard of Oz,

You'll find he is a whiz of a wiz if ever a whiz there was.²

Хрипловатый голос разносится под низкими сводами подвала. Не прекращая петь, Ксандр принимается выстукивать голыми пятками по полу, и я не в силах сдержать восхищённую улыбку.

— If ever, oh ever, a whiz there was, The Wizard of Oz is one because,³

Oн делает оборот вокруг себя, чуть повышает голос:

— Because, because, because, because, because…

Because of the wonderful things he does!

We’re off to see the wizard,

The Wonderful Wizard of Oz!⁴

Окончив, он театрально кланяется, а я смеюсь и хлопаю. На пару секунд забываю, где я, что привело нас сюда, чувствуя лишь искрящуюся радость. Точно шампанское, что стоит в стеллаже за спиной Ксандра, она шумит в голове, и мне хочется раствориться в этом чувстве, но не выходит. Реальность хлыстом ударяет по сердцу, моя улыбка меркнет, и весёлость Ксандра тоже улетучивается.

— Если хочешь, открой что-нибудь на свой вкус, — я пытаюсь удержать ускользающий момент, но тщетно. Ксандр задумчиво смотрит на меня и качает головой:

— Не сейчас. Если я выпью, то здесь и останусь, — он оборачивается к стеллажу, ласково поглаживает горлышки бутылок, вытаскивает одну. — Возьму с собой, ты не против?

— Без проблем, — согласно киваю и поднимаюсь. Ножки табурета скрипят по полу, я морщусь не столько от звука, сколько от боли, что пронзает щиколотку. Ксандр молча подаёт руку, и я, уже не припираясь, принимаю его помощь.

В замке пусто, как в склепе. Не знаю, куда подевался смотритель с женой, да мне и плевать, я почти их не знала. Моя комната находится на втором этаже, Стефана — напротив. В ней Ксандру было бы комфортно, но я не хочу, чтобы он жил там. Мне кажется, это слишком, потому предлагаю ему разместиться в большой гостевой спальне в конце коридора. Он не возражает. К моменту, когда мы добираемся до второго этажа, Ксандр уже не в силах сдерживать озноб и буквально стучит зубами.

— Давай, я поищу жаропонижающее, — предлагаю я, и он вымученно улыбается мне и кивает. — А ты пока располагайся.

Прикрываю за собой дверь и, прихрамывая, иду в комнату, которая некогда принадлежала матери Стефана. Спальня выходит окнами на восток, шторы не задёрнуты, и я вижу, как над тёмной полоской дальнего леса восходит кроваво-красная луна. У этого явления есть прозаическое объяснение, но я не могу подавить иррациональный страх, потому поспешно задёргиваю занавески и зажигаю ночник. Мать Стефана умерла в первую волну эпидемии, но комната по-прежнему остро пахнет её духами. Становится не по себе, словно я делаю что-то предосудительное. И меня охватывает оцепенение.

— Ты имеешь право здесь быть, — громко произношу вслух. — Это твой дом, и всё здесь твоё!

Как ни странно, но это помогает. Выйдя из ступора, отправляюсь в ванну, к шкафчику с лекарствами. В нём негусто: несколько упаковок порошка от простуды, аспирин и пара блистеров таблеток, названия которых незнакомы. Возможно, среди них есть что-то ценное, но все они без упаковок и инструкций, а гадать я не хочу. Ссыпаю всё в найденную тут же коробку. Может, Ксандр разбирается в лекарствах лучше меня.

Прежде чем вернуться в гостевую спальню, заглядываю к себе и, оставив рюкзак, беру лишь бутылку питьевой воды. Стучусь к нему, но ответа нет. Тихонько приоткрываю дверь. Ксандр лежит ничком на кровати и не шевелится. Внутри что-то обрывается, и по телу словно пробегают тысячи паучков. Сглатываю и подхожу к кровати. Мгновение пристально смотрю на него, боясь протянуть руку и нащупать пульс, но он открывает глаза, и я испытываю огромное облегчение.

— Нина, — он еле ворочает языком, а взгляд устремлён в пустоту.

— Это Ката, Ксандр, ты в порядке? — вопрос глупый, я прекрасно вижу, что он совсем плох.

Ставлю коробку с лекарствами на прикроватную тумбочку, рядом помещаю бутылку и присаживаюсь на краешек кровати. Ксандр смотрит на меня мутным взглядом человека при смерти, и мне снова становится не по себе. Недавно он плясал и пел, а сейчас, кажется, готов отправиться на тот свет.

— Ксандр, тебе надо выпить это, — протягиваю ему пару таблеток аспирина на ладони.

— Нина, ты должна уехать со мной, — он явно бредит, я не знаю, что с этим делать, потому импровизирую:

— Хорошо, как скажешь, но сначала выпей лекарство, — протягиваю ему таблетки, но он отворачивается.

— Улетим вместе, у меня самолёт, — он приподнимается и хватает меня за руку — я едва успеваю сжать кулак и не растерять все таблетки — и прижимает её к губам. Они сухие и шершавые, как смятая обёрточная бумага, а дыхание горячее, словно знойный ветер.

— Ксандр, умоляю, тебе нужно выпить лекарство, — кладу руку на его раскалённый лоб и чуть надавливаю, вынуждая его лечь обратно.

Как только голова касается подушки, он расслабляется, выпускает мою руку и прикрывает веки. Его начинает бить озноб, и я, словно заботливая мамаша, поправляю ему одеяло. Таблетки зажаты в кулаке, я кладу их на тумбочку, вытираю руки о штаны и некоторое время смотрю в пустоту. От усталости меня подташнивает. Я хочу пойти к себе, принять ванну, а потом рухнуть на кровать, но боюсь оставить его одного. Чуть подумав, решаю остаться с Ксандром и усаживаюсь в кресло. Он некоторое время бормочет что-то под нос, мечется по подушке, а потом проваливается в сон. Я сама не замечаю, как засыпаю сидя, но поспать не удаётся. Ксандр снова громко стонет, и я открываю глаза. Комната освещена лишь тусклым светом ночника. Я смотрю на часы. Начало второго. Я проспала пару часов, хотя мне казалось, только прикрыла веки. Тяжело поднимаюсь и подхожу к его постели. Одеяло сбилось, я поправляю и заодно трогаю его лоб. Температура ничуть не спала. Ощущаю отчаяние. Если не помочь — Ксандр умрёт, и я останусь тут совершенно одна.

Беру коробку с лекарствами и возвращаюсь с ней в кресло. Перебираю упаковки, вчитываюсь в названия в надежде найти хоть что-то знакомое. Я ведь даже не знаю, от чего мне его лечить. Может, у него вообще тот самый вирус, а может сепсис или воспаление лёгких. Нахожу блистер с красно-жёлтыми капсулами, на котором знакомое название — «Амоксициллин». Антибиотик широкого спектра. Мне выписывали его от сильного бронхита. Не уверена, что Ксандру будет от него хоть какой-то прок, но я решаю рискнуть. Высыпаю содержимой одной капсулы в стакан, заливаю чистой водой, перемешиваю пальцем и заставляю его выпить. Ксандр почти без сознания, несёт несвязанный вздор. Укладываю его, возвращаюсь в кресло и даже не замечаю, как снова засыпаю.

Просыпаюсь, когда за окном уже светает. Всё тело затекло от неудобной позы. Щиколотка, как я и опасалась, распухла, и до неё не дотронуться, в горле першит, кажется, я сама заболела. Но всё это сейчас неважно, тяжело поднимаюсь, подхожу к постели и облегчённо выдыхаю. Больному полегчало, это видно невооружённым глазом: лицо порозовело, дыхание мирное, лоб сухой и на ощупь прохладный. От прикосновения он просыпается и некоторое время смотрит на меня, а потом вяло улыбается.

— Привет, родная. Выглядишь ужасно, — голос ещё слабый, но улыбка внушает оптимизм.

— Ты и сам не красавчик, — отвечаю я и, порывшись в коробке, протягиваю ему антибиотик. — Надо выпить, и не спорь.

— О, я и не собирался, — он покорно принимает таблетки, запивает водой из стакана, а потом хмыкает и задаёт неожиданный вопрос: — Знаешь, что особенно странно?

Я лишь отрицательно мотаю головой, и он продолжает:

— Чувствую себя как с дичайшего похмелья: башка раскалывается, всё тело ломит, мутит, но точно помню, что не выпил вчера ни капли.

— Спи, — убираю пустой стакан и хочу уйти, но он хватает меня за запястье и вынуждает склониться над ним.

— Ты что провела ночь в кресле у моей постели?

— Нет. С чего ты так решил? — я смущаюсь и, кажется, краснею.

— Лицо мятое, — Ксандр поднимает руку и дотрагивается до моей щеки. Пальцы скользят ниже, задерживаются на подбородке.

Я вздрагиваю, но не шевелюсь. Он очень нежно проводит кончиками пальцев по губам, и мне дьявольски хочется ответить на ласку, но вместо этого перехватываю его ладонь и укладываю поверх одеяла.

— Спи. Я приду через пару часов и принесу поесть.

Он прикрывает веки и, как мне кажется, сразу же засыпает. Теперь я наконец-то тоже могу отдохнуть.

У себя принимаю ванну, глотаю пару таблеток обезболивающего и усаживаюсь на постель. Некоторое время сижу и смотрю прямо перед собой. В горле дерёт так, будто вчера я обедала наждачной бумагой. Нужно подняться и пойти вниз на кухню, чтобы перекусить, но я не могу себя заставить. Решаю недолго полежать с закрытыми глазами прямо так, в одежде.

— Всего пару минут, — бормочу под нос и укладываюсь на подушку.

Конечно, я тут же засыпаю, а когда открываю глаза, солнце бьёт в окна, оставляя красивые тени на салатовом ковре. Несколько минут лежу с открытыми глазами и смотрю на этот причудливый узор, а потом спохватываюсь и резко сажусь. Часы на моей руке показывают половину второго. Я проспала почти пять часов, и сон определённо пошёл мне на пользу: горло не болит, голова ясная, и я ощущаю зверский аппетит.

Я иду в ванную, умываю лицо прохладной водой, несколько минут критически оглядываю себя в зеркало: живая, хотя и помятая. Переплетаю растрепавшуюся косу и, переодевшись в чистое, спускаюсь на кухню, заметно прихрамывая.

В доме стоит мёртвая тишина. Она давит на уши и заставляет постоянно пугливо оглядываться по сторонам. Я слышу эхо собственных шагов, вижу свою тень на стенах, отражение в зеркалах и стеклянных витражах. Мне никогда не нравился замок, даже когда здесь было полно слуг и народа, а сейчас он пугает меня до жути. Но нужно признать: сегодня это самое надёжное место, чтобы затаиться на время. Время — вот что необходимо нам с Ксандром. Время залечить раны. Время пережить случившееся. Время узнать тайны. Время привыкнуть друг к другу. А потом каждый пойдёт своей дорогой. И тогда мне понадобится время, чтобы забыть его. Уже сейчас понимаю — это будет непросто.

Поднимаюсь в гостевую комнату через полчаса. После еды чувствую себя намного лучше. В руках поднос с горячим куриным супом из жестяной банки и чашкой с малиновым морсом. Морс из пакета, но я разогрела его на плите и добавила специй. Когда Стефан болел, я всегда готовила ему такой напиток. В этот раз не стучусь, открываю дверь, пытаюсь при этом не уронить поднос, вхожу в комнату и замираю на пороге. Кровать пуста. Ксандра внутри нет.

Примечания

1

Фантастический роман американской писательницы Урсулы Ле Гуин 1974г.

2

Ты идёшь к волшебнику.

Чудесный Волшебник Страны Оз,

Вы увидите, что он волшебник, если вообще был волшебник.

3

Если когда-нибудь, о, когда-нибудь существовал волшебник, то Волшебник Страны Оз — один из них, потому что,

4

Потому что, потому что, потому что, потому что, потому что…

Потому, что он делает удивительные вещи!

Ты идёшь к волшебнику.

Чудесный Волшебник Страны Оз!

Ксандр исполняет известную песню из американского фильма «Волшебник страны Оз» 1939 года.