Петля Афродиты

Лариса Соболева, 2016

Что может пошатнуть устои благополучной и на первый взгляд крепкой семьи? Есть достаток выше среднего, есть взрослые и красивые дети, которыми можно гордиться, есть старинный друг, такие сейчас все реже встречаются – он всегда поддержит, не предаст. И вдруг… однажды из огромного, дорогого, забитого благополучием шкафа выполз скелет. Его тщательно прятали, о нем давно забыли, а он выполз и начал дирижировать судьбами. Еще никто не понимает, что нависло над ними, а трещина между тем в семейной лодке увеличивается, грозя утопить всех пассажиров. И дети вдруг стали другими, отдалились, озлобились. А может быть, они всего лишь отражение отца с матерью? Так бывает, если спрятал скелет – будь готов, что он однажды изменит твою жизнь, если не уничтожит.

6

Самоубийство? Нет…

Понедельник прошел в обычном режиме, это же рабочий день, а на работе разнообразия маловато, в основном рутина. Пожалуй, лучшее время — часик после трудового дня, когда Болотов, развалившись в кресле, думал… обо всем.

В этот понедельник он задержался в кабинете надолго, строил предложения, которыми убедит Инну, что его решение благо, прежде всего, для нее. Не очень получалось. Да, он так решил — расстаться. Окончательно. Это самый удобоваримый вариант, вызревал давно. Просто когда Валерий Витальевич в объятиях Инночки и ему хорошо, он готов всех послать к чертовой матери ради нее, но стоит отъехать от дома девушки на полкилометра, магия заканчивается, остается послевкусие обмана. Да, он обманывал себя и Инну. Если уж и страдать, то одному человеку, а не всему семейству.

Только в девять вечера Болотов поднимался по лестнице, разговор предстоял тяжелый, но настроен он был решительно. В конце концов, Инночка молодая и хорошенькая, а он по сравнению с ней — похотливый старикан, которого околдовала ее молодость и доверчивая простота. Все лучшее у нее впереди, квартира есть, работу «не бей лежачего» подыщет — это он и скажет ей.

Разумеется, Болотов имел собственный ключ, его он вставил в замочную скважину, повернул всего один раз. Валерий Витальевич купил квартиру Инне, посему вправе являться, когда ему заблагорассудится, без предупреждений и звонков в дверь. Тем более сказал: в понедельник вечером. Но больше не звонил ей, не напоминал, когда именно придет, готовился к разговору. А она звонила и присылала эсэмэски — не отвечал, не имело смысла.

— Инна! — громко позвал он, войдя в прихожую.

Его встретила темнота. И тишина. «Спит, что ли?» — подумал он. Однако… не столь уж и поздно, чтоб завалиться в кровать. И вдруг его осквернила подлая мысль: а одна ли она почивает в такой неподходящий для сна час? Вопреки логике (ведь решил расстаться с Инночкой), в Болотове заговорил примитивный собственник: да как она посмела в моем доме наставлять мне рога! С другой стороны, это был бы весьма удачный шанс: встал в позу и ушел разобижено-оскорбленный.

Зная расположение комнат и мебели, он стремительно двинулся в спальню, нащупал выключатель, щелкнул… А там никого! Постель никто не разбирал.

Значит, Инны нет дома, ушла. Но и эта мысль принесла не облегчение, а, напротив, взвинтила Болотова. Он же ясно сказал: вечером в понедельник, Инна должна, обязана ждать его в квартире, вместо этого ушла. Назло, что ли? Как выражается Артем, замстила старому козлу за отказ жениться? Куда, спрашивается, ушла так поздно? Нет, Валерий Витальевич не противоречит сам себе: мол, то поздно, то рано. Девять часов — поздно для прогулок и хождений по гостям, а для сна — рано. Но, может быть, она выскочила в круглосуточный магазин за едой, а он тут зря бесится? У нее же постоянно нет хлеба, потому что она его не ест, мол, и так толстая… А кстати, где она находится, проще простого выяснить, надо позвонить. Всего-то!

Валерий Витальевич ждал ответа, приложив мобилу к уху… но что это? Где-то рядом заиграла лирическая мелодия. Болотов пошел на звук, который привел его назад в прихожую. На столике под зеркалом, в сумочке, он обнаружил айфон Инны. Скорей всего, впопыхах она позабыла трубку, а может быть, рассчитывала вернуться через несколько минут. Мусор побежала выбросить, к примеру. Что ж, следует просто подождать ее, заодно выпить чайку, да и голоден Валерий Витальевич.

Болотов отправился на кухню, включил свет и… на какое-то время он вылетел из реальности.

Это было как временная потеря сознания, даже темнота заволокла мозг, а перед глазами поплыли черные круги, только без падения на пол. Сколько длилось это состояние — он не сказал бы, вероятно, недолго, раз устоял на ногах. Вернулся в реальность, когда покрылся холодным потом, который охладил разум и тем самым привел в чувство.

Но ничего не изменилось, не исчезло, все осталось на местах, к ужасу Болотова. Стало страшно…

При слове «крах» возникают абстрактные ассоциации и умозрительное понимание происходящего, если речь идет о конкретном событии — цунами, торнадо, пожаре. А Болотов крах ощутил всем своим существом, даже не вспомнив этого слова. В сознании проносилось: семья… дети… жена… репутация… подчиненные… газеты… скандал…

Воочию Болотов представил весь объем катастрофы, который обрушится на него с разрушительной силой — это и есть крах. Вот теперь и ноги подкосились, он опустился на колени перед телом девушки, не зная, что делать. В растерянности Валерий Витальевич вяло растирал грудь, оглядываясь по сторонам, словно искал в углах некую помощь.

Что Инне «Скорая» не поможет — это без вариантов. Она лежала на полу в луже крови, по всей видимости, лежала долго, поэтому растрепанные пряди волос намокли и погрузились в густую жижу, которая успела подсохнуть, особенно по краям.

Это была уже не Инна.

Болотов не узнавал приоткрытых бескровных губ, тусклых глаз, бессмысленно смотревших в никуда. Нет, он никогда не целовал эту восковую кожу, которую подкрасила смерть особым бледно-желтым цветом, такого цвета в живой природе не существует. Да и само личико Инны отчего-то сузилось, осунулось, заострился нос, резче обозначились скулы, глаза немного запали в почерневшие глазницы…

На полу в луже крови лежало подобие Инны.

Подкатила тошнота, а сил подняться на ноги не хватило. Перед ним лежала женщина, которую он еще недавно обнимал, целовал, ласкал и любил, как любят последний раз в жизни, сейчас же она вызывала отвращение. Болотов запрокинул голову и постарался стереть кровавую картинку из памяти хотя бы на минуту, чтобы загнать тошнотворный комок внутрь. Потом просто сел у стены, вытер платком лоб и виски, по которым катились струйки пота.

В то, что он видел, сложно поверить. Нет, этого не может быть… А делать-то что-то надо… Болотов лихорадочно соображал, что именно делают в подобных случаях? Наверное, звонят… Но кому? Валерий Витальевич достал из кармана пиджака мобилу, еще не зная, кому позвонит. Контакты… Он перебирал имена и фамилии… Кто же поможет?.. Кому довериться? И наткнулся на Богдана. Как в игре — звонок другу!

— Да, Валера?

А у Богдана все ОК, голос бодрый, беззаботный — о, как позавидовал ему Болотов! Совсем противоположный тон у Валерия Витальевича, который не мог свободно говорить, его словно душили шарфом, изредка ослабляя узел:

— Богдан… у меня… Боня, все очень плохо…

— Что такое?.. — насторожился Богдаша, угадав: с другом случилось нечто неординарное. — Да говори же!

— Тут Инна…

— Ну! Что — Инна?..

— Лежит. Она лежит на полу… и много крови… Богдаша, я не знаю… Скажи, что мне делать?..

И заплакал. Болотов и слезы? Вещи несовместимые. Да он понятия не имел, что это такое и какова цена слезам, мало того, Валерий Витальевич презирал слезливых людей и не испытывал к ним жалости. Но сейчас он плакал от бессилия, растерянности, чувства вины и раскаяния, плакал, жалея Инну (почти ровесницу его дочери), и от стыда, разъедавшего душу.

— В крови? — тем временем ужаснулся Богдан. — Почему она в крови? Ты можешь объяснить, что там у вас произошло? Ты что сделал с ней?

— Не знаю… — с трудом выдавил из себя Болотов. — Я пришел… Думаю, она себя сама… Понимаешь, я хотел расстаться, Инна это почувствовала и решила… решила убить себя…

— Подожди, я не понял… Инна жива?!

— Нет! Нет… Богдан, что мне делать? Я… не знаю… что нужно…

— Назови адрес, я выезжаю.

Богдан действительно не знал адреса, он ни разу не посетил трехкомнатный эдем на пятом этаже, где друг Валера тайком от жены и детей отрывался. Он принципиальный. На компромиссы если и шел, то очень трудно и только по необходимости, кстати сказать, по мнению Болотова, данный тип людей ужасно неудобен. Как же при таких жестких установках потакать Болотову, навещая его в доме любовницы? Это было бы предательством Нюши, так как жена Валерки тоже друг, и ничуть не меньше. Сколько раз Богдаша убеждал его «не шалить» на стороне, ведь рано или поздно интрижка боком выйдет — как в воду глядел! Но он друг. Настоящий. Только друг бросает все и несется на помощь, к тому же на ночь глядя, рискуя вляпаться в скверную историю. Болотов почувствовал себя уже не столь одиноким и несчастным, он ждал Богдашу и плакал над телом девочки, которую любил и благородно хотел дать ей свободу, а вот уберечь ее не сумел.

* * *

Автомобиль у Кирилла так себе, подержанная иномарка из дешевеньких. Раньше Марьяна в подобную машину села б только по приговору суда, это же полный отстой. Однако жизнь меняется, люди тоже. Кирилл, в отличие от бывших бойфрендов, практичен и башковит, неплохо владеет разговорным жанром, а то иной раз ухо стонет от косноязычия и мизерного словарного запаса. Едет на «Феррари», а сам тупой, как валенок, или даже тупее. И зачем дебил нужен? Но ее считают жутко корыстной, даже мать родная думает, что Марьяна помешана на деньгах. Безусловно, счет в банке — важнейшая часть успешной жизни, да на всех золотого дождя не хватает, следовательно, нужен тот, у кого амбиции настроены на одну волну. И у кого мозг есть, а не биологическая жижа под черепом. В этом смысле Кирилл пока устраивает ее, к тому же он давно за ней бегает, лет пять, что говорит о постоянстве. Это его идея — влиться Марьяне в солидную фирму с главным офисом в столице, ведь на приличную вывеску народ бежит охотней.

Они ехали в кафе расслабиться, получить дозу позитива после неудачных попыток выдурить у Болотова деньги. По понедельникам в клубах и кафешках тише, народу меньше, можно не только расслабиться, но и без спешки обсудить насущные проблемы.

— Хорошо, а чем твой отец мотивировал отказ? — полюбопытствовал Кирилл.

— Говорит, это разводилово для лохов. Люди пользуются своим положением и вымогают деньги у дураков. В чем-то он прав…

— Не прав, поверь. Неужели я советовал бы тебе…

— Прав, прав. Смотри: за вступление — взнос, и очень немаленький. Семинары посещать нужно в добровольно-принудительном порядке, а это удовольствие тоже не из дешевых — дорога, гостиница, оплата семинаров. Ну и дальше по списку: плати, плати, плати. Самый настоящий рэкет в узаконенной обертке. Меня другое бесит: почему не заплатить, если есть деньги? А у отца есть. За престиж, за солидную вывеску — почему не заплатить? Мы же переплачиваем за бренды.

— Не только, — возразил Кирилл. — Это аванс за место под солнцем и безбедную жизнь. Сейчас крупные фирмы поедают малые, не обратила внимания? Потихоньку, полегоньку, под разными предлогами, но съедают. Крути не крути, а крышу заиметь придется, если захочешь остаться на плаву, только со временем она будет стоить дороже. В конце концов эта крыша подберет все дела в регионе, станет распределять их по своим, а ты будешь считать не купюры, а машины, проезжающие мимо окон твоего скромного офиса — какие иномарки покупают чаще. Но есть и приятные мелочи от сотрудничества, например, корпоративные поездки на берег океана где-нибудь на островах… Фиджи, Мальдивы. Ты уже не платишь, тебя туда доставляют на самолете и облизывают. Потом, Марьяна, это новые знакомства, связи, возможности, перспективы. Это новый уровень.

Он так увлекательно рассказывал о преимуществах, что Марьяну просто подмывало предложить: дескать, теперь повтори то же самое, но моему отцу и в тех же радужных красках.

— Я использовала все методы, отец слышать ничего не хочет! Говорит, это деньги на ветер. Зато шлюхе Инке кидает щедрой рукой миллионы.

— Не кидает, а платит, — невозмутимо поправил Кирилл. — Твой отец платит за удовольствие.

— Не много ли? — завелась с пол-оборота Марьяна. — Ни одна подстилка столько не стоит. У меня нет ни своей квартиры, ни машины, консультация — и та не моя, а его. Отец почему-то считает, что я должна жить в его доме до замужества и перейти в дом мужа. А если я никогда не выйду замуж? А если меня устраивает гражданский брак? Но какая-то шлюха с задницей сельской поварихи — в шоколаде и зефире! Это как называется? Знаешь, я его начинаю тихо ненавидеть.

— Ладно, остынь. Сейчас посидим, авось придумаем, как еще можно воздействовать на твоего отца. У всех есть слабые места, у него, думаю, тоже есть, надо лишь найти… Хитрее нужно быть, Марьяна.

Он припарковал автомобиль в узком переулке с мощенной булыжником дорогой, где двум автомашинам не разъехаться. Кафе располагалось в подвальном помещении и пользовалось успехом у людей респектабельных. Сам зал небольшой, здесь ненавязчивое оформление — под пятидесятые годы прошлого столетия. В углах старые приемники, миниатюрные кресла и фикусы, по стенам развешены фото тех лет, песни звучат тоже нафталинные, но приятные. Короче, симпатично и с ностальгическим флером. Цены только зашкаливают, вероятно, за ностальгию положены надбавки.

— Посидели, поговорили, — проворчала Марьяна, остановившись у входа.

— Что такое? — не понял Кирилл.

— Туда смотри, — указала она глазами в дальний угол. — Может, уйдем?

В углу за столиком сидели Константин и его новая подруга Сати. Но Кирилл и не думал уходить, а взял за руку Марьяну и повел к столику брата.

— Не упрямься, — уговаривал по дороге, так как Марьяну пришлось буквально тащить. — Прощупаем мнение Кости, вдруг он станет нашим союзником?

— Не вздумай! Костя никогда не принимает мою сторону. Я не хочу… Ну разве что испортить им всю малину? Не нравится мне эта Сати.

— Почему?

— Манерная. Притворства много в ней.

— Это все мелочи, Марьяша.

И Константин не обрадовался их появлению, а заметно сник, когда у столика очутились эти, двое, сестренка с Кириллом.

— Добрый вечер, — приветливо поздоровалась Сати. — Не ожидала вас увидеть, но я рада нашей встрече. Присаживайтесь.

— Ты так добра… — садясь, сказала Марьяна. По примеру Сати она взяла дружественный тон, и бог свидетель — не уступала ей в искренности.

* * *

Богдан Петрович долго сидел на корточках у тела Инны и внимательно, сантиметр за сантиметром, рассматривал ее, ни к чему не прикасаясь. Иногда с трудом поднимался, переходил на другое место, снова приседал и осматривал труп с другого ракурса. Болотова коробила его сухая деловитость, как будто на полу лежит не знакомый человек, а силиконовая кукла. Сам он стоял, его то в жар бросало, то в холод, но все же был не один — уже толика счастья. Наконец Богдан Петрович поднял на него глаза и задал дурацкий вопрос:

— Ты здесь что-нибудь трогал?

— Знаешь, не до того было, чтобы трогать…

— Это хорошо, — сказал Богдан Петрович, выпрямляясь. Взяв стул, он нашел чистое от пятен крови место, поставил его туда и сел. — Вызывай полицию.

— Полицию? — еле выговорил Болотов жуткое слово, сулившее огромные неприятности (мягко говоря). — Ты с ума сошел?

— Это ты сошел! — спокойно парировал Богдан.

У него есть завидная черта: Богдаша умел владеть собой. То ли это черта сугубо профессиональная, то ли доставшаяся по наследству, но Валерий Витальевич практически никогда не видел, чтобы друг Богдаша выходил из себя. А Болотов давал волю неуправляемым эмоциям — сколько угодно. На одной невыразительной ноте, глядя на тело девушки, Богдан уныло добавил:

— Неужели думаешь остаться в стороне? Полагаешь, никто не узнает, что молоденькая пассия Болотова убита? Да еще в квартире, которую он купил ей, обставил дорогой мебелью, содержал. Не надейся. На полу лежит джинн, выпущенный из бутылки. Готовься, Валера, к крупным и мелким неприятностям.

Пауза повисла не специально, просто у Болотова застыла кровь в жилах, остановилось сердце, похолодели конечности — слова Богдаши стали новым ударом. Валерий Витальевич глупо мигал веками, глядя на друга с бесконечной надеждой, а тот осматривал кухню и, казалось, забыл о Болотове, который тоже стал похожим на труп, только стоячий. Но вот нечто горячее толкнулось в грудь, Валерий Витальевич вздрогнул и растерянно залепетал:

— Как убита? Что значит — убита? Разве Инна не… не сама? Ты что несешь, Боня?

— Хм! Я несу? — невесело ухмыльнулся тот. — Я врач…

— Детский… — робко вставил Болотов, мысленно допуская, что детский врач способен ошибиться. Богдаша ведь имеет дело с детьми, а не с трупами взрослых людей.

Конец ознакомительного фрагмента.