Фокусник

Лев Николаевич Леонтьев, 2012

Мы все – фокусники в жизни. Кто-то в большей степени, кто-то в меньшей. И не важно, какими мы были в прошлом. Бог всегда готов помочь нам стать лучше – чище, сильнее. И когда мы принимаем Его помощь, мы сами можем творить Чудеса…

Часть 1. Происшествие мирового масштаба

Калифорния, Санта–Моника — Москва — Цюрих, 2011 г.

— 1 —

Джон Мэлдвич был мрачнее тучи. Причина веская: проведённая два дня назад в соответствии с регламентом ревизия выявила крупную денежную недостачу. Четыре миллиона долларов исчезли из хранилища, расположенного в подвале одного из его роскошных домов. Следы взлома отсутствуют. Это объяснимо: личное хранилище Мэлдвича — неприступная крепость. Никаких подозрений. Тоже понятно: персоналу, имеющему доступ к хранилищу, Джон доверял на все сто. И даже больше. Впрочем, в истории сверхдостаточно свидетельств: именно те, кому безоговорочно доверяешь, и представляют наибольшую опасность. И тем сильнее разочарования. Четыре миллиона, конечно, не деньги для Мэлдвича, владельца «заводов, газет, пароходов». Поговаривают, что кроме легального многопрофильного бизнеса Джон причастен к торговле наркотиками и оружием. Поговаривают, но тихо, вполголоса: нет доказательств. А если бы и были: а вдруг и правда бизнесмен вращается в сферах, где жизнь человека ничего не стоит?.. Стоит ли повышать голос?.. Да и чья жизнь стоит хоть что–нибудь?.. Взять того же Мэлдвича. Сегодня он босс, крепкий пятидесятилетний мужик, а завтра — прах. И если его тело можно оценить в обалденно круглую сумму, то его душа материальными благами не измеряется. И её истинная ценность мало для кого представляет интерес в мире, погрязшем в подлости и распутстве. В мире, снедаемом ненавистью.

Четыре миллиона ущерба и никаких предположений. Джон поднял мощное тело с кожаного кресла, повернулся к широкому окну, щедро освещающему рабочий стол. Шикарный вид!.. Бескрайний океанский простор. Сильные волны, упруго накатывающиеся на песок. Великий океан нескончаемо и покорно нёс свои воды к ногам наблюдавшего за ним человека, будто вассал — дары своему хозяину.

Постояв несколько минут в созерцании, Джон снова обрёл умиротворение, разгладились складки, собравшие от неприятных раздумий на широком загорелом челе. Мэлдвич вновь почувствовал себя могущественным боссом. А не жертвой гнусного воровства.

«Разберёмся!.. — уверенно подумал мужчина, отворачиваясь от окна, стального цвета глаза грозно блеснули. — И горе тому, кто посмел запустить лапу в мою казну!..»

Ещё ни разу за всё существование Джона Мэлдвича его слова не расходились с делами. Взгляд отыскал на столешнице из чёрного морёного дуба бронзовую фигурку Фемиды. Да, именно так, суд будет справедлив, но заведомо очень суров. А без суровости это и не суд вовсе, а так — детская шалость.

Босс вернулся к столу, нажал кнопку на переговорном устройстве.

— Фрэнк, зайди ко мне!.. — сказал повелительно, услышав голос подчинённого.

— Сию минуту, сэр!..

Вскоре дверь кабинета приоткрылась, пропуская тонкую фигуру служащего.

— Разрешите, сэр?..

Фрэнк Тинклер подошёл к столу и замер в почтительной позе.

— По поводу пропажи из хранилища, — отрывисто заговорил хозяин. — Полицию извещать не будем. Лишние уши и шум ни к чему. Что касается наших детективов — пусть поработают с прессой, пороются в Интернете. Возможно, отыщут информацию о похожем происшествии… Ты присядь!.. — Шеф указал глазами на стул и продолжил: «Фрэнк!.. Понятно, что деньги из хранилищ сами по себе не пропадают. Не испаряются. Если они исчезли, значит, их кто–то взял. По всему видно, что вор — из наших людей…»

Мэлдвич сделал паузу, словно ожидая возражений. Их не последовало, лицо Тинклера оставалось бесстрастным. Босс удовлетворённо качнул головой.

— Я вот подумал… Из наших людей больше всего на роль вора подходит… Слим. Нужно поработать с ним. Передай это поручение Панчеру. Он умеет развязывать языки. Только пусть не перестарается!.. — указательный палец Мэлдвича предостерегающе ткнул вверх. — А то ему дай волю… Мне нужны мои деньги, а не новый труп!..

Фрэнк понимающе кивнул.

— Передам, шеф. Слово в слово.

Мэлдвич жестом отпустил Тинклера.

«Уверен в нём?.. — спросил себя Джон, глядя в спину уходящего служащего. — Убеждён, что он не причастен к хищению?.. Ведь у парня есть необходимый доступ. И Фрэнк — один из тех, кому доверяешь, как самому себе… А вообще — есть у тебя ближайшие к управлению служащие, кто не пользуется твоим доверием?.. Нет, таковых не имеется. Все люди подбирались тщательно, прошли серьёзную проверку. Никто из них не мог предать!.. И потом, всем известно, что с Джоном Мэлдвичем шутки плохи… И, тем не менее, деньги пропали…»

Босс усмехнулся своим мыслям. Вот так хозяева и обманывают себя. Разве можно в наше время верить кому–то безусловно?.. Любой может предать, не убоясь наказания. Была бы предложена соответствующая цена. Так было всегда, и так всегда будет.

— 2 —

Том Панчер, начальник охраны необъятной корпорации Мэлдвича, закончил завтрак. Завтракал он обильно и вкусно. Ярко–розовые тона просторной кухни в особняке Панчера способствовали повышению аппетита. Большой салат из белокочанной капусты, щедро посоленной и политой нерафинированным подсолнечным маслом, солидный кусок запечённой сёмги и жареный картофель — всё это было уничтожено легко и с огромным наслаждением. Завершала завтрак чашечка кофе с небольшим тостом, намазанным мёдом. Пожрать Панчер любил, толк в еде понимал, отдавая предпочтение здоровой пище. Но обильно кушал только по утрам. Завтраку предшествовал комплекс упражнений: сначала разминочных, потом более серьёзных, с отягощениями. Затем следовали душ, небольшой отдых и, наконец, приём пищи. Далее Панчер опять отдыхал, удобно расположившись в кабинете, в большом мягком кресле, крытом бежевым гобеленом, в цвет штор и толстого ковра на полу. Отдыхал, поочерёдно просматривая свежие газеты, аккуратно сложенные прислугой на журнальном столике. Чтобы успеть сделать столько дел до начала рабочего дня, приходилось рано ложиться и рано вставать. Том следил за своим здоровьем, спиртное и сигареты его не интересовали. Не интересовали его также обед и ужин. Днём начальник охраны работал, и было не до еды. Вечером совершал пробежку или плавал в бассейне, после чего отпаивался свежевыжатыми соками, чаем с мёдом. Панчер обожал жизнь, хотел прожить подольше и получить максимум наслаждений. И он прекрасно понимал: сначала надо оплатить этакое счастье. И выбрал нехитрый способ оплаты: исключил из своего бытия табак, алкоголь, невоздержанность в сексе, бессонные ночи за карточным столом — исключил, попробовав всё это в студенческие годы и пресытившись на всю оставшуюся жизнь. Суррогат Панчера не интересовал, он жаждал настоящих наслаждений: тщательно спланированного насыщенного дня, здорового питания, отличного самочувствия, здорового секса. И всё это у него было. И всё это помогало ему в построении карьеры: быть первым лицом в части охраны в такой великой корпорации, как детище Мэлдвича — огромное достижение.

Том отложил последнюю газету, задумался. Сегодня предстояло провести очередной допрос Джима Слима, подозреваемого в хищении большой суммы денег из личного хранилища шефа. Что ж, Мэлдвич прав: если кого и подозревать в первую очередь, так это Слима. Не потому вовсе, что он и прежде вызывал какие–то сомнения: если бы такое было, Слим не проработал бы в компании ни одного дня, ни одного часа с того мгновения, как возникли подозрения в его профессиональной непригодности, тем более в деловой нечистоплотности. Джим является первым подозреваемым потому, что лишь он имеет возможность провернуть такое дело в одиночку. Лишь у него все козыри на руках: доступ к хранилищу в любое время суток без ведома хозяина, ключи, пароли, среди которых — отпечатки большого и указательного пальцев. Всем остальным, включая Фрэнка Тинклера, для того, чтобы провернуть это дельце, потребовался бы подельник. А заподозрить сразу двух и более людей, служащих в компании, после мощной проверки, которую все они проходят, — просто немыслимо!.. Впрочем, всякое может случиться, но… нет!.. Если вор внутри компании, то это — преступник–одиночка. А значит — Джим Слим!.. А то, что хищение совершено кем–то посторонним — исключено!.. Никаких следов, никаких предположений в пользу этого… Что ж, Слим, тебе предстоят нелёгкие дни. И допрос с применением психотропных препаратов, развязывающих язык, состоится в последнюю очередь. После того, как будут испробованы все остальные средства, которых в арсенале Панчера насчитывалось великое множество… Да поможет тебе Бог, Слим, виновен ты или нет!..

— 3 —

Джон Мэлдвич осторожно погладил отца по голове. Гладкая лысина, тускло поблёскивающая в свете монитора компьютера, была неприятно сухой на ощупь. Обрамляющие её жидкие, седые волосы, напротив, приятно ласкали ладонь.

— Я люблю тебя папа!.. — сказал Джон искренне, и на глаза навернулись слёзы.

Глаза отца — единственное живое, не считая сердца, что осталось в старике после перенесённого инсульта, — благодарно моргнули, но остались сухими. Отец был сильным человеком, но Джон подумал, что больному уже нечем плакать. Слёзы иссякают, когда человек смиряется со своим бедственным положением.

Сын поправил плед на коленях старика, постоял ещё несколько мгновений, созерцая неподвижную фигуру, помещённую, будто в футляр, в мягкое кресло, обитое коричневым флоком. Сердце сжалось от боли, от невозможности как–то помочь больному, снова увидеть его здоровым, сильным, подвижным, улыбающимся — таким, каким Джон привык видеть его. Мэлдвич–младший тяжело вздохнул, окинул спальню отца невесёлым взглядом и, утерев ладонью слёзы, потёкшие по щекам, направился к выходу…

В кабинете, устроившись на диване — таком же крепком, добротном, под стать хозяину, как и вся прочая мебель в доме, — потянул к себе свежую газету. Ветерок ворвался в открытое окно, зашелестел тонкой, грубой бумагой, пахнущей свежей типографской краской.

«Вот это да!.. — мысленно воскликнул мужчина, увидев крупный заголовок на первой странице и пробежав статью глазами. — Очень интересно. И, возможно, может иметь отношение к пропаже из хранилища. Во всяком случае, допросы Слима надо прекратить. Раз он до сих пор не признал своей вины, то, скорее всего, не виновен. Разумеется, с учётом информации, опубликованной в этой газете…»

Мэлдвич потянулся к телефону, выбрал номер Тинклера.

— Фрэнк!.. — заговорил он, услышав голос подчинённого и не утруждая себя приветствием. — Читал сегодняшние газеты?.. Ещё не успел?.. Зря, очень любопытная информация. Странное ограбление в Трансатлантическом банке. Некий призрак проник в хранилище, наполнил сумку деньгами и испарился. Именно!.. Исчез — скрытая камера видеонаблюдения зафиксировала его неожиданное появление и всё прочее. Пять миллионов евро — таков улов грабителя… Ты вот что. Позвони Панчеру — пусть прекратит эксперименты над Слимом. Отзвонись и дуй в офис, я тоже выезжаю…

Джон энергично поднялся, потёр руки.

«Вот это уже кое–что!.. Если есть вор, — будь он хоть трижды призрак, — найдётся и капкан для него!..»

— 4 —

Закончив просмотр бумаг, Мэлдвич несколько мгновений сидел, прикрыв глаза. Переваривал информацию.

— Я здесь, шеф!.. — раздался голос Тинклера, неслышно вошедшего в кабинет.

— Отлично!.. — Джон поднял веки, отлепился от спинки кресла. — Сделай вот что. Во–первых, распорядись насчёт установки в хранилище скрытой видеокамеры. И смотри: никто не должен знать о её существовании!.. Лучше, если и ты забудешь.

Фрэнк кивнул. Спокойно, с достоинством. Подобострастие — для тех, у кого рыло в пуху. А также для тех, кто не знает себе цену. Или ничего не стоит. Подобострастие — для трусов. Фрэнк знал себе цену и стоил многого. И ничего не боялся. И никого — даже своего хозяина.

Шеф сделал небольшую паузу, во время которой изучал лицо слуги. Молодец!.. Никаких эмоций!.. Будто маску надел. Несколько лет назад. Другого выражения на этом лице Мэлдвич ни разу не видел.

— Ещё. Найди толкового экстрасенса. Таких сейчас немало. Очень сильных, видящих сквозь пространство и время. Ты найдёшь самого крутого. Отыщешь — и ко мне его!.. Гонорар обсужу с ним сам. Скажешь: хозяин не обидит!.. Срок на поиски — три дня. Всё, ступай!.. — Джон кивнул, указав глазами на дверь.

Тинклер не спешил уходить.

— Что–нибудь ещё?.. — удивлённо поднял глаза шеф.

— Да, — Тинклер смотрел под ноги. — Слим… Умер вчера вечером. Ему вкололи слишком большую дозу препарата. Сердце не выдержало.

Мэлдвич выругался, пристукнул кулаком по столешнице.

— Панчер совсем охренел!.. Ведь говорил же: не переусердствуй!.. Будь осторожен!.. Ведь случались уже… неприятности!.. Слим — только подозреваемый, причём бездоказательно, зачем давить на него, как на уличённого преступника?..

Лицо шефа побагровело, грудь возмущённо вздымалась.

Тинклер молчал, бесстрастно наблюдая за хозяином.

— Иди!.. — Мэлдвич слабо махнул рукой.

Фрэнк слегка склонил голову, энергично повернулся и быстрым шагом направился к выходу.

Джон проводил помощника взглядом и снова устало прикрыл глаза. Сказывались бессонные ночи. Всё дела, дела. Никогда от них покоя нет, даже по ночам. Рабочие моменты то снятся до утра, то, пробуждая, вовсе лишают отдыха. Плюс к ним беда с отцом. А теперь ещё проблема со Слимом…

— 5 —

Фрэнку Тинклеру понравилось бродить по Москве. Точнее — по её центру, окраины российской столицы не интересовали путешественника. Милые улицы, приятные на вид постройки. Частенько натыкаешься на табличку вроде такой: «В этом доме в 1829 — 1833 гг. жил писатель и общественный деятель…» Тинклер останавливался у каждой и с интересом знакомился с историей Москвы. Ну, а русский язык он знал практически в совершенстве: прабабушка была эмигранткой из России, и с её лёгкой руки знание русского языка стало обязательным для каждого поколения Тинклеров.

Вот и нужное кафе. Первый этаж многоквартирного дома, приметная вывеска. «Се ля ви» — Фрэнк невольно улыбнулся: весьма подходящее философское название для заведения общепита. Философское и с юмором. Да, жизнь такова: никуда не денешься — кушать надо! Иначе протянешь ноги…

Фрэнк вошёл, огляделся по сторонам. Ничего, миленько. Приличная мебель, свежие скатерти. На стенах — репродукции картин представителей авангардизма. Видимо, чтобы посетители не особо скучали в ожидании официанта, а развлеклись, ломая голову над сюжетами.

Подскочила невысокая миловидная девушка: нежно–белая, почти прозрачная кожа, голубые глаза; огненно–рыжие волосы уложены в аккуратную причёску.

— Желаете покушать?.. — приветливо улыбнулась.

— Выпью минеральной воды, — Фрэнк сдержанно улыбнулся в ответ. Есть не хотелось.

Меню, тем не менее, попросил. Получив представление о местном ассортименте, снова огляделся.

Тихо, спокойно. День в разгаре: обеденная пора миновала, время ужина не наступило. Этим, вероятно, объясняется малое количество посетителей: парочка — мужчина и женщина, оба лет тридцати–тридцати пяти, — в дальнем углу, недалеко от стойки бара, и мужчина за столиком в центре зала. Взгляд Фрэнка равнодушно скользнул по широкой спине, обтянутой коричневым в мелкую клетку пиджаком, крепкому коротко остриженному затылку… Да, немноголюдно. Не подходящее время для обжорства. Впрочем, возможно, причина в обилие подобных заведений по соседству. Идя по неширокой московской улочке, Тинклер отметил два ресторана и четыре кафе. «Макдональдс» не в счёт — это заведение, по мнению Фрэнка, хотя и относилось к предприятиям общественного питания, считать его таковым можно было лишь условно. Продукты в солидном ресторане, кафе не должны быть полуфабрикатами, ассортимент обязан быть более привлекательным: картофель фри, заранее приготовленные бутерброды различных видов — нечеловеческая пища. Нездоровая, не обладающая живой силой, способствующей необходимому поднятию жизненного тонуса, расцвету творческих сил. А раз нездоровая — значит, отрава. Впрочем, еда в «Макдональдсе» довольно вкусная, и вполне пригодна для желающих поскорее набить брюхо, утолив чувство голода. А также для тех, кто привык принимать пищу в одно и то же время, независимо от наличия аппетита. Есть, руководствуясь дикой русской поговоркой: «Война войной, а обед — по расписанию!..» Фрэнк усмехнулся. Великая страна с богатейшей историей и такие дикие нравы!.. Впрочем, а где нравы другие?.. Желание пожрать ради жратвы — не необходимости ради, а в силу привычки или неоправданного стремления насладиться вкусом, невозможность отказа от пищи даже когда это остро необходимо, во время болезни, например, — присущи многочисленным представителям всех народов…

В кафе вошла привлекательная, среднего роста брюнетка лет сорока — сорока пяти, огляделась по сторонам. Смуглое лицо, тёмные внимательные глаза. Увидев Тинклера, задержала на нём вопросительный взгляд. Да, это она, Амина Сафина, один из лучших экстрасенсов России. Да, пожалуй, и всей планеты. Занимаясь поисками специалиста такого рода и изучая послужные списки, Тинклер пришёл к выводу, что среди женщин–экстрасенсов высококлассных специалистов больше, чем среди мужчин. Видимо, это объясняется различием в преимущественных способах восприятия окружающего мира, отношения к нему, к самим себе. У женщин, главным образом, задействована душа, у мужчин — разум. Женщина руководствуется велениями сердца, основной инструмент мужчины — мозг. Женщины чувствуют, мужчины стараются просчитать. У женщин сильнее связь с подсознательным.

Фрэнк приподнял руку, слегка кивнул. Женщина направилась к его столику.

— Фрэнк Тинклер, — мужчина поднялся.

— Амина, — женщина взглянула ему в глаза, немного наклонив голову.

Фрэнк обошёл вокруг стола, отодвинул стул, предлагая даме присесть. Амина ответила благосклонной улыбкой, принимая помощь.

Джентьмен заказал даме «Капучино», себе — бутылку газированной минеральной воды. Некоторое время сидели молча, не спеша прихлёбывая напитки и разглядывая друг друга. Наконец Фрэнк, удовлетворившись увиденным, отставил стакан и нарушил молчание.

— Извините за любопытство, давно работаете частным детективом?..

— Третий год.

— Стаж не велик.

— В данном случае это не важно, — улыбнулась Амина, не обидевшись на сомнения собеседника. — Было бы умение.

— Надеюсь, что так, — ответил Фрэнк широкой улыбкой. Женщина располагала к себе. Совместная работа у них получится. — Нравится вам ваше занятие?..

— Да, пожалуй, — Амина прикончила кофе, откинулась на спинку стула.

— Однако, вы немногословны, — заметил Тинклер.

Женщина ответила вежливой улыбкой.

— Итак, Амина, суть дела в следующем…

— 6 —

Разговор между Аминой и Фрэнком близился к завершению. Самое главное было сказано, принципиальное согласие экстрасенса получено. Оставалось обсудить детали, касающиеся прибытия Сафиной в Санта–Монику.

Беседуя с женщиной, Тинклер не оставлял без внимания окружающую обстановку. Вот мужчина, обедавший в центре зала, подозвал официантку. Рассчитался. Ещё некоторое время сидел над кофейной чашкой, звонил кому–то по телефону. Поговорив, встал, направился к выходу. Вроде бы ничего особенного, но от внимания Тинклера не ускользнул странный взгляд, брошенный мужчиной на него и Амину. Фрэнк напрягся. Чутьё подсказало: надо быть готовым к неприятным неожиданностям. Впрочем, возможно, ложная тревога: крепыш прошёл мимо, скрылся за дверью. Но в душе Тинклера, тем не менее, остался осадок. «Это ещё не всё, — мелькнула мысль. — Продолжение следует!..»

Его настроение почувствовала Амина: остановилась на полуслове и вопросительно уставилась на собеседника. Фрэнк не ответил.

Через пять секунд после ухода мужчины в коричневом пиджаке Тинклер принял неожиданное даже для самого себя решение: вдруг поднялся и направился к выходу. Когда до двери оставалось три шага, она распахнулась, и в кафе влетел парень в чёрном джемпере, джинсах и тёмно–серой кепке, низко надвинутой на лоб. Фрэнк инстинктивно рванулся навстречу, и это спасло жизнь ему и его новой знакомой: глядя на Тинклера, парень поднимал пистолет с глушителем. Прицелиться не успел: мощный удар в челюсть свалил его с ног. Раздался хлопок: пуля расколошматила нарядную люстру: красные маки, украшавшие её, со звоном разлетелись в стороны. В тот же миг Фрэнк оседлал и обезоружил киллера…

Два часа в полиции навели на Тинклера тоску. Выйдя из отделения, облегчённо вздохнул.

— А у вас, оказывается, очень серьёзные противники!.. — заглянул в лицо Сафиной и улыбнулся. — Видимо, работаете вы на совесть!..

— Да… А как же иначе?.. — Амина сделала паузу. — Недавно расследовала политическое убийство. Вот и ответ на моё участие в этом деле.

— Однако нас поджидали в этом кафе, — поделился соображениями Фрэнк.

— Почему вы так думаете?.. — удивилась Амина. — Мне кажется, за мной проследили. Впрочем, я могу точно всё определить. Для этого мне понадобится немного времени…

— Не стоит тратить даже эту малость, — посоветовал Фрэнк. — Парень в кепке не следил за вами. Он заранее знал, что вы будете в кафе. А когда входил, ему уже было известно, где мы с вами сидим.

— Почему вы так думаете?.. — продолжала недоумевать Амина.

— Мужчина в центре зала. Он заодно с парнем в кепке. Ждал вас. А потом позвонил подельнику и сообщил детали. Перед его появлением в кафе покинул помещение, чтобы не оказаться замешанным.

— А вы наблюдательны!.. — похвалила Сафина, поверив Фрэнку на слово.

— Это случайно вышло, — поскромничал Тинклер. — Знаете что, давайте–ка я провожу вас. А то мало ли что!.. Вы тут, по всей видимости, фигура популярная, может быть ещё кто–то с пистолетом в руке пожелает встретиться с вами…

— Вряд ли это произойдёт сегодня, — улыбка тронула губы Амины. — Популярна, но, думаю, не настолько!.. Это оказалось бы неприятным сюрпризом…

— Ну и?..

— Что «ну и»?..

— Вы сделали вывод из сегодняшнего приключения?..

— Вы о том, что телефон в моём офисе прослушивается?..

— Именно!..

— Печально, но факт, — несмотря на тревогу в голосе, глаза женщины продолжали улыбаться…

— 7 —

Мэлдвич нервно ходил по кабинету из угла в угол. Сейчас просторное помещение было явно тесно для своего хозяина.

«Ну, Панчер!.. Опять наломал дров!.. Уволю свинью!..»

Спустя некоторое время, выплеснув негатив в адрес проштрафившегося работника, поостыв, Джон устроился за письменным столом.

«Конечно, увольнять Тома не стоит. Такие дельные специалисты на дороге не валяются. Но крепко наказать следует!.. И вот как я это сделаю… Пусть лично съездит к матери Слима и принесёт ей от имени корпорации соболезнования по поводу смерти сына при исполнении служебных обязанностей. Но это не главное наказание. Пусть передаст ей решение руководства компании: назначить матери умершего выплату равными долями в течение года… одного миллиона долларов!.. А деньги эти будут удержаны из заработка Панчера!.. Чтоб впредь был аккуратнее при проведении своих экспериментов!.. Вот так. И матери Слима солидная помощь, и Панчеру штраф!..»

Мэлдвич удовлетворённо хмыкнул, рука потянулась к кнопке переговорного устройства.

— 8 —

Совещание проводилось в кабинете главы Цюрихского Инвестиционного банка. С украшавших стены солидных по размерам полотен, заключённых в тяжёлые золочёные рамы, на собравшихся за длинным, широким, чёрным, с благородным фиолетовым отливом столом высокомерно взирали прежние президенты ЦИБа. Кроме хозяина кабинета присутствовали главы ещё четырёх крупнейших банков Цюриха и банкир из США, Сэм Ройфель, делегированный трёмя самыми сильными банками величайшей в мире державы. На повестке был один вопрос: результаты проведённых на прошлой неделе ревизий, в результате которых были выявлены крупные недостачи. Причиной ревизий стало необычное появление в хранилище Инвестиционного банка незнакомца в маске. Вор бросил в сумку несколько пачек евро в крупных купюрах и исчез — это зафиксировала скрытая видеокамера. Вскоре грабитель появился снова: на этот раз он возник перед работниками банка, осматривавшими помещение хранилища. От неожиданности они растерялись (сложно упрекнуть их в этом — как не растеряться от такого появления?!.), а когда наконец двое из них бросились к человеку в маске, он испарился — руки охранников схватили пустоту. После появления информации о незваном госте в утренних газетах, ревизии были проведены во многих банках мира. И многие имели печальные результаты; самую крупную недостачу выявили в Нью–Йоркском Федеральном банке: более трёхсот миллионов долларов. Администрации банков срочно приступили к оснащению хранилищ видеокамерами, а пока работы не были завершены, было организовано постоянное присутствие в хранилищах охранников. Ущерб, нанесённый банкам собравшихся на совещание банкиров, составил пятьсот девяносто восемь миллионов евро.

— Уважаемые господа!.. — открыл совещание сидевший во главе стола Симон Круковер, уже десять лет бессменно руководивший Цюрихским Инвестиционным банком. — Сегодня нам надлежит разработать план мероприятий по поимке преступника, посмевшего запустить руку в наши карманы. Поскольку мы имеем дело с человеком, обладающим сверхспособностями, методы борьбы с таким вором должны быть соответствующими. Чтобы сберечь ваше и моё драгоценное время, сразу выскажу свои соображения. Итак, считаю необходимым привлечь к данному делу группу экстрасенсов. Думаю, они легко справятся с задачей обнаружения грабителя и подскажут способы его поимки. Нам с вами остаётся решить вопрос оплаты услуг этой группы. Прошу собравшихся высказаться по этому поводу. Впрочем, если у кого–то есть ещё какие–то предложения по поводу организации поисков преступника — мы все с удовольствием послушаем…

Симон плеснул в стакан воды из стоящего рядом графина, отпил глоток, смачивая горло. Провёл сухой рукой по жидким седым волосам, открывавшим бледную веснушчатую лысину. Худое морщинистое лицо сохраняло строгое выражение, взгляд холодных серых глаз пробежался по лицам собравшихся.

Габриэль Месмер шумно вздохнул, тряхнул багровыми толстыми щеками. Несмотря на работающий в кабинете кондиционер, по лбу упитанного банкира поползла крупная капля пота.

— Конечно, — экстрасенсы. Вряд ли мы придумаем что–то ещё!.. Думаю, большой группы не требуется. Наведём справки, выберем парочку самых лучших. Ну, не больше трёх — точно!.. А по поводу оплаты… Считаю, что каждый из представленных здесь банков должен внести лепту в соответствии с понесёнными потерями.

— Согласен!.. — поддержал Месмера Леонардо Гуччи, банк которого потерял всего лишь пятнадцать миллионов — намного меньше, чем банки присутствующих коллег. — И предлагаю оформить соответствующее соглашение и скрепить подписями.

— Разумеется, всё будет оформлено документально, — строго взглянул на него Круковер. — Предлагаю ограничиться двумя экстрасенсами. Лишние расходы ни к чему. Убытки и так немалые.

— Что говорить об убытках, если мы собираемся вернуть их, поймав преступника!.. — несколько раздражённо вступил в диалог Самюэль Белуджи, банк которого понёс самые большие потери — из швейцарских банков. — Наймём четверых — будет больше шансов на успешный исход предприятия!..

— А если нанять десятерых?.. — глядя в стол, осторожно парировал Гуччи. — Это тот случай, когда решает не количество, а качество. — Двое или трое — не больше.

Круковер перевёл взгляд на Лукаса Фенье, главу ЮЭмБи (Universal Merchant Bank), который, очевидно, решил отделаться молчанием. Уставившись в стол, тот будто и не слушал товарищей по несчастью, размышляя о чём–то своём.

— Лукас?.. Что скажете?..

— Двоих достаточно, — буркнул Фенье и поджал тонкие бледные губы, будто недовольный тем, что его заставили открыть рот. Маленькие тёмные глазки сердито блеснули из–за стёкол очков. — Лично мне всё ясно. Давайте не будем тратить время, составим документ и разъедемся по делам. Работы невпроворот!..

— Есть ещё мнения?.. — Круковер обвёл глазами собравшихся. — Ну, раз всем всё ясно…

Тонкая рука с аккуратной печаткой на безымянном пальце протянулась к кнопке устройства связи. Средних размеров бриллиант благородно сверкнул в свете ярких ламп.

— Кансар!.. Зайдите, пожалуйста!..

Вошёл служащий банка, высокий нескладный юноша, бледный, лысоватый.

— Артур, — не глядя на клерка, заговорил Круковер, — подготовьте соглашение следующего содержания… — Симон огласил перечень моментов, которые следовало отразить в документе. — Подписи — всех присутствующих…

Невыразительные, бесцветные глаза Кансара оглядели собравшихся, снова преданно уставились на хозяина.

— Всё, ступайте, Кансар!.. — махнул рукой Курковер. — И бумагу — побыстрее, пожалуйста!..

Долговязый клерк, с неожиданной для его фигуры резвостью направился к двери.

— Да, и скажите Эмме, чтобы подала кофе!.. — полетело в спину Кансара новое указание Круковера.

Служащий, не оборачиваясь, на ходу настороженно шевельнул ушами, будто фиксируя распоряжение шефа, и стремительно скрылся за дверью.

— Ну что ж, господа!.. — Круковер вновь провёл рукой по прилизанной седине. — Лично я не сомневаюсь в успехе.

Банкиры согласно закивали в ответ. Сэм Ройфель, до настоящего момента хранивший молчание, поднял руку, выражая желание высказаться.

— Господа!.. — Ройфель обвёл присутствующих уверенным взглядом. — Я тоже нисколько не сомневаюсь в том, что мы очень скоро придём к решению возникшей проблемы. Однако меня беспокоит другое. Мы — группа крупнейших банков мира, между которыми существуют определённые перспективные договорённости, касающиеся укрепления нашего влияния на все без исключения государства планеты, вплоть до завоевания мирового господства — не смогли, несмотря на свои серьёзные позиции, предотвратить проникновение какого–то воришки в святая святых — в наши хранилища!.. Не удивлюсь, если выяснится, что мы стали жертвой одиночки. Да, весьма одарённого, но всё–таки человека, явно не имеющего ничего общего с сильнейшими представителями мира — я имею в виду людей, входящих в наш союз, союз крупнейших банкиров. Если средства, призванные обеспечить неприкосновенность наших капиталов, настолько слабы, то на что мы можем рассчитывать в будущем?.. Ведь не секрет, что человеческое сознание, а вместе с ним способности людей стремительно развиваются. Думаю, эта тенденция в ближайшее время станет ещё сильнее. Произошедшее хищение наших средств — первая ласточка. За ней может последовать целая стая. В связи с этим полагаю, что решением одной конкретной проблемы мы не решим вопрос глобально. А значит, завтра нас ждут новые разочарования. Предлагаю через некоторое время, скажем, через две недели, провести ещё одно совместное совещание, можно здесь же, по вопросу разработки плана мероприятий по обеспечению надлежащей безопасности наших организаций. При составлении плана необходимо сделать акцент на создание при каждом банке (или на группу банков) секретной службы, состоящей из людей со сверхспособностями…

— Ничего не имею против, — быстро ответил Круковер. — Думаю, это намного важнее, чем поимка одного конкретного преступника…

Вошла Эмма, секретарша Круковера, и он замолчал, ожидая, пока она расставит перед банкирами чашечки с дымящимся напитком.

— Так вот… — продолжил Круковер, когда дверь за Эммой затворилась, и сделал осторожный глоток, — меры по предотвращению подобных катаклизмов должны быть разработаны. А вкупе с ними — меры по усилению нашего мирового влияния. Мы сами должны располагать специалистами такого рода, как этот грабитель, способный дематериализоваться и перемещаться в пространстве на огромные расстояния за считанные секунды. Уверен: это не единственная его способность, есть и другие, которые могут оказаться нам весьма полезными. Не сомневаюсь также в том, что таких специалистов на планете немало. И выражаю опасение, что ограбление наших банков грабителем–одиночкой может спровоцировать целую волну подобных правонарушений.

— Вполне возможно, что при хищениях из наших банков уже действовала целая группа, — раздался голос вечно раздражённого Фенье. — То есть, вероятно, мы имеем дело не с одиночкой, а с хорошо организованной шайкой…

— Очень даже может быть, — кивнул Ройфель. — Тем более назрела необходимость начать работу по обеспечению наших банков соответствующим персоналом…

Присутствующие снова дружно закивали.

— Ну что ж, уважаемые господа!.. — Круковер плеснул в рот остатки остывшего кофе и, будто ставя точку в совещании, звучно шмякнул чашечкой о блюдце. — Встречаемся здесь же ровно через две недели. То есть двадцать первого июля. В десять утра. И, полагаю, на этом наше совещание можно считать законченным…

— 9 —

Джон Мэлдвич и Амина Сафина стояли посреди денежного хранилища, расположенного в подвале особняка бизнесмена. Мужчина внимательно слушал, пристально всматриваясь в лицо колдуньи. Так он её мысленно окрестил. А как ещё назвать человека, который на твоих глазах творит настоящие чудеса?.. Что–то воистину колдовское и в этом строгом лице, и в словах, покидающих красиво очерченные губы. А главное — в способе получения информации. Будто читая только ей одной видимую книгу, Амина рассказала о появлении в хранилище человека в маске, с сумкой в руках. Вдруг возникнув возле стеллажей, неторопливо бросил в сумку несколько пачек денег и будто испарился. Ещё один колдун!.. Фокусник!.. Да, именно так его и назвала Амина, повинуясь своим необыкновенным ощущениям: фокусник!.. Сколько же их развелось в последнее время — колдунов да фокусников!.. А сколько живут, ходят по улице, оставаясь для окружающих совершенно обычными людьми. Кто–то просто наслаждается своим положением и пользуется его преимуществами, кто–то творит гадости в отношении ничего не подозревающих людей. Да, благодаря этим людям, на планете Земля в ближайшем будущем может стать очень жарко. Уж очень много этих сверхчеловеков!.. Не иначе назревает что–то серьёзное, раз произошёл такой серьёзный сдвиг в сознании людей.

— Этот человек не обычный грабитель, — произнесла ясновидящая уверенно. — Он приходил поневоле. Его заставили, — небольшая пауза, и женщина повторила: «Да, его заставили!.. Это шантаж. Кто–то из его близких в опасности…»

Внимательный взгляд чёрных глаз сквозь время и пространство.

— Женщина и мальчик. Возможно, их взяли в заложники…

— Амина!.. — сделав решительный жест, прервал её монолог Мэлдвич. — Давайте переместимся в мой кабинет и перейдём к плану поимки этого… неграбителя, опустошившего мой карман на крупную сумму. Порядочный он человек или нет — меня не интересует. Мне важно другое: как вернуть изъятые им средства. Ну, и наказать воришку, разумеется, тоже необходимо. Я хочу, чтобы в ближайшем будущем он предстал передо мной и держал ответ. Он, и тот, кто стоит за ним — тоже!..

— Мы отыщем вора, — Амина подняла непроницаемые глаза на заказчика. — Кстати, он из России. И он ответит перед вами за содеянное. Завтра к полудню план поимки будет представлен.

— Хорошо!.. — Джон сделал шаг по направлению к выходу, показывая, что разговор исчерпан. Остановился, пропуская женщину вперёд.

— 10 —

Как обычно, Амина поднялась рано. Плеснула несколько раз водой в лицо, чтобы взбодриться, и приступила к занятиям йогой, расстелив на полу гостиничного номера небольшой жёсткий коврик. Закончив, взглянула на часы.

«Пора собираться, скоро на приём к шефу».

Приняла душ, выпила полстакана воды и начала одеваться…

Линкольн уже поджидал. Служащий отеля услужливо распахнул дверцу, Амина скользнула в салон. За окном поплыли городские пейзажи. Амина опустила стекло и с удовольствием созерцала здания, автомобили, людей, с сочувствием — редкие деревья: они с мольбой, будто стремясь вырваться из окружившего их стекла, бетона, металла, тянули ветви к солнцу. Амина обожала чужие города. Большие и маленькие. Красивые и не очень. Любила прогулки по незнакомым улицам, где даже совершенно обычные и прозаичные вещи — колышущиеся на окнах занавески, цветы, свесившие с подоконников роскошные ухоженные кудри, бельё, вывешенное для сушки на верёвках, натянутых межу домами, старенькие велосипеды, прикованные цепями к водосточным трубам и покорно ожидающие хозяев — казались необычными, милыми, сказочными и восхищали несказанно. Во время таких прогулок её врождённая и усиленная многолетней практикой способность в любой ситуации не утрачивать внимания, всё остро подмечать и глубоко чувствовать уступала место отрешению и внутреннему покою. Сейчас путь лежал через богатые кварталы. Шикарные витрины, прилизанные тротуары, прилично одетые люди. Впрочем, сквозь внешний лоск проглядывала и, видимо, давно ставшая привычной неустроенность: то там, то здесь валялись брошенные мимо урны пакеты из–под сока, пластиковые бутылочки, сигаретные пачки, окурки; время от времени взгляд выхватывал в толпе понурые спины измученных жизнью людей в изрядно потрёпанной одежде…

Очнулась Амина, только когда автомобиль замер перед массивными решётчатыми воротами особняка Мэлдвича.

Ждать пришлось недолго: вскоре Сафина была приглашена к хозяину.

Допив кофе, Мэлдвич осторожно отставил хрупкую чашечку, которая в его крепких пальцах выглядела напёрстком.

— Значит, по–вашему, лучше всего пойти таким путём?.. Полагаетесь на порядочность вора?.. Выглядит несколько наивно. Допустим, он честен, но ведь, по вашему утверждению, его поставили в безвыходное положение, именно поэтому он вынужден заниматься хищениями.

— И тем не менее, думаю, что всё получится. Этот человек нуждается в помощи, и, получив её, он превратится из нашего врага в союзника.

Мэлдвич пожал мощными плечами.

— Ну, вам виднее. Поступайте, как знаете. Мне важен результат.

— Положительный исход гарантирую, — голос Амины звучал твёрдо.

— Ну что ж, отправляйтесь в Россию. Выделю вам сопровождающего. Его зовут Дмитрий Гуревич. Он русский. Свяжется с вами сегодня, после полудня, — Мэлдвич поднялся, показывая, что разговор окончен.

Женщина не спешила покидать кабинет. Несколько смущённо, будто спрашивая разрешения, улыбнулась и направилась к окну. Замерла, пытаясь охватить взглядом широко раскинувшиеся водные просторы.

— Океан. Как красиво!.. Волшебное зрелище. Очаровывает…

— Да, — кивнул Мэлдвич, посмотрев вдаль, на мощно дышащее тело необъятного, величественного существа, и пробежал глазами линию горизонта. — Глядя на звёзды, ощущаешь себя песчинкой, упавшей из космоса на планету Земля. Созерцая океан, чувствуешь себя Богом!..

Кивнув на прощание, Амина двинулась к выходу, но жест босса остановил её.

— Послушайте!.. — Джон слегка замялся, с некоторым смущением глядя в столешницу. — Тут такое дело… Может быть, посоветуете что–нибудь…

Мэлдвич поднял взгляд, голос окреп:

— В общем, с моим отцом проблема. Недавно произошёл инсульт, в результате — полный паралич. У старика работают только глаза. Ну, и пищу глотать не разучился. Хотя есть уже ничего не хочет. Не удивительно — даже говорить не в состоянии… Приобрёл для него компьютер со специальными программами, теперь старик может общаться. Давит взглядом на кнопки, изображённые на экране, и окружающие слышат его голос. Однако интересные вещи придумывают люди!.. Но речь не об этом. Нельзя ли как–то помочь моему отцу?.. Жить не хочет, просит помочь ему покинуть этот мир. А я не хочу прощаться с ним. По крайней мере, пока не убедился, что все возможности исчерпаны, и нет никаких шансов вернуть человека к более–менее нормальной жизни. Вы ведь волшебница, обладаете какими–то знаниями и способностями, и можете такое, что нам, обычным людям кажется чудом…

Амина помедлила с ответом, глядя куда–то в сторону. Наконец встретила взгляд Мэлдвича.

— Видите ли, Джон. Несмотря на мои некоторые способности, я не смогу оказаться вам полезной. Дело в том, что я принципиально не занимаюсь целительством. И, к сожалению, не могу никого порекомендовать: у меня таких знакомых нет.

Мэлдвич понимающе кивнул.

— Я могу идти?.. — вопросительный взгляд экстрасенса и новый кивок шефа.

Женщина покинула кабинет.

— 11 —

Цюрихский Инвестиционный банк посетили две очень странные личности. Поляки. Заросший до бровей чёрными густыми волосами длинный и худощавый Бенедикт Кравчик и лысый как бильярдный шар невысокий толстячок Хенрик Новак. Внешне совершенно не похожие друг на друга, они, тем не менее, имели несомненные сходства: бледные, ничего не выражающие лица, цепкие глаза с чёрными расширенными зрачками, спокойные размеренные движения. Больше часа гости просидели в кабинете президента, потом Сэм Круковер лично проводил их в хранилище и попросил сопровождавшего их Кансара удалиться. Через несколько минут Круковер тоже вышел из помещения, оставив посетителей внутри. Охранники, дежурившие в тот день, наблюдали, как незнакомцы бродили взад–вперёд по хранилищу, останавливались, замирали на некоторое время, будто пытаясь услышать что–то, потом хаотичное блуждание продолжалось. Спустя почти час странные личности покинули помещение, и были сопровождены к президенту ожидавшим их Кансаром. Из кабинета главы банка гости вышли, имея на руках письменно оформленные чрезвычайные полномочия: перемещаться по зданию банка в любое время суток, посещая все без исключения помещения, проводить беседы с работниками банка в удобное для Кравчика и Новака время. Такими же полномочиями парочка была наделена в отношении ещё четырёх цюрихских банков.

«Следователи, — осторожно шептались служащие банков. — Расследуют недавние хищения денежных средств». И, как это частенько бывает при расследовании серьёзных преступлений, даже невиновные чувствовали себя не в своей тарелке, когда следопыты попадались им навстречу. А посмотрят ищейки пристально — сердце в пятки уходит, такая оторопь берёт!.. Сотрудники старались говорить тихо, настороженно оглядываясь по сторонам, прежде чем открыть рот. Мало ли что сыщики выхватят из разговора, мало ли как истолкуют услышанное!.. Бережёного Бог бережёт. Кому охота отвечать за чужие грехи?.. Если эти двое ничего не докажут — то под суд не попадёшь, конечно, но оказаться за забором не мудрено. Не станет хозяин держать на работе сомнительных личностей.

Странные следователи ходили по банкам, сея страх в кабинетах и коридорах, задавали сотрудникам дурацкие вопросы, понимающе кивали, выслушивая. Один спрашивает, второй стоит в стороне и сверлит допрашиваемого глазами. Подолгу сыщики торчали в хранилищах — не мене двух раз посетили каждое!.. Чего они там пытались найти?.. И главное — как, ведь даже не притронулись ни к чему: всё только ходили, стояли, иногда с закрытыми глазами, и слушали. Тишину слушали, поскольку, кроме тишины, денег и золота, в хранилищах ничего не было. А может, у купюр и драгоценных слитков тоже есть какой–то язык, и он откуда–то известен странным полякам?..

После ежедневного обхода следователи никому ничего не рассказывали: предоставленный лимузин отвозил их в отель, где они, как правило, оставались до утра: видимо, город не интересовал гостей, прогулки на свежем воздухе тоже. Оттого, видать, и были оба такие бледные. Около девяти вечера странные личности спускались в ресторан отеля и легко ужинали. Так легко, что можно сказать, и не ужинали вовсе — баловство это, а не еда: небольшой салатик из свежих овощей, прозрачный ломтик рыбки да пустой зелёный чай с сухариком, легко смазанным мёдом — примерно таким было вечернее меню удивительных сыщиков. Лишь однажды поляки совершили ночную вылазку — опять же для посещения банков. При этом никуда, кроме хранилищ, не заходили. Всё так же бродили в подземельях, прислушиваясь да принюхиваясь.

Так продолжалось четыре дня. А на пятый день в кабинете Круковера парочка доложила высокому собранию из пяти цюрихских банкиров:

— преступник — человек, обладающий телепортацией (тут кое–кто из банкиров хмыкнул — типа, это и без вас было понятно) и другими сверхспособностями, например, перемещение по белу свету вне физической оболочки;

— сообщников в банках у преступника не было;

— грабитель проживает в России; человек подневольный, работает в одиночку, но по указке хозяина, который имеет над ним власть; возможен шантаж или киднеппинг.

К этим сведениям следователи присовокупили план поимки грабителя, который состоял в следующем. В силу своей подневольности, грабитель, очевидно, будет вынужден продолжать обчищать сейфы. Но вряд ли он появится в хранилище, где его будет поджидать охрана. Скорее всего, в прошлый раз такое произошло из–за халатности вора: он побывал в хранилище и сразу же совершил вторую ходку, не убедившись в отсутствии в помещении людей. Человек, обладающий такими уникальными способностями как этот похититель, в состоянии дистанционно провести предварительную проверку помещения на предмет присутствия в нём людей и открыто установленной видеокамеры. Впрочем, наличие видеокамеры вряд ли его остановит: ведь появляется он в маске и успеет исчезнуть до того, как охрана предпримет сколько–нибудь действенные меры по его задержанию. Поэтому следует установить в банках ловушки: приспособления, стреляющие паралитическими веществами. Как только охранники с помощью видеокамер зафиксируют появление непрошеного гостя, они тут же дистанционно произведут выстрелы из орудий и парализуют вора. Продолжая вводить грабителю наркотики, можно удерживать его в плену сколько угодно. Когда вор попадётся в ловушку?.. Сложно сказать. Чем больше будет организовано таких ловушек, тем выше вероятность скорой поимки. Сложно придумать другой способ поймать человека, способного дематериализовываться и перемещаться в пространстве. Не лишены здравого смысла попытки приманить грабителей путём активной публикации в журналах и газетах «подсказок» — рекламы банков, где установлены тайные ловушки. В этих статейках следует расписывать надёжность охранной системы банков, гарантии компенсаций в случае возникновения форс–мажорных обстоятельств, размеры финансовых оборотов. Можно также организовать несколько небольших по размеру, но богатых по содержанию частных хранилищ и также использовать их в качестве ловушек, «засветив» некоторые сведения о хранилищах в средствах массовой информации.

Предложенный поляками план поимки сильного впечатления не произвёл, ибо предполагал какое–то, причём весьма неопределённое по продолжительности, ожидание. Банкиры же рассчитывали заполучить вора в свои лапы, как по мановению волшебной палочки, чуть ли не в тот же день, востребовать с него утраченные богатства и как следует наказать негодяя. Возможно даже, получить некоторую прибыль. Поэтому польских докладчиков, покидающих собрание, сопровождали недовольные взгляды, а после их ухода высокая пятёрка дала волю эмоциям. Несколько раз прозвучало что–то вроде «и в чью голову взбрело пригласить этих поляков?..», сопровождаемое красноречивыми взглядами, но Круковера такие выпады нимало не смутили. Более того, он сообщил, что очень доволен результатами работы экстрасенсов, призвал соратников умерить пыл и приступить к предписанному экспертами оснащению хранилищ необходимыми для поимки вора приспособлениями. После этих слов Круковер невозмутимо поднялся, всем своим видом показывая, что на сегодня словопрений достаточно.

Часть 2. Когда–то очень давно

Самарская обл. — Москва — Свердловская обл., 19хх — 2009 гг.

— 1 —

Леопольд Леднёв часто вспоминал своё детство. Холодное, серое, безрадостное. Нет, он не был детдомовским волчонком, рос в нормальной семье. Нормальной… Пожалуй, только с виду. Папа и мама, отдельная благоустроенная квартира в новом микрорайоне небольшого городка. Вот только не было в той квартире счастья. Леопольд, несмотря на скромный возраст, уже всё прекрасно понимал. Чувствовал. Родители жили отчуждённо, часто ругались. Секс между ними случался лишь эпизодически и был чисто механическим занятием: супруг давно охладел к своей половине, а ей ничего не оставалось, как примириться с этим, когда многочисленные попытки поговорить по душам и наладить отношения не увенчались успехом. Потепление в отношениях наступало во время праздников: собирались гости, начиналось пиршество, и после нескольких рюмок хозяин добрел и посматривал на жену более чем снисходительно. В такие вечера, после ухода гостей, между супругами частенько происходили тёплые беседы, объятия. Наверное, в такие ночи секс был искренним. По этой причине хозяйка обожала праздники и готовилась к ним на славу: огромными сумками таскала из магазинов деликатесы, с удовольствием готовила, прибирала в доме. Муж, видя такое старание, одобрительно и даже с уважением поглядывал на жену: вот мастерица!.. Умеет творить чудеса, превратить скромное гнездышко в настоящий рай. Но праздники не бывают каждый день: гости расходились, и с последней вымытой тарелкой в доме устанавливался прежний прохладный климат. Чересчур прохладный. И, видимо, чтобы ему не было так холодно, отец пристрастился к алкоголю. Впрочем, это пристрастие удерживалось в определённых рамках приличия, и лишь изредка приводило к пьяным дебошам. Приходя с работы, отец, будто отгородившись от жены и сына невидимой стеной, пил пиво или домашнее вино, которое заготавливал ежегодно в изобилии (оно томилось с лета в трёх двадцатилитровых бутылях, терпеливо ожидая своего часа), иногда что–нибудь ел, потом совершал часовую прогулку по городу и, вернувшись домой, устраивался на диване у телевизора. Телепросмотры плавно переходили в сон. Супруга, нервничая из–за подобного отношения к ней и к семье в целом, всё чаще поздними вечерами засиживалась на кухне, дымя вонючими сигаретами и уставившись невидящими, стеклянными глазами в одну точку. Что она прокручивала в голове, что «смаковала»?.. И по какому разу?.. Порой она жаловалась на свою тусклую жизнь вслух, не стесняясь заходившего на кухню сына, а может быть, наоборот — радуясь нечаянному слушателю. Леопольд внимал, сопереживая матери. Сердце его наполнялось тоской, с этим чувством он и топал на следующий день в школу.

Возвращаясь в прошлое, Леднёв не раз задавал себе вопрос: почему его родители много безрадостных лет прожили вместе, прежде чем разбежались, — спрашивал и не находил ответа. Он где–то слышал: вот в таких семьях отсутствует поле любви. И потому дети в них частенько чахнут, вырастают моральными уродами. Кем–то не от мира сего чувствовал и он себя в детстве. Наверное, со стороны он был похож на увядающий цветок: опущенные глаза, нерешительно или тайно поднимающиеся на окружающих, поникшие плечи, вялая походка. Разумеется, он рос в отчуждении одноклассников, не желавших дружить с ним, и ему частенько доставались побои соседских мальчишек и хулиганистых ребят из своего и параллельных классов. Ко всем горестям ещё и это имя. Леопольд!.. Ну почему родители назвали его этой дурацкой кличкой мультяшного кота?!. «Поля» — так пренебрежительно–ласкательно дразнили его сверстники. Или вот так: «Полька». И смотрели при этом с брезгливой насмешкой. Вроде как и за парня не считали.

Раздавленный жизнью, Поля неоднократно забирался на крышу соседнего девятиэтажного дома, подходил к её краю, зачарованно смотрел вниз… Страшно… Он вставал на карниз, осторожно пододвигался к пугающей пропасти — так, что носы ботинок повисали над ней, снова заглядывал вниз, представлял, как отталкивается и прыгает вниз, будто с вышки в воду, сначала раскинув руки, а потом, по мере приближения к земле, сводя их вместе; внимательно «разглядывал» то, во что превратилось бы его тело после падения на асфальтовую дорожку… Фу! Не хочется!.. Мальчик потихоньку отодвигался прочь от опасной черты, затем поворачивался и, потерянно втянув голову в плечи, направлялся к выходу с крыши…

— 2 —

У Леопольда, сколько он себя помнил, была очень нехорошая черта: он всегда очень долго стыдился, если совершал какой–нибудь проступок. Леопольд обвинял себя мощно, изощрённо, рассматривая своё поведение со всевозможных сторон: «Ах, как я был неправ!.. Ну, как я мог так поступить?!. Что подумали обо мне окружающие, что скажут они теперь, когда я снова покажусь им на глаза, как поведут себя по отношению ко мне?..» Самобичевание и попытки представить «что будет?!.» прекращались, лишь когда всё утрясалось и Леопольда прощали. В эти минуты у мальчишки будто камень сваливался с души (да какой там камень — огромный валунище!..)

Мнительность Леопольда проявлялась даже в мелочах. Часто даже сказанная им фраза или какой–нибудь жест могли послужить причиной долгих и мучительных переживаний: «Зачем я это сказал, ведь сказанное не очень умно?.. Что теперь обо мне подумают те, кто слышал мои слова, как мне смотреть им в глаза при следующей нашей встрече?!.» Или так: «А ведь моя фраза имеет второй смысл, — что если собеседники уловили именно его, и я понят не так, ведь тот, второй смысл, мог задеть их?..» Или вот так: «Ну почему эти слова я произнёс таким тоном, что даже мне не понравилось?.. Этот тон наверняка покоробил товарищей. И что за жест получился у меня, как он выглядел со стороны?..» Мальчик снова и снова представлял себя во всех произошедших ситуациях, даже выражение своего лица представлял, будто видел себя со стороны!.. Вспоминал всё до мельчайших подробностей: лица собеседников, как они многозначительно переглянулись и как взглянули на него при расставании. Леопольд вспоминал, а его богатое воображение услужливо и изощрённо рисовало ему всевозможные последствия произошедшего, и мальчик начинал переживать из–за того, что могло бы произойти в будущем.

Часто, решая, как поступить, Леопольд долго колебался. Как правило, после мучительных сомнений и, наконец, осуществления задуманного получалось не совсем то, или даже совсем не то, что ожидалось. Вот уж где он давал волю своим переживаниям!.. «Ну почему я всё–таки поступил именно так?!. Ведь явно: этот вариант — далеко не лучший; ведь был же вот такой путь, и даже — такой, и оба привели бы к гораздо симпатичному результату!..»

Тем не менее, несмотря на все свои внутренние проблемы, к шестнадцати годам Леопольд научился снисходительно посматривать на сверстников, на их ребячьи шалости и беззаботное веселье. Он чувствовал себя зрелым и умным, вернее, мудрым: то, что развлекало или занимало товарищей, казалось ему какой–то ерундой. Но даже когда в его постоянных переживаниях не было остроты, они тлели где–то в глубине души, словно торф на болоте, и тягостный дым этого тления присутствовал постоянно, временами сжимая сердце юноши невыразимой тоской и болью. И неизменно наступал момент, когда снисходительность и ощущение мудрости сменялись мощными и продолжительными депрессиями; причём чем дальше, тем острее, мучительнее и продолжительнее становились эти приступы.

Нередко острые переживания вспыхивали во время уроков: грудь наполняло дикое отчаяние, голову будто стискивало обручем, уже знакомая Леопольду тяжесть вновь появлялась в области сердца, и, казалось, стоны мальчишки готовы были вырваться наружу. Впрочем, так оно и случилось однажды, и соседка по парте участливо спросила: «Тебе что — плохо?..» А когда Леопольд сдавленно ответил: «Нет», возразила: «Плохо, плохо — я же вижу!..»

А с каким трудом ему стала даваться учёба!.. Если прежде не нужно было прикладывать ровным счётом никаких усилий для усвоения материала, то в старших классах приходилось по нескольку раз перечитывать одно и то же предложение, чтобы вникнуть в смысл. Поэтому познания Леопольда в биологии, географии и химии оставляли желать лучшего. Лишь литература, математика и, пожалуй, физика не доставляли ему особых хлопот. Литературные темы отвлекали, слегка успокаивали, доставляли наслаждение, а физические и, особенно, математические формулы порой захватывали настолько, что мальчик почти на час–полтора отключался от воспоминаний, переживаний и самобичеваний, которые владели им почти постоянно, стараясь не ослаблять цепкую хватку. Занялся чем–то? Увлёкся? Забылся?.. Не тут–то было! Надоедливо невыносимые мысли вклинивались в его жизнь, возвращая напряжение и превращая в тягостную муку любое занятие, изначально обещавшее отдых и веселье.

Частенько Леопольд предпринимал отчаянные попытки «задушить» собственные мысли. Он старательно подавлял их, напрягаясь физически и думая с ненавистью: «Не хочу, не буду думать об этом!..» Но упрямые чёрные мысли не хотели умирать, наоборот, они становились ещё сильнее, злее, и стоило парню расслабиться, начинали атаковать его с новой, невиданной прежде силой.

Слегка отлегало от сердца, когда кто–то при Леопольде отзывался плохо об их общем знакомом.

«Ну, вот, не я один, оказывается, плох!..» — всплывала откуда–то подленькая мысль.

Но чужие недостатки и промахи не могли исправить его собственных и не в силах были избавить Леопольда от переживаний на сколько–нибудь длительное время, а потому являлись временным, весьма слабым и сомнительным утешением.

Леопольду было больно сравнивать себя с нормально развивающимися, превращающимися в красавцев–юношей одноклассниками: все они были замечательными ребятами, некоторые — спортсменами, занимались дзю–до, карате, боксом. А он не занимался ничем. Не хотел. И любил только одно занятие — бесцельно бродить по городу, что он и делал каждый день, приходя из школы и швырнув у порога портфель. Просто не мог оставаться дома, ему обязательно нужно было двигаться!.. Иногда выпивал на дорожку немного самодельного вина из одной из двадцатилитровых бутылей, дожидающихся в кладовке прихода с работы Леднёва–старшего, а чтобы отец не заметил недостачи, добавлял воды из–под крана. Выйдя из дома, мальчик брёл куда глаза глядят, повторяя, как заклинания, разные самооправдания или твердя, что ему на всё наплевать. Почувствовав, что наступило если не успокоение, то, по крайней мере, опустошение и равнодушие, возвращался домой.

Конец ознакомительного фрагмента.