Прощание с Литинститутом

Лев Юрьевич Альтмарк, 2022

Сборник произведений современного израильского писателя Льва Альтмарка состоит из пяти повестей и небольшого радиоспектакля. Казалось бы, что может быть общего между полудокументальным повествованием из жизни российской глубинки полуторавековой давности, трёх детективных сюжетов из современной израильской действительности, суровых реалий антитеррористической операции в Ливане и большой повести о нелёгких буднях новых репатриантов в Стране обетованной? При внешней несхожести сюжетов все произведения объединяет общий герой – маленький человек, ищущий своё место в жизни, правдами и неправдами пытающийся подняться на ступеньку выше, со своими комплексами и недостатками, но честный и искренний в своих стремлениях. В сложных и запутанных, а порой экстремальных ситуациях – а разве другие случаются? – наш герой стремится поступать по совести, вот только приводят ли его поступки к желанной цели?.. Вместе с читателем автор подводит своего героя к главному вопросу: для чего мы живём в этом мире и что для нас является определяющим в жизни? У каждого, конечно, свой ответ на этот вопрос, вот только задаём его мы себе всё реже и реже…

Страх

1.

Стихи — дело хорошее, но реального толку от них нет. Конечно, не грех восхититься чьими-то гениальными виршами и изобразить на челе и прочих частях тела неподдельный восторг, однако этим всё, как правило, и ограничивается. Банальный и необходимый для пропитания кусок хлеба зарабатывается вовсе не стихами, а чем-то иным — совершенно непоэтическим и не имеющим к литературному творчеству никакого отношения. Так, к сожалению, устроен мир.

Не думаю, что Израиль в этом плане сильно отличается от моей прежней родины России, где процент поэтов на душу населения едва ли ниже, чем здесь. Посему и приходится нашему брату, доморощенному поэту, приобретать какие-то параллельные специальности и потом разыскивать такие работы, чтобы не сильно мешали и позволяли временами если уже не беспредельно предаваться любимому творчеству, то хотя бы иметь какое-то время на высокие литературные раздумья. И чтобы при этом не оглядываться с опаской по сторонам, доставая из кармана блокнотик для очередных шедевральных рифм, навеянных пролетевшей мимо Музой.

Самая доступная в этом плане работа — конечно же, охрана. Притом по собственному опыту знаю, что лучше всего подходит нашему брату небольшая охранная контора, которая не сотрудничает с крупными предприятиями и фирмами, где порядки строже и дисциплина почти армейская. Есть конторы, которые подряжаются на ночную охрану школ и прочих учреждений, когда во время твоего дежурства там нет ни одной живой души. Лично для меня такие ночные смены — самый лакомый кусочек. Ходишь себе от заката до рассвета по пустынной охраняемой территории, любуешься на луну, вслушиваешься в отдалённые звуки, которые тебя не касаются, и пишешь, пишешь, пишешь. Надоело — можешь чуток вздремнуть, но так, чтобы тебя не засекли на этом запретном и наказуемом действе. Глядишь, какие-то новые откровения тебя и посетят.

Утром возвращаешься домой усталым и удовлетворённым, досыпаешь недобранные ночные часы, потом садишься за компьютер перепечатывать сочинённое за ночь и — снова влезаешь в казённую сбрую с пистолетом на боку, переговорным устройством на плече, а на ноги натягиваешь тяжёлые армейские ботинки, то есть всё то, что отличает поэта-охранника от простого поэта-обывателя, не отягощённого ночными бдениями и стихами под луной…

Сегодня перед самым выездом на работу мне звонит Илана, секретарша нашего хозяина охранной конторы.

— Привет, дружок, как дела? — хрипло хихикает она в трубку. — Как себя чувствуешь? Как семья, как дети?

На эти стандартные вопросы отвечать не требуется, да никто никогда и не ждёт на них ответов. Интересно другое — зачем она звонит? Если всё нормально и никаких изменений в рабочем графике не предвидится, то и никто тебя беспокоить не станет. А тут что-то непонятное.

— Всё нормально, — отвечаю, — всё хорошо… На работу вот собираюсь, сейчас выезжаю.

— Подожди, не суетись, — отчего-то не перестаёт веселиться Илана, — сегодня ты не работаешь. Шеф распорядился, чтобы ты прямо сейчас подскочил в контору, у него к тебе разговор.

На часах семь вечера, и в такое время в конторе уже никого не бывает. Значит, что-то произошло неординарное, если шеф не ушёл и Илана следом за ним. А уж для чего им понадобился я, совсем непонятно.

— Прямо сейчас лететь в контору? — всё ещё не доверяю ей. — Отчего такая срочность? И почему я сегодня не работаю? А кто же будет в школе?

— Ну, насчёт замены — вопрос не ко мне, а к шефу. Он уже кого-то отправил. Мне же приказано только связаться с тобой и пригласить в контору. Для чего — не спрашивай, не знаю…

Некоторое время послушав короткие гудки в трубке, прячу телефон в карман и в сердцах сплёвываю. Вечно так у них! Что ни день, то авралы, планы меняются в последнюю минуту, и правая рука не знает, что делает левая. Всегда подворачиваются какие-то срочные одноразовые работы, от которых шеф из жадности отказаться не может, а работников у него традиционно недобор. Не потому, что работать никто не хочет, просто не каждому по нраву ежедневно находиться как в жерле вулкана, когда ты сам себе не хозяин и не знаешь, что с тобой будет через час и где ты в итоге окажешься. Притом не факт, что твой рабочий день закончится через восемь положенных часов, а не продлится на добрые пару суток. Да и зарплату шеф платит копеечную. Молоденькие ребятишки после армии регулярно приходят к нему, но через месяц-полтора такой адской работы увольняются. Остаются работать только такие, как я, отмороженные творцы неизвестно чего, у которых голова в облаках и которых неприглядная израильская действительность обтекает, не задевая. Да и деваться нашему брату, если говорить честно, кроме как в охранную фирму, некуда. Любимых российских кочегарок для творческого человека здесь нет.

Что ж, решаю про себя, если приказали не ехать на работу, а в контору, то никуда не денешься, придётся ехать. Может, на какое-нибудь торжество в ресторане отправят. Пусть и в тишине посидеть не удастся, зато наверняка сегодня дома переночую. Хоть какое-то маленькое удовлетворение от всего этого получу. Правда, не факт, что меня прямо сейчас не отправят куда-нибудь к чёрту на кулички, в другой конец страны, куда придётся ехать на машине чёртте знает сколько времени и отсидеть там безвылазно пару суток…

Быстро завершаю свой гардероб — казённая рубашка, брюки, оружие и прочее. Последний взгляд в зеркало в прихожей — хорош боец-огурец! — и выскакиваю на улицу к машине.

— Ну, где ты? — недовольно ворчит шеф, едва появляюсь в его кабинете. — Тебе Илана звонила час назад — за это время можно весь город дважды объехать!

На самом деле шеф не злится — просто у него такая манера общения с подчинёнными. Нужно сперва беспричинно наехать и обвинить во всех смертных грехах, чтобы заронить в бедном охраннике комплекс вины, а дальше можно из него верёвки вить. Со мной этот трюк не проходит, потому что я изучил его, как облупленного, и стараюсь на подобные штучки не реагировать, а вот на молодых охранников это действует устрашающе. Так удав гипнотизирует несчастного кролика перед заглатыванием.

Склонностью к глубоким философским обобщениям шеф не обладает, но порассуждать о добродетелях и строгом выполнении возложенных на охранника обязанностей любит, поэтому лучше всего оборвать его, чтобы сразу переходил к делу.

— Илана сообщила, — деловито перебиваю его, — что сегодня в школе будет работать кто-то вместо меня. А что случилось? Чем я не угодил?

— С тобой всё в порядке! — начинает криво улыбаться шеф. — Школьное начальство тобой довольно, никаких претензий нет. Но… — тут он на мгновенье замолкает, словно подыскивает убойный аргумент, — у меня сегодня днём состоялся разговор с одним очень влиятельным человеком, который хочет встретиться с тобой.

— Этому влиятельному человеку понадобился личный телохранитель? — беспечно улыбаюсь. — И на эту роль выбрали меня?

Шеф раскатисто хохочет, словно я сказал какую-то нелепицу, и даже на глазах у него появляются слёзы:

— Нет, у него собственных телохранителей, наверное, как собак нерезаных! Да и уровень подготовки у этих ребят — будь здоров. Ты с ними даже рядом не валялся!

— Ну, так в чём же дело? Кто этот человек? Что ему от меня надо? Виллу охранять, пока будет в отлучке?

Смех шефа резко прерывается.

— Как тебе сказать… — Он слегка мнётся, и это для него крайне нехарактерно. — Я этого человека не знаю, он сам на меня вышел. Но у меня нюх на эту публику — он очень непростой человек… Никто никому, конечно, ничего не обязан, но такому человеку отказывать нельзя, когда он просит. Можешь мне поверить.

— Ну, и кто он всё-таки? Бандит, что ли? Какой-нибудь крёстный отец мафии?

— Понятия не имею. Но у меня принцип такой: ни с кем отношений не портить. Мало ли какие у человека связи не только в нашем городе, но и по всей стране. Тем более, чувствую, что он вообще не израильтянин. Вот, как-то так.

— Ого! — ещё больше удивляюсь я. — И что же ему от простого охранника понадобилось? В криминальных разборках я не участвую, наркотиками не торгую, людей не похищаю и киллером не подряжался, хотя некоторых с превеликим удовольствием бы грохнул…

— Что-то ты не по делу разговорился! — хмурится шеф. — Лучше язык придержи, а то это может кое-кому не понравиться… Короче. Слушай меня дальше. Этот человек лично позвонил мне, потом приехал сюда в офис и прямо поинтересовался, работаешь ли ты у меня. Не чьё-то — твоё имя назвал. Он тебя, оказывается, по всей стране уже несколько дней разыскивает. Не знаю, что ему от тебя понадобилось, и знать не хочу, но по пустякам такие люди даже палец о палец не ударят. Ты меня понимаешь?

— Не понимаю! Он так и не сказал, для чего я понадобился?

— Мне тоже показалось это загадочным, — шеф пожимает плечами и принимается демонстративно перекладывать какие-то бумаги перед собой на столе, — но лезть в чужие дела не собираюсь. Мне и своих проблем хватает… А у тебя хочу на всякий случай поинтересоваться: может ты где-то когда-то накосячил? Напряги память. Повторяю, по пустякам такие люди не станут кого-то разыскивать!

— В вашей конторе я работаю уже четыре года, — отвечаю бодро, как и положено хорошему солдафону, а на душе отчего-то уже кошки скребут, — и вы меня знаете, наверное, не хуже, чем я сам себя. О каких косяках может идти речь? У меня времени свободного ни на что не остаётся — только работа и сон, работа и сон…

— Вот и я ему о том сказал, — кивает головой шеф, — но он говорит, что ему нужно поговорить с тобой лично и совсем по другому вопросу, а меня этот разговор никаким краем не касается… Ну, раз так, значит, моё дело сторона. Он попросил лишь предупредить тебя — я так и сделал, а дальше договаривайтесь между собой сами.

— И что я должен сделать?

— Ничего. Отправляйся домой и жди. У тебя сегодня выходной. Отдыхай, смотри телевизор, стихи свои сочиняй… К тебе этот человек собирается лично подъехать. Домой или ещё куда-то, не знаю. Он сам с тобой свяжется. Твои координаты я ему дал. Не подведи меня, я за тебя поручился… Да, и пистолет на всякий случай оставь здесь — он тебе не понадобится. А то мало ли…

Последняя просьба шефа меня удивляет. Никогда ещё такого не было. Неужели боится, что я стану отстреливаться от своего загадочного визитёра?! Вот ещё новости!

Ни слова не говоря, вытаскиваю пистолет из кобуры и кладу на стол.

— Удостоверение охранника тоже сдать?

— Нет, этого пока не требуется, — шеф криво усмехается, — я сказал только про оружие.

— О пистолете он тоже попросил, этот ваш таинственный знакомый?

— Нет, это я сам решил. Подальше от греха…

Домой еду в задумчивости и всё никак не могу найти объяснений странным поступкам шефа. Кому из здешних бандитов я мог понадобиться? А может, и не здешних или, если верить шефу, вообще какому-то иностранцу. Я и на прежней родине ни с каким криминалом не общался, только смотрел ментовские телесериалы, не больше. А уже здесь в Израиле и вовсе не до сериалов.

Впрочем, что это я всё про бандитов да про бандитов? Может, человек, которому я потребовался, вполне приличный… Но тогда другой вопрос: что от меня понадобилось приличному человеку? Тем более, непонятно.

Я не настолько наивен, чтобы не догадываться о том, что любой подобный бизнес, как у моего шефа, не может быть кристально чистым, и шеф так или иначе непременно должен время от времени пересекаться с криминальными элементами. Но какое к этому отношение можем иметь мы, простые его работники, получающие грошовые зарплаты, и от которых совершенно ничего не зависит?

Уже у самого моего дома я осматриваюсь по сторонам и вдруг замечаю какую-то тёмную незнакомую машину, притормозившую на нашей стоянке. В принципе, здесь могут стоять только автомобили наших жильцов, редко появляются чужие, а эта… Вот тебе ещё одна непонятка.

Не раздумывая больше ни минуты, разворачиваюсь и снова выезжаю на проезжую часть дороги. Что-то мне это совсем не нравится. И сразу же замечаю, как тёмная машина трогается с места и неторопливо выруливает следом за мной…

2.

Теперь я уже то и дело поглядываю на неотрывно следующую за мной машину. Она не приближается и не отстаёт, словно отслеживает и повторяет мой маршрут. И это мне крайне не нравится. Тут даже будучи человеком совершенно ни в чём не замешанным, на душе становится беспокойно, словно ты во всём подряд виноват и тебя отовсюду ожидают неминуемые неприятности.

Неужели этот неизвестный бандит, от общения с которым мой шеф явно струхнул, не доверился ему и отправил своих хвалёных телохранителей, рядом с которыми я не валялся, проследить, куда я проследую после того, как узнаю о нашей предстоящей встрече. А то, что он серьёзно намерен встретиться со мной и не допустить моего вероятного побега, становилось предельно ясно.

Самое неприятное в моей ситуации — неизвестность и невольный страх, лишающий рассудка и толкающий на самые необдуманные поступки. Ничего другого не остаётся — только удирать от преследователей. Как это делается в детективных сериалах, я в точности не помню, потому что никогда не заострял на этом внимания и даже теоретически не мог представить, что мне когда-то придётся участвовать в таких гонках. Предельные скорости, свист пуль, сирены полиции, вдребезги расколоченные машины — неужели и меня это ждёт?!

Так ничего и не придумав, останавливаюсь на обочине и выхожу из машины. Будь что будет. Если преследователям есть что мне предъявить, то они тоже остановятся и подойдут поближе. Правда, пистолета с собой у меня уже нет, но даже если бы и был, то стрелять из него — упаси бог… Это уже запредельно — что-то мои разгорячённые просмотренными детективами мозги начинают воображать невесть что! Захотелось поиграть в войнушку? Наконец прорезались детские мечты?

Перевожу дыхание и смотрю на медленно приближающуюся машину. На улице только начинает смеркаться, но фонари уже зажглись, и всё хорошо видно. Вокруг полно прохожих и автомобилей на дороге, так что никаких военных действий наверняка не предвидится.

Тёмная машина с моими преследователями медленно проезжает мимо. Никого в ней разглядеть не удаётся, но это меня и не сильно волнует — что бы мне дало, если бы я различил лица? Всё равно знакомых в криминальном мире у меня нет и, надеюсь, не будет.

Поглядев им вслед, облегчённо вздыхаю и, закрыв машину, топаю к ближайшему кафе попить водички и перевести дыхание. А в головне не перестаёт крутиться одна и та же мысль: в передрягах с погонями я ещё не участвовал и, надеюсь, что больше такого не повторится. То, что происходило минуту назад, всего лишь плод больного воображения. Не моё это занятие — участвовать в подобных глупостях.

В кафе присаживаюсь за столик у окна и неотрывно гляжу на улицу. Впору бы успокоиться и прийти в себя — а не получается. Если есть ещё какие-то преследователи, то они непременно должны нарисоваться, и бдительность терять пока рано.

Официант приносит бутылку минеральной воды и чашку кофе. Закуриваю сигарету и перевожу дыхание. Напряжение постепенно спадает, и я даже могу позволить себе раздумывать о чём-то постороннем, а не только о своих преследователях, которым что-то от меня нужно.

Попробуем всё разложить по полочкам и спокойно выработать линию своего поведения. Никогда раньше я об этом не задумывался, а вот теперь настало время.

Выходит, что желание какого-то незнакомого мне бандита — иначе я его уже не называл! — настолько переполошило шефа, что он даже забрал у меня оружие, лишь бы не вышло ничего экстраординарного. Откуда ему знать — вдруг я не так прост, как ему кажусь, и с перепугу, а то и из злого умысла начну палить из казённого ствола и грохну кого-нибудь? Шеф — мужик битый и осторожный. Шкурой почувствовал опасность и сразу просчитал, что в случае чего ему тоже достанется по первое число. В том, что ничего хорошего от нашей беседы с незнакомцем не будет, он был почему-то уверен. В отличие от меня, ведь я даже предположить не могу причину интереса к моей скромной особе. Впрочем, и я, если говорить честно, придерживаюсь того же мнения. Но опять встаёт вопрос: что всё-таки от меня нужно этому высокопоставленному незнакомцу?

Кое-какие отдалённые предположения мыслишки приходят на ум — опять же дурацкие киношные стереотипы, но ни за что конкретное зацепиться пока не могу.

Допив кофе, подхватываю неоткрытую бутылку с водой и отправляюсь к своему автомобилю. Ехать домой я сейчас не могу. Следуя жанру, там наверняка меня обязана поджидать засада. Логика преследователей проста: куда я денусь, попетляв по городу и даже сумев «оторваться» от погони, спрятавшись в придорожном кафе? Значит, и не стоит гонять жертвенного кролика по кругу — всё равно рано или поздно вернётся к себе в норку. Там его и можно взять тёпленьким.

Лишний раз пожалев, что у меня на боку теперь нет ставшего привычным пистолета, завожу машину и разворачиваюсь к выезду из города. При этом периодически поглядываю в зеркало заднего вида — нет ли погони. Но за мной всё чисто. Одно время ехал какой-то продуктовый фургон, но он скоро свернул на боковое ответвление дороги и исчез.

Ехать я сейчас мог только в одно место. Никаких иных вариантов у меня не было. К родственникам, живущим в других городах на Севере и в Центре страны, являться среди ночи не хотелось, да и не дело подставлять их, если мои преследователи всё-таки выслеживают меня. Мало ли какие у них людоедские планы!

В Израиле как-то не получается обзавестись близкими друзьями, если это только не те, с которыми ты начал дружить ещё на прежней родине. Вот и у меня есть тут всего один настоящий друг из прошлого, с которым мы хоть и не живём по соседству, да и приехал он сюда намного позже меня, но это ничего не меняет. Как мы дружили, так и продолжаем дружить.

Зовут моего друга Толиком, и был он на прежней родине полицейским. Правда, звёзд на своей службе простым районным участковым не хватал, но разве это важно было для меня? Дружба наша началась ещё в детском саду, потом продолжалась в школе, и даже в институт мы поступили один и тот же, хоть и на разные специальности. Видно, был он по жизни неудачником, ещё большим, чем я, потому что институт закончил не без помощи своей матери — известного в городе врача-терапевта, а потом, опять же с её помощью, устроился инженером на завод, где у него что-то не заладилось, и тогда он подался, не мудрствуя лукаво, на вольные хлеба в полицию. Вот, пожалуй, и вся его биография, гордиться в которой было особо нечем.

Звёздочки на погоны ему не сыпались, и, насколько помню, за десяток лет он сумел лишь один раз, и то по выслуге лет, перескочить из младших лейтенантов в лейтенанты, тем не менее, не унывал — на своей работе вёл довольно богемный, по милицейским понятиям, образ жизни, выпивал и куролесил, но всё ему сходило с рук, потому что и начальство у него было такое же. В киношных сериалах, вон, снимают каких-то идеальных целлулоидных ментов, которые взяток не берут, закон не преступают, к нарушителям и преступникам относятся именно так, как подобает относиться к преступникам. Или, наоборот, каких-то оборотней в погонах, нарушающих все без исключения принципы нормальных человеческих отношений, плюс к этому все до одного параграфы Уголовного кодекса. Толик не относился ни к тем и ни к другим — он был самым обыкновенным ментом со своими положительными и отрицательными качествами. За руку я его, конечно, не ловил, но деньги у него всегда водились, водка и коньяк лились рекой, да и со всякими тёмными личностями он, похоже, был накоротке. Не раз я замечал это, когда нам доводилось встречаться. Конечно же, это было не всегда приятно, но что тут поделаешь? Издержки профессии…

А потом я уехал в Израиль и долгое время ничего о Толике не знал. Пару раз писал ему письма с рассказами о том, как здесь устроился, немного, конечно, привирая и хвастаясь, но в целом трудностей привыкания к новой стране не скрывал. Получал от него ответные письма, в которых тоже ничего интересного не было. А потом он вдруг позвонил мне и сообщил, что едет в Израиль, притом не туристом, а на постоянное место жительства. Так что, мол, братуха, готовься кореша встречать, загружай морозилку хлебным вином.

Это было для меня неожиданно, потому что, как мне казалось, лучше должности для себя, чем быть провинциальным участковым, ему нигде не найти, и эта служба как раз для него. Он словно рождён для неё и катается в ней как сыр в масле. А выходило, что не всё так просто, если он порывает с полицией и теперь уезжает в Израиль. То есть в полную для него неизвестность. Притом для него не секрет, что здесь его вряд ли возьмут на полицейскую службу, но если даже и возьмут, то такой халявы, как раньше, наверняка уже не будет. Всё это выглядело немного странно, но отговаривать его я не стал, тем более, решение он принял окончательное, да и мне это отчасти нравилось: хоть одна близкая душа будет теперь рядом.

В аэропорт Бен-Гурион я поехал встречать Толика в одиночку. С трапа он спустился с одним рюкзаком, и в багаже у него оказался лишь небольшой чемодан. На фоне других репатриантов с тюками, узлами и многочисленными баулами он казался белой вороной. Да он ею, по сути дела, и был.

Ни в каких танцах с флажками и хоровых песнях, что устраивают прямо в зале прибытия для новых репатриантов, участвовать он не захотел, лишь протиснулся между веселящимися людьми, обнялся со мной, неловко чмокнул в щёку и попросил поскорее увозить его отсюда.

— Устал, понимаешь ли, в дороге, — сказал он, — хочу отдохнуть и… будем продолжать жить!

Сперва мы поехали ко мне, и пару дней он прожил у меня. Ни на какие ознакомительные экскурсии, как все новоприбывшие, ехать не захотел, лишь попросил на полученные в аэропорту деньги помочь купить ноутбук и немного подучить пользоваться Интернетом.

— Не хочу сидеть у тебя на шее, — не раз повторил он за эти два дня, — а Интернет поможет мне найти какую-нибудь работу, ну, и вообще… Короче, не хочу ни от кого зависеть.

Стремление, конечно, похвальное, но, чтобы Толик, этот отвязный и шебутной мент, которого я знал именно в таком качестве, начал серьёзно интересоваться компьютером и работой, не связанной с полицией, было для меня полным шоком. Насколько знаю, он и протоколы, которые обязан был писать на своей прежней службе, всегда делал с великим скрипом, а уж ошибок и несуразностей в его писанине было выше крыши.

Компьютер и учебник по компьютерной грамотности мы купили уже на третий день, а потом Толик неожиданно заявил:

— Помоги найти отдельную небольшую квартирку, чтобы я не мешал тебе. Перееду и не буду морочить голову.

Когда я объяснил, что денег, полученных в аэропорту, плюс квартирных, что он будет получать ежемесячно, ни на что приличное не хватит, то он загрустил. Но грустил недолго.

— Мне бы всё-таки работёнку какую-нибудь подыскать. Я не белоручка — могу и физически поработать.

— В полицию тебя не возьмут, — напомнил я, — ты сперва иврит подучи, а уж потом думай о работе.

— Не нужна мне больше полиция — сыт я ею по горло! — махнул он рукой. — Иврит… не знаю, выучу ли, но не уверен, что он мне понадобится. Без него попробую выкручиваться!

При его последних словах я встал в стойку:

— Как же так?! Собираешься жить в Израиле — и надеешься, что иврит тебе не понадобится?! Не бывает такого… Ты хорошо подумал?

— Я даже ещё не решил, оставаться ли мне здесь или нет…

Этот разговор оставил неприятный осадок, ведь мне очень не нравятся люди, которые стремятся из всего извлечь выгоду и взамен ничего не отдать. Откровенно признаюсь, люди, использующие Израиль как перевалочную базу для последующего отбытия в Америку или Европу, мне крайне неприятны. Не то чтобы я был упёртым патриотом, каковых никто и нигде не любит, просто для меня такая ситуация была чужда и неприемлема. Всё должно быть в меру.

Больше разговоров на эту тему мы не заводили, зато я придумал для Толика интересный, хоть и не очень простой при его безденежье выход. Некоторое время назад я работал в охране школы и детского сада в одном из поселений на Хевронском нагорье, которое считается полузакрытой территорией. Всех подряд туда не пускают даже на экскурсии. Тем более, тем, кто привык к комфортным городским условиям, там и не особо нравилось, хотя всё необходимое для нормальной жизни там есть. Единственное и главное, что не подходило городским жителям, это то, что поселение — всё-таки территория охраняемая, так как вокруг далеко не мирные арабские деревни, поэтому по периметру оно обнесено решёткой с камерами слежения, а на всех въездах расположены КПП, на которых солдатики проверяют документа въезжающих. По дорогам постоянно разъезжают джипы пограничной полиции. Короче, почти Дикий Запад со своими собственными ковбоями и индейцами. Ну, и, конечно, постоянным риском встретиться лицом к лицу с террористами из окружающих деревень.

Ко всему, проблема состояла ещё в том, что поселиться здесь мог не каждый, а только тот, кому дадут разрешение в местном совете. Что же касается работы, то её здесь особо нет, хотя в поселении и работает маленький деревообрабатывающий заводик, а на молочной ферме производят козий сыр и йогурты.

Когда я рассказал об этом Толику, то он сперва ничего не ответил, но некоторое время, чувствовалось, обдумывал моё предложение. Со стороны я наблюдал за приятелем и не узнавал его. Никогда таким серьёзным и задумчивым он не был.

Образумился человек, наивно решил я, погулял да покуролесил в своей полиции, а теперь серьёзно задумался о жизни. А что — парнишка он уже не первой молодости, далеко за тридцать, пора и о семье задуматься. Не заканчивать же существование бобылём и выпивохой!

…Короче говоря, на четвёртый день его пребывания в Израиле мы собрались и поехали в поселение на Хевронском нагорье. По своей прежней работе охранником в тамошней школе я был неплохо знаком с руководителем местного совета и не сомневался, что тот постарается помочь мне в устройстве нового репатрианта, готового на любую работу. Тем более мои рекомендации что-нибудь да весили…

3.

Сегодня пришёл черёд Толика помогать мне, так же, как и я помог ему полгода назад. Погощу у него денёк-другой. Если понадоблюсь шефу, то позвонит. Чего мне как раз не очень-то хотелось бы в сложившейся ситуации. Что будет, когда на меня выйдут, — так далеко я не загадывал.

Мы с Толиком изредка перезваниваемся, и он пару раз заходил ко мне в гости, когда приезжал в город на попутных машинах за покупками. Его и в самом деле приняли в поселении по моей рекомендации, дали пустующую половину домика, и работал он теперь слесарем по оборудованию на молочной ферме. Всё-таки инженерное образование, несмотря на прежнюю работу в полиции, ему пригодилось. Голова варит, а руки помнят, как крутить гайки и латать дырки в трубопроводах. На большее он и не претендовал. Да от него больше и не требовали.

Похоже, что нынешняя скромная жизнь без шумных загулов и прочих излишеств Толика теперь устраивала полностью. Вот бы, загадал я, он ещё подругу себе завёл, чтобы создать семью, настрогать детишек, короче, жить как нормальный человек. Поверьте, это не самый плохой способ существования в нашем непростом мире. Только вот подругу среди тамошнего населения, почти не говорящего по-русски, найти довольно сложно. Впрочем, тут я ему не помощник, пусть сам выкручивается.

…Ехать до поселения почти сорок километров, а это по пересечённой горной местности, да ещё в быстро надвигающихся сумерках, дело непростое. Правда, маршрут мне известен в мельчайших подробностях и пройден не раз, так что я спокоен за рулём и лишь изредка поглядываю в зеркало заднего вида. Но никто меня больше не преследует, а по этой дороге в такое позднее время машин всегда мало. Правда, существует некоторая опасность, что со скал, обступающих новую, недавно отстроенную дорогу, могут кидать камни мальчишки из близлежащих арабских деревень. Но это чаще всего бывает днём, а в такое позднее время тут все сидят по домам. Поселенцы, у которых с собой всегда оружие, в ночное время стреляют без предупреждения и выстрелов в воздух не делают — бьют сразу на поражение, так что арабы прекрасно понимают, когда можно заниматься метанием камней сравнительно безопасно, а когда можно за это схлопотать пулю в лоб. Такова наша жестокая реальность. Есть вероятность, конечно, за необоснованную стрельбу загреметь и за решётку, но, когда с тобой в машине женщины и дети, приходится делать нелёгкий выбор. И бить врага на поражение.

Добираюсь до поселения довольно быстро — за полчаса. Уже издали в кромешной темноте сияют яркие огни, освещающие раздвижные ворота, за которыми бессонно расхаживает солдатик в каске и бронежилете. Пара дежурных вопросов, проверка документов — и вот я уже качу по извилистым улочкам, утопающим в зелени, к одному из крайних домиков, занимаемого Толиком.

А вот и хозяин на пороге. Я предварительно сообщил ему, что еду, и он, естественно, безумно рад старому другу, лишь попросил прихватить с собой сигареты и бутылку водки, потому что в поселковом магазине курева и спиртных напитков не продают. Тут половина жителей религиозные, которые ничего, кроме красного вина по шабатам, не употребляют, но нам-то с Толиком никто не запретит красиво жить!

— Здорово, брат! — он обнимает меня и жестом приглашает пройти внутрь. — Какими судьбами? Что-то случилось?

Подхватываю пакет с купленными на заправке подарками и иду следом за ним.

Обстановка в домике спартанская. Вся мебель оставлена прежними жильцами — кровать, платяной шкаф с дверцами, обклеенными полустёртыми детскими стикерами, продавленный низкий диван, стол посреди единственной комнаты и пара разнокалиберных стульев. В углу старый холодильник и столик с тарелками и стаканами. Ничего нового Толик не приобретал. Ему хватало и того, что есть.

Всё это меня не удивляет, потому что почти все в поселениях живут довольно скромно, почти с таким стандартным набором мебели. Вилл и богатых особняков у наших соотечественников на территориях нет. Разве что у арабских шейхов по соседству. Но с теми, ясное дело, мы никаких отношений не поддерживаем. Как и они с нами.

— Так что всё-таки случилось? — Толик внимательно разглядывает меня, видимо, прекрасно понимая, что ни с того ни с сего на ночь глядя к нему я не приеду.

— А дело вот в чём… — Слово за словом выкладываю свою недолгую историю общения с шефом и последующего преследования меня неизвестным автомобилем.

— Вот оно что… — Лицо Толика мрачнеет, словно всё это происходило не со мной, а с ним. — Понял. Что ж, располагайся и чувствуй себя как дома.

Пока он накрывает стол и готовит немудрёную закуску — помидоры, огурцы, холодную вареную картошку, рыбные консервы и баночку с неизменным хумусом, я успеваю умыться и стряхнуть с одежды дорожную пыль.

— Давай за стол, — командует Толик, — будем соображать, как нам выкручиваться из данной ситуации.

— Кому нам? — усмехаюсь невольно. — Ты-то здесь причём?

— Не знаю, — протягивает он и ставит на стол рюмки и тарелки, — может, и не причём. А может, и причём…

Тут уже приходит черёд удивляться мне:

— Не понял! Это у тебя прикол такой? Или я чего-то про тебя не знаю?

Толик ничего не отвечает, лишь садится за стол, жестом предлагает мне присесть на соседний стул и молча раскупоривает бутылку водки.

Конец ознакомительного фрагмента.