Сердце на двоих

Лена Сокол, 2018

Их двое. Они – близнецы. Похожие, как две капли воды, но совершенно разные. Их жизнь переворачивается, когда один просит другого подменить его на свидании с симпатичной незнакомкой. Илья влюбляется в загадочную девушку всей душой, Кирилл – покоряет ее сердце. Ревность, предательство и месть разделяют братьев непреодолимой стеной. И решить их судьбу может только она – странница, по следам которой мчатся страшные чудовища прошлого. Книга также издавалась под названием «Нана».

8

Он открыл дверь, остановился в проеме и коснулся руками дверной коробки с двух сторон. Опустил руки, снова поднял и еще раз коснулся. И все это, неловко пряча от меня глаза.

Понятно. Еще один его ритуал.

— Ну, — мужчина отошел от двери и пропустил меня в кабинет, — иди. Иди.

— Угу, — я несмело ступила внутрь.

Поджилки буквально затряслись от страха. Тело заходило ходуном.

Несмело подняла глаза.

Начальник вокзала оказалась женщиной лет сорока пяти, сидящей за широким столом. Пышнотелой, в форменном костюме, еле сдерживающем натиск груди размера этак пятого-шестого. Мой взгляд сразу привлекли ее по-мужски огромные кисти. Гладкие, сильные, с прозрачно-синеватой кожей, открывающей взору карту мельчайших сосудов и крупных синих вен.

Маникюр ее, настоящий, с нанесенным розовым лаком, смотрелся, на удивление, уместно. Да и прическа (сложенные в аккуратный клубочек на затылке пышные светлые волосы) говорили об ухоженности своей хозяйки и умении следить за собой.

— Юля? — Оторвавшись от бумаг, прогрохотала она.

— Да… Здравствуйте. — Я замерла на пороге, не решаясь ступить и шагу. — Ю… Юлиана.

— Садись. — Басовито произнесла она и указала рукой на стул напротив ее стола. — Меня зовут Маргарита Сергеевна.

— Очень приятно…

Я послушно села. Задержала дыхание, не позволяя ему со свистом вырываться из груди. И прикусила губу, дав себе обещание стойко выдержать взгляд суровой женщины-железнодорожника.

Оглядев скромный, хорошо обставленный, но плохо освещенный кабинет, я подняла, наконец, глаза на незнакомку. При всей своей внешней несгибаемости было в ней что-то истинно женственное. Взгляд? Может, милые ямочки на сухих щеках, подцвеченных румянами? Или плавно очерченные помадой тонкие губы? Не знаю. Это что-то было настолько неуловимым, что сбивало меня с толку.

— Значит, Гончар твой родственник? — Женщина подвигала затекшими руками и отклонилась на спинку кресла.

Я нервно потерла пальцем шершавую кожу на своих губах.

— Гончар…

Это она про кого? Про моего спасителя?

— Да. Иван Гончар. — Она усмехнулась. — Твой дядя. — И ее брови вдруг легли над веками прямой стрелой, сойдясь в одну на переносице. Голубовато-серые глаза подозрительно сузились и блеснули холодом. — Или ты не знала фамилию своего дяди?

— Знала. — Ответила я, ерзая на стуле.

Женщина смерила меня тяжелым взглядом.

— Да я знаю, что нет у Вани никаких племянниц. И не было никогда. — Она поправила рукава темно-зеленой блузки, выставляющиеся из-под форменного пиджака. — Мы с ним с детства знакомы. Учились вместе. Кроме матери с отцом, которые умерли лет десять назад, у него живых родственников нет. Да и будь ты племянницей, привел бы он тебя к себе в квартиру, и не стал бы просить меня. А так… сразу видно — чужая ты ему. Жалеет, видимо.

— Простите… — я виновато опустила взгляд на свои колени.

Быстро меня раскусили.

— Ну… — Женщина пожала плечами. — Если он просит за тебя, значит, ты того стоишь. Он вообще никогда ни за кого не просил. Даже, когда я устраивала его сюда. Долго не соглашался, считая это подачкой. С его мозгами работать бы электромехаником СЦБ или электромонтером, но по состоянию здоровья не допустят. — Шумно выдохнула, наклоняясь локтями на стол. — Вот и приходится убирать территорию.

— А что с ним? — Спросила я напрямую.

На лбу женщины мелкими складочками отразилось удивление:

— Вы давно с ним, вообще, знакомы, деточка?

«Говори честно. Или совсем не говори» — учила меня мама.

— Меньше часа. — Выпалила как на духу.

И тут же услышала, как ее ноздри жадно засасывают воздух.

— Дела…

— Это очень плохо, да? — Облизнув губы, я робко улыбнулась. — Теперь вы меня выгоните?

— Кхм. — Прокашлялась она. — Нет. Теперь мне стало еще интереснее. — Скользнула взглядом по мне от макушки до талии. — На бродяжку ты не похожа, так в чем же дело? Говори.

Мои скитания и беды отражались лишь в усталом лице и немытых волосах, в остальном она была права — я выглядела обычной девочкой.

— Мне просто некуда пойти.

— Из дома сбежала?! — Маргарита Сергеевна опять нахмурилась. Ее зычный бас был единственным, что могло вытеснить из помещения мерный шум поездов. И вблизи он закладывал уши не хуже паровозного гудка. — Мне таких проблем не надо. Предупреждаю сразу…

— Нет! — Спохватилась я. — Нет у меня ни дома, ни семьи. Никого нет, понимаете?!

— Детдомовская, что ли? — Прогудела она.

— Вроде того. — Выдохнула печально.

— Так вам же по закону жилье положено от государства.

— Так это по закону, а если по совести, то годами тянут. Бюрократия!

Сказала слово в слово, как мне говорила сама Юлиана.

— Это да. — Хмыкнула женщина.

— Но я совершеннолетняя. Работать могу. Все, что угодно. Полы мыть, улицы мести. Лишь бы на ноги встать, а там видно будет, может, профессию какую получу, квартиру сниму.

Она сгорбилась и сложила руки на груди. Переместила свой взгляд на потолок, будто отыскивая ответы на одной ей ведомые вопросы. Ее молчание повисло надо мной тугой петлей. Встать бы и уйти, но что-то внутри подсказывало, что мне нужен этот шанс. Очень нужен. Все лучше, чем спать под открытым небом.

— Старый вокзал. — Маргарита Сергеевна достала из ящика массивный ключ и положила передо мной на стол. — Здание недалеко от основного вокзала. Уже два года не используется. Его либо снесут, либо выставят на продажу. — Покачала головой. — Там есть отдельное помещение. Чердак. Ваня жил там недолго, пока ему не дали квартиру рядом с вокзалом. Красивое место, на самом-то деле… Правда, ни воды, ни электричества, но летом спать можно.

— Ох, — я взяла дрожащими руками ключ. — Спасибо вам огромное…

Прижала его к груди.

— Под мою ответственность. — Громыхнула начальница. — Своих предупрежу, чужим старайся не попадаться на глаза.

Теперь ее голос звучал даже приятнее. Или эти долгожданные слова так смягчали его. Уже не паровозный гудок, просто медный тромбон. Мне захотелось расцеловать эту женщину, но она по-прежнему держалась сухо и официально, как и полагалось человеку на ее должности.

— У тебя два месяца. Пока. Там будет видно. Надеюсь, за это время ты не доставишь мне проблем.

— Нет! — И уже тише: — Обещаю.

— Сходи завтра утром в кафе «Встреча», это по дороге от вокзала к институту. Я сегодня видела у них на двери объявление, им требуется официант. Документы-то у тебя есть?

— Есть. — Радостно закивала я.

— Вот и хорошо. — Она смела пылинки со стола, словно намекая, что пора заканчивать этот разговор. — И наведайся-ка в общественную баню. Тебе бы помыться.

Я потрогала свои волосы:

— Ладно…

— Это тоже по пути. Ваня подскажет. — Начальница нетерпеливо постучала по столу руками, сложенными в замочек.

— Спасибо вам большое. — Я встала. — Обещаю вести себя тихо. И… я могу вас чем-то отблагодарить?

— Не стоит, девочка. — Женщина выпрямилась. Ей явно не доставляло удовольствия, смотреть на меня снизу вверх. — Я бы все равно не смогла ему отказать. Поэтому и не задаю тебе лишних вопросов.

— А можно еще…

— Что? — Ямочки на ее щеках вновь обозначили недовольство.

— Вы мне так и не сказали, что с ним. — Указала головой на дверь, за которой меня ожидал мой спаситель.

Маргарита Сергеевна вытянула губы в трубочку и медленно выдохнула. Эмоции, отразившиеся на ее лице, я бы назвала не иначе, как боль и сочувствие. Или мне показалось, и это было что-то иное?

— Синдром Жиля де ла Туретта. — Она и сама как-то обмякла, произнеся эти слова. — Расстройство ЦНС, характеризующееся моторными, вокальными и механическими тиками. Это если коротко.

— Подождите… — Я опустилась на стул. — Я слышала о таком… Но разве это не когда человек нецензурно… бранится? И выкрикивает всякие…

Теперь ее взгляд отражал раздражение.

— Только в одном случае из десяти. У Вани этого нет. К счастью.

Ужасно стыдно. Но лучше это спросить у нее, чем обижать его самого.

— А… умственно… — Я провела ладонью возле своего виска.

Маргарита Сергеевна будто лично оскорбилась:

— Нет! Интеллектуально и в плане физического здоровья с ним все в порядке.

— О, — выдохнула я облегченно, — спасибо.

Мне стало не по себе.

Сердце призывало меня довериться интуиции, но сомнения все равно необходимо было развеять. Все-таки добрые глаза Ивана, не замутненные, светлые, чистые не могли врать.

— Он обычно не подпускает никого к себе, и тебе повезло, что ты встретила такого друга, как он. — Она сжала кисти, да так, что громко хрустнули пальцы. — Люди… трудно принимают… подобное. — И поморщилась, сглотнув. — Так что будь к нему внимательна, пожалуйста. Но не жалей. Эта болезнь, она грызет его нервные окончания, и он дергается, будто лягушка от тока. В остальном Ваня абсолютно нормальный. Как мы с тобой.

— Я понимаю…

— Общительный, но мало кто хочет дружить с таким. — Женщина взглянула на часы. — Его поведение, конечно, отличается от поведения большинства, но это не делает его хуже. Это всего лишь особенность его организма.

Я кивнула. Посмотрела ей в лицо, и мне вдруг показалось, что глаза начальницы покраснели.

— Он научился сдерживаться и даже в какой-то мере прятать свои особенности от окружающих, но это… чревато, понимаешь? — Она дождалась моего кивка. — Чем больше нагрузка, физическая и умственная, тем сильнее нервозность и гиперкинезы. По-жа-луй-ста, не подведи его, хорошо? Оправдай оказанное доверие. Не знаю, зачем. Не вижу в тебе ничего особенного. Но если он так хочет… — Начальница опустила голову и уставилась на свои руки. — Не знаю. Ладно. Иди. Все! Можешь идти.

— Спасибо вам огромное! — Я почему-то вдруг испугалась, что она передумает. Вскочила, неловко кивнула и метнулась к двери. — Спасибо, я ваша должница!

— Не моя. — Сказала мне уже в спину тихо. — Его.

— Да. Я поняла. Я все поняла. Спасибо!

И пока Маргарита Сергеевна не передумала, дернула ручку двери. Если моя интуиция меня не подводила, то ее слишком сильно задевало все, что касалось Ивана. Такое не скрыть за маской суровости. Оно само вырывается на поверхность и обычно даже меняет интонацию человека, произносящего то самое, заветное имя. Оно пронизано трепетом, мягкостью и светом. И имя ему Любовь.