Британские СС

Лен Дейтон, 1978

Ноябрь 1941-го. Бои отгремели. Война окончена. Британия оккупирована фашистами… Что это? Сбывшийся кошмар? Нет! Это роман Лена Дейтона – классика альтернативной истории. По этой книге Би-би-си сняла сериал, уже вышедший на экраны в Великобритании. Дуглас Арчер, инспектор сыскной полиции в Лондоне. Хотя теперь начальство у Скотленд-Ярда другое, Арчера угрызения совести не мучают – кто-то же должен ловить убийц, а в политику он не лезет. Но вот однажды утром Арчер начинает расследовать одно загадочное убийство, которое выведет его и к британскому Сопротивлению, и к разведкам разных держав, и в итоге – к очень большой политике.

Глава 7

В Скотленд-Ярд они вернулись уже после полуночи. Лишь тогда Дуглас убедил Хута все же взглянуть на кабинет, отведенный для него в мезонине. Комната была великолепна. Из окон открывался вид на Темзу и здание Совета Лондонского графства на другом берегу. В подготовку были вложены колоссальные усилия, генерал Келлерман лично дважды проверил, чтобы все было в безукоризненном порядке — стол розового дерева отполирован, хрустальные плафоны вымыты, ковер почищен. На тумбе красовался новенький телевизионный приемник «Телефункен» в ожидании, когда возобновит работу Би-би-си — обещали к Рождеству. Внизу за створками прятались бокалы из уотерфордского хрусталя и ряд бутылок. «Ему ведь понравится, правда?» — вопрошал Келлерман хриплым шепотом, который так хорошо умел воспроизводить Гарри Вудс. «Конечно, сэр! Кому бы не понравилось!» — заверял его старший офицер штаба, которого Келлерман любил называть своим «руководителем аппарата».

— Очень мило, — саркастично изрек Хут, зайдя в кабинет. — Идеальное местечко, чтобы запереть меня подальше и не дать ни во что вмешиваться. О, как вижу, даже телефон идет через коммутатор генерала.

— Вас не устраивает месторасположение кабинета? — уточнил Дуглас.

— Уберите всю мебель и барахло, — распорядился Хут. — Не рабочее место, а викторианский бордель. Келлерман думает, что я буду сидеть здесь и пить, пока не включится телевидение?

— Тут есть подключение к кабельному каналу. Можно использовать для передачи полицейской информации — фотографий подозреваемых и тому подобного.

— А может, вас в министерство пропаганды устроить? — предложил Хут. — Не желаете?

— Подумаю об этом на досуге, — серьезно ответил Дуглас.

— Короче, мебель — убрать. Поставить несгораемый шкаф с хорошими замками, металлический стол с запирающимися ящиками и нормальную настольную лампу вместо этого вот безобразия. Вы будете сидеть в смежном кабинете, так что обустройте там все по своему усмотрению. Установите телефонные аппараты: должно быть четыре прямые линии. Пусть проведут сюда с вашего прежнего рабочего места. В коридоре поставить стол и стул, чтобы караульному не приходилось стоять. И где, кстати, караульный?

— Караульный, сэр?

— Ну что вы все повторяете, как болван! — взорвался Хут. — Расследование убийства Питера Томаса является частью операции с кодовым названием «Апокалипсис». Никакая информация о нем — вообще никакая! — не покидает пределов этой комнаты без письменного разрешения от меня или рейхсфюрера CC Генриха Гиммлера. Вы поняли?

— Понял и запомнил, — ответил Дуглас, теряясь в отчаянных догадках, что за всем этим может стоять.

Хут улыбнулся.

— А на случай, если память все же подведет вас, в коридоре будет круглосуточный вооруженный караул. — Он взглянул на часы и с досадой прибавил: — Который уже должен был заступить на дежурство. Так. Звоните командующему службы охраны СС в Кэнон-Роу. Пусть немедленно пришлют караульного и еще полдюжины человек, чтобы мебель вынести.

— Едва ли там найдутся рабочие в такое позднее время.

Хут приподнял фуражку и смерил Дугласа взглядом из-под тяжелых век. Этот жест был признаком надвигающейся опасности.

— Опять шутите? Какая-то очередная провокация?

Дуглас пожал плечами.

— Хорошо, я позвоню.

— Я буду в третьем конференц-зале с майором Штейгером. Передайте начальнику охраны, что к моему возвращению мебель должна быть заменена.

— Где же мне сейчас взять несгораемый шкаф и стол? — спросил Дуглас.

Хут повернулся, чтобы уйти — как будто вопрос даже не стоил его внимания.

— Проявите инициативу, инспектор, — бросил он через плечо. — Пройдитесь по коридору, загляните в каждую дверь. Увидите то, что нужно, — берите.

— И утром будет жуткий скандал. Придут забирать свою мебель обратно.

— На этот случай перед дверью будет караульный, выполняющий приказ рейсхфюрера СС не выносить ничего из этой комнаты. В том числе мебель.

— Понял вас, сэр.

— Из моего чемодана достаньте картонный тубус. В нем маленькая картина Пьеро делла Франческа. Ее нужно поместить в раму и повесить на стену. Прикрыть ею хоть кусочек этих жутких обоев!

Дуглас не удержался от вопроса:

— Подлинная?

Он слышал много историй о произведениях искусства, награбленных после боев в Нидерландах, Польше и Франции.

— Подлинный Пьеро делла Франческа в кабинете полиции? — переспросил Хут. — Едва ли это было бы уместно, вы не находите?

И вышел, не дожидаясь ответа.

Дуглас позвонил начальнику охраны и передал распоряжения Хута, сопроводив дружественной подсказкой, что штандартенфюрер очень торопится. Начальник охраны заметно испугался. Очевидно, сообщение от Келлермана об особо важной персоне было воспринято весьма серьезно.

Дуглас подошел к окну и посмотрел на безлюдную набережную — комендантский час распространялся на всех, кроме членов парламента и посменных работников ключевых служб и отраслей. Улица и мост были пусты, лишь стояли ряды припаркованных служебных автомобилей да вооруженный патруль обходил освещенный периметр правительственных зданий. Мотоцикл с коляской затормозил у блокпоста на въезде на Вестминстерский мост и после краткой проверки с ревом умчался в ночь. С той стороны реки Биг-Бен громко пробил очередной час. Дуглас зевнул, размышляя о том, как людям вроде Хута удается так легко обходиться без сна.

Он полез в чемодан за репродукцией Пьеро делла Франческа, но не успел даже раскрыть тубус, как вдруг заметил большой коричневый конверт с красной сургучовой печатью, оттиск на которой невозможно было спутать ни с чем. РСХА, Главное управление имперской безопасности, святая святых Генриха Гиммлера. Конверт был уже вскрыт сбоку, из него торчал край сложенной бумаги.

Искушение было слишком сильно. Дуглас вытащил из конверта большой лист, развернул и обнаружил на нем огромную сложную диаграмму, начертанную черными несмываемыми чернилами. Бумага была ручной работы, тяжелая и плотная, как пергамент. Даже со своим блестящим немецким Дуглас не смог разобрать написанное мелким почерком, но некоторые символы оказались ему знакомы.

Два наложенных друг на друга и повернутых в разные стороны равносторонних треугольника, вписанные в двойную окружность. Внутри два слова, образующие крест — «Элохим» и «Цебаот». Дуглас раскрыл серию связанных с черной магией убийств в тридцать девятом году и потому сразу опознал пентаграмму, символизирующую «бога армий, природного равновесия и гармонии чисел».

Вторая пентаграмма сопровождалась человеческой головой с тремя лицами, венцом и сосудом, изливающим воду. Помимо прочей водной символики, сбоку от руки была приписка: «Лаборатория Жолио-Кюри — Коллеж-де-Франс, Париж». А рядом с другим водным знаком — «Компания «Норск-Гидро», Рьюкан, Центральная Норвегия».

Далее следовало изображение горки земли, лопат и алмаза, пронзенного магическим мечом с надписью Deo Duce Comite Ferro^[1] — эмблема, обозначающая «всемогущество посвященного», а рядом две рунические молнии — символ СС — и надпись «РСХА Берлин».

Третьим символом была спираль, в которую закручивалось название «Кларендонская лаборатория, Оксфорд, Англия», а выше значились слова «Transformatio», «Formatio» и «Reformatio». Ниже изображалось некое крутящееся устройство и была надпись «немецкий военный реактор в Англии» и нацарапанная карандашом приписка «Питер Томас».

Дуглас резко выпрямился, услышав стук немецких сапог по каменной плитке коридора. Кое-как сложив диаграмму, он сунул ее обратно в конверт, а конверт — на положенное ему место. Времени на аккуратность не оставалось.

В дверь постучали.

— Входите, — крикнул Дуглас, разворачивая репродукцию делла Франческа.

На пороге появился офицер СС и отрапортовал:

— Шесть охранников и караульный прибыли в распоряжение.

— Штандартенфюрер Хут желает, чтобы отсюда убрали всю мебель, — сказал Дуглас. — Замените железной мебелью из других кабинетов на этаже.

Офицер не выразил ни малейшего удивления. Дуглас подумал, что этот крестьянский сын из Гессена без вопросов выполнил бы приказ немедленно прыгнуть из окна. Он снял китель и вместе со своими дюжими молодцами принялся за работу, а вооруженный караульный занял пост перед дверью.

Дело было почти закончено к двум часам, когда с приема в «Савое» приехал Гарри Вудс. Дуглас с беспокойством отметил, что напарник слегка пьян.

— Вот уж правду говорят, новая метла по-новому метет, — изрек Гарри, наблюдая за суетящимися вокруг эсэсовцами. — Такого переполоха тут не было с той самой ночи, когда началось вторжение.

— Не знаешь, где можно быстро достать раму?

Гарри взял картину за края. Это было полотно «Бичевание Христа». На прекрасной, залитой солнцем площади среди белоснежных колонн римляне избивают плетьми Христа, а на переднем плане, обратившись к этой сцене спиной, невозмутимо беседуют три богато одетых человека — предположительно герцог Урбино и два его советника. На самом деле этих советников подозревали в организации убийства герцога, и много веков знатоки искусства ломали копья по поводу скрытого значения картины. Дуглас подумал, что это как нельзя более подходящее украшение для кабинета придворного рейхсфюрера СС, присланного сюда вершить суд и расправу.

Гарри выразил те же мысли более простым языком.

— Занятный субчик, — пробормотал он, разглядывая картину.

— Придется к нему привыкнуть, — сказал Дуглас.

— Он сейчас там внизу, в третьем конференц-зале. Шушукается с писклявым майором, еще и в морг его с собой таскал. Это что вообще за птица?

— Понятия не имею, — признался Дуглас.

— Вид у них такой, будто вот-вот небо на землю рухнет.

Гарри достал сигареты и протянул пачку Дугласу, тот покачал головой. Теперь, когда табак продавался по карточкам, стрелять у друга папироску стало дурным тоном.

— В чем дело-то, шеф? — спросил Гарри, закуривая. — Ты-то наверняка знаешь?

— А может, ты знаешь больше меня? Я встретил Сильвию. По ее словам, у тебя большие связи.

Если Гарри и догадался, что именно сказала о нем Сильвия, виду он не подал — как не выразил и удивления по поводу того, что пропавшая секретарша все-таки объявилась. Не исключено, что она и с ним успела повидаться.

— Я тебе вот что скажу: этот майор не имеет ни малейшего отношения ни к медицине, ни к патологической анатомии, — заявил Гарри. — И мне очень интересно, за каким чертом Хут потащил его в морг — шутки ради?

— Ты очень скоро на собственном опыте поймешь, что наш новый штандартенфюрер не большой любитель шуток.

— Странные дела тут творятся, шеф. Сам видишь. Не положено водить на вскрытие разных там радиотехников! И я бы высказал это Хуту прямо в лицо. Не положено, и все тут. Ты вот думаешь, у меня кишка тонка, а я бы так и сказал! — Гарри слегка покачнулся и положил руку на стол для опоры.

— Радиотехников? — переспросил Дуглас.

— Пф! — фыркнул Гарри с пьяным самодовольством. — Я видел его досье. На парня нацепили форму, но это так, для отвода глаз. Я позвонил в «Люфтганзу», выяснил его личный номер из списка пассажиров, поднялся наверх и глянул, что там на него есть.

— Ты видел его досье?

— Ну ладно, не то чтобы прямо все досье. Его карточку в картотеке. Этим же если сказать, что ты из гестапо, они все что хочешь выложат. Представляешь?

— Ты не из гестапо, — напомнил Дуглас.

Гарри махнул рукой.

— Короче, там черным по белому: «радиотехник, доктор наук». У фрицев куда ни плюнь — сплошные доктора, ты заметил? Окончил Тюбинген. В полицию поступил всего-то год назад, прямо из университета Мюнхена, где лекции читал.

— Не учат радиотехников в Тюбингене. И не читают они лекций в университете Мюнхена.

— Ну ладно, ладно, ладно, — сдался Гарри. — Я все ж не так хорошо знаю немецкий, хотя архивную карточку прочесть в состоянии. Посмотри сам, ты же у нас эксперт.

И с хитрой улыбкой жестом фокусника, извлекающего кролика из шляпы, он достал из-за пазухи карточку.

Дуглас взял ее и стал молча изучать.

— Да ладно, шеф, улыбнись! — подначивал его Гарри. — Ты ошибся, а я прав, признавайся!

— Этот майор — физик, — медленно произнес Дуглас, пытаясь уложить неожиданную информацию в голове. — Специализируется на радиоактивных веществах. И читал лекции по ядерной физике.

— Тогда что-то я вообще ничего не понял, — сказал Гарри и почесал нос.

— На руке у Питера Томаса были ожоги. При вскрытии сэр Джон их не упомянул. Возможно, майора привели специально, чтобы взглянуть на них.

— Это те ожоги, что от ультрафиолетовой лампы?

— Да не от лампы, Гарри. Это очень плохие ожоги. Такие бывают от опасного облучения — от радия или чего-то такого.

В дверь снова постучали — офицер СС вернулся сообщить, что телефонная служба подключила и проверила четыре новые прямые линии. Не успел он это сказать, как аппарат на столе у Хута зазвенел. Дуглас взял трубку.

— Кабинет штандартенфюрера Хута, говорит инспектор Дуглас Арчер.

— Арчер, о, прекрасно! Это генерал Келлерман. Штандартенфюрер у себя?

Дуглас посмотрел на часы. То, что Келлерман звонит в такое время, было просто невероятно — он не имел склонности решать рабочие вопросы в законное время отдыха.

— Штандартенфюрер в третьем конференц-зале, сэр.

— Ну мне так и доложили… — Повисла долгая пауза. — К сожалению, он велел не переключать туда звонков. То есть ко мне, понятное дело, такие распоряжения не относятся, однако не хотелось бы устраивать неприятности работникам на коммутаторе, да и аппарат в конференц-зале, похоже, неисправен.

Дуглас понял, что Хут запугал телефонистку своими «прямыми приказами рейхсфюрера» и для верности еще снял трубку с рычага. Понял он и то, что в его собственных интересах помочь генералу сохранить лицо.

— Вероятно, аппарат не работает, потому что телефонная служба меняла линии.

— Что?! — взвизгнул Келлерман. — Среди ночи?! Это как понимать?! — Он взял себя в руки и продолжил уже по-немецки начальственным тоном: — Извольте пояснить. Что еще за махинации с телефонными линиями в мое отсутствие? Я хочу знать, что там у вас происходит. Доложите немедленно!

— Организационные моменты, генерал, — ответил Дуглас. — Штандартенфюрер пожелал, чтобы мы с сержантом Вудсом переехали в соседний с ним кабинет. Поэтому потребовалось перевести наши телефонные линии наверх и проложить две дополнительные. Внешние номера в таких случаях всегда оставляют неизменными — для работы с осведомителями и всего такого прочего…

Из трубки откуда-то сбоку послышался капризный голосок — женский и отчетливо молодой, не имеющий ничего общего с голосом фрау Келлерман, на той неделе улетевшей из Кройдона в Бреслау проведать матушку.

— Ну если просто организационные моменты, тогда ничего, — быстро сказал Келлерман, накрыл трубку ладонью и после краткой паузы продолжил: — Вы сопровождали штандартенфюрера вечером?

— Да, сэр.

— И в чем проблема, инспектор? Он не явился в «Савой».

— У штандартенфюрера много срочной работы, требующей немедленного внимания.

В эту секунду в кабинет вошел Хут. Взглянул на сержанта Гарри Вудса, задремавшего у стола, на трубку в руке Дугласа и выразительно приподнял брови.

А Келлерман на том конце провода выяснял:

— Как думаете, инспектор, мне лучше приехать? Я ведь могу положиться на оценку ситуации своим верным сотрудником?

Хут попытался выхватить телефон, но Дуглас вцепился в трубку и успел сказать:

— Штандартенфюрер вернулся, сэр.

Хут кашлянул и произнес:

— Я слушаю вас, генерал. По какому вы вопросу?

— Дорогой мой Хут, наконец-то вы нашлись! Я лишь хотел…

Но Хут перебил его:

— Генерал Келлерман, вы сейчас в уютном теплом доме, в уютной теплой постели с уютной теплой женщиной. Оставайтесь там и дайте мне спокойно делать свою работу.

— Просто на коммутаторе…

Хут опустил трубку на рычаг и посмотрел на Дугласа.

— Кто дал разрешение обсуждать рабочие дела с посторонним?

— Это же генерал Келлерман…

— Откуда вам знать, кто это? Вы слышите голос в трубке. Я уже знаю из достоверных источников, что ваш пьяный товарищ, к примеру… — он ткнул пальцем в сторону ошарашенно моргающего Гарри Вудса, — умеет весьма убедительно имитировать манеру генерала изъясняться по-английски.

Повисла пауза. Если Гарри Вудс и сохранил намерение высказать Хуту все, что думает о присутствии всяких там переодетых физиков на вскрытии, он явно отложил это до следующего раза.

Хут повесил фуражку на крючок за дверью и сел.

— Повторяю в последний раз. Нашу здесь работу вы не будете обсуждать ни с кем. Теоретически вы можете свободно говорить с рейхсфюрером СС Генрихом Гиммлером. — Хут вытянул руку с тростью и игриво ткнул Гарри в грудь. — Вы в курсе, кто это, сержант? В курсе, кто такой Генрих Гиммлер?

— В курсе, — прорычал Гарри.

— Но это лишь теоретически, — продолжил Хут. — На практике же вы даже ему ничего не скажете. Разве что в случае моей смерти. И только после того, как лично осмотрите мой хладный труп и удостоверитесь в полном отсутствии признаков жизни. Ясно?

— Ясно, — быстро ответил Дуглас.

Он боялся, что Гарри Вудс сейчас дойдет до точки кипения и набросится на Хута и его воздетую трость с кулаками.

— Любое нарушение этой инструкции будет считаться преступлением, которое, согласно параграфу сто тридцать четвертому приказа о военном положении верховного главнокомандующего Великобритании, карается расстрелом. А также преступлением, за которое во втором параграфе вашего же «Закона о чрезвычайных полномочиях в связи с немецкой оккупацией» от сорок первого года полагается казнь через повешение в Вандсвортской тюрьме.

— Что сначала? — уточнил Дуглас. — Расстреляют или повесят?

— Оставим и суду возможность принять какое-то решение, — ответил Хут.

Примечания

1

«Бог мне хозяин, а меч — товарищ» (лат.). — Здесь и далее прим. переводчика.