Пока ты танцуешь

Лаура Идрисова

Микаэль Блис много лет посвятил лишь одной цели. Но встреча с таинственной танцовщицей перевернула его жизнь. И он даже не подозревает какая роковая тайна связывает их судьбы.

Вопросы

Улочка, указанная Сингрэйтом, была на редкость уютной. Здесь еще царило тихое утро: спали дома, дремали занавески на окнах. Однако поклонники Дилин уже разрушали эту истому. Несколько машин стояло на обочинах. У поблекшей вывески, гласившей, что здесь находится «МАГАЗИН КУКОЛ АРЧИБАЛЬДА АРКИНСА», нерешительно топтались мужчины с цветами. Микаэль потянул ручку, и стекло двери весело сверкнуло, ослепив его.

— Динь-дилин, — прозвенел колокольчик заветное имя.

Вокруг разливался полумрак. Хотя, по словам Сингрэйта, обосновался здесь Арчибальд совсем недавно, всюду лежала пыль. Даже запах был старинный, насиженный. Собственно, на магазин небольшое помещение с полками вдоль стен и высокими тумбами не походило. Микаэль искал аляпистых красок, клоунов и пупсов, торчащих отовсюду. На полках стояли куклы. Завернутые в полупрозрачную и шелестящую при малейшем движении воздуха бумагу, они казались живыми. О тонкой работе игрушек говорили выглядывающие из бумажных лепестков тут фарфоровая с золотым браслетом рука, там искусно украшенная цветами шляпка.

Молодая пара осматривала куклу, стоявшую на тумбе. У прилавка ожидал покупатель. Хозяин, величественный и седой как Санта-Клаус, бережно укладывал в коричневый картон коробки покупку. Пересчитав деньги и звякнув ключами от кассы, он хмуро осмотрел свои владения и только потом остановился на Микаэле. Не выказав удивления, Арчибальд усмехнулся. «Не я первый раскаявшийся, — подумал Микаэль. — И на этом спасибо».

Микаэль хотел заговорить. Но тут девушка обратилась к старику.

— Мы с мужем выбрали эту, — она посмотрела на мужчину рядом и взяла его за руку. — Что вы скажете?

Голос Арчибальда раскатился по всему пространству:

— Скажу, что у вас прекрасный вкус! Это чудесное создание.

Арчибальд Аркинс вышел из-за прилавка.

— Ее сделал ученик самого Ламьера, творившего в прошлом столетии. Прекрасная работа!

Он осторожно убрал бумагу, и на них взглянула миленькая продавщица бутоньерок. Ее смеющийся вишневый рот, темные глаза, ямочки на круглых щеках искрились любовью к жизни. Казалось, маленькая женщина сейчас тряхнет кудрями и весело расхохочется.

Арчибальд продолжал:

— Ученика звали Жан Буаро. Он неистово полюбил Ирину Клэр, жившую неподалеку от мастерской Ламьера. Утром и вечером дежурил на пороге мастерской, чтобы увидеть ее. Она торговала на бульваре. Жан пытался ухаживать, но мадмуазель Клэр только смеялась в ответ. Бедняга даже заболел из-за горькой неразделенной любви. Тогда Ламьер посоветовал ему излить тоску в работу, чтобы высвободить бушующую страсть. На создание точной копии Ирины Клэр у Буаро ушел почти год. Эта корзиночка сплетена из сухих стебельков букета, купленного Жаном у Ирины. Цветы как живые, не правда ли? Всю одежду он пошил сам. Платье голубое, потому что Ирина обожала этот цвет. И сшито оно из косынки, которую он выкрал с плеч чаровницы. Буаро передал абсолютно точные пропорции возлюбленной. Думаю, несчастный не один вечер провел у окон девицы, пока та принимала ванну.

Любовавшаяся куклой девушка спросила:

— А чем закончилась эта история? Господину Буаро удалось завоевать любовь красавицы?

— Увы, нет. Она отдала сердце другому. Но Жан вложил всю любовь в куклу. Позже, в дневнике своем он писал, что охладел к Ирине, к этому искусству, да и к жизни, едва закончил работу. Куклу он продал за небольшие деньги, хотя многие готовы были дать больше за эту чистоту линий и живость во взгляде. Он прожил недолго. А про куклу говорили, что она воскрешает любовь. Вот так.

— Откуда же вы все это знаете? — спросил мужчина.

— Из записей создателя, разумеется! Копии их, а также эскизы и сертификат, подтверждающий, что это работа Жана Буаро, прилагаются.

Девушка захлопала в ладоши и обратилась к своему спутнику:

— Я без ума от нее! Дорогой, пожалуйста!

— Сколько? — спросил мужчина у Арчибальда.

Арчибальд назвал пятизначную цифру.

— Однако! — мужчина был ошарашен.

— Но ведь она стоит того! — в словах старика слышался двойной смысл.

Девушка сникла. Взглянув на нее, мужчина выпрямился и кивнул.

— Хорошо, мы берем. Вы принимаете банковские карты?

Арчибльд категорично взмахнул руками:

— Нет, я продаю только за наличные.

Мужчина что-то обдумывал. Затем сказал:

— Дайте нам час. Только никому не продавайте куклу.

— Я и не смогу этого сделать. Ирина уже выбрала вашу жену. У нее даже щечки зарумянились! Я-то знаю своих крошек.

Мужчина удивленно пожал плечами и пара вышла.

— С такими ценами на свой товар вы, думается, не бедствуете, — сказал Микаэль, когда дверь закрылась.

Старик издал смешок, и куклы беспокойно зашелестели.

— Весьма неудачное начало для извинений. Итак, вы видели Дилин и вы здесь.

Микаэль напрягся:

— Да. И хочу извиниться за те грубые слова и мысли, которыми был полон вчера. Вы правы — я не знал, о чем говорю, я создал неправильный образ. Танец обнажил глубины души, о которых я не подозревал.

Микаэль остановился — то ли он говорит? Старик серьезно смотрел на него.

— Но? — подтолкнул он Микаэля.

— Нечто смутное во мне не дает покоя, и я хочу, чтобы вы помогли разобраться.

— Извинения приняты. Будем знакомы. Арчибальд Аркинс.

— Микаэль Блис, — ответил Микаэль, пожимая протянутую руку.

Арчибальд повторил его имя, точно пытаясь распробовать. Он разочарованно цокнул, покачал головой.

— Чего-то в вашем имени не хватает, — он подумал немного. — Стержня нет, вот что.

Микаэль нахмурился:

— О чем вы?

Старик взглянул на часы на стене, проигнорировав вопрос:

— Скоро подойдет продавец, которого я нанял в помощь. И мы сможем поговорить. А пока не угодно ли познакомиться с моими сокровищами?

Они двинулись вдоль полок. Арчибальд бережно раскрывал папирус, извлекая на свет хрупкие, искусно сделанные творения. Кукольные личики из фарфора, стекла, и даже сахара смотрели на них с улыбкой или грустью, гротескные рожицы из глины и дерева — сурово или с хитринкой. У каждой была своя история, и Микаэль почувствовал, что в голове образуется каша из имен, событий, дат. Арчибальд сыпал подробностями, рисуя миниатюры прошлого — яркая куртизанка бережно расчесывала волосы кукле-талисману; в душных джунглях Индии колдунья вырезала куклу-хранителя для жены старейшины; китайский мастер шил халат на фарфоровую любимицу императора; дети шумно радовались сахарным пастушкам где-то на окраинах Германии.

Микаэль нашел, как остановить этот монолог.

— Парадоксально. В музее игрушек, призванном развлекать детвору, экспонаты выглядят зловещими или унылыми. У ваших же кукол печальные, даже мистические биографии, и это делает их лишь притягательнее. Полагаю, детям в ваш магазин вход закрыт.

Арчибальд покачал головой:

— Мои куклы не для детей. Мои куклы и не для каждого взрослого. Только те, кто наделен даром чувствовать красоту, сможет услышать и понять этих малюток. Вы не были здесь ночью. Я был. Они дышат и шепчутся, словно бабочки, Микаэль. Они живые. Живые, потому что в них — души их создателей. Вот эта девушка, что была здесь. Ирина подарит ей кусочек счастья. Она будет любоваться ею, когда будет одна, и никто не помешает их бессловесному диалогу.

Звякнул колокольчик — в магазин влетел запыхавшийся продавец.

— Тащился, заплетая ногу за ногу, а? За что я тебе плачу? — напуская гнева в голос, гремел Арчибальд

Парень улыбался. «Похоже, — подумал Микаэль — господин Аркинс не самый строгий хозяин».

Арчибальд обратился к Микаэлю:

— Ну что ж, пойдемте, угощу вас чаем.

Они прошли в подсобное помещение. Арчибальд ушел в комнатку справа и поднял там страшный грохот.

Микаэль проследовал на шум. Все было заставлено рухлядью, посередине высился разделочный стол с кастрюлями, чашками и прочей посудой.

— Что здесь раньше было?

— Кондитерская. Я в каждом городе ищу нечто подобное. Нельзя держать кукол там, где раньше торговали железом или рыбой, они этого не любят. А вот сочетание пирожных и фарфора весьма благоприятное, да.

Арчибальд вынес чайник, тарелку с печеньем. Затем усевшись за стол, взглянул на Микаэля.

— Что ж, задавайте ваши вопросы, хотя предупреждаю, что не дам всех ответов.

— Первое, вы не отец Дилин. Что вас с ней связывает?

— Да, я не прихожусь ей отцом — но люблю ее как дочь, таковой ее и считаю. И, признаюсь, ближе меня у нее никого нет. Заброшенный полевой цветок.

— Как давно вы знаете ее?

— Наша дружба зародилась, когда девочке едва минуло десять.

— Почему кабаре и именно «Роскошные ножки»?

Арчибальд пожал плечами;

— Посетители такого рода заведений не проявляют особого любопытства, не суют нос куда не надо. К тому же, многим из тех, кто приходит в кабаре нужна помощь — некий психологический толчок, нечто большее, чем бесцветные слова: «Ты сможешь». Искусство танца может воскрешать надежы и мечты, наполняя человека силой. Оно очищает сердца. Делает лучше тех, кто считает, что уже нет выхода. Что до «Роскошных ножек» — Жанна Жубер и я… Словом, она попросила. Я не могу ей отказать, хотя прекрасно знаю — она преследует лишь корыстные цели.

Когда Арчибальд упомянул мадам Жубер, на его глаза легла тень. Микаэль отметил, что старик говорит о ней настороженно.

Микаэль спросил:

— Вы боитесь ее?

Арчибальд возмущенно пророкотал:

— К вашему сведению, я не боюсь никого! Исповедоваться вам о своих чувствах к ней не собираюсь. А вот созданные ею танцы я презираю! Вы ведь лицезрели вчера этот кошмар? Никакой импровизации, плоские сюжеты, вульгарные костюмы! Для нее танец — лишь комбинация телодвижений, декораций и нарядов, подобранных, чтобы превратить толпу в стадо. Но, оставим Жанну в покое. Вы пришли говорить о Дилин.

— Я небольшой знаток, однако, понимаю, что Дилин идет наперекор всем канонам. Где она этому научилась?

Старик оживился.

— О, вы заметили! Она не училась. Идеи она черпает из своих грез и фантазий. Танец, движения рождаются в ее головке. Вы ведь поняли, что она говорит своими па? Это все ее воображение, хотя, не будь у нее такого талантливого и послушного тела, ей никогда не удалось бы реализовать свои видения.

Арчибальд говорил с благоговением:

— Знаете, Микаэль, я твердо уверен, что наша с Дилин встреча загадана высшими силами. Постараюсь объяснить. Танец — это не просто умение выполнять вызубренные движения в такт музыке. Человеческий язык беден. Нет слов для того, чтобы выразить все чувства и эмоции, которые обуревают нас в минуты гнева или страсти, тоски или счастья. К примеру, «любовь». Весьма скудное словцо для столь многогранного чувства! Так вот танец — это возможность передать все оттенки эмоций. В этом и есть призвание Дилин. Она танцует и каждый понимает ее. Если она рассказывает о любви к жизни, то все в зале следуют за ней, начиная по-новому смотреть на мир. Моя же задача — оберегать эту наивную пташку.

— Оберегать от кого?

Арчибальд досадливо мотнул головой:

— Сколь глупый вопрос! В этом мире самые жестокие хищники — люди. Мы приходим в этот мир с парой белоснежных крыльев и парой красных рогов. Крылья выбирают не все.

— Но разве опека над Дилин не зашла слишком далеко? Ошибаться и жить — одно и то же! Не лучше ли дать ей немного свободы? У нее талант. Почему вы не посоветуете ей развивать умение? Она могла бы стать по-настоящему знаменитой! Зачем вы прячете ее от блестящего будущего?

— Будь Дилин обычной девушкой, я так бы и поступил. А блескучие перспективы, о которых вы говорите, недоступны ей с рождения.

— Что вы имеете в виду? Она больна? — у Микаэля сжалось сердце.

— Была больна раньше. Я сделал для нее все, что мог. В настоящее время она не совсем здорова. И уж точно не приживется в том мире, куда каждый из вас пытается ее впихнуть.

Кукольник стал подниматься с кресла, он выглядел рассерженным.

Микаэль вскинул руку:

— Постойте! Я начинаю догадываться. Вчера я испытал небывалый восторг. И все же некая деталь, непонятая мною, не давала покоя. Она необычна, сказали вы сейчас. И это не только об ее духовных особенностях, о нет! С девушкой что-то не так! Но что же?

Микаэль мерил шагами кабинет. Мозг пылал, нервы были натянуты струной. Он посмотрел на старика:

— Скажите, что я упустил?

Арчибальд больше не хмурился. Напротив, казался довольным терзаниями Микаэля.

— Что ж, говорят, Бог Троицу любит… Вы должны знать. До вас приходили двое. Первый был молодой поэт, ровесник моей Дилин. Вот он-то сразу догадался. Помню, как спрашивал меня, а сам отводил взгляд. Знал, что обречен. Творческий человек был — то, что остальным чудилось лишь паутиной, тенью — ему представлялось в мельчайших подробностях. Он остро чувствовал жизнь и смерть. Да! Второй был подающим надежды математиком, ученым. Упрашивал меня, как вы сейчас. Дилин была уравнением с ошибкой, и он бился над тем, чтобы решить задачу. Я подробно ответил на все его вопросы, гадая, не случится ли с ним то же, что и с юным поэтом. И поначалу думалось, что воля логического ума сладит с потрясением, усмирит бурю внутри. Но продержался он недолго. Хороший был парень, — Арчибальд вздохнул.

Микаэль спросил чуть слышно:

— Что с ними стало?

— Вы знаете ответ. Они оборвали свои жизни. А мне нужен человек, которому я мог бы поручить сделать то, что мне самому не удается. Вы слабы для такого. Слабы духовно. Не смотрите с таким удивлением — я знаю, что говорю. Видит бог, я люблю Дилин! Люблю за ее чистоту, за незапятнанную душу, но быть с ней изо дня в день — тяжелая ноша. И вам она не под силу — вы сломаетесь. Потому я не стану вам помогать. Достаточно того, что я рассказал, а Дилин показала. Так идите же в жизнь и проживите ее. Теперь вы понимаете, что я имею в виду.

Комната кружилась перед глазами, и все же Микаэль держался:

— Одну минуту. Вы меня мистифицируете. Я не знаю, в какие темные дела вы замешали девушку. Но сделаю все, чтобы добыть правду. Хотите вы того или нет, я увижусь с ней, чтобы поговорить и помочь!

Арчибальд глядел на него исподлобья, упершись кулаками о стол. Микаэль повернулся, чтобы идти, когда Арчибальд спросил:

— Чем вы зарабатываете на жизнь? Мне интересно — поэт, математик, а кто следующий?

— Я врач, работаю в судебной экспертизе, — ответил Микаэль.

Он вышел, унося с собой слова старика:

— Что ж, тогда… тогда попробуйте.