Осколки серебра и льда

Лаура Кардеа, 2020

Между страной Аурум и миром фейри веками существует барьер, пересечь который под силу только магии принца зимы. Осколками льда он отравляет сердца людей ненавистью, уничтожая всё светлое, что в них есть. Чтобы защитить народ, правители Аурума раз в десять лет отправляют к принцу девушек, обладающих даром одним поцелуем убить любого. Но даже обладая такой силой, они никогда не возвращались домой. Верис – принцесса и первая красавица королевства. Однако вместе с короной ей досталось и страшное предназначение: теперь девушка должна в одиночку спасти свою страну. Она отправляется в мир фейри, чтобы погубить жестокого принца. Но что, если, несмотря на ледяное сердце, где-то глубоко в его душе ещё тлеет огонь?

Лаванда и придворные

Тринадцатое января

Верис

Все утро думаю над странными словами старой фейри. Она сказала, что я стою перед его слабым местом. Но ведь замерзшее сердце — это сила. Именно оттуда он посылает ледяные осколки в сердца людей. Должен быть способ остановить их, но как? Я не могу вонзить ему в грудь кинжал, чтобы уничтожить источник осколков. И вырвать сердце из груди и швырнуть в огонь, чтобы оно там расплавилось, тоже не могу.

— Все хорошо? — вопрос Элирии возвращает меня в реальность. Отпускаю подлокотники кресла и разминаю пальцы. Костяшки еще несколько мгновений остаются белыми, и, судя по тону Элирии, лицо у меня выглядит таким же. Не самый лучший вид для портрета, который куртизанка непременно захотела написать с меня.

— Конечно, все хорошо. Просто не люблю долго сидеть на одном месте.

— Ох, извини, пожалуйста, что хочу запечатлеть твою человеческую красоту, пока она еще не пропала, — язвительно фыркает Элирия и небрежно машет кистью в воздухе. Брызги краски попадают на все еще тусклые волосы на моем портрете. — Потому что будь уверена, уже завтра ты проснешься с пятью новыми морщинами и найдешь у себя десять седых волос.

— Нет у меня никаких морщин, — негодую я.

— А это тогда что? — Элирия указывает кистью на мой лоб, и я прикрываю его ладонью.

— Это от разочарований. Пройдет.

Элирия поворачивается к холсту и наносит дополнительные оттенки на мою кожу.

— Это принц тебя разочаровывает? — спрашивает она со знающей ухмылкой.

Мои инстинкты говорят мне все отрицать, но можно хотя бы попытаться воспользоваться положением Элирии при дворе.

— Он всегда так любезен с дамами?

Элирия только отмахивается:

— Безнадежный случай. Раньше я думала, что просто недостаточно хороша для него, но после того, как он отверг меня несколько раз… Меня, можешь представить?! — Она указывает кистью на свою фигуру. — После этого я вообще засомневалась, что его интересуют женщины.

— Женщины? — поднимаю в удивлении брови. Если он предпочитает делить постель с мужчиной, это повлечет новые трудности.

— Мужчины или женщины, не суть, — тут же добавляет Элирия. — Полагаю, дело в его замороженном сердце. Даже если мы говорим не о любви, любое желание возникает в сердце. А он не хочет ничего и никого, кроме… — она запинается. Значит, ни для кого не секрет, что сердце у принца замерзло, и он, конечно, не хочет, чтобы мне об этом было известно.

Наверное, потому что знает, что сердце — его слабое место. Как же мне растопить его, не используя кинжал и не прибегая к насилию? Возможно, поэтому он никого к себе не подпускает. Стоит только представить, что я должна сделать, как пальцы начинает неприятно покалывать и пробирать дрожью. Это при том, что меня готовили к такому варианту. Я знаю, как вскружить человеку голову. Как хлопать ресницами, правильно демонстрировать декольте и выгибаться.

Элирия, похоже, замечает, что ее болтовня меня слегка утомила, и переводит взгляд на мою камеристку.

— Сиф, принеси нам фиников и орехов!

Сиф смущенно проводит рукой по коротким волосам. В ее глазах на миг что-то вспыхивает, как будто она хотела возразить Элирии, заявить, что та не имеет права ею командовать. Но вместо этого она лишь еле заметно сжимает кулаки.

— Да, Элирия.

Я надеюсь, что Элирия продолжит говорить о том, чего же хочет принц. Но она целиком переключилась на Сиф, и уголки ее губ растягиваются в приторную ухмылку.

— Вообще никакого стыда, — вкрадчиво произносит она и откидывается на спинку кресла, будто ожидая грандиозного представления королевского шута. — Крутишься здесь, как вшивая собачонка. Только и ждешь какого-нибудь приказа, неважно от кого. Продолжай унижаться и дальше.

Сиф вздрагивает, и во мне закипает гнев. Да, ее покорность иногда трудно переносить. Но неправильно бить того, кто уже лежит на земле.

— Что, нечего сказать? — Элирия кривит губы в подобии улыбки.

Сиф опускает глаза. Ей остается, будучи когда-то частью двора искусств, либо терпеть насмешки и оскорбления Элирии и выполнять ее приказы, или же отказаться подчиняться и тем самым навлечь на себя ее гнев. Правильного решения нет. Не поднимая глаз, Сиф порывается пару раз что-то сказать, но с ее губ не слетает ни слова.

Мой взгляд мечется между Сиф и Элирией. Мне хочется узнать больше о принце, но я не могу молча смотреть, как издеваются над моей камеристкой.

— Я тоже хочу фиников и орехов, Сиф, — прошу я и при этом смотрю на Элирию.

Та сдержанно улыбается, но в ее глазах бушует яростное пламя. Я сорвала ее игру. И если я отдам такой же приказ своей камеристке, не будет ничего постыдного в том, что она его выполнит.

Улыбаюсь Элирии в ответ такой же притворной улыбкой:

— Не хочешь продолжить рисовать, пока человеческая девушка не рассыпалась в прах?

Сиф, довольно улыбаясь, спешит за дверь, а я игнорирую веселое шушуканье куртизанок. Элирия бросает на них свирепый взгляд, пока они не умолкают. Она снова поворачивается ко мне и продолжает рисовать как ни в чем не бывало. Больше я ничего от нее не узнаю.

Неван

Казалось, обед будет длиться бесконечно. Но вот наконец слуги приносят десерт, и глаза принцессы загораются при одном взгляде на изящные ледяные кристаллы. Она приложила немало усилий, чтобы возненавидеть наши блюда. Но все же не в силах скрыть, как ей не терпится почувствовать на языке таяние льдинок, смешанных с жаром ликера и сладостью вишневого сиропа. Волшебный ансамбль вкуса.

Она хватает серебряную ложку, но прежде, чем успевает приступить к десерту, я оказываюсь рядом с изящной серебряной чашей.

— Вы позволите? — спрашиваю я тем мягким, соблазнительным тоном, от которого Роуэн закатывает глаза. Он ненавидит, что таким образом мне всегда удается обвести вокруг пальца любого, будь то фейри, человек или гоблин.

Девушка только скептически кивает, буравя меня взглядом. Ожидает очередного подношения. Но я уже понял. Она может высоко оценить красивые украшения и искусно сшитые платья, но они ее не трогают. Как только поднимаю крышку с чаши, глаза девушки начинают светиться, как расплавленный янтарь. Она уже собирается схватить чашу, когда я посыпаю ледяную крошку засахаренными цветами лаванды. Принцесса замерла, словно околдованная. Но не шелками и драгоценностями, а едой. Для принцессы предпочтения у нее довольно плебейские.

С непроницаемым лицом жду, пока она пробует первую ложечку.

— Клянусь Мерданой, это просто божественно! — восклицает она и блаженно закатывает глаза.

Роуэн, кажется, хочет что-то сказать, но слова застревают у него в горле, когда я присаживаюсь на стул подле нее.

— Вам нравится? — спрашиваю я нежным голосом.

Принцесса резко сужает глаза.

— Вы разве не можете читать мои мысли? — спрашивает она слегка встревоженным тоном, как будто только сейчас об этом подумала. Интересно, какие мысли она пытается скрывать?

Фыркаю, качая головой.

— Значит, в человеческом королевстве по-прежнему гуляют такие слухи? У нас очень обостренное мышление, это верно, и оно помогает нам улавливать мельчайшие эмоции. Но я понимаю, что для людей, с их примитивной натурой это настоящее чтение мыслей.

Некоторое время она смотрит мне в глаза, пытаясь понять, не обманываю ли я. А затем указывает ложкой на миску с десертом:

— Не знаю, какую магию вы применили для этой лаванды, но она хороша. Очень хороша!

И она продолжает есть. Я еще никогда не видел, чтобы кто-то так наслаждался едой, не забывая при этом о манерах. Тот, кто утверждал, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок, просто не видел эту девчонку. Я чувствую, как невидимый щит из недоверия и высокомерия, который она воздвигла вокруг себя, постепенно ослабевает. Если бы мог, я бы просто трепетал при одном взгляде на нее, но мое замерзшее сердце делает мирские наслаждения недоступными для меня.

— Я бы хотел, чтобы вы сопровождали меня на банкет по случаю моего дня рождения.

— Будут ли там фейри, желающие праздновать с вами?

Игнорирую плохо скрываемую колкость.

— Конечно. Фейри и другие существа, населяющие зимнее королевство. Надеюсь, вы убедитесь, что я больше чем бессердечный тиран. К тому же это хорошая возможность познакомиться поближе с моими подданными. — Встаю со стула и чуть отхожу от нее, прежде чем она спросит еще что-нибудь.

Роуэн вскакивает со своего места, чтобы последовать за мной, и растерянная Верис остается одна в столовой.

— Ты разве не должен был остаться с ней? — бросаю я, не оборачиваясь. — Ведь у тебя особый талант к общению с дамами.

В коридоре он наконец меня догоняет и торопливым шагом идет рядом.

— Не думаю, что это было бы уместно, поскольку… вы ухаживаете за принцессой.

— Пусть она полюбит мое богатство и мою власть, — отмахиваюсь я. — А ее постель может согреть и кто-то другой. Если это будешь ты, я хотя бы буду уверен, что она не попросит этого от меня.

Роуэн умолкает. Он, конечно, знает, что женщины меня не интересуют. И дело даже не в том, что мое сердце, вместе с чувствами и желаниями, находится в ледяных когтях. Но он точно не ожидал такого безразличия с моей стороны к тому, чтобы делить с кем-то одну женщину. Роуэн делает глубокий вдох и осторожно берет меня за руку, что очень рискованно.

— Вы уверены, что это правильно?

Поднимаю руку, и Роуэн медленно, но неотвратимо начинает превращаться в ледяную статую. Он не может пошевелиться, и магия постепенно подбирается все ближе и ближе к его сердцу, которое колотится быстрее с каждой секундой, посылая кровь по холодным жилам.

— Не смей подвергать сомнению мои решения. Помни, кто я и как ты должен себя вести.

Опускаю руку, и Роуэн оттаивает, снова став подвижным.

— Прошу прощения, мой принц, — с этими словами он низко кланяется.

Мы давно уже не дети, и прошли те дни, когда он бил меня по лбу при каждом удобном случае. Дальше по коридору я иду один, а Роуэн остается далеко позади. Но все же воспоминания о нашем детстве давят мне на сердце тяжелым свинцом. И в этот момент я рад, что оно твердо, как алмаз.

Пятнадцатое января

Верис

В день банкета Сиф будит меня и показывает мне новое платье, небесную синеву которого можно скорее назвать морозной.

Громко стону и откидываю одеяло.

— Он приказал нарядить меня, чтобы я как можно больше походила на фейри?

— Не думаю, что он хочет этого. — Сиф направляется в ванную.

— Значит, можно надеть нежно-зеленое платье? — кричу ей.

Я думала, что мой вопрос останется без ответа, но голова Сиф показывается в дверном проеме.

— Я бы предпочла, чтобы вы этого не делали, — бросает она, и я не могу сдержать смешок.

Сиф готовит горячую ванну с медом и молоком, и мне жаль, что я не могу нежиться в этой ароматной воде вечно. Но Сиф слишком быстро выгоняет меня из ванны, укутывает в халат и создает из моих волос настоящее произведение искусства. Дальше требуется немало времени, чтобы переодеться. Кошмар из пышной нижней юбки, бахромы, рюш и кружев, нагромождающих шелковое платье. И поверх всего этого Сиф закрепила роскошное манто, шлейф которого то и дело норовит меня поглотить.

Присвистываю, когда мы заканчиваем, и все время дергаю ворот нижнего платья, чтобы немного больше прикрыть свое декольте.

— Не слишком ли шикарно для банкета, на котором я всего лишь скромный гость? А то можно подумать, день рождения у меня.

— Если вдруг вы еще не заметили, наш принц всегда преувеличивает, когда дело касается одежды, — на ее губах играет усмешка.

Касаюсь указательным пальцем ее ключицы:

— Что-то изменилось. Ты сегодня другая.

Сиф тут же краснеет.

— Даже не знаю… Что во мне может поменяться?

— Ты шутишь о принце.

Она надевает мне на голову изящный головной убор с павлиньими перьями, надавливая чуть сильнее, чем нужно. Нет, мне определенно больше идут диадемы.

— Я бы никогда не стала шутить над принцем.

Чуть наклоняю голову.

— Ты влюблена?

Сиф ловким движением снимает убор с моей головы и начинает заикаться:

— Я не-не… У меня ни-никого нет. Я не влюблена!

— Твое заикание говорит о другом, дорогая, — пожимаю плечами.

Подобрав мне другой головной убор и закрепив его в волосах, Сиф упирает руки в бока.

— Нет, я не влюблена. Просто… Возможно, я до сих пор под впечатлением от того, как вы вывели Элирию из себя.

— Сочту это за комплимент, — ухмыляюсь в ответ. — Может, в следующий раз ты и сама дашь ей отпор.

Она так яростно мотает головой, что кажется, та вот-вот отвалится.

— Никогда в жизни! Она принадлежит ко двору искусств, а я всего лишь прислуга.

— Но ведь это не на всю жизнь, если я правильно помню, и все в твоих руках. Но если ты будешь продолжать себя так вести, то никогда не вернешься ко двору искусств.

Она тут же опускает глаза, и я хмурюсь. Снова сказала, не подумав.

Но я не успеваю подобрать другие слова и смягчить свою резкость, потому что Сиф подталкивает меня к двери:

— Нам следует поторопиться, если хотим прибыть вовремя.