Земля волшебника

Лев Гроссман, 2014

Квентин Колдуотер изгнан из Филлори – волшебной страны его детских грез. Теперь Квентину нечего терять, поэтому он возвращается туда, откуда все началось, – в частный колледж магии Брекбиллс. Однако даже там ему не удается скрыться от своего прошлого. Тем временем в Филлори рушатся магические барьеры и вторгаются чужеземцы с севера. Чтобы остановить нависшую угрозу, верховным королю и королеве Филлори, Элиоту и Дженет, придется отправиться на опасные поиски давно исчезнувшего бога. А Квентину снова доведется побывать в Антарктике, чтобы оттуда попасть в загадочную Нигделандию, встретить старых друзей и рискнуть навести порядок в Филлори либо погибнуть в попытках.

Оглавление

Из серии: Волшебники. The Magicians

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Земля волшебника предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Глава 7

Все началось, можно сказать, с невинной шалости… хотя нет, не совсем так. Даже Плам признавала, что шалость не столь уж невинная — может, потому и сделала это, если начистоту.

Будучи бесспорным основателем Лиги, она себя заодно и президентом назначила, без всяких там выборов. Предлагая членство другим, она представляла Лигу как старую брекбиллскую традицию. Это, строго говоря, расходилось с истиной, но поскольку Брекбиллсу лет четыреста, какая-нибудь лига здесь существовала наверняка. Вполне разумное предположение, хотя идею она вообще-то заимствовала из книги П.Г. Вудхауза.

Дело в том, что Уортон вел себя плохо и должен был понести наказание. Предполагалось, что после этого он станет вести себя лучше — а если и нет, то Лига все равно должна как-то его покарать. Решение не совсем невинное, но понятное, разве нет? Да и есть ли на свете такое понятие, как невинная шалость?

Показателем любви Плам к Брекбиллсу могло служить то, что за все четыре с половиной курса он ей не опротивел. Она любила его разнообразные традиции, ритуалы и мифы (в надежде, что к ним причислят и придуманную ей Лигу), без всякой иронии, нисколько этого не стыдясь.

Они собирались после отбоя в забавном, неправильной формы кабинетике у Западной башни: его, насколько Плам знала, система безопасности не охватывала. Заседания она вела, лежа навзничь на полу; другие девочки располагались на кушетках и стульях, напоминая россыпь конфетти в долгожданном конце утомившей всех вечеринки.

Установив тишину с помощью заклинания, глушащего посторонние звуки в радиусе примерно десяти ярдов, Плам провозгласила:

— Итак, голосуем. Кто за то, чтобы наказать Уортона, скажите «да».

«Да» звучали по-разному: горячо, иронично, сонно. Плам лежала, закрыв глаза, раскинув каштановые волосы веером по ковру — некогда мягкому и красочному, ныне истертому до полной серости. Результат получился почти единогласным, и она обошлась без «нет». Преступление Уортона было не особенно тяжким, но его, согласно уставу Лиги, следовало пресечь.

Дарси разглядывала в стенном зеркале с облупленной позолоченной рамой свое «африканское солнце» образца 1970-х — с гребнем, как и положено. Ее длинные коричневые пальцы творили иллюзию, делая из прически то надувной мяч, то длинный воздушный шарик. Плам не знала, как она это делает: зеркальная магия была специальностью Дарси. Показушно малость, но пусть: ей не часто выпадает шанс блеснуть своими талантами.

В чем же провинился Уортон? Обед в Брекбиллсе по традиции подают первокурсники, которые едят после всех остальных, но официанта по винам ежегодно выбирают из студентов четвертого курса. Ему вручают ключ от винного погреба, он подбирает напитки к блюдам, разливает их и так далее. В этом году виночерпием избрали Уортона, который и вправду хорошо разбирался в винах: названия марок и виноградников у него прямо от зубов отлетали.

Лига, однако, сочла, что Уортон недостоин оказанной ему чести, поскольку систематически недоливает — особенно пятикурсникам. Финнам, как их именуют в Брекбиллсе, за обедом разрешается выпить два бокала вина, а Уортон наполняет оба разве что на две трети. Сама Плам не особенно западала по алкоголю, но Лига в целом очень бдительно относилась к своим винам и такого прегрешения простить не могла.

— Что он, по-вашему, с этим делает? — спросила Эмма.

— С чем?

— Да с излишками. Заначивает, небось. Что ни вечер, то бутылочка.

Из восьми состоявших в Лиге девочек присутствовали шесть. Эмма училась всего лишь на втором курсе.

— Распивает, что же еще, — предположила Плам.

— Одному целую бутылку не одолеть.

— Ну, с дружком своим, с греком… как его там.

— Епифаний, — хором подсказали Дарси и Челси.

Челси, поджав колени, возлежала на кушетке напротив Дарси и лениво пыталась подпортить ее зеркальные фокусы. Чужое испоганить всегда легче, чем самому колдовать: в магии много таких мелких подвохов.

Дарси угрюмо сосредоточилась. Зеркало загудело, отражение закрутилось спиралью.

— Перестань, разобьешь, — сказала она.

— Может, он установил постоянные чары, которые требуют возлияний, — не унималась Эмма. — Мужскую силу укрепил, например.

— Застраховал свой пенис на семь дней по двадцать четыре часа? — уточнила Плам.

Эмма, показавшая себя выскочкой в обществе более старших и мудрых, залилась краской.

— Ну а что… вон он какой накачанный.

Челси воспользовалась общей заинтересесованностью: отражение словно в черную дыру затянуло, и Дарси пропала из зеркала — только на диванной подушке виднелась легкая вмятина.

— Есть!

— Качок не обязательно супермужчина. — Люси, философическая бледная «финка», говорила, похоже, на основе личного опыта. — Спорю, он отдает вино привидению.

— Никакого привидения нет, — бросила Дарси.

Кое-кто всегда верил, что в Брекбиллсе есть свое привидение, а в этом году вокруг него возник настоящий культ. Эмма говорила, что видела его за окном, Уортон утверждал то же самое.

Плам тоже втайне желала увидеть его, но они ведь никогда не показываются тем, кто этого хочет. Поэтому она не была полностью уверена, что оно существует. Это как с бывшей лигой: то ли была, то ли нет, поди докажи.

— А что, собственно, означает «супермужчина»? — спросила Челси.

— Это который не спускает себе в штаны, — пояснила Дарси.

— Девочки, девочки, — вмешалась Плам. — Нас не должно волновать, куда Уортон спускает, — давайте решим, как быть с пропавшим вином. У кого есть план?

— У тебя, — сказали, снова хором, Дарси и Челси. Театральные близнецы, да и только.

Это верно, планы у Плам (извините за каламбур) были всегда. Ее мозг вырабатывал их сам по себе — оставалось лишь поделиться ими с окружающим миром. Такая легкая мания.

Этот конкретный план метил в ахиллесову пяту Уортона, то есть в карандаши. Школьными — вполне приличными, синими с золотой надписью — он никогда не пользовался. Говорил, что они слишком жирно пишут и вообще не по руке ему. Взамен он привез из дому свои, очень дорогие и действительно хорошие: оливково-зеленые, из какого-то твердого маслянистого дерева, пахнущие экзотическим дождевым лесом. Стальные втулки на них выглядели слишком высокотехничными для простой вставки резинок (не розовых, как обычно, а черных, поглощающих свет). Уортон хранил их в плоской серебряной коробочке наподобие портсигара; там же, в особом бархатном гнездышке, лежал и ножик для подтачивания.

Кроме того, Уортон (победитель школьных спартакиад, не иначе) все время проделывал с ними разные фокусы для посрамления прочих матлетов. Проделывал бессознательно и почти непроизвольно, к общему раздражению.

Плам предлагала их умыкнуть, а в качестве выкупа потребовать объяснения, куда Уотсон девает вино, и клятвы впредь не допускать недолива. К половине двенадцатого Лига уже зевала вовсю, и Дарси с Челси снова измывались над отражением, которое вернули совместно, но основа была положена. План обсудили, одобрили, усложнили без надобности, украсили зловредными колючками и распределили роли между собой. Это было суровое правосудие, но надо же кому-то навести здесь порядок: если преподаватели не желают, придется Лиге. Администрация закрывает на все глаза, но многочисленные очи Лиги не дремлют.

Отражение Дарси, зажатое, как в тисках, между чарами и контрчарами, извивалось и трепетало.

— Перестань, — с неприкрытым раздражением сказала она, — я же тебе говорила…

Как говорила, так и случилось: зеркало издало громкое «тик», и в правом нижнем его углу начала разрастаться белая паутина. Плам сделалось неуютно: комната на миг показалась ей батисферой, погрузившейся на недопустимую глубину. Иллюминаторы трескаются, и холодный безжалостный океан вот-вот хлынет внутрь…

— Черт! — ужаснулась Челси. — Надеюсь, оно не запредельно дорого стоило…

Утром Плам встала в восемь, поздно по своим меркам — но дополнительный сон не освежил ее, а лишь смазал все мысли, которым полагалось быть наготове. «Зачем это нам? — вопрошала депрессивная фаза, пришедшая на смену маниакальной. — Напрасная трата времени и усилий, не говоря уж о карандашах». Значения отклеивались от вещей, как старые стикеры.

В качестве финки, уже дописавшей курсовую работу, Плам исправно посещала все семинары. Первым занятием на этот день была историческая магия (если точно, Европа, пятнадцатый век, стихийные силы, озарения и Йоханнес Гартлиб[9]). Напротив Плам за столом сидела Холли, тоже член Лиги, круглолицая и хорошенькая, если не считать красного родимого пятна на мочке одного уха. Сама председательница находилась в такой отключке, что Холли пришлось дважды потрогать свой носик — лишь тогда Плам вспомнила, что это сигнал, что первая и вторая стадии плана успешно завершены.

Стадия первая: «Нехитро, но эффективно». Несколько часов назад парень, с которым встречалась Челси, должен был протащить ее в мальчишечью башню под видом свидания. После секса с ним Челси подошла к двери Уортона, прислонилась к ней, откинула со лба медового цвета кудри — и прошла внутрь в серебристо-астральном виде. Астральные проникновения были ее специальностью, и Плам не часто доводилось видеть столь красивую магию. Найдя коробочку с карандашами, Челси взяла ее в свои прозрачные, почти нематериальные руки. Из комнаты ее она не смогла бы вынести, но этого и не требовалось: нужно было только доставить ее к окну.

Если Уортон не спал, то мог это видеть, что не имело никакого значения. Пусть себе смотрит.

Люси к тому времени уже заняла свой пост у окна аудитории в противоположном крыле, чтобы телепортировать коробочку сквозь окно. Ее максимальная дистанция — три фута, вполне достаточно. Бывают же у людей полезные специальности. После этого коробочка летит вниз с сорокафутовой высоты, и Эмма, трясущаяся в кустах холодным ноябрьским утром, ловит ее в одеяло без всякой магии.

Эффективно? Бесспорно. Слишком сложно? Может быть, но ненужная сложность служит Лиге своего рода подписью.

За этим последовала вторая стадия, «Завтрак для чемпионов». Уортон после лихорадочных поисков пропавшей коробочки спустился в столовую поздно и не заметил, что овсянку перед ним поставила не безымянная первокурсница, а приметная Холли. После первой же ложки он почуял неладное и обнаружил, что каша приправлена не коричневым сахаром, как обычно, а душистыми, оливково-зелеными карандашными стружками.

Привет от Лиги.

Постепенно Плам тоже вошла во вкус — у нее, как правило, только утра были плохими. Семинары шли своим чередом: ускоренная кинетика, квантовая магия, тандемы соединенных рук, манипуляции с древесной растительностью. Ее курсовой нагрузки хватило бы не на одну докторскую, но далеко не всякий заканчивает Брекбиллс с таким багажом, с каким Плам в него поступила. В отличие от салаг, у которых на первом курсе пальцы не сгибаются и перед глазами круги плывут, Плам была очень хорошо подготовлена.

Брекбиллс, единственный аккредитованный магический колледж Североамериканского континента, за долгие годы успел исчерпать весь свой обширный абитуриентский резерв. Теперь декан Фогг попросту снимал сливки со средних школ, выискивая вундеркиндов с нужными для магии мозгами и высоким болевым порогом. Он отводил их в сторонку и делал им предложение, от которого нельзя отказаться (а если и откажешься, то потом ничего не вспомнишь).

Плам про себя считала, что неплохо бы обращать внимание и на эмоциональную зрелость. Студент Брекбиллса представлял собой такую психологическую взвесь, что учебный процесс мог окончательно исказить его личность: чтобы согласиться на такую каторгу, надо изначально быть слегка не в себе.

Специальностью Плам была камуфляжная магия, и она только радовалась, что ее считают иллюзионисткой. Иллюзионистам в Брекбиллсе, без ложной скромности, живется отменно. Только иллюзионист способен найти малюсенький невидимый замок, поставленный на опушке леса его собратьями. Нойшванштайн[10] такой или, проще сказать, диснеевский. В одну из башенок поднимаешься по скобкам, как по трубе Джеффриса на корабле «Энтерпрайз»; в круглой комнатке наверху помещаются только столик со стулом. Уж получше, опять-таки без ложной скромности, того коттеджа, где собираются физики. Когда иллюзионисты устраивают свои вечеринки, замок мерцает и парит над землей, как в мультике «Волшебная будка». Ведет к нему шаткая, без перил, лестница — все валятся с нее в мягкую траву, как напьются. Дисней рулит!

Время от времени кто-нибудь, дивясь подкованности Плам, спрашивал, чем таким она занималась в подростковые годы. Она, не скрывая ничего, отвечала, что росла в хороших условиях на островке близ Сиэтла и что семья у нее смешанная: папа маг, мама нет.

Требования к ней, как к единственному ребенку — то есть к корзинке, куда поневоле складываются все яйца, — предъявляли повышенные, особенно папа. Родители учили Плам на дому и на совесть отшлифовали ее магические способности, когда те прорезались. Занимаясь с папой языками и упражнениями для рук, она добилась больших успехов. Выпускного у нее, правда, не было, и в командных играх она не участвовала, но ради магии приходится чем-то жертвовать.

Если любопытствующий нравился ей и вызывал доверие, Плам добавляла еще кое-что. Да, внешне она просто блеск, и это не иллюзия, но никто не видит, как опустошена она внутренне, как глубока ее душевная пропасть. Иногда она чувствует себя смертельно усталой, но стыдится этого, полагая, что не оправдала семейных надежд. Она не даст пропасти себя поглотить, хотя порой ей хочется сдаться.

Было, однако, то, о чем Плам умалчивала, зная, что люди могут странно к этому отнестись. Скрыть это было нетрудно: почти всю жизнь она провела в Америке, говорила без намека на английский акцент и мамину девичью фамилию — Четуин — не носила.

Мама была дочерью единственного сына Руперта Четуина, что делало ее собственную дочь Плам (насколько та знала), последним живым потомком знаменитых Четуинов из книг о Филлори. И единственной их наследницей, хотя «Четуин» не было даже вторым ее именем: полностью она называлась Плам Полсон Дарби. Наследство было немалое: Пловер великодушно оставил свои издательские роялти детям, которые помогли ему нажить еще одно состояние (он уже был богат, когда начал писать о Филлори). Руперт, вложивший свою долю в постройку большого загородного дома близ Пензанса, позднее был призван в армию и погиб на Второй мировой.

Плам видела фотографии: громадный георгианский особняк, настоящий дворец. У него и название было, только она забыла какое. Мама там выросла, но отзывалась о родном доме как о месте, где гуляют эхо и сквозняки — неподходящая среда для ребенка. С лепных потолков вечно сыпалась штукатурка, а зимой девочка дни напролет просиживала на лестнице у трубы воздушного отопления — даже внутрь залезала, если трубу не закрывали решеткой, — но и там не могла согреться как следует.

Четуинов мама всегда считала безнадежными меланхоликами и фантазерами. Став взрослой, она продала дом со всей обстановкой, переехала в Америку и устроилась в «Майкрософт» рекламным агентом. С папой она познакомилась на благотворительном балу, и он далеко не сразу открыл ей, чем занимается в свободное время. Мама испытала неслабый шок, но все-таки стала его женой. Родилась у них Плам, и зажили они счастливой волшебной семьей.

В Брекбиллсе обо всем этом приходилось молчать. Здесь все бредили Филлори, все когда-то играли на своих задних дворах и в подвалах в Мартина Четуина, маленького короля волшебного мира с зелеными лугами и говорящими животными — мира, где только и можно осуществить себя до конца.

Плам это понимала и не пыталась лишить их заветной фантазии.

Весь Брекбиллс буквально вырос на Филлори: не колледж, а пятилетний филлорийский коллоквиум.

Весь, кроме Плам — единственной, в ком текла кровь Четуинов. У них в доме даже книг этих не было: Плам прочла только первую, «Мир в футляре часов», да и то потихоньку, урывками, в публичной библиотеке. Родители у нее не пили, не курили и не читали Кристофера Пловера.

Плам не возражала: когда ты узнаёшь, что магия существует, вымышленные волшебные миры становятся уже не так интересны. Прославиться как последний отпрыск Четуинов она тоже не захотела. Быть живым воплощением всеобщих детских фантазий — участь не слишком завидная.

Впрочем, под презрительным безразличием матери всегда скрывалось что-то еще, и Плам казалось, что это страх. Филлори прославило Четуинов и вместе с тем — о чем никто не думал или не желал думать — погубило их. Мартин, двоюродный прадед Плам и верховный филлорийский король, пропал бесследно в тринадцать лет. С Джейн, самой младшей, случилось то же самое в том же возрасте. Хелен поменяла фамилию и закончила свои дни христианкой-евангелисткой в Техасе. Фиона за все взрослые годы ни словом не упомянула о Филлори; если ее спрашивали, она проявляла легкое удивление и утверждала, что впервые об этом слышит.

Руперт, родной прадедушка Плам, был, судя по всему, глубоко несчастен и жил как отшельник, пока фельдмаршал Эрик Роммель не вывел его из затвора. На этой семье лежало проклятие, имя которому было Филлори: мама Плам всегда говорила о нем как о чем-то реальном. В чем бы ни заключалась причина — в книгах, в Пловере, в родителях этих детей, в войне или в злой судьбе, — но столкновение Земли и Филлори привело к катастрофе, а точкой их соприкосновения были пятеро детей Четуин. Оказавшись в эпицентре, они испарились, отпечатались на стенах в виде теней, как жители Хиросимы. Плам не думала, что кто-то из них осуществился полностью или хотя бы частично.

Мама не хотела иметь с этим ничего общего, и Плам ее одобряла, потому что в глубине души ощущала тот самый страх. Существование магии стало для Плам чудесным сюрпризом, который никогда не переставал ее удивлять. Мир оказался еще интереснее, чем она думала! Но и здесь была своя ложка дегтя. Будем рассуждать логически: если магия существует, то можно ли быть на сто процентов уверенным, что и Филлори где-нибудь нет? А если оно есть — нет, вряд ли, конечно, — значит, то, что обрушилось на целое поколение ее предков, как лев на безмятежных газелей, тоже реально и тоже может существовать где-то там. Плам, погружаясь в магию по уши, подсознательно всегда боялась зайти слишком глубоко и откопать что-нибудь нежелательное.

Особенно опасны были приливы депрессивной ангедонической химии: именно в такие периоды ей как раз и хотелось до чего-нибудь докопаться, взглянуть своим страхам в лицо. В такое время ей слышался зов сирен и что-то манило к себе — если не Филлори, то другая страна, столь же прекрасная и далекая, где Плам никогда не была, но могла бы, как ей казалось, обрести дом. Плам прекрасно знала, откуда в ней эта депрессивная жилка: четуинская кровь давала о себе знать.

Она держала свое четуинство при себе, не желая, чтобы другие копались в нем и нарушали его хрупкое равновесие. Может быть, она могла бы использовать свою специальность для маскировки не только материальных предметов, но и слов, фактов, имен и чувств? Спрятать их так глубоко, чтобы даже самой не найти. Спрятаться от себя самой.

Да нет, глупо, конечно. От себя не уйдешь. Надо жить своей жизнью, не поддаваясь пассивным настроениям, как выражается ее мозгоправ. Учреждать Лигу и стараться, чтобы Уортону мало не показалось.

День в итоге выправился — она, во всяком разе, провела его намного лучше Уортона. Карандашные стружки устилали его сиденье на первой паре, хлопья черных резинок обнаруживались в карманах по дороге на ланч. Настоящий фильм ужасов: его драгоценные карандаши подвергают пыткам в некоем тайном застенке, а он не в силах спасти их! Горько пожалеет Уортон о своем недоливе.

Встретившись с ним во дворе, она одарила его улыбкой, за которую совесть лишь слегка ее упрекнула. Показалось ей или он правда немного напуган? Может, в Брекбиллсе в самом деле есть привидение, и зовут его Плам.

Под конец она осуществила свою личную задумку, изюминку всей операции, по ее мнению. На четвертой паре Уортон обнаружил, что его брекбиллский карандаш не желает строить графики магической энергии. Все точки, линии и векторы, которые он пытался изобразить, складывались в надпись ПРИВЕТ ОТ ЛИГИ.

Оглавление

Из серии: Волшебники. The Magicians

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Земля волшебника предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Примечания

9

Йоханнес Гартлиб (1410–1468) — медик при баварском дворе, автор трактата о колдовстве.

10

Романтический замок короля Людвига II в юго-западной Баварии.

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я