Фантастические приключения инков в космосе. Том первый

Лев Голубев-Качура

Мысль написать роман о космических путешествиях возникла у меня давно, ещё в 80-х годах прошлого века, то есть после полёта Ю. Гагарина и посещения американцами Луны. Я решил ещё покопаться в научных статьях и… Так родился замысел историко-приключенческого фэнтези о приключениях инков в космосе.

Глава вторая

КОРАБЛЬ

Завершался месяц их жизни в пещере. Вечером, после ужина, Мигель ходил взад и вперёд возле задней стены пещеры, к которой они не приближались из-за ненужности, и обдумывал путь движения его группы через пампасы.

Ни он, ни его товарищи дальше собственной деревни и прилегающих к ней десяти-пятнадцати миль территории, не заходили, но необходимость принять решение, назрела окончательно, и Мигель в ярости, не зная на что решиться, сжав кулаки, с силой ударил по стене.

Не встретив сопротивления, его руки прошли сквозь стену, а он, не ожидая подобного с её стороны, не удержался на ногах и, упав на пол, ударился всем телом.

Донельзя ошеломлённый случившимся, он лежал и растерянно моргал. И, стараясь не шевелиться, со страхом ожидал ещё какой-нибудь подлости от коварной стены.

Перед ним простирался длинный, шириной не более пяти футов и высотой около семи футов, проход, освещённый фосфоресцирующим бело-голубоватым светом.

Дальше тридцати ярдов рассмотреть что-либо было невозможно, но Мигель чувствовал, проход уходит ещё дальше, внутрь горы.

Он лежал, не шевелясь и почти не дыша — всё оставалось без изменения! Полежав немного времени он, совсем испугавшись окружавшей его тишины, и непонятного света, не вставая, ужом пополз назад, в пещеру.

Теперь уже осторожно, не касаясь стены, поднялся с пола и посмотрел вокруг — кажется, никто не видел его падения, его товарищи занимались своими привычными делами. Ещё раз оглянулся, чтобы убедиться, что никто не смотрит в его сторону и, с колотящимся от возбуждения сердцем, протянул руки к волшебной стене…

Руки без всякого усилия с его стороны ушли в стену, иии… ничего с ними не случилось.

Немного поразмышляв, Мигель, опасаясь неизвестной ловушки, сделал шаг, потом другой, и вновь оказался в освещённом коридоре. Оглянулся назад — за ним опять оказалась сплошная стена, такая же гладкая и без единого намёка на дверь.

Испугавшись, что он не сможет вернуться назад и останется в этом, полном неизвестности и тайн коридоре навсегда, Мигель сделал шаг назад, и… вновь очутился у себя в пещере.

Проделав этот опыт и убедившись, что это не ловушка, и вход в таинственный проход открыт в ту и другую сторону, он, с громко колотящимся сердцем, готовый быстро отпрыгнуть назад, уже смелее сделал шаг, затем другой.

Пристально всматриваясь в пространство перед собой, он медленно, стараясь не создавать лишнего шума, двинулся вперёд.

Проход, вернее, коридор, тянулся и тянулся перед ним, и был прям, словно стрела арбалета. Освещение не менялось, казалось, светом было пропитано всё пространство вокруг. Как ни пытался Мигель определить источник освещения, это ему не удавалось. И ещё на одно свойство света обратил он внимание — свет, как-бы перемещался вместе с ним, оставляя позади и впереди темноту, но эта темнота не внушала страха, и Мигель, окончательно осмелев, ускорил шаг.

Пройдя ярдов сто-сто пятьдесят, он точнее определить не смог, упёрся в металлическую лестницу, протянувшуюся вверх, футов на двадцать-двадцать пять.

На этом месте проход-коридор заканчивался. Остановившись в раздумье, Мигель смотрел на неё (лестницу), и всё никак не мог решиться начать подъём по ней. Страх неизвестности опять завладел им, но и любопытство одолевало. И любопытство оказалось сильнее страха, и он, поколебавшись ещё мгновение, нерешительно поставил ногу на первую ступеньку.

Ничего неожиданного с ним не произошло, и он стал, считая ступеньки, подниматься вверх.

На счёте тридцать семь лестница закончилась небольшой площадкой размером пять на пять футов и упёрлась в матово поблёскивающую в неверном, слегка мерцающем свете, стену.

Решив, что через эту новую стену, он сможет также беспрепятственно пройти, как и через первую, Мигель протянул руку, ожидая, что она пройдёт сквозь неё, но вместо пустоты и лёгкого покалывания, его рука наткнулась на прохладную и совершенно непроницаемую поверхность.

Тогда он стукнул по ней кулаком, потом сильнее, но стена не пропустила его, а он вынужден был подуть на руку, чтобы утишить боль от удара.

Поняв, что ОНА не пропустит его, он сел на пол площадки и, навалившись спиной на не пропускавшую его стену, задумался. Зачем было строить проход, изобретать освещение, если всё это никуда не ведёт? По всей длине прохода он не заметил ни одной двери, ни одного ответвления в сторону. Он был прям и вёл именно к этой стене. Значит! Думай Мигель, думай!

Он решил ещё раз, но более тщательно, осмотреть и прощупать стену.

Поднявшись на ноги, Мигель стал более внимательно присматриваться к стене и водить по ней рукой. Неожиданно его рука нащупала тонкую, совершенно не заметную для глаз, как-бы вдавленную линию. Осторожно, чтобы не потерять её, он повёл по ней пальцем…, иии… очертил перед собой овал, похожий на вход в их пещеру.

Похоже на то, что это всё-таки вход, решил он, и ещё внимательнее присмотрелся к очерченному им овалу. Наконец, с правой стороны овала, на высоте своего плеча, он обнаружил еле заметное углубление, чем-то напоминавшее отпечаток ладони.

Поразмышляв несколько мгновений и удивлённо покачав головой, Мигель пробормотал: «Ничего страшного со мной не случится, если я приложу, конечно, ради любопытства, свою ладонь к той, что выдавлена в стене».

Но всё же, какое-никакое сомнение в нём ещё оставалось.

Ещё немного поколебавшись, и непроизвольно задержав поднятую руку, с мыслью — как бы чего не случилось от его затеи — он осторожно положил свою ладонь в углубление.

Раздался еле слышный шорох, обнаруженные им контуры наполнились светом, и перед его взором они поползли в сторону. Открылся проём, и в нём, с неожиданно вспыхнувшим ярким светом, на архаичном языке «Кечуа», прозвучал мягкий голос:

— Добро пожаловать на борт, Турикук!

* * *

Испугавшись вспыхнувшего яркого света, и особенно человеческого голоса, Мигель шарахнулся от входа, и по лестнице, скача быстрее молодой козы, скатился вниз, и остановился только, у её изножья, на полу коридора. Быстро оглянувшись, он никого в проёме двери не увидел, и ни кто его не преследовал.

А голос, словно ничего не произошло, всё тем же ровным голосом, продолжал: «…все системы корабля работают в заданном режиме. Корабль готов к межпланетному перелёту».

Странно! Никого нет, а голос есть! — подумал Мигель и, почему он говорит на кечуа? И почему он назвал меня Турикук? Турикук…, Турикук…, как же переводится это слово на наш язык? — он чуть задумался, вспоминая дедово учение. Ах, да, вспомнил! Турикук — смотритель селения со стороны Правителя (управляющий, поставленный Верховным правителем, над митимайями — местными жителями).

Хорошо, что мой дед научил меня с грехом пополам говорить на кэчуа, совершенно древнем, не применявшемся сегодня наречии, и зачем?

И потом, причём здесь корабль и разные там системы? Здесь гора, а не какой-нибудь океан! Непонятно!

Мигель ещё немного постоял в раздумье: а что, если подняться и посмотреть, кто там разговаривает? Не съест же он меня. Я ведь могу и сдачи дать.

И, уже не думая, но остерегаясь всяких неожиданностей, он взял в руки мачете и поднялся к открытому, словно приглашающему войти, отверстию в стене. Прошептав — «Инти, спаси и помилуй меня!» — сделал робкий шаг в освещённую внутренность.

За проёмом всё также было светло и пусто. Голос молчал. Подождав — не скажет ли он ещё что-нибудь, Мигель осторожно, поминутно оглядываясь (вдруг кто-нибудь зайдёт сзади), делая короткие шаги и двигаясь вдоль проложенной по полу разноцветной полосы, пересёк ярко освещённое помещение.

Не успел он сделать и десяти шагов, как перед ним неожиданно открылась ещё одна дверь. Мигель осторожно заглянул внутрь помещения, и непроизвольно вскрикнул: «Вот это даа!» — и от восторга даже присвистнул.

Сделав ещё один шаг, он оказался в круглом помещении, диаметром не менее двадцати футов и высотой…, Мигель задрал голову, чтобы посмотреть вверх. Да…, здесь не меньше, если не больше пятидесяти футов высоты, решил он. Ярко освещённое всё тем же необъяснимым светом, оно хорошо просматривалось. Дверь за его спиной моментально закрылась, но он уже почему-то не боялся быть запертым.

Посредине помещения, от пола до потолка, возвышалась изготовленная из какого-то прозрачного материала, труба, диаметром, приблизительно, около пяти-шести футов. Вокруг трубы вилась металлическая лестница с площадками через каждые десять футов, которые опоясывали эту трубу, а от площадок в четырёх направлениях отходили короткие, фута по четыре-пять, переходы, упирающиеся также в площадки, проходящие по периметру круглой стены.

На каждой площадке, а их было четыре, в трубе были проделаны отверстия по величине, достаточной для прохода человека.

Ин-те-рес-ная лестница! — подумал Мигель. Раз уж я попал в это очень необычное место, подняться, что ли, и посмотреть, куда она ведёт?

Приняв решение, он не стал медлить, а осторожно наступая на каждую ступеньку, и держа наготове нож, стал медленно подниматься по крутой лестнице.

На первой площадке он остановился в раздумье. Постоял, оглядываясь по сторонам и прислушиваясь — ничто не нарушало тишину. Два-три раза вздохнув, затаил дыхание, и двинулся по одному из переходов в сторону боковой стены.

Лестница и переходы хорошо освещались, и Мигель сразу же увидел такую же, чуть утопленную в стену, ладонь, как на входной двери. Приложив к ней руку, он услышал чуть слышное шипение и дверь, теперь он совершенно этого не испугался, отошла в сторону.

Перед его взором предстало небольшое помещение, размером пятнадцать на десять футов и высотой до восьми футов. В нём, вдоль стен, в каких-то расположенных вертикально прозрачных ящиках, стояли одетые во что-то непонятное, люди, а на головы их были надеты круглые, блестящие шары с прорезями для глаз.

Мигель так испугался, что у него задрожали колени, и прервалось дыхание.

Он стоял, боясь пошевелиться, и во все глаза разглядывал людей в ящиках. Их

было не меньше дюжины. На его появление они никак не отреагировали: они всё так же, не произнося ни слова, продолжали стоять, и никаким движением не отреагировали на появление Мигеля.

Превозмогая страх, Мигель поднял мачете и громко, чтобы показать, что он их совершенно не боится, крикнул: «А ну, выходи! Просто так я, Мигель Пуэмблос, не дам себя убить!»

Но стоявшие в шкафах люди даже не шевельнулись.

Страх постепенно стал покидать индейца и, всё ещё держа нож наготове, он сделал шаг, затем другой.

Люди в шкафах опять никак не отреагировали на его перемещение.

Приблизившись к ним вплотную, он с любопытством стал рассматривать их.

Что-то знакомое было в их одежде. Он когда-то, очень давно, видел нечто похожее, но вот, где?

И память услужливо подсказала — он такие костюмы видел в одной из прочитанных книжек про моря, корабли, и этих…, как же их? Он наморщил лоб, усиленно вспоминая название людей, которые ходят по дну моря. Словно искра проскочила в его мозгу и подсказала ему ответ — их называют во-до-ла-за-ми. Вот как! Ну, конечно же, водолазы! И они надевают на себя, тут память его сработала быстрее — скафандры.

Но, зачем здесь скафандры? Ведь до океана на Востоке… никак не меньше двух тысяч миль, а на Западе — нужно перейти через наши труднопроходимые горы, а потом ещё, как говорил мой дед, миль триста-четыреста до побережья другого моря. Странно!

Выйдя из комнаты со скафандрами, Мигель прошёл по кольцевой площадке вдоль стены и открыл следующую дверь. В ней, на полках, лежали какие-то блестящие инструменты. Среди них он увидел и знакомые ему с детства — несколько молотков, топоров и пил. Что ж, это очень полезный в жизни инструмент, и стоит он очень дорого, восхитился находке он!

Так значит это хранилище инструментов для хозяйства, решил он. Прихватив с собой топор и пилу, он насмелился подняться на следующую площадку.

Открывая по очереди одну за другой двери, и заглядывая в помещения, он поднялся до последней, четвёртой площадки.

В тех помещениях, что расположились на предыдущих площадках, он нашёл только какое-то переплетение труб и змеевиков. А два помещения были заполнены, неизвестного назначения, приборами. Они тихо позвякивали, перемигивались разноцветными огоньками, издавали какой-то писк и нежно, как кошки, мурлыкали.

Иногда Мигелю слышалось, или это ему показалось, что они шёпотом переговариваются между собой, но что они говорят, он так и не смог понять.

В этих комнатах он провёл много времени: рассматривал приборы и слушал, как они перешёптываются между собой. Он хотел прикоснуться к ним руками, пощупать, нажать какую-нибудь понравившуюся ему кнопку, но так и не сделал этого, не хватило смелости.

Помещения на четвёртой площадке ему особенно понравились. Это были, так он решил, помещения, специально приспособленные для сна и отдыха. Открыв дверь в первое же помещение на четвёртом ярусе он, при неярком, льющемся с потолка свете, стал рассматривать его содержимое.

По бокам длинных стен были расположены два, приподнятых над полом фута на полтора, лежака, застеленные красивыми цветастыми накидками. А в изголовье каждого, стояла тумбочка с множеством кнопок и каких то, совершенно непонятно для чего предназначенных, светящихся голубоватым светом, круглых и прямоугольных окошек. Перед лежаками, почти у самой входной двери, с обеих сторон он увидел ещё две двустворчатые двери. Осторожно открыв их, он заглянул внутрь.

Это были шкафы, не так грубо сделанные, как у его родителей, а гладкие, с тщательно отполированной, матовой поверхностью. На металлических крючках висела разнообразная одежда, вплоть до плащей. На полке, расположенной на уровне головы, лежали разнообразные головные уборы.

А прямо напротив входной двери, чуть ближе к торцевой стене, стоял небольшой круглый стол на толстой, фута два толщиной, ножкой, и двумя, тоже круглыми седушками.

Стены и седушки были обтянуты цветной, хорошо выделанной, кожей.

Ошеломлённый таким богатством, Мигель минут пять стоял, не двигаясь, рассматривая и любуясь увиденным, и мечтал — как было бы хорошо жить здесь с Марией, а не в пещере.

Налюбовавшись красотой и убранством жилых помещений, он решил продолжить осмотр этой, такой огромной, и такой чудесной хижины.

Оставалось не исследованным на этом, четвёртом ярусе, последнее, пятое помещение.

Дверь открылась, также как и предыдущие, от прикосновения его ладони к выемке в стене и чуть слышного шума.

Впереди было темно, но как только Мигель переступил через черту, отделяющую наружную площадку от помещения, оно тут же осветилось мягким голубоватым светом, и голос, слышанный им раньше, внизу, но теперь более строго, произнёс:

— Турикук на мостике! Всем встать для положенного по ритуалу приветствия!

Мигель, в этот раз не так сильно испугавшийся голоса, осмотрелся вокруг, надеясь увидеть и говорившего, и какого-то Турикука, и находящихся в помещении людей, но кроме расположенных полукругом у большого, наклонного стола десятка мягких сидений, ничего не увидел. Подойдя к столу ближе, он ахнул от изумления!

На столе, сияя разноцветными огоньками, была расположена какая-то звёздная карта. Он это сразу понял, как только увидел её на столе. Между огоньками-звёздами, словно связывая их воедино, пролегали мерцающие различными цветами, тоненькие линии.

Мигель смотрел на неё и не мог понять, какой участок неба здесь нанесён? Он помнил расположение и название почти всех звёзд на своём небе, его этому настойчиво учил дед, приговаривая: «Запоминай, крепко запоминай. Тебе это пригодится в жизни». На что Мигель, посмеиваясь над причудами деда, отвечал: «Ага, чтобы коз и Лам гонять на пастбище!». Дед сердился, но продолжал настойчиво вдалбливать ему в голову различные знания.

Но вот эти звёзды, ему не были знакомы! Особенно ярко блистали голубая и зелёная звёзды, соединённые между собой красной мерцающей линией.

Как ни напрягал он память, вспомнить этот участок карты он не мог.

Ладно, махнув рукой, пробормотал он, потом разберусь.

Его внутренние часы говорили, что уже далеко за полночь, и необходимо срочно возвращаться в пещеру, к товарищам. Они могут, чёрт знает, что подумать, не увидев его в пещере, а разыскивая его среди ночи в горах — мало ли, что может произойти во время этих поисков!

Ещё раз, словно запоминая, он посмотрел на звёздную карту и направился к выходу.

Мигель уже немного привык к тому, что двери помещений при его выходе, без каких-либо действий с его стороны, сами закрывались, и уже не пугался.

И сейчас, покидая эту чудо-хижину или, как называл её голос — корабль, он и теперь не испугался, когда за ним закрылся проход в чудо-помещение. Когда же он стал спускаться, по вьющейся вокруг светящейся центральной трубы лестнице, в коридор, тот сразу же осветился при его появлении.

В последний момент, когда за ним закрывалась дверь корабля, он услышал, как всё тот же мягкий голос, на кечуа произнёс: «Турикук покинул корабль! Все системы перевести в режим ожидания!»

Мигель ускоренным шагом продвигался в сторону выхода из прохода, и свет, двигаясь впереди него, освещал путь.

В голове, независимо от его желания, быстрым потоком проносились мысли, и главная из них была — корабль пуст. В нём нет людей и он, вместе со своими друзьями, может спокойно занять в нём помещения для отдыха. Они ни в какое сравнение по удобству не идут с теперешними удобствами. И там есть одежда! Та, которую они носят сейчас, хоть и чиста, но вся поистрепалась, и в ней много дыр, сквозь которые просвечивает голое тело.

Он не смог за такой короткий промежуток времени тщательно осмотреть все помещения, и он не может с уверенностью ответить на вопрос — есть ли там хоть какая-то пища? Переселившись на корабль (Мигель постепенно стал привыкать к этому слову), они все вместе обыщут его снизу доверху и найдут (если найдут) всё, что необходимо для жизни.

Судя по архаичному наречию голоса, стрел для арбалета конечно на корабле нет, но может быть, на нём есть другое охотничье оружие? Тогда они смогут спокойно перезимовать, а дождавшись весны, двинуться в путь, поближе к другим людям…, или же, или же останутся здесь навсегда.

Мигелю, так понравилось всё увиденное, что он в душе лелеял мысль — его товарищи, увидев всю эту красоту, тоже не захотят покинуть открытую им новую хижину-корабль

.

* * *

Мигель, задумавшись, даже не заметил, когда закончился проход, и он, не приняв никаких мер предосторожности и не сбавляя шага, прошёл сквозь стену. Он лишь на мгновение почувствовал лёгкое покалывание в теле.

Быстрым взглядом, окинув пещеру, он увидел: и девушки, и Хосе с Матео, сидят у костерка, и при его появлении, повернули головы в его сторону.

На какой-то короткий миг он оказался в обрамлении мерцающего света из прохода. И этого оказалось достаточно для людей, верящих в божественное. Он услышал, и увидел, как Матео и Мария, вдруг побледнев, прошептали: «Виракоча! Сапа-Инка!» А ещё через какое-то мгновение его односельчане, его товарищи, уже лежали, распростёршись ниц на полу и прикрыв голову руками.

— Что с вами? — ничего не поняв, и даже несколько опешив, спросил Мигель. Какой, такой… Виракоча?

У него даже в мыслях не было, что его неожиданное появление из стены пещеры, в обрамлении голубоватого мерцающего света, приведёт людей в благоговейный экстаз. И, поэтому, он вновь спросил:

— Что ещё за Виракоча, какой-такой Сапа-Инка? Что это вы повалились на землю, как скошенная кукуруза?

Первой подняла голову Хуанита, и он услышал её чуть дрожащий голос:

— Мигель, это ты?

— Конечно, я! Кто же ещё, Око-Пака?

Постепенно и остальные чуть приподняли головы, но в глазах их, сколько мог рассмотреть Мигель, читались недоверие и страх.

— Аа-а, ты как сюда попал? — услышал он тихий, настороженный голос Матео.

Вот тут Мигель, не подумавши над ответом, брякнул, и допустил ошибку.

— Откуда, откуда? Маленький, что ли? — и, повернувшись к стене, показал на неё пальцем. Вот откуда!

Его друзья вновь распростёрлись на земле, и он услышал, как они, один за другим, громко запричитали:

— Прости нас Виракоча! Прости Сапа-Инка! Прости наше неразумие! Не наказывай нас строго, мы верные твои рабы!

Мигель, потрясённый увиденным и услышанным, не знал, что делать и как поступить в данной ситуации. Он понимал, всё это недоразумение случилось по его вине, по его неосторожности, и теперь лихорадочно решал, как выйти из созданного им самим, неприятного положения.

Он видел, его друзья, боясь божественного наказания, со страхом ожидают его слов, украдкой бросая на него свои взгляды, а он всё молчал, не находя слов для объяснения.

Затянувшуюся паузу нарушила Хуанита, робко, не отрывая взора от пола, произнеся:

— Виракоча… Мигель, разреши нам встать с земли. Так нам легче будет воспринимать твои наставления.

Проговорив эти слова, она опять в страхе распростёрлась на полу.

Мигелю ничего не оставалось, как вступить в эту, им самим необдуманно спровоцированную, игру.

— Встаньте с пола и ложитесь спать! — и, тяжело вздохнув, добавил, — завтра поговорим.

Наблюдая, как искоса бросая на него свои недоверчивые взгляды, почти в страхе, медленно расходятся по своим, давно облюбованным местам Хуанита с Марией и Матео с Хосе. Он видел, он хорошо знал и понимал, они сейчас покорно пойдут спать, но никто из них не сомкнёт глаз до утра, также как и он. Они напуганы произошедшим, и они не знают, что их ожидает завтра. А неизвестность, как правило, гонит сон, как ветер гонит пыль.

Как им завтра объяснить, что случившееся с ним — это только стечение обстоятельств, и никакой он не Виракоча, а всё тот же Мигель, чуть более начитанный, чуть более образованный, и всё это благодаря своему, такому умному и доброму, деду?

Как, не напугав их робкие души, провести сквозь стену и показать им корабль с говорящим духом? Тут, неожиданно появившаяся мысль, окончательно выбила его из колеи. А вдруг только он может проходить сквозь стену? Тогда уже односельчанам ничего не объяснить. Они будут считать его Божеством, и их невозможно будет переубедить, что это не так.

Он, конечно, слышал от своего деда легенду о Божестве, создавшем мир Чавинков. Тот много об этом рассказывал, и даже намекал, что он, дед, прямой потомок одного из братьев.

Односельчане их тольдерии почти все, или почти все, также верили, что они потомки легендарного Инка — одного из четырёх братьев, вышедших из пещеры на острове Титикака, неподалёку от Тиауанако. Они также верили, что один из братьев, вышедших на свет, к солнцу, вернулся в пещеру.

Теперь, после его появления из стены, в сердцах живущих с ним рядом, и делящих кров и пищу односельчан, он стал тем, вернувшимся в пещеру братом, или, в крайнем случае, его прямым потомком. Это ещё больше осложняло его положение.

Перебирая по памяти, увиденные в корабле чудеса, он одновременно искал ответы на сотню крутящихся в голове вопросов: как попал в их горы корабль и, что этот корабль здесь делает, вдали от океанов? Как вести себя с друзьями? И ещё много-много вопросов крутилось в его голове, и все они требовали ответа или решения.

Но он не мог, вот так, сразу, найти сколько-нибудь приемлемого ответа или решения ни на один из вопросов. И его мозг, перенасыщенный впечатлениями дня и огромной работой, отключился.

Мигель, неожиданно для себя, крепко уснул. Проснулся он, судя по свету, падавшему от входа в пещеру, достаточно поздно.

Вокруг его ложа, стоя на коленях и опустив глаза долу, расположились его друзья и безмолвно ожидали его пробуждения. В руках они держали куски жареной козлятины, печёный картофель и кукурузу.

Мигель, ещё не пришедший в себя после крепкого сна, широко распахнув глаза и ничего не соображая, уставился на них.

— Выы…. Что с вами? — пробормотал он, ещё не совсем проснувшимся голосом.

— Сапа-Инка, Мигель, прости нас, что потревожили твой сон, — тихим голосом и низко кланяясь, проговорил Матео. Мы, неразумные, подумали, что встав ото сна, ты захочешь поесть, вот мы и…

Мигеля, как обухом по голове, которым забивают скот на мясо, стукнуло. Он вспомнил свой вчерашний день и своё возвращение в пещеру, и от бессилия что-либо изменить, глухо застонал.

А Матео, всё так же низко склонившись, продолжал: «Мы бы хотели подать тебе воду для омовения, но мы бедные люди и ты сам знаешь, у нас нет посуды».

И они, то есть, Мария, Хосе, Матео и Хуанита, все разом, как один, склонили головы ещё ниже.

Что же делать, что же делать?.. Вот наказание Господне! — лихорадочно думал Мигель. Ну надо же мне было попасть в такое дурацкое положение и именно сейчас, когда нужно вести их на корабль! А проход сквозь стену вообще вышибет из них последние мозги…

Разозлившись на этих, склонившихся перед ним людей, не видевших в своей жизни ничего, кроме нужды и слепого следования установленным в течение сотен, а может и тысяч лет, порядков, и на своё бессилие, он уже готов был сорваться и закричать на них, но вовремя остановил себя. Это ещё больше испугает их — с горечью подумал он.

Кое-как сдержавшись, он ровным голосом попросил их подняться с колен и дать ему возможность самому заняться собой. Они тут же выполнили его просьбу и молчаливой группой отошли в угол, к костру.

Умывшись и перекусив подогретой на костре козлятиной, Мигель попросил всех сесть у костра. Они, боязливо посматривая на него, покорно стали на колени и уселись на пятки.

Господи, до чего же они меня боятся! — подумал он, наблюдая за их действиями. Но ничего, дайте срок, я отучу вас раболепствовать и преклонять колени передо мной!

Он приготовился произнести перед ними, чуть ли не целую речь, но получилось скомкано и нескладно.

Рассказав подробно о своей находке, он замолчал, решив дать им возможность, переварить всё услышанное. Только ещё одно попросил он в конце своей импровизированной речи: он попросил верить ему и ничего не бояться, потому, что он, Мигель, будет всегда рядом с ними.

Смотря на склонивших головы друзей, он не был до конца уверен, что они всё поняли.

Они в ответ, соглашаясь, кивали головами, но в глазах их продолжали жить страх и недоверие. А когда он просунул руку сквозь стену и вытащил её обратно, чтобы показать, что ничего страшного и невозможного в этом нет, они попадали на пол и распростёрлись ниц, бормоча молитвы и призывая его не наказывать их.

Вот дьявольщина! — ругнулся он тихо. Как же мне протащить их сквозь стену? Поняв, что сейчас он не сможет их убедить, он отошёл к костру и, сев на камень, погрузился в раздумья.

Может их по одному на руках перетащить? — мелькнула шальная мысль. Вот крику то будет и вою! — улыбнулся он. Нет, так нельзя делать, я их ещё больше напугаю, а что, если…, и он, поднявшись с валуна, подошёл к Марии.

Мелькнувшая у него мысль показалась ему вполне выполнимой, при условии, что Мария его, действительно, беззаветно любит, и готова ради него на всё. Если же страх перед «Божественным» пересилит её любовь, то…

— Мария, пойдём со мной на свежий воздух, погуляем, — и, взяв девушку за руку, повёл наружу.

Она покорно, не поднимая глаз на него, и ничего не говоря, встала и пошла за ним.

Уйдя подальше от глаз и ушей товарищей, Мигель приступил к выполнению своего, быть может и безумного, но сейчас очень ему нужного, плана.

Преодолев сопротивление любимой, он взял её за руку и заглянул в её большие, прекрасные глаза. В них он увидел одновременно: покорность, восхищение им, и безграничную любовь.

— Мария, ты любишь меня? — спросил он нежно, и попытался, как и до этого прежде, прижать её к своей груди.

Она в ответ, не произнося ни слова, кивнула головой и, чуть посопротивлявшись, позволила ему прижать себя и обнять. Положив голову ему на грудь, она протяжно вздохнула, а потом тихо (он почувствовал, что она плачет), и иногда прерываясь от волнения и поминутно вытирая слёзы маленьким кулачком, заговорила своим нежным голоском:

— Сапа-Инка, Мигель, ты не бросишь бедную девушку, любящую тебя всем сердцем? А, если я тебе теперь больше не нужна, и у тебя есть твоя божественная супруга, позволь мне всё же, как и прежде любить тебя. Не прогоняй меня от себя, пожалуйста. Я буду верной твоей рабыней до конца жизни.

И, прошептав все эти слова, она подняла на Мигеля глаза, из которых ручьём, словно драгоценные жемчужины, катились слёзы.

* * *

…Так ты поможешь мне Мария? — спросил он у неё, заканчивая свой затянувшийся монолог. Верь мне, я не дам упасть и волоска с твоей головы.

— Сапа-Инка…, Мигель! Теперь я твоя верная жена и покорная рабыня, — прижавшись к любимому, ответила она, — и если ты направишь свои стопы даже в Подземный Мир, я всё равно последую за тобой! — закончила она шёпотом.

И в подтверждение своих слов, шестнадцатилетняя девчонка, молитвенно сложив руки, поклонилась ему.

Вернулись они в пещеру уже перед заходом солнца. Все скрытно, но с заметным любопытством посматривали на них.

Мария так и светилась вся, сияя от счастья и любви. Её глаза, полные тепла и ласки, были неотрывно прикованы к Мигелю.

Сельчане мгновенно поняли, что между Мигелем и Марией произошло, и не осуждали ни его, ни её, а наоборот, как показалось ему, были даже довольны случившимся. Он быстро разгадал их мысли. Они, по простоте душевной и своей извечной жизненной хитрости, решили — раз Мария, простая смертная девушка стала женой Сапа-Инки Мигеля, то и они, её ближайшие друзья, смогут получить хоть какую-то выгоду от этого брака, а может даже покровительство.

Всё эти чувства так явственно читались на их лицах, что он бы рассмеялся во всё горло, если бы это не было так грустно.

После ужина, когда у всех сытно поевших людей, приходит благодушное настроение, он решил — пора!

Взяв за руку Марию и позвав остальных за собой, он подошёл к стене, через которую ещё вчера, так неожиданно прошёл. Пристально, как бы гипнотизируя, он посмотрел ей в глаза и прошептал: «Любимая, ты обещала!»

В её глазах метался страх, но она, вся сжавшись, закрыла глаза и, соглашаясь, кивнула. Так, вместе, рука об руку, они и шагнули сквозь стену.

Опять было покалывание в теле, а через мгновение они оказались с другой стороны стены.

В коридоре тут же включилось невидимое освещение.

Мария стояла рядом, цепко ухватившись за его руку, и крепко зажмурив глаза.

— Любимая! — нежно прошептал он, — открой глаза, всё уже позади.

Он смотрел на неё и видел, как она медленно, с опаской, открывает глаза, а потом сразу же распахнула их во всю ширь. Страх почти ушёл из них — осталось лишь огромное любопытство и удивление.

— Вот видишь, милая, всё уже позади, и мы с другой стороны стены.

— А, что это за проход и куда он ведёт? — проворковала она и показала рукой в глубину коридора.

— Я же вам рассказывал.

— У меня всё перепуталось в голове, Мигель, и я…. Я почти всё забыла.

— Хорошо, хорошо, я тебе, потом, всё ещё раз расскажу, а сейчас мы должны вернуться за остальными. Ты не боишься?

— Боюсь, но я опять закрою глаза. Ты позволишь мне это сделать, Сапа-Инка?

— Называй меня просто, как прежде, Мигель! Хорошо?

— Как прикажешь Сапа-Инка…, Мигель.

Когда они вернулись в пещеру — Матео, Хуанита и Хосе опять упали на колени и склонили в покорности головы.

Мигель не стал больше распространяться о необходимости перехода на другую сторону стены, а просто приказал им встать, взяться за руки и закрыть глаза.

Держа одной рукой Марию, а другой Хосе, оказавшимся первым в цепочке, он вновь шагнул сквозь стену…

Оказавшись в проходе, по другую сторону стены, он попросил всех открыть глаза.

Удивлённые и ещё более напуганные, Хуанита, Матео и Хосе смотрели на Мигеля подобострастными, обожающими взглядами, и готовы были вновь упасть на колени, но он строго приказал им больше этого не делать никогда.

Когда они немного успокоились и уже стали украдкой посматривать по сторонам, он двинулся по коридору в сторону понравившейся ему хижины.

Хосе ещё не вышел из детского возраста, поэтому менее всех подверженный страху и поклонению, от любопытства крутил головой во все стороны, и готов был умчаться вперёд. Но выросший и воспитанный в индейской семье, он сдерживал свои эмоции, стараясь не показать своего восторга и восхищения происходившими волшебными событиями.

Когда группа поднялась по лестнице к входной двери в корабль и она открылась, хотя все они были Мигелем заранее несколько раз предупреждены о наличии голоса, услышав его, они вновь испытали страх.

Лица их побледнели и они, как и при виде Мигеля выходящего из стены, упали на колени и, бормоча: « Сапа-Инка пощади нас!», накрыли головы руками.

Мигелю стоило большого труда поднять их с пола и заставить идти за ним.

Проведя односельчан по входному шлюзу (Мигель вспомнил название первого коридора), он открыл следующую дверь, и повёл их на четвёртый ярус. Его друзья, следуя за ним, восхищённо цокали языками и с опаской заглядывали в отверстия трубы, но всё же, держась за руки словно малые дети, боялись хоть на шаг отстать от Мигеля.

Ну, что за народ такой отсталый! — возмущался в душе Мигель, таща за собой хвост из четырёх человек. А ведь все молодые, не считая Матео, и книги в руках держали. Когда же они перестанут шарахаться от каждого, хоть чуть-чуть непонятного явления в жизни? На планете уже идёт одиннадцатый век, а они….

Тут он вспомнил своё вчерашнее поведение и страх, страх всюду сопровождавший его по стопам, и ему стало стыдно. Чем он лучше своих односельчан? Он также как и они, при каждом шорохе пугался, с опаской прикасался к неизвестным ему предметам, а от голоса во входном шлюзе, вообще скатился с лестницы. И, если быть честным до конца, чуть в штаны не наделал.

Наконец они поднялись на четвёртый ярус. Мигель показал им, как открывать дверь, и они вошли в жилое помещение. Их удивлению и восторгу не было предела, а Хосе настолько осмелел, что сев на лежак, даже несколько раз подпрыгнул на нём:

— Какой мягкий и красивый! — восхищаясь, воскликнул он. А помещение…, я остаюсь здесь жить! Ты позволишь мне Сапа-Инка?

— Да, но ты будешь здесь жить не один, а с Матео.

— Согласен! Согласен! — радостно согласился мальчишка, и бросился рассматривать тумбочку с пультом.

Испугавшись, что Хосе начнёт нажимать кнопки на пульте, и от этого беспорядочного, неумелого нажимания произойдёт какая-нибудь неприятность, Мигель поспешно предупредил мальчишку: «Только ты, пожалуйста, ничего там не нажимай и даже руками не прикасайся, а то будешь наказан!» Затем, оглядев стоящих с ним рядом друзей, добавил: «Этот запрет касается всех! Я накладываю на это сооружение табу!»

Хосе, словно обожжёный пламенем костра, быстро отскочил от тумбочки.

В следующее помещение он поместил Хуаниту. Открыл шкаф и показал ей одежду.

Мария, и он сам, разместились в помещении рядом.

Восхищённая всем увиденным и счастливая, Мария бросилась к Мигелю, прижалась к нему, и горячо зашептала:

— Какой ты великий и могучий Сапа-Инка! Какая у тебя большая и красивая хижина!

— Мария! Я же просил не называть меня Сапа-Инка.

— Ооо! Сапа-Инка! Прости меня, глупую! Не наказывай!

И, упав на колени, она прижалась к его ногам.

— Вставай, вставай, глупышка!

Но она ещё крепче прижалась, и слёзы, величиной с небольшое кукурузное зерно, полились из её глаз.

— Мигель! Я ничего не могу с собой поделать. Я так люблю тебя, так люблю!

— Ну, успокойся, Мария, — произнёс он мягким голосом, поднимая её с колен.

А сам, тяжёло вздохнув, подумал — сколько ещё пройдёт времени, пока они все поймут, что никакой я не Сапа-Инка, а обыкновенный, такой же, как все они…, как она, Мария, человек…

* * *

Всю ночь в помещении было светло, как днём, и Мигель с трудом смог уснуть. Плохо выспавшись, он, чтобы не разбудить Марию, тихо поднялся и, стараясь как можно меньше шуметь, вышел на площадку.

Каково же было его удивление, когда он увидел, что все уже собрались, полностью одетые и тихо разговаривая, нетерпеливо посматривали в его сторону.

Поняв, что после сна он ещё плохо соображает, Хуанита, упав на колени и простёрши к нему руки, умоляющим голосом заговорила:

— Сапа-Инка, Мигель, умоляю тебя, выведи нас из своей хижины! Позволь нам как можно быстрее вернуться в пещеру!

Мигель, ничего не понимающим взглядом посмотрел на неё, а потом до него дошла пикантность ситуации…

Быстро вернувшись в каюту (ещё вечером, перед сном, он вспомнил название таких жилых помещений), разбудил сладко посапывающую во сне Марию и, накинув на неё пончо, ещё сонную, за руку вывел из каюты, и стал быстро спускаться вниз. Остальные, как каменный обвал в горах, посыпались за ним.

Подойдя к стене они, уже не бледнея и не трясясь от страха, только закрыв глаза, ринулись сквозь стену.

Вот, что может сделать матушка-природа там, где не может справиться человек, с лёгкой иронией подумал Мигель.

* * *

Умывшись и позавтракав, Мигель оставил односельчан заниматься своими делами, а сам, прихватив арбалет с оставшимися тремя стрелами, отправился на охоту.

В это утро он, осторожно шагая между деревьями, забрёл, сам того не заметив, в совершенно незнакомое место.

Решив подняться выше, к видневшимся впереди нагромождениям огромных скал, он оказался на высоте вторичных плоскогорий. Здесь трава ещё боролась с камнями, пробиваясь между ними.

Нагромождённые друг на друга утёсы, казалось, вот-вот обрушатся, но вопреки законам природы, они почему-то не скатывались вниз.

Мигель осторожно карабкался, и постоянно оглядывая, насколько возможно, местность, поднялся уже достаточно высоко. И тут, совершенно неожиданно, заметил на небольшой полянке, огороженной скалами, и имеющей лишь один выход, небольшое животное. Присмотревшись внимательнее, он узнал его — это был Гуанако, самый настоящий Гуанако: очень красивое животное. У него была маленькая изящная головка, длинные тонкие ноги, и коричневатого цвета шерсть, с белыми пятнами на брюхе…

Охотничий азарт завладел Мигелем. Стараясь ползти бесшумно он, поминутно прячась за любым выступом, подползал всё ближе и ближе.

Животное, не отвлекаясь ни на что, не обращая внимания на окружавшие его скалы, спокойно поедало чуть пожухлую траву.

Мигелю оставалось продвинуться ещё ярдов на двадцать-тридцать, и можно было бы спокойно прицелиться, но Гуанако, что-то услышал, или почувствовал. Оторвавшись от поедания травы, он поднял красивую голову, и стал прислушиваться.

Мигель, застыв, вжался в скалу и затаил дыхание. Жаль было терять такую добычу. В их Тольдерии редкий охотник мог похвастаться подобным трофеем, и Мигель, чтобы не упустить добычу, лежал минут пятнадцать, не шевелясь и почти не дыша.

Вероятно, больше ни что не тревожило слух чуткого животного, и оно вновь наклонило голову к траве.

Мигель, извиваясь словно змея, бесшумно и быстро заскользил среди нагромождения камней. Перегородив единственный выход из поляны, он приготовился стрелять. Услышав щелчок взводимого курка, Гуанако светло-коричневой молнией метнулся к выходу, но опоздал на какие-то доли секунды!

Прозвучал щелчок спускового крючка, стрела запев, вылетела из арбалета, и гуанако, сражённый наповал, перекувырнувшись в воздухе пару раз, упал к ногам меткого охотника.

Взвалив редкую добычу на плечо, Мигель, пошатываясь от её тяжести, отправился в обратный путь.

Он представил себе, сколько радости доставит друзьям этим вкусным, сочным мясом, и довольно улыбнулся.

Ничего, стал мечтать он, всё будет хорошо. В таком корабле можно жить припеваючи. Сейчас серьёзен только один вопрос — питание. Но мы его уж как-нибудь решим. Матео почти поправился. А двое взрослых мужчин — это двое взрослых мужчин! Прокормимся!

Всё оставшееся мясо Гуанако, а его осталось ещё очень много, решили завялить — этим занялись девушки.

Мужчины же занялись мужской работой — заготовкой дров на случай плохой погоды. Хосе, оставшийся без ножа, им сейчас пользовались девушки, охапками носил дрова, нарубленные Мигелем, а Матео, ещё не совсем поправившийся, складывал их поленицей у входа в пещеру.

Всё это время Мигель был вместе со всеми — помогал разделывать Гуанако, ел и пил то же, что и все, и как простой деревенский парень, махал мачете, заготавливая дрова.

Провозившись до вечера, уставшие и довольные проделанной работой, они вернулись на корабль.

На радость Мигеля, проход сквозь стену не составил труда. Его друзья, как и прежде, соблюдали вежливость обращения к нему, называли Сапа-Инкой, но уже не бледнели, когда он обращался к ним, и в их глазах почти растаял страх.

Ложась спать, Мария попросила Мигеля потушить свет. Он растерялся, не зная, как выполнить её просьбу. Ему он тоже уже порядком надоел. Одно дело, когда ты занимаешься какой-нибудь работой, другое — не спать же при свете. Для сна Боги придумали ночь, луну и звёзды в небе.

Может, корабль тоже творение Богов, подумал он? Называет же его голос Турикуком, то есть, как-бы посланцем Сапа-Инки на земле. И, с беспокойством ожидая ответа на свои слова, произнёс: «Корабль, оставь нас без света!»

Он даже не ожидал, что его голос кто-то услышит, а тем более подчинится, и вздрогнул, когда свет погас, и теперь уже привычно-знакомый голос произнёс: « Приятных сновидений, Турикук!»

Мария же, резво сев в постели, от страха прижавшись к Мигелю, прошептала:

— Сапа-Инка, Мигель, здесь кто-то есть? Прогони его, пожалуйста!

— Не беспокойся, радость моя! Здесь никого нет, — сказал Мигель и, успокаивая, погладил её по голове. Я же рядом с тобой.

* * *

Следующий день, прямо с утра, они решили посвятить осмотру хижины-корабля. Наверное, больше всех такому решению был рад Хосе. Начали осмотр в обратном направлении, от кают (Мигель заставил так называть все помещения), сверху, до самого выхода из выходного шлюза.

Ещё одно новое слово, которое попросил своих односельчан запомнить Мигель. Он решил, постепенно вспоминая то, о чём вечерами рассказывал ему дед, передать своим друзьям, научить их новым словам.

За целый день, не считая небольших перерывов, они успели осмотреть едва ли четверть помещений. Он даже не ожидал, что корабль так огромен. Их осмотр или, вернее, знакомство с ним оказалось не бесполезным — они нашли хозяйственное помещение с огромным набором ножей, ложек и каких то маленьких, с тремя и четырьмя зубцами, железок.

Сколько Мигель ни напрягал память — для чего они предназначены и как называются — он так и не вспомнил.

А ещё, чему особенно обрадовались девушки, так это, конечно же, посуде. На полках стояло огромное количество разной блестящей утвари, начиная от маленьких чашек, и кончая большими котлами с крышками, вместимостью никак не меньше десяти, а может даже пятнадцати пинт. Но, что потрясло их окончательно — каждая чашка, каждый котёл были при помощи цепочек пристёгнуты к полкам.

Они удивлённо смотрели на посуду, и никак не могли понять, зачем её привязывать, если она и так не падает?

Хосе постоянно вертелся под ногами и везде совал свой нос. Нечаянно что-то задев или надавив на какой-то рычажок он, сам того не ведая, спас всю команду (ещё одно новое слово в их лексиконе), от возможной голодной смерти и жажды.

В холодном, словно оно было вырублено среди ледников, огромном помещении, находилось множество мешков с кукурузой, вяленым мясом, сухими маисовыми лепёшками, и ещё с разными-разными продуктами, которых они в своей жизни никогда не видели. Там же, под полками стояли огромные банки с жидкостью.

Открыв одну из них и понюхав, а затем попробовав на язык, они поняли — в банках вода, только чуть кисловатая на вкус. Но что удивительнее всего, она не имела постороннего запаха, и была почти совсем свежей.

Сделав по паре глотков, «команда» полностью утолила начавшую мучить их жажду.

Эта находка была для них ценнее любых других, потому что она была понятна для них и очень желанна. Мигель прикинул в уме, если расходовать продукты экономно, их хватит лет на десять, а может быть и больше.

Следующее помещение окончательно сразило их воображение. Оно блистало чистотой и белизной. Стоящий посредине длинный стол был сделан из какого-то сероватого камня с тёмными прожилками, а над ним висел огромный, круглый, чуть вогнутый блестящий диск. Мигель решил, что это какой-то сплав из меди, отполированный до такой степени, что на него, как на солнце, было больно смотреть.

В правом углу помещения стояло мягкое, наклонное кресло, а вокруг него расположились на маленьких столиках и просто на одноногих подставках различные приборы с резиновыми трубками и блестящими инструментами.

Всё помещение освещалось голубоватым светом, но когда Мария громко пожаловалась Мигелю, что при таком освещении сложно, что-нибудь хорошо рассмотреть, помещение мгновенно осветилось ярким белым светом, до того ярким, что в первое мгновение они даже ослепли, и испугавшись, присели.

Постепенно глаза привыкли, к яркому свету, и они смогли продолжить осмотр.

В одну из стен были встроены небольшие ящички, и в них аккуратными связками расположились совершенно мелкие блестящие инструменты. На противоположной стене, за прозрачной загородкой, в таких же и более мелких ящичках, лежало огромное количество разнообразных порошков и каких-то мелких, разноцветных круглых и продолговатых предметов. Все ящички были снабжены надписями на кечуа.

Мигель сумел прочесть несколько из них и поразился. Здесь, оказывается, были порошки от головной боли, от живота, от ломоты в костях и ещё сотни различных болезней.

У Хосе глаза лихорадочно блестели от вида всех этих блестящих инструментов, а руки так и норовили что-нибудь схватить, пощупать и осмотреть. Видя его состояние, Мигель решился на крайнюю меру: пока в понимании этих людей он был представителем Бога на земле, он мог запретить им любые действия. И он, в душе понимая, что это несправедливо по отношению к ним, всё-таки решился на эту крайнюю меру.

Приняв строгий вид и посмотрев каждому в глаза, он запретил входить в это помещение всем без исключения, а чтобы хоть немного смягчить свой запрет, пообещал в свободное время учить их говорить на этом старинном наречии. А пока, сказал он, и он опять строго посмотрел на односельчан, на это помещение я накладываю «Табу!» Сюда входить могу только я! Всем понятно!

Напуганные его холодным взглядом и строгим голосом, они покорно опустили головы.

Слава Сапа-Инке, хоть падать на колени я их отучил! — порадовался Мигель.

Следующее помещение, которое решил им показать Мигель, было помещение со

скафандрами. Минуя третий ярус, он спустился по лестнице вниз, к самому входу в шлюз и, приложив ладонь к выемке в стене, открыл дверь. Смело шагнув в помещение, он приказал включить свет. Зашедшие за ним товарищи, издав крик ужаса, бросились вон из коридора.

Будь Мигель в этом помещении впервые, он бы тоже, наверное, как и они, вылетел бы стрелою вон. Да и кто бы не испугался, впервые увидев таких монстров? Но он-то уже был здесь и всё это видел, поэтому, обратившись к товарищам с успокоительными словами, он попросил их не пугаться и войти.

Сельчане, боязливо прячась друг за друга, медленно, очень медленно перемещаясь короткими шагами в сторону скафандров, с широко открытыми от страха и любопытства глазами, снова вошли в помещение. Остановившись за спиной Мигеля — напрягшиеся, готовые мгновенно убраться от греха подальше, они с нескрываемым любопытством стали приглядываться к непонятным монстрам. Их несколько успокаивало то, что Мигель, их Сапа-Инка, был рядом с ними, и вероятно по этой причине монстры не осмеливались напасть на них.

Вот идиот! — молчаливо потерев ухо, ругнул себя Мигель. Око-Пака, опять я опростоволосился! Надо было вначале рассказать им всё, подготовить, а потом уж открывать дверь. Но откуда же я знал, что они вообще книг не читали, и не имеют ни малейшего представления о кораблях, скафандрах и прочих новшествах на земле!

Помоги мне Инти научить их всему, что я сам знаю, чему так настойчиво учил меня дед.

Первой осмелела Мария. Делая шаг за шагом, она подошла к шкафам со скафандрами и стала рассматривать их. Так это не люди, прошептала она. Это просто одежда. И повторила уже смелее и громче — это просто… такая… странная одежда!

Услышав её слова, другие тоже подтянулись к шкафам и стали рассматривать их.

Хосе, как самый молодой и темпераментный, тут же закричал: «Чур, я первый буду примерять! Мигель можно я прямо сейчас надену и буду в ней ходить? Мне она очень понравилась. Мария, тебе она тоже нравится, да?»

Пришлось Мигелю несколько охладить пыл мальчишки:

— Это костюм для хождения под водой, а где ты видишь здесь озеро или воду? Так что придётся тебе повременить.

Мальчишка обиделся на запрещение сейчас же примерить на себя такую удивительную одежду, и от обиды у него даже подбородок задрожал, а из глаз его готовы были брызнуть слёзы…

— Хосе, как только появится возможность, — попыталась успокоить его сестра, Мигель тебе первому, раз ты так хочешь, разрешит надеть этот костюм и, повернувшись к Мигелю, спросила:

— Ведь, правда, Мигель?

— Конечно! Никто не посмеет отнять у тебя первенство. Кстати, этот костюм называется скафандром. Запомнишь?

— Даа, — и повернувшись к Мигелю сразу посветлевшим лицом, он благодарно улыбнулся.

Матео и Хуанита, не произнеся ни слова, переглянулись и, скрывая улыбки, подтвердили, что они на первенство не претендуют и, как только представится возможность, они же первыми помогут ему надеть эту…, замявшись — они забыли название, этот…, эту одежду воина.

На этом, несколько юмористический эпизод со скафандрами, закончился. Закончилась и экскурсия по кораблю.

Выйдя из корабля, направились в пещеру. Впереди всех, что-то напевая себе под нос, мчался Хосе. Мигель и Мария, посмотрев вслед мчавшемуся к заколдованной стене мальчишке, переглянулись, и весело рассмеявшись, поспешили за ним.

Следующий день команда решила посвятить отдыху. Воспользовавшись кухонной

утварью найденной в хижине Сапа-Инки Мигеля, они отварили мясо Гуанако и картофель.

Макая сухие маисовые лепёшки в крепкий мясной отвар и, положив на них по куску мяса, с наслаждением жевали «пищу Богов».

Потом, вскипятив принесённую из ручья воду,и положив в неё собранную Хуанитой траву, заварили крепкий, душистый чай.

Этот день был самым счастливым днём в их тридцатидневной жизни в пещере.

Горячее варёное мясо с лепёшками и запашистый чай, нежно ласкали желудок и душу.

Наевшись мяса с картофелем и маисовыми лепёшками, напившись горячего чаю, Хуанита высказала мысль, что при таком питании она готова остаться здесь навсегда и, всплакнув, добавила, если бы рядом был Игнасио.

Товарищи молчаливо согласились с ней.

После еды немного отдохнули, а потом каждый занялся своим делом. Хосе пошёл бродить по кораблю, девушки уселись поболтать о своём, девичьем, а Матео, сославшись, что у него заныла нога, пошёл вздремнуть в каюту.

* * *

Только Мигель почему-то не находил себе места. Его тревожили предчувствия. Даже не совсем предчувствия, а что-то непонятное. Его неудержимо влекло в корабль. Даже не в сам корабль, а в то помещение, где он впервые увидел звёздную карту. Казалось, она приворожила его к себе, заставляя всё время помнить о ней. Ему хотелось пройтись взглядом, по разноцветным линиям, проложенным между звёздами и понять, что же они на самом деле такое?

Не выдержав, он, прыгая через две ступеньки, поднялся наверх. Его, как и в прошлый раз, приветствовал «голос».

Подойдя к карте, он долго и внимательно рассматривал её. Пытался разобраться в названиях звёзд и галактик, а затем, пальцем проводя по случайно выбранным линиям, заметил, что они становятся ярче, выпуклее, казалось, они наливаются ярким огнём.

Провозившись с картой до головной боли, он решил немного передохнуть, дать возможность глазам отдохнуть от напряжения.

Проведя взглядом по стенам помещения, он заметил, что в них, также как и в помещении со столом и лекарствами, встроены различной величины ящички.

Открывая один за другим, он находил в них лишь какие-то, выделанные из кожи до толщины пергамента, свёрнутые в рулоны листы. Взяв первый попавшийся рулон, он осторожно развернул его и стал рассматривать.

Наверное, сам Сапа-Инка помог ему. На листе был нарисован корабль, формой напоминающий американскую сигару. Он видел её в зубах одного торговца, привёзшего товар на продажу и обмен.

Внутри эта сигара была разделена тонкими линиями на квадраты и прямоугольники с написанными внутри цифрами. А сбоку шли те же цифры, но только по порядку, и напротив каждой цифры шло пояснение.

Наверху сигары стояла цифра один. А в столбце с пояснениями он прочитал — место Турикука. и в скобках — командирская рубка.

Ткнув пальцем чуть ниже, он увидел четвёрку, а в пояснении — жилая каюта. Так это план корабля, восхитился он. Ну-ка, ну-ка! — и он нашел ниже жилого помещения цифру семь, и угадал! В пояснении цифре семь соответствовал кухонный блок.

Конец ознакомительного фрагмента.