Пушкин, потомок Рюрика

Лариса Черкашина, 2008

«Бояр старинных я потомок», «…корень дворянства моего теряется в отдаленной древности, имена предков моих на всех страницах Истории нашей…», «род мой один из самых старинных дворянских», – писал, интересуясь истоками своего родословия, Александр Сергеевич Пушкин. Генеалогическое древо русского гения – по сути, не что иное, как срез нашей российской истории. Действительно, его род неотделим от судеб Отечества. Ведь, начиная с Рюрика, среди предков поэта – великие русские князья Игорь и Святослав, Владимир Красное Солнышко, Ярослав Мудрый, Владимир Мономах, Александр Невский. Цепочка пушкинской родословной соединила Толстого и Достоевского, Лермонтова и Гоголя, Глинку и Мусоргского … В 70-х годах XX века схему родословия Пушкина разработал, что было под силу разве целому исследовательскому институту, пушкинист по воле Божией Андрей Андреевич Черкашин, бывший военный, участник Великой Отечественной войны. Неоценимый этот труд продолжила его дочь, автор настоящей книги о предках и потомках великого поэта Лариса Черкашина, на счету которой десятки интереснейших изданий на пушкинскую тему.

Родоначальник Рюрик

Дикость, подлость и невежество не уважает прошедшего, пресмыкаясь пред одним настоящим. И у нас иной потомок Рюрика более дорожит звездою двоюродного дядюшки, чем историей своего дома, т. е. историей отечества.

А. С. Пушкин

Судьбы людские, подобно ручьям и родникам, сливаются воедино; мелкие речушки впадают в крупные, чтобы, однажды соединившись, превратиться в могучую, полную жизни и красоты реку русской поэзии, имя которой — Пушкин. Пушкинский род, многоколенный и разветвленный, берет начало в седой глуби веков: в VII столетии жили предки Гостомысла, деда Рюрика. Свидетельств тому почти нет, лишь древние сказания сохранили их имена, да за достоверность их поручиться сложно. Отсчет же «годовых колец» пушкинского генеалогического древа совпадает по времени с IX веком — началом русской государственности. В те достопамятные времена, как некогда считалось, приглашенные из-за моря три брата-варяга — Рюрик, Синеус и Трувор — и положили начало славянскому государству на севере — в Новгородской Руси.

«Откуда есть пошла руская земля»

Вот они, строки древнерусского летописца, породившие за столетья столько споров, домыслов и кривотолков, вплоть до пресловутой «норманнской теории» — гипотезы о создании Русского государства иноземцами.

«В год 6370 (862). Изгнали варяг за море, и не дали им дани, и начали сами собой владеть, и не было среди них правды, и встал род на род, и была у них усобица, и стали воевать друг с другом. И сказали себе: «Поищем себе князя, который бы владел нами и судил по праву». И пошли за море к варягам, к руси. Те варяги назывались русью, как другие называются шведы, а иные норманны и англы, а еще иные готландцы, — вот так и эти прозывались. Сказали руси чудь, славяне, кривичи и весь: «Земля наша велика и обильна, а порядка^[1] в ней нет. Приходите княжить и владеть нами». И избрались трое братьев со своими родами, и взяли с собой всю русь, и пришли, и сел старший, Рюрик, в Новгороде, а другой, Синеус, — на Белоозере, а третий, Трувор, — в Изборске. И от тех варягов прозвалась Русская земля…»

Трактовались летописные строки так: славяне в далеком IX столетии, дабы пресечь ссоры и вечные раздоры между собой и навести порядок в своих землях, обратились за помощью к варягам, т. е. к скандинавам, норманнам, силами коих и было создано Древнерусское государство. Примерно так, достаточно вольно, толковали российскую историю иноземные ученые мужи, члены Петербургской академии наук, прибывшие в Россию в XVIII столетии. Они не дали себе особого труда вникнуть в смысл слов, изменивших за века свое значение: к примеру, в летописи слово «наряд» означает не столько «порядок», сколько «ряд» — договор с кем-либо, в данном случае с воинами об охране города и посадов от врагов.

И у Пушкина в «Борисе Годунове» князь Воротынский обращается к Шуйскому со словами: «Наряжены мы вместе город ведать…» Так что иногда стоит, как писал поэт, «рыться в летописях и добираться до сокровенного смысла обветшалого языка…»

За искажение русской истории ее сочинители — А.Л. Шлецер, Г.Ф. Миллер, Г.З. Байер не единожды подвергались уничижающей и вполне справедливой критике. М.В. Ломоносов не без иронии замечал, что у Миллера «на всякой почти странице русских бьют, грабят благополучно, скандинавы побеждают, разоряют, огнем и мечом истребляют… Сие так чудно, что ежели бы господин Миллер умел изобразить живым штилем, то бы он Россию сделал толь бедным народом, каким еще ни один и самый подлый народ ни от какого писателя не представлен». Михайла Васильевич остроумно заключал: «Варягов не почитает господин Миллер за народ славенский, однако, что они… говорили языком славенским, несколько от соединения со старыми германцами испорченным, и что Рурик с братьями был сродственник князям славенским и для того в Россию призван на владение, сие все из самой сей диссертации заключить, а из других оснований весьма довольно доказать можно».

Удивительно живучей оказалась «норманнская теория». Причина понятна: во все времена многие монархи пытались выводить свои родословия либо от богов, как в Древнем мире, или хотя бы от знатных пришлых иноземцев, дабы отделиться тем самым от своих подданных, возвыситься над ними. Многие родовитые люди на Руси искали корни своего родословия не в родной земле, а на чужбине, называя своих предков пришельцами из других стран — варягами, пруссами. Не чужды были подобного тщеславия и русские князья — Рюриковичи, и летописцы, возможно вынужденно, шли на подлог, даже на подчистки и исправления древних текстов. Кстати, русские историки XVII–XVIII веков в угоду династическим «вкусам» Романовых возводили их род от прусского владетеля, потомок коего Гланда-Камбила в конце XIII века бежал от тевтонских рыцарей в Новгородскую Русь. Что в этой легенде не вызывает сомнения, так это постоянная, многовековая миграция западных балтийских славян-пруссов (поруссов) на восток, к своим родичам.

Если варягов, упоминаемых в летописи, считать норманнами, германцами, то есть викингами, снискавшими печальную славу морских разбойников, то в IX веке ни об их государстве, ни об их городах истории ничего не известно. Лишь редкие и малочисленные их селения ютились на берегу неласкового северного моря. Зато именно Русь сами викинги называли в своих сагах Гардарикой — страной городов, а арабские путешественники и историки, описывая их многочисленность и богатство, наносили на дошедшие до нас карты.

Пушкин в «Очерке истории Украины» писал: «Славяне — исконные обитатели этой обширной страны. Города Киев, Чернигов и Любеч так же древни, как Новгород Великий, вольный торговый город, основание которого восходит к первым векам нашей эры».

И зачатки государственности у славян сложились гораздо раньше IX века, до пресловутого прихода варягов на княжение. Ни викинги, ни норманны, судя по историческим хроникам, не помышляли создавать где-либо государственный «порядок». Цели у этих мореплавателей были иными — отыскать на побережье богатые селения, убить или пленить их жителей, захватить с собой как можно больше богатств.

Известно, что, когда норманны (викинги), гроза всей Европы, в начале XI в. достигли Средиземноморья, жители южного побережья истово молились: «Избави нас, Боже, от неистовства норманнов» («A furore normannorum libera nos, Domine»).

He много нашлось русских историков, устоявших от соблазна идти по легкому и, казалось бы, выверенному по летописным источникам пути. Но всегда ли объективно оценивались исторические события летописцами, все ли они, подобно пушкинскому Пимену, свидетельствовали о былом, «не мудрствуя лукаво»? Ведь Нестор переписывал, а точнее, редактировал «Повесть временных лет», когда его отделяли от тех, уже давних, событий почти два с лишним столетия, а ведь и до него над рукописью трудились летописцы. Да и писал он в Киеве о делах, происходивших на севере Руси и, следовательно, не столь хорошо ему ведомых.

Нелишне напомнить, что в XII столетии летописный свод Нестора дважды переписывался. Последняя, третья, его редакция относится к 1118 году — времени правления Владимира Мономаха.

«Племя древнего варяга»

«Призвание первых князей имеет великое значение в нашей истории, есть событие всероссийское, и с него справедливо начинают русскую историю», — считал известный историк С.М. Соловьев.

Итак, кто же такие варяги, откуда они? Обратимся к летописи. Нестор отличает варягов-русь от шведов, норманнов (норвежцев), англичан, немцев. Интересно и то, что ни английские, ни шведские, ни датские историки нигде не зовут разбойников северных морей варягами, а только норманнами и викингами. Еще Ломоносов считал варягов-русь жителями южного побережья Балтийского моря и не без иронии замечал, что норманнские историки такого замечательного события, как призвание их соотечественников на княжение, не пропустили бы.

В VIII веке многочисленные славянские племена — полабцы, глиняне, бодричи, лютичи, вагры, считавшиеся хорошими мореходами, воинами и земледельцами, селились по южному берегу Балтики, в долинах рек Лабы и Одры (ныне Эльба и Одер). Часть племен объединял могущественный бодричский племенной союз. Позже, под натиском германцев, полабско-балтийские славяне были либо истреблены и вытеснены с их исконных земель, либо онемечены. С тех незапамятных времен лишь лужичане (лужицкие сорбы, южные соседи полабских славян, и поныне живущие на территории Германии) смогли сохранить свою культуру и обычаи.

Русский историк Александр Федорович Гильфердинг^[2] в своем труде «История балтийских славян», изданном в Санкт-Петербурге в 1874 году, писал, что вся история западных славян и пруссов почти недоступна исследователям, так как письменность этих народов потеряна, города и селения переименованы: Липица стала Лейпцигом, Лаба — Эльбой, Сгорелец — Бранденбургом, Руян — Рюгеном — и так до трехсот названий. Он утверждал, что в IX и X веках на всем берегу Балтийского моря ни слова не говорилось по-немецки, а в XIV столетии немецкий язык стал господствующим на всем побережье.

С.М. Соловьев в своей «Истории России с древнейших времен» подтверждал, что «под именем варягов разумелись дружины, составленные из людей, волею или неволею покинувших свое отечество и принужденных искать счастья на морях или в странах чуждых; это название, как видно, образовалось на западе, у племен германских; на востоке у племен славянских, финских, греков и арабов таким же общим названием для подобных дружин было русь (рос), означая, как видно, людей-мореплавателей…»

Этимология слова «варяг» теперь затемнена. На многих языках оно означало «воин», «моряк», «пират». И у Льва Николаевича Гумилева читаем: «Биография Рюрика непроста. По «профессии» он был варяг, то есть наемный воин. По своему происхождению — рус. Кажется, у него были связи с южной Прибалтикой».

И совсем по-иному звучат пушкинские строки: «Не мало нас, наследников Варяга…» В черновиках написанной Пушкиным в 1832 году поэме «Езерский», по сути — стихотворном переложении собственной родословной, есть такие строки:

…мой Езерский

Происходил от тех вождей

Чей дух воинственный и зверской

Был древле ужасом морей.

А в 1836 году поэт переработал поэму, и этот же отрывок звучит иначе:

…мой Езерский

Происходил от тех вождей,

Чей в древни веки парус дерзкий

Поработил брега морей.

Изменение значительное, смысловое.

«В древности каждый народ исходит, так сказать, из собственного своего источника, некий первобытный дух проникает во все и во всем отзывается, — полагал Пушкин, — …франки, готфы, бургундцы, англосаксы, датчане, норманцы сохраняли обычаи и нравы, свойственные их племенам»^[3].

На славянское происхождение Рюрика указывали и дореволюционные историки. Они свидетельствовали, что для славянина невозможно было отвергнуть веру своего народа, а скандинавы, немцы непременно принесли бы с собой протестантскую или католическую веру (как сделали это на Балтике). На Руси же подобного не произошло.

Подытожив все имеющиеся факты и предположения, попробуем реконструировать события более чем тысячелетней давности — «земли родной минувшую судьбу…».

Примечания

1

В древнерусском тексте летописи: «Земля наша велика и обилна, а наряда в ней нет».

2

О нем, как о гениальном ребенке, подающем большие надежды, упоминала в письмах мать поэта Надежда Осиповна Ганнибал.

3

В пушкинских текстах сохранены орфография и пунктуация автора.