Великий обман. Чужестранцы в стране большевиков

Лев Симкин, 2022

Десятая книга Льва Симкина, доктора юридических наук и профессора, автора исторических расследований самых ярких и драматических страниц истории России. «Великий обман» – книга о том, как в СССР принимали почетных иностранцев. Писатели, специалисты, лидеры мнений охотно приезжали в гости в советское государство, чтобы посмотреть на жизнь советского человека. Гостей встречали настоящие профессионалы своего дела. Советские деятели культуры, журналисты и сотрудники спецслужб создавали позитивный образ страны и гражданина, в то время как истинная картина зачастую была совсем другой… В формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Великий обман

Я расскажу тебе — про великий обман…

Я расскажу тебе — про великую ложь.

Марина Цветаева

«Мудрость Ивана Грозного состояла в том, что он стоял на национальной точке зрения и иностранцев в свою страну не пускал, ограждая страну от проникновения иностранного влияния». С этими словами в феврале 1947 года обратился к создателям фильма о грозном царе товарищ Сталин. После чего ему пришло на ум другое имя, и вождь добавил: «Петр I — тоже великий государь, но он слишком либерально относился к иностранцам, слишком раскрыл ворота».

Так уж повелось — из века в век существуют в России две повторяющиеся модели взаимоотношений с иностранцами (во всяком случае, с западными, появившимися у нас с конца XV века) — «ивановская» и «петровская». Своего рода матрицы. То страну приоткроют для иноземцев, то опять закроют, открытость сменяется изоляционизмом и наоборот, власть начинает оказывать им щедрое гостеприимство. Правда, гостеприимство это особого рода — их окружают множеством опекунов, но об этом — отдельный разговор. Иной раз нам кажется, что они смотрят на нас свысока и норовят обидеть. Сейчас как раз такой период, немного затянувшийся.

В одни периоды мы верим, что заграница нам поможет, в другие — что, напротив, навредит. Но ведь, положа руку на сердце, мы — безотносительно к переживаемому периоду — считаем враждебным мир, представителями которого они являются. Это — с одной стороны. А с другой — то и дело ищем его одобрения. И стараемся повлиять на его к нам отношение с тем, чтобы оно изменилось к лучшему.

Пожалуй, наиболее эффективным это влияние было в 20–30-х годах прошлого века. За неполных два десятилетия советской власти удалось невероятное — убедить многих людей на планете в том, что ею строится самое передовое, справедливое общество в истории, а внешний мир только и ждет удобного момента, чтобы на него наброситься. И каким-то чудом сформировать этот светлый образ в условиях закрытой для свободного въезда и выезда страны.

Советский Союз закрылся от иностранцев едва ли не сразу после своего образования. Ну не то чтобы совсем закрылся, но свободно въехать в Страну Советов было весьма затруднительно. А желающих было немало. К концу 20-х годов СССР вошел в моду (примерно как Китай век спустя) и легко мог бы стать местом массового паломничества иностранцев. Знаменитая «контора Кука» направляла на нашу бывшую родину «интуристов», если тех одолевала скука и если ими овладевала охота увидеть другой, альтернативный Западу мир. Многих и многих заинтересовал социалистический эксперимент, только-только зачинавшийся. Нечто подобное случилось на нашей памяти на рубеже 90-х, когда этот эксперимент окончательно провалился, но масштаб был уже не тот.

В 20-е годы в СССР была создана уникальная система приема иностранных гостей. На первом месте — те, от кого в первую очередь зависело формирование нужного образа Страны Советов за рубежом, западные интеллектуалы — писатели, ученые, политики, крупные журналисты. На втором — рабочие делегации, призванные после возвращения рассказать пролетариям всех стран «правду о Советском Союзе». На третьем — обычные «интуристы», целью привлечения которых была не столько валюта, сколько их идеологическая обработка.

Иностранцев, как я уже говорил, в СССР впускали немного, зато уделяли им много внимания. Немного — это сколько? Приведу несколько известных мне цифр.

В 1925–1927 гг. в СССР побывало около 50 тыс. иностранцев, в том числе 11 тыс. немцев, 4 тыс. финнов, 3,5 тыс. чехов и словаков, по 2 тыс. англичан и американцев, по 1,5 тыс. французов, австрийцев, шведов, по 1 тыс. итальянцев и датчан. В середине 30-х годов число иностранных гостей несколько увеличилось, а к концу десятилетия постепенно сошло на нет. В 1937–1938 годах СССР посетили 18 тысяч человек, а в 1939–1941 годах — лишь 3 тысячи, в основном из дружественной в ту пору Германии.

Это только гости, а были еще те, кто приезжал, так сказать, навеки поселиться, о чем, правда, впоследствии иным из них пришлось пожалеть. Удивительное дело — страна, из которой традиционно эмигрировали в другие части света, после октября 1917 года стала местом массовой иммиграции иностранцев. В Советский Союз стремились все, кто симпатизировал идее строительства социализма и пожелал лично в нем участвовать. С началом Великой депрессии к ним присоединились тысячи безработных плюс те, кто подвергся расовой и национальной дискриминации, кто мечтал получить в СССР образование, условия для научной деятельности. В 1931 году, по данным Амторга (акционерного общества, де-факто выполнявшего функции советского посольства в США вплоть до его открытия осенью 1933 года), было нанято на работу в СССР до 10 тыс. американцев, а количество обращавшихся иногда составляло до тысячи в день.

Кроме того, возвращались те, кто до революции эмигрировал в Америку, в основном евреи и финны, а также русские сектанты, бежавшие за океан в поисках религиозной свободы. Поверив в социалистическое будущее — грядущий рай на земле, — они распродавали нажитое за годы эмиграции имущество и вместе с семьями возвращались на родину.

По материалам всесоюзных переписей 1926 и 1937 годов, в стране проживало соответственно 390 тыс. и 190 тыс. иностранных граждан, правда, в их числе представители стран Запада были в меньшинстве. В 1930 году на XVI съезде ВКП(б) было принято решение о приглашении в СССР 40 тыс. иностранных рабочих и специалистов для участия в проектировании и реализации крупнейших строек первой пятилетки. В 1932–1933 гг. приехало около 20 тыс. человек, а вместе с семьями 35 тыс. В одной только Москве и области, на «Шарикоподшипнике» и «Динамо», часовом и «Электрозаводе» трудилось больше 2 тыс. иностранных рабочих.

И еще «свои», политэмигранты — к 1937 году их общее количество превышало 4 тысячи человек, на первом месте немцы, на втором американцы.

В гостях у сказки

Для многих все еще остается загадкой, каким образом удалось убедить стольких людей в справедливости и гуманности советского строя. И не абы кого — в их числе властители дум, к которым прислушивались Европа и Америка. Бернард Шоу и Герберт Уэллс, Ромен Роллан и Анри Барбюс — все они внесли свой вклад в прославление сталинского Советского Союза, ни один из них не приметил ни начала Большого террора, ни голода, ни атмосферы страха, ничего такого.

Тому были свои причины. «Да, был культ. Но была и личность!» Эта фраза, приписываемая обыкновенно Михаилу Шолохову, получила известность в середине прошлого века, после «разоблачения культа личности Сталина». Здесь же она приведена не для того, чтобы славить эту личность, а чтобы напомнить — в Советском Союзе было много и вправду хорошего, что не могло гостям не понравиться. Им надоел капитализм с его кризисами, а тут впервые в истории человечества как будто победила справедливость, бедным предоставляют жилье и возможность получить образование, бесплатно лечиться. Миру был предложен новый цивилизационный проект — без сословий, уравнявший в правах всех граждан, мужчин и женщин, реализован принцип «кто не работает, тот не ест». Мало того, далекий Советский Союз, искоренив безработицу, строил гиганты индустрии, осваивал Арктику. И все это на фоне происходившей на Западе Великой депрессии.

Английский писатель Артур Кёстлер, проведший 1933 год в Советском Союзе, на своем примере показал, как, попав в «закрытую систему», западный интеллектуал постепенно утрачивал способность к самостоятельному мышлению. Он «не мог не заметить азиатской отсталости жизни, апатичной толпы на улицах, в трамваях и на вокзалах; невероятных жилищных условий, из-за которых все промышленные города казались одной огромной трущобой (две-три пары в одной комнате, разделенной висящими простынями), голодных кооперативных пайков или того, что цена килограмма масла на рынке равнялась среднемесячной зарплате рабочего». Осознавая, что «трудящимся в капиталистических странах жилось лучше, чем в Союзе», он оправдывал это тем, что «в СССР уровень постоянно рос, а там — постоянно снижался…»

Советское государство больше, чем любое другое государство в истории, уделяло внимание пропаганде. Ее успеху способствовал дореволюционный пропагандистский опыт большевиков. К тому же в условиях экономического кризиса 1929–1933 годов пропаганда опиралась на реальные факты резкого ухудшения положения народонаселения стран Запада.

«Среди этих бушующих волн экономических потрясений и военно-политических катастроф, — восклицал товарищ Сталин на XVII съезде ВКП(б) (январь 1934 года), — СССР стоит отдельно, как утес, продолжая свое дело социалистического строительства и борьбы за сохранение мира. Если там, в капиталистических странах, все еще бушует экономический кризис, то в СССР продолжается подъем как в области промышленности, так и в области сельского хозяйства». Постепенно ситуация в странах Запада стабилизировалась, но тезис о постоянном ухудшении положения трудящихся и нарастании классовой борьбы надолго остался в центре внимания мощнейшей советской пропаганды. Автора этих строк, как и его родившихся после Второй мировой ровесников, полвека спустя все еще учили тому, что общий кризис капитализма продолжает углубляться.

Николай Бердяев в своей «Философской автобиографии» призывал «увидеть не только ложь, но и правду коммунизма». Ложь коммунизма, по его мнению, «есть ложь всякого тоталитаризма», отрицающего свободу, «но социально в коммунизме может быть правда, несомненная правда против лжи капитализма, лжи социальных привилегий».

Сталинский социализм — сродни вере, своего рода эрзац-религия. «Земля Ханаанская сместилась на северо-восток», — писала в 1932 году из СССР в письмах к оставшемуся в Англии другу Памела Трэверс. И одновременно — эрзац-наука. Среди «друзей СССР» было много ученых, для которых, по всей видимости, имело значение, что советская идеология позиционировалась в качестве научной доктрины. В свою очередь, люди искусства стремились попасть в Москву — оплот мирового авангарда и новой эстетики.

Сталинский социализм — сродни любви. Странники из-за границы верили в то, что едут в первую справедливую страну на свете, стремились в СССР как в землю обетованную, очарованные мечтой. Как полагал философ Карл Кантор, социализм был самой гуманной, самой демократичной, самой свободолюбивой идеей, которая только может быть. Странники стремились в страну большевиков словно в пещеру Лейхтвейса, ожидая увидеть невозможное, найти то место, где царит справедливость и всеобщее счастье, и находили этому подтверждение, охваченные иллюзией мгновенного прозрения. Они были заранее очарованы тем, чего не знали, то было очарование не злом, как иногда говорят, а неизведанным, они были странниками, очарованными социализмом.

Джентльменский набор советских пропагандистов, рассчитанный на заграницу, включал не только рассказ о преимуществах советского строя перед капиталистическим, но и преувеличенное представление о роли СССР как одного из мировых «центров притяжения», влияющего на всю систему международных отношений. «Англия и Америка выступали в качестве такого центра для буржуазных правительств, — говорил товарищ Сталин на XIV съезде партии (1925), — а СССР — для рабочих Запада». Иностранцам предлагалось ощутить чувство сопричастности к родине социализма, отсюда их эмоциональная самоидентификация с Советским Союзом.

Правда, были и те, кто предупреждал, что сталинский режим не имеет ничего общего с социализмом, каким его видели западные интеллектуалы, а скорее подобен гитлеровскому режиму. «…Ничто, по моему мнению, так не способствовало извращению идеи социализма, как убеждение в том, что Россия — социалистическая страна», — писал Джордж Оруэлл в предисловии к одному из изданий «Скотного двора». Но его мало кто слушал.

…Несмотря на уговоры друзей, начитавшихся об «ужасах большевизма», приехал в Москву Джон Вест из штата Огайо, герой фильма Льва Кулешова «Необычайные приключения мистера Веста в стране большевиков» (1924). В Москве у него украли портфель беспризорники, а потом наивный американец стал объектом вымогательства шайки мошенников. Переодевшись по образу «страшного большевика» из американского журнала, найденного в украденном беспризорниками портфеле, они инсценируют арест мистера Веста и последующий побег, чтобы получить за него выкуп. Но все заканчивается хорошо — злоумышленников арестовывает московская милиция, доблестный представитель которой в финале показывает Весту обновленную большевиками Москву.

Кадр из кинофильма «Необычайные приключения мистера Веста в стране большевиков» (1924 год)

Фильм настолько хорош, что его можно смотреть и сегодня. И даже поверить в то, что там видишь. Вот только одна деталь, возможно, смутит искушенного зрителя — в той Москве стоит Храм Христа Спасителя, впоследствии снесенный теми же большевиками. А со зрителем неискушенным вполне может произойти то, о чем когда-то предупреждал поэт Павел Коган.

Есть в наших днях такая точность,

Что мальчики иных веков,

Наверно, будут плакать ночью

О времени большевиков.

«Большевики показали миру, какой великой силой является мудро и энергично проводимая пропаганда», — писал в свой МИД польский посланник в СССР Станислав Патек (1927). Западные пропагандисты уступали советским по всем фронтам. Это они создали коммунистическую сказку, привлекательный для всего мира образ одной шестой части суши как райского места с обилием лесов, полей и рек, где так вольно дышит человек. Многие мечтали побывать в гостях у сказки и самим увидеть, как

…там и тут

Птицы райские поют.

И висят, качаясь сами,

Ветки с райскими плодами,

И порхают мотыльки,

Многоцветны и легки…

Чужеземцы, в удивленье

От такого представленья,

Рты разинувши сидят

И во все глаза глядят…^[1]

Ленин, как вспоминал его близкий соратник Карл Радек, называл иностранцев, агитирующих за Советы, «полезными идиотами». В наши дни обзывать их этими словами, думаю, не вполне справедливо. Во-первых, они знали куда меньше, чем мы сейчас, и потому могли вполне искренне испытывать очарование страной большевиков. И, во-вторых, в практическом смысле они не были такими уж идиотами. Статус «друзей Советского Союза» (публичной защиты и восхваления СССР) нес с собой для западных интеллектуалов конкретную выгоду. Скажем, писатели могли рассчитывать на приглашения в СССР, где, помимо прямых расходов на поездки (чем не гранты из будущего?), им помогали материально. И, главное, платили в валюте за переведенные на русский язык и изданные у нас книги. СССР не присоединился к международным конвенциям об авторском праве, и никому другому и, конечно же, русским писателям-эмигрантам никаких отчислений не полагалось. А сочувствующих иностранных журналистов подкармливали советские посольства, Наркомат иностранных дел располагал для этого специальными фондами. В 1935 году бюджет, предназначавшийся для французской прессы, составлял свыше 110 тыс. франков в месяц.

«Хорош выбор — между удавкой и веревкой!» (Марина Цветаева)

Любовь к Советскому Союзу обусловливалась еще одним немаловажным обстоятельством. Тут сказывались не только личные социалистические симпатии европейских «левых», но и боязнь грядущего наступления нацизма. «В мире, безумно балансирующем между фашизмом и коммунизмом как двумя формами тирании, — рассуждала в 1932 году путешествовавшая по СССР Памела Трэверс, — писатели, оказавшись перед выбором, вынужденно предпочитают последний».

Почему так? Думаю, дело в специфических особенностях национал-социалистического зла, понятных уже тогда, до учиненных им чудовищных злодеяний. Нацисты не скрывали или почти не скрывали античеловеческой составляющей их учения. Все, что следовало знать о нацизме, можно было почерпнуть из его «библии», «Майн Кампф» — там есть и «высшая», и «низшие» расы, и «еврейская угроза». Если они и стремились к добру, то лишь для своего народа, да и то выборочно. Коммунисты же изначально исповедовали светлую идею, истоки которой недалеки от тех, что можно обнаружить в религиозных текстах. В Советском Союзе в те годы с идеологией была полнейшая непредсказуемость. Сегодня надлежало бороться с левым уклоном, завтра с правым, а послезавтра — с доселе неведомым лево-правым. В отличие от расовой идеи, идею классовую мало кто принимал всерьез, Сталину в каком-то смысле было все равно, кого сажать.

Про нацистскую Германию в Европе больше знали, чем про Советский Союз — и о концлагерях, и о кострах из книг, для писателей особенно неприятных. А о том, что происходило в Советской России, на Западе ходили лишь сплетни, да время от времени появлялись какие-то перебежчики, ну да кто их слушал.

И, тем не менее, за границей об СССР знали гораздо больше, чем советские люди — о Западе. Несмотря на то что «этот пункт был связан рельсами со всем миром — с Афинами и Апеннинским полуостровом, а также с берегом Тихого океана, — никто туда не ездил: не было надобности». Андрей Платонов, которого я только что процитировал, понятно, иронизировал, за границу советского человека попросту не выпускали.

«Можно сказать, что то немногое, что знают в России о загранице, — писал немецкий философ Вальтер Беньямин, — находится в том же положении, что червонец: в России это очень большая денежная ценность, а за границей его даже не включают в курсы валют».^[2]Это отмечали едва ли не все иностранные визитеры. Тот же Артур Кёстлер удивлялся «искаженному до абсурда понятию о жизни в капиталистическом обществе…». «Поначалу я вздрагивал, — пишет он, — когда после лекции слышал вопросы вроде таких: “Когда вы оставили буржуазную прессу, отобрали ли у вас продовольственные карточки и выбросили ли вас тут же из комнаты?”, “Сколько в среднем умирает от голода французских семей: а) в сельской местности и б) в городах?”…» В пособии по игре в шахматы утверждалось, что «за границей, в капиталистических странах рабочий класс и крестьянство…не имеют доступа в шахматные кружки».

«…Гордость советского гражданина подогревается ценою искажения истины, — это уже Ромен Роллан отмечал в своем тайном “Московском дневнике”. — Систематически замалчивается или искажается информация, идущая из-за границы.…Миллионы честных советских тружеников твердо верят, что все лучшее, что у них есть, создано ими самими, а весь остальной мир лишен этих благ».

Ну, пожалуй, достаточно. Пора переходить к рассказам самих иностранцев об их пребывании в Стране большевиков, к их свидетельствам об увиденном. Понятно, их взгляд на советскую жизнь мог быть достаточно легковесен, и все же, в отличие от наших сограждан, им было с чем ее сравнивать. И, главное, читая их рассказы, можно не только увидеть Советскую Россию глазами чужестранцев, но и попытаться понять, каким образом происходило их обольщение.

Нет, речь не о пропагандистских книжонках типа той, что вышла с вступительной статьей Карла Радека к 15-й годовщине «Великого Октября». Под заголовком «Глазами иностранцев» собрали очерки ста зарубежных авторов, признававших, что «Октябрьская революция явилась тем великим историческим этапом, который кладет начало новой человеческой эре», а «СССР — единственная страна, где есть жизнь, где рождается новый человек, где куется новое будущее». Речь о других книгах, основанных на личном знакомстве с советской действительностью. Часть из них написаны тогда же, часть — позже. Среди них есть книги апологетические, есть — критические, ведь с конца 30-х годов, начиная с Московских процессов^[3], на Западе началось просто-таки коллективное прозрение. К тому же часто те, кто в большей степени соприкасался с реальной жизнью, иностранные корреспонденты да работавшие в СССР иноспециалисты, после отъезда превращались из энтузиастов социализма в его обличителей.

Ну что ж, на этом предуведомление к книге можно считать законченным, осталось только привести список тех, чьими глазами увидит читатель Страну большевиков.

Действующие лица

Почетные гости

Анри Барбюс (1873–1935) — французский писатель, член Французской коммунистической партии. Посетил СССР в 1927, 1932, 1934 и 1935 годах. Автор биографии Сталина, ему принадлежал слоган «Сталин — это Ленин сегодня».

Сидней Джеймс Вебб (1859–1947) — английский экономист и политический деятель. Беатриса Вебб (1858–1943) — социолог, экономист. В 1932 году супруги посетили СССР, после чего опубликовали книгу «Советский коммунизм — новая цивилизация?»

Хьюлетт Джонсон (1874–1966) — британский религиозный деятель, проповедовал коммунизм с амвона Кентерберийского собора. В 1937 году посетил Советскую Россию, свои впечатления о «величайшем социальном эксперименте» изложил в книге «Советская держава. Социалистическая шестая часть мира».

Теодор Драйзер (1871–1945) — американский писатель. В 1927 году приглашен в СССР для участия в праздновании десятой годовщины Октябрьской революции. После поездки опубликовал книгу «Драйзер смотрит на Россию».

Андре Поль Гийом Жид (1869–1951) — французский писатель, лауреат Нобелевской премии по литературе. Посетил Советский Союз летом 1936 года.

Эмиль Людвиг (1881–1948) — немецкий писатель, автор биографий Гете, Бисмарка. Брал интервью у Сталина в декабре 1931 года.

Ромен Роллан (1866–1944) — французский писатель, лауреат Нобелевской премии по литературе, приезжал в Москву в июне 1935 года.

Герберт Джордж Уэллс (1866–1946) — английский писатель, автор известных научно-фантастических романов. Дважды приезжал в Москву, в сентябре 1920 года встречался с Лениным, в июле 1934 года был принят Сталиным.

Лион Фейхтвангер (1884–1958), один из наиболее читаемых в мире немецких писателей, автор исторических романов. По приглашению Советского правительства в 1937 году два месяца провел в СССР, был принят Сталиным.

Джордж Бернард Шоу (1856–1950) — ирландский драматург, лауреат Нобелевской премии в области литературы, самый цитируемый писатель мира. Посетил СССР в июле 1931 года.

Литераторы

Вальтер Беньямин (1892–1940) — немецкий писатель и философ, посетил Москву в декабре-январе 1926–1927 годов.

Бертольт Брехт (1898–1956) — немецкий драматург, поэт, театральный деятель. Посетил Москву весной-летом 1935 года.

Иржи Вайль (1900–1959) — чешский писатель, в 1933–1935 годах работал в Москве журналистом, после убийства Кирова отправлен в ссылку в Казахстан.

Ян Валтин (Рихард Кребс) (1905–1951) — немецкий писатель, агент Коминтерна. Автор книги «Из мрака ночи».

Джордж Сильвестр Вирек (1884–1962) — немецко-американский поэт, журналист. Посетил Советский Союз в июле 1929 года. Автор книги «Пленники утопии. Советская Россия глазами американца».

Дьюла Ийеш (1902–1983) — венгерский поэт, в 1934 году приезжал в СССР, посетил проходивший в Москве антифашистский Международный конгресс писателей в защиту культуры, автор книги «Россия. 1934».

Панаит Истрати (1884–1935) — французский писатель, в 1927 году посетил СССР. Автор книги «К другому пламени. После шестнадцати месяцев в СССР. Исповедь для побежденных» (1929).

Мирослав Крлежа (1893–1981) — хорватский писатель. Посетил СССР в 1926 году. Автор книги «Поездка в Россию».

Артур Кёстлер (1905–1983) — британский писатель и журналист, в середине 30-х гг. год прожил в Советском Союзе. Автор романа «Слепящая тьма».

Куусинен Айно (1886–1970), финская писательница, сотрудница Коминтерна, агент военной разведки. Автор книги «Господь низвергает своих ангелов».

Курцио Малапарте (1898–1957) — итальянский писатель, посетил СССР в 1929 году. Автор романа «Бал в Кремле».

Поль Моран (1888–1976) — французский писатель, в 1924 году посетил СССР, автор повести «Я жгу Москву» (1925).

Витезслав Незвал (1900–1958) — чешский поэт, живописец и композитор, в 1934 году был делегатом I съезда советских писателей, автор книги «Невидимая Москва» (1935).

Джон Дос Пассос (1896–1970) — американский писатель. В 1928 году провел несколько месяцев в СССР.

Гвидо Пуччо (1894–1980) — итальянский журналист, в 1928 году посетил СССР.

Уильям Сароян (1908–1981) — американский писатель армянского происхождения, посетил СССР в 1935 году.

Луи-Фердинанд Селин (1894–1961), французский писатель, посетил Советский Союз в 1936 году.

Виктор Серж (1890–1947) — французский и русский писатель, в Париже примкнул к анархистской банде, грабившей банки, в 1913 году осужден, в 1919-м обменян на французского офицера, задержанного петроградской ЧК. В СССР работал в Коминтерне, в 1933 году за участие в оппозиции выслан из Москвы, в 1936 году Сталин разрешил ему покинуть СССР.

Памела Линдон Трэверс (1899–1996) — австралийская писательница, автор книг о Мэри Поппинс. В 1932 году совершила путешествие в Советскую Россию, после чего выпустила сборник эссе «Московская экскурсия» (1934).

Сигрид Унсет (1882–1949) — норвежская писательница, лауреат Нобелевской премии по литературе. В апреле 1940 года эмигрировала из оккупированной Норвегии в США (через территорию СССР).

Бруно Ясенский (1901–1938) — французский, польский и советский писатель, с 1929 по 1937 годы жил в СССР, автор романа «Я жгу Париж».

Журналисты

Коррадо Альваро (1895–1956) — итальянский писатель, журналист, провел лето 1934 года в Советском Союзе и написал серию репортажей для газеты «La Stampa», из которых позднее составилась книга «Творцы потопа. Поездка в Россию».

Уолтер Дюранти (1884–1957) — американский журналист британского происхождения, руководитель московского бюро The New York Times (1922–1936). Лауреат Пулитцеровской премии 1932 года за написанную в 1931 году серию очерков о первой сталинской пятилетке.

Юджин Лайонс, урожд. Евгений Натанович Привин (1898–1985) — американский писатель, журналист. В 1928–1934 годах работал корреспондентом United Press International в Москве. Автор книги «Командировка в утопию» (1937).

Томас Малкольм Маггеридж (1903–1990) — английский журналист. В 1932 году приехал в Москву, без разрешения властей совершал поездки на Украину и Кавказ и рассказал об увиденном там массовом голоде в своих статьях, пересылаемых дипломатической почтой, избегая цензуры.

Луис Фишер (1896–1970) — американский журналист, с 1922 по 1934 годы московский корреспондент еженедельника The Nation.

Дипломаты

Джозеф Эдвард Дэвис (1876–1958), посол США в СССР (1936–1938), автор книги «Миссия в Москву» (1942).

Жозеф Дуйе (1878–1954) — бельгийский дипломат. Жил в России и СССР с 1891 по 1926 год, автор книги «Москва без вуали».

Карлис Озолс (1882–1941) — посланник Латвии в СССР в 1923–1929 гг. Автор книги «Мемуары посланника».

Иноспециалисты

Хоней Франк Бруно (1895–1979) — американский механик, работавший на Сталинградском тракторном заводе и помогавший рабочим освоить американскую технику. Автор книги «Я уехал из Америки».

Зара Виткин (1900–1940) — американский инженер, работал в СССР в 1932–1934 гг. Автор книги «Американский инженер в сталинской России».

Рудольф Волтерс (1903–1983) — немецкий архитектор, разработчик шпееровского плана перестройки Берлина, в 1932–1933 гг. работал в Советском Союзе. Автор книги «Специалист в Сибири».

Джон Литтлпейдж (1894–1948) — американский горный инженер, работал в СССР в 1928–1937 гг. Автор книги «В поисках советского золота».

Роберт Робинсон (1906–1994) — американский инженер-механик, в возрасте 23 лет покинувший США. Жил в СССР с 1930 до 1974 года. Автор книги «Черный о красных: 44 года в Советском Союзе».

Томас Сговио (1916–1997) — американский художник, бывший коммунист, жил в СССР в 1935–1960 гг. Автор книги «Дорогая Америка».

Джон Скотт (1912–1976) — американский рабочий, участник строительства Магнитки, провел в Советском Союзе с 1932 по 1941 год. Автор книги «За Уралом. Американский рабочий в русском городе стали».

И примкнувший к ним бизнесмен — американский мультимиллионер Арманд Хаммер (1898–1990), создатель одной из крупнейших нефтяных компаний США Occidental Petroleum, жил в СССР в 1922–1930 гг.

Это лишь те иностранцы, кто оставил свои свидетельства, а были еще те, кто ничего не оставил, не успел или не захотел, но они упоминаются в мемуарах других, так что их глазами мы тоже кое-что увидим. Ну что ж, начнем!

Примечания

1

Наталья Кончаловская. Наша древняя столица.

2

В результате советской денежной реформы, проведенной после роста денежной массы в 54 370 раз, основной денежной единицей был объявлен червонец, равный российской дореволюционной золотой десятке. Тем не менее в середине 1920-х годов его покупательная способность была в два раза ниже, чем у довоенного рубля.

3

Московские процессы — общепринятое на Западе название трех открытых судебных процессов, состоявшихся в Москве в 1936–1938 годах над видными большевиками, в 20-е годы связанными с партийной оппозицией.