Месть без права на ошибку

Лариса Соболева, 2016

Если живешь вне правил, то должен быть готов, что кто-то тоже предпочтет жизнь вне правил, и тогда… Тогда тебе вряд ли это понравится, но подобные повороты никто не просчитывает. Прекрасно, когда есть власть и деньги, но ведь всегда чего-то будет не хватать, захочется чего-то такого, что было пропущено во время восхождения. Например: любви, уважения, искренности – это же естественный бонус к власти и деньгам, как кажется некоторым. Но привычка не считаться ни с кем, не завоевывать любовь и уважение, а просто брать все, что нравится, иногда играет жестокую шутку. Она учит мстить без оглядки, превращая желанные бонусы в ад.

3. Страсть извечная и неуемная

Эта пятница, казалось, никогда не кончится. Илья вернулся в банкетный зал, где ужин шел на спад. Тернов и Симич вертелись, как два червяка на сковородке, вокруг американца (не то Джеймс, не то Джонс, вылетело имя из головы Ильи), тот полулежал в кресле, свесив голову, напился несчастный. Илья сел на свое место и натянул на лицо маску самодовольного, уверенного в себе человека. Он вел диалоги, находясь мыслями с Верой, когда поехал к ботаническому саду.

Как она ему нравилась! Но почему-то женщины, понравившиеся Илье, достаются другим, можно подумать, он урод.

Первый раз Илья увидел ее из своего кабинета. Вошел Сергей, широко распахнув двери, пригласил Илью с женой на день рождения, дежурно поинтересовался здоровьем отпрысков, еще какой-то ерундой…

Илья отвечал машинально, его внимание привлекла девушка в приемной. Она стояла, глядя в сторону окна, в желтом облегающем платье, а темно-каштановые прямые волосы струились до пояса. Желтое платье, смуглая кожа, волосы, отражающие солнечный свет, изящная фигура создали живую картину в золотистых тонах. У Ильи внезапно перехватило горло.

А Сергей говорил, говорил… «Когда же он уйдет?» — переживал Илья. Наконец тот вышел (не закрыв дверь) и, пересекая приемную, направился в кабинет папочки — напротив. Илья вышел из-за стола и спросил девушку:

— Вы ко мне? Проходите.

Секретарша перестала шуршать бумагами, вытаращившись: шеф снизошел до какой-то девицы, сам приглашает в кабинет! Девушка повернула к нему лицо, светлое, с открытым взглядом зеленых глаз, и чарующим голосом очень просто сказала:

— Я жду Сережу.

Ну да, конечно. Иначе зачем сюда, в бездушное место, пришла бы эта красивая, нежная девушка? Только с Сережей.

— Тем более проходите, — пригласил Илья.

Она робко вошла. Он уселся за абсолютно чистый стол, на нем находился лишь перекидной календарь да прибор с авторучками и карандашами. Ей предложил стул, а сам достал папку, раскрыл и с умным видом начал водить авторучкой по строчкам документа, который был ему до фонаря, бросая вороватые взгляды на девушку. Вблизи она не девчонкой выглядела, а молодой женщиной — утонченной, грациозной, недоступной. С любопытством она рассматривала скучный кабинет, остановила взгляд на картине — местный автор изобразил известную часть города в манере кубизма. На ее лице появилось выражение жалости, наверное, к художнику.

— Мне тоже не нравится эта картина, — сказал Илья и подумал: «Сегодня же заставлю снять мазню».

— Зачем тогда она тут висит?

— Подарок.

— Вера! — позвал из приемной Сергей, задержавшись на пороге кабинета. — Илья, знакомься, это моя очень близкая подруга Вера. А это Илья Николаевич, второе лицо города. Он очень серьезный, суровый и строгий человек. Вера, идем?

Так и познакомились. Они ушли, а в кабинете целый день стоял ее запах, не духов, нет, а особый, еле уловимый запах женщины, до этого незнакомый Илье. Он чуял зов плоти, как самец во время гона, и не мог преодолеть это состояние.

И вот клуб. Гостей встречали Сергей и Вера, выглядевшая потрясающе. На ней не было дорогущего наряда в отличие от других вуменс, всего лишь красное платье, слегка открытое спереди и с глубоким вырезом сзади, плотно облегающее фигуру (потом она ему снилась именно в этом платье), черные туфли и черные чулки. Волосы зачесаны и собраны в пучок на затылке, в ушах — шарики под черный жемчуг, закрывающие мочки, и — все.

Илья перевел взгляд на жену — его родная Люба как раз проходила за стол к нему спиной. Огромный зад при каждом шаге вздрагивал и долго колыхался, серебристое с крупным рисунком платье, казалось, делает ее фигуру в два раза больше. Почему он не обратил внимания на ее наряд? Что за любовь к крупным рисункам и сверкающим вещам при ее-то комплекции? А прическа! За эти букли следует казнить парикмахера. Люба вытерла уголки губ большим и указательным пальцами, комично приоткрыв рот, сверкнули бриллианты. «Елка», — зло подумал Илья. Ко всем неприятным открытиям, возвращаясь после курения, он случайно услышал диалог Веры и Сергея.

— Это его мать? — глядя куда-то в зал, спросила она.

— Жена, — ответил Сергей, проследив за взглядом. — Давай пошлем все к черту и уедем?

Вера рассмеялась, взяла Сергея за руку и увела в зал. Илья понял: о нем и Любе шла речь, в тот момент и взошли ростки ненависти к Сергею. Весь вечер он старался не смотреть на Веру, голова сама поворачивалась в ее сторону. Не выдержал, пригласил на танец. Кто-то танцевал с его женой — ну, это подхалим. Когда Илья дотронулся до тонкой талии, а Вера положила обнаженные руки ему на плечи и подняла глаза, понял, что хочет ее, хочет на патологически-животном уровне. Ничего подобного с ним не случалось! Жене изменял со спокойной совестью, но отвращения к ней не питал, не стыдился ее, и вдруг — переворот. Ни одна женщина не вызывала таких эмоций, какие пережил, танцуя с Верой. Это пугало. От напряжения лоб покрылся испариной, к счастью, танец закончился, он проводил Веру на место, поцеловал руку, тонкую руку с нежной кожей и голубыми жилками, с длинными заостренными пальцами…

Дома Люба бесилась! Замечено было все: с ней, Любой, не танцевал ни разу, вниманием не баловал, был мрачный, с очередной подстилкой Сергея топтался, обнимаясь, и даже ручку чмокнул ей не так, как всем. Подобные ссоры обычно заканчивались сексом, правым оказывался Илья, Люба под давлением его аргументов — виноватой. На сей раз он демонстративно повернулся к жене спиной, накрылся одеялом и сделал вид, что заснул несправедливо оскорбленным. Не было желания прикасаться к жене. Потом в мыслях он научился представлять себя с Верой, а на деле обнимать Любу.

Илья зорко следил за развитием отношений красивой пары — как о них говорили, подозревая, что это ненадолго. А они ссорились, и всегда по вине Сергея. Вера не закатывала истерик, а просто уходила. В один из таких моментов Илья догнал ее и довольно было вопроса — что случилось? — чтобы голова Веры оказалась на его груди. Обнимая плачущую девушку, он утешал ее, и одному богу известно, что в нем бурлило. Повез Веру к маме, предложил выпить шампанского на брудершафт, с собой была бутылка. Выпили. Сначала он едва коснулся губами губ Веры, но вдруг занесло, Илья схватил ее голову руками и прилип к губам. Она еле вырвалась, возмущенно выкрикнув:

— Не смей никогда!

Их отношения стали предельно натянутыми, но говорили друг другу «ты». Один раз все-таки он заполучил ее…

Подъезжая к ботаническому саду, заметил Веру сразу, она бросается в глаза, стояла, прислонившись к стволу каштана.

— Садись, — открыл он дверцу, не выходя из машины.

Илья крутил руль и косился на нее, не виделись-то год. Совершенно не изменилась, только чуточку похудела, в глазах появилась печаль, чего раньше не было, но это делало ее еще и загадочной.

— Куда ты меня везешь? — спросила она.

— Ищу безлюдное место. Я не могу свободно общаться с женщиной на виду у всего города.

Дальше ехали молча. Рядом с ней он чувствовал себя по-идиотски: руки и колени дрожали, учащенно билось сердце. В заброшенном сквере на окраине города Илья остановил машину, повернулся к ней корпусом:

— Слушаю тебя, Вера. (Вот не получается такой интонацией сказать «Любаша»).

— Мне нужны деньги.

— Сколько? — Начало ему понравилось.

— Две тысячи долларов.

— Сколько?! — А сумма ему не понравилась.

— Две тысячи баксов. Пока.

— Пока?! — обалдел он. — В таком случае разреши поинтересоваться, зачем тебе такая сумма, раз ты просишь…

— Не прошу, а требую.

— Ого! Требуешь! Так зачем?

— Я же не спрашиваю, зачем ты так много воруешь. Тебе надо? Воруй, но поделись с ближним. Ты мне должен за моральный и физический ущерб.

Илья выжидал, что она еще скажет, на душе почему-то стало спокойно, колени и руки перестали дрожать. Дождался:

— Ты, наверное, не помнишь, где потерял свой крест?

Не помнил. Такой крест — единственный в мире. Коралловый, внутри полый, закрывался завинчивающейся золотой пробочкой с ушком, через которое протягивалась цепочка. Пустота внутри заполнялась, по преданиям, ядом во времена наших прапрадедов и, когда владелец креста попадал в плен, у него была возможность уйти из жизни с помощью яда. Историческая ценность. Это не все. Крест обвивали золотые ветки китайской розы с листиками и колючками. Внутри цветков можно увидеть тычинки, но уже с помощью лупы. Это шедевр ювелирного искусства. Илья гордился им.

— Думаю, твоя жена его сразу узнает. А потерял ты его у меня.

— Шантажируешь? Вера, детка, я непотопляемый. (Она улыбнулась, наклонив набок голову, как бы любуясь идиотом, а Илья рассмеялся.) Не надо меня пугать, не боюсь. Ты хоть понимаешь, что я тебя в порошок могу стереть?

— Не сотрешь. Твоей ревнивой жене скажу, что крест ты подарил мне, что я твоя любовница. Мне она поверит, не сомневайся. А если понадобится, все узнают и остальное, уж я постараюсь растрезвонить.

Этой Веры он не знал. Раньше ее хотелось обнять, защитить, теперь перед ним — красивая, расчетливая, наглая хищница.

— А доказательства? Кроме креста? Какие у тебя доказательства «всего остального»?

Илья поставил локоть на руль, подпер подбородок ладонью и любовался ею. У многих глаза зеленые, у многих губы пухлые и зовущие, брови вразлет, волосы роскошные, а фигура статуэтки — это всего лишь обозначения деталей. Но есть еще что-то, выделяющее из тысяч красивых женщин одну.

— Не докажу? А скандал? — оживилась Вера, полагая, что здорово пуганула Илью. — Вовек не отмоешься. Карьера твоя пошатнется все равно, а ты у нас честолюбивый. И жена тебя с кашей съест. Согласись, твое семейное благополучие и карьера стоят гораздо больше.

Стерва. Скандал она, конечно, может устроить, только у нее вряд ли есть подтверждения. Крест? Да, с Любашей будут проблемы, с тестем тоже — он московская акула, хребет перекусит на раз. Не проблемы, а проблемищи будут с тестем, чтоб он… Безупречную репутацию подмочить Вера тоже может, но дело в другом: как паук, Илья чувствовал, что муха в его руках, надо лишь найти нужную паутинку.

— Я хочу тебя, — вдруг ни с того ни с сего сказал он.

Вера вздрогнула, на мгновение на ее лице появилась растерянность, потом она слегка наклонилась к Илье и зло прошипела прямо ему в лицо:

— А я тебя — нет.

Илье захотелось ее ударить. Змея. Пришла дразнить. Не боялся он ее, нет. Горе-шантажистка, с этим как-нибудь справится. А вот она ему нужна — факт. Как воздух, как сигарета, как кусок мяса, наконец. Понял одно: ему не отделаться от нее, рядом нет, но всегда с ним — так до психушки недалеко. В Москве ходил к психологу (дома не мог позволить такую роскошь, вдруг узнают). И что тот? «От любви еще не придумали терапии». Кретин. Какая там любовь! Это что-то сильнее банальной любви, это «что-то» сожрет его, если не принять мер.

— Вера, у меня нет таких денег, — тянул он время.

— Не смеши!

— С собой. Я подумаю, мы с тобой встретимся еще…

— Нет, дорогой, завтра гони деньги.

— Завтра не могу, делегация из Америки приезжает. Завтра никак, при всем желании.

— Тогда в пятницу. И никаких — «в пятницу не могу». Иначе я твою жизнь превращу в ад.

— В пятницу? Думаю, часам к девяти вечера освобожусь.

— В пятницу в десять вечера, — дала она еще час, — у входа в центральный парк. С деньгами и, как говорят, без фокусов. Вези меня обратно.

На лице Ильи играла улыбка, до пятницы он придумает, как быть.

Время подходило. Из клуба Илья отчалил по-английски, сел в машину и набирался решимости. А что тут думать? Самое простое решение: она пошла напролом — хорошо, он поступит так же.

Заглушив мотор у парка, несколько минут ждал, даже испугался, что Вера не пришла, но вдруг из темноты отделилась женская фигура. Не столько узнал, сколько почувствовал: она. Пряталась, не доверяет. Заныло внутри, отдаваясь внизу живота — с этим пора покончить раз и навсегда. Она села рядом, не закрыв дверцу авто, протянула ладонь:

— Давай.

— На, — кинул ей конверт, — здесь пятьсот баксов.

— Мне нужно две штуки. Я непонятно объяснила?

— Так вот, теперь ты слушай. Это, — указал он глазами на конверт, — плата за твои «ущербы». Не думай, что я испугался, уничтожить тебя с твоими доказательствами — раз плюнуть. Ты просто не понимаешь, девочка, с кем связалась. Знаешь, что такое психушка? Нет? Вера, детка, тебе не надо знать. А если хочешь полюбопытствовать, давай съездим туда на экскурсию. Уверяю, тебе не понравится. Крест? Разве ты не могла его украсть? Моя жена поверит мне, потому что любит меня. Поверит, поверь мне. Не отрицаю, сначала она закатит скандал, а потом окажется виноватой и будет просить прощения. Так уже было не раз. У меня есть власть и деньги. У тебя — ничего. Конечно, Вера, правда на твоей стороне, но это знаю я и Черемис, а он сделает, как скажу я. Тебя легко объявить шантажисткой-вымогательницей или сумасшедшей. Что до меня — скандальная слава и образ жертвы…

— Ты, Илюша, потрясающая сволочь, — спокойно подвела итог его речи Вера.

— Согласен. Но я также добрый и великодушный человек. Цени. Нужны деньги? Понимаю, иду навстречу: остальные предлагаю заработать.

–?!.

— Тебе нужны деньги, а мне… ты знаешь, что нужно мне.

— Не поняла. Объясни, чего ты хочешь?

— Тебя.

Вера застыла, некоторое время смотрела на Илью ошарашенно, после паузы произнесла:

— Знаешь, это ненормальность какая-то… Ты собираешься платить за то, что я буду с тобой спать?

— Ага.

— Ну и сколько ты решил положить на мое содержание?

— Тысячу баксов в месяц.

— Не мало?

— Ха! Нормально.

— Проститутка получает больше.

— У тебя неверная информация, меньше.

— Как я тебя ненавижу. — Вера отвернулась от него.

— Привыкнешь. Так ты согласна?

— Мне надо подумать. Я дам тебе ответ…

— Нет, милая, сегодня, сейчас.

— Что, прямо здесь? — съязвила она.

Действительно, не будет же он… в машине и прямо в центре города в антисанитарных условиях, хотя этот психопат на все способен.

— Ты согласна? — не обращал внимания на ее тон Илья.

— Я думаю, — огрызнулась Вера.

— Думать некогда. Либо ты соглашаешься и получаешь раз в месяц очень хорошую сумму, либо я гарантирую тебе очень несладкую жизнь. Выбирай из двух «очень», другого не дано.

Она смотрела ему в лицо, жесткое и решительное, некрасивое лицо.

— Да или нет? — требовал ответа он, Вера кусала губы. — Говори, да или нет?

— Да! — рявкнула она и со злостью захлопнула дверцу.

Илья завел мотор, ехали быстро и молча. Вера поглядывала на него — сможет ли она подавить отвращение? Что в нем способно привлечь? Лицо — о нет. Но можно закрыть глаза. Рост. Мог бы родиться и повыше. У него красивые волосы, прямые, черные с проседью, он худой, спортивный… Передернула плечами, словно лечь предстояло с жабой.

Илья свернул под каменный свод арки и въехал в квадратный двор, окруженный со всех сторон единым строением. Первый этаж состоял из ниш, в некоторых стояли машины. В одну из свободных и въехал Илья торцом.

— Сиди здесь, — приказал он, подошел к двери и позвонил.

Вера думала: а не сбежать ли? Пока раздумывала, вернулся Илья:

— Выходи.

Они поднялись на второй этаж. С одной стороны — двери и двери, с другой — глухая стена. Их вел мужчина небольшого роста, в полумраке лица его Вера не рассмотрела. Повернули. Такой же коридор с дверьми… Около одной мужчина остановился, открыл ее ключом.

Очутились в просторной комнате, освещаемой двумя тусклыми лампами под пошлыми абажурами. В глаза бросилась большая кровать. Два кресла. Маленький столик, на нем стояла бутылка коньяка, набор рюмок. Ковер на полу, зеркало на стене, еще одно — на другой. Тяжелая штора, видимо, закрывала окно.

— Раздевайся, — приказал Илья, открывая коньяк.

— Здесь есть душ?

— Да, вон дверь. Но это потом. Пей.

Он протянул рюмку. Вера выпила. Илья налил еще, выпил и повторил:

— Раздевайся.

— Выключи свет.

— Нет, я хочу тебя видеть.

Вера повернулась к нему спиной, сняла шарфик и пиджак, бросила их на кресло. Стянула тонкий свитер. Соскользнула по ногам юбка. Она осталась в одном нижнем белье и колготках. Сзади подошел Илья, взял ее за бедра, прижал к себе. Его горячее дыхание скользило по плечам, губы касались шеи. По спине и рукам Веры пробежали мурашки, а это только начало.

Он спустил бретели бюстгальтера, нежно поглаживал ее плечи. Медленно разъединил крючки, и бюстгальтер оказался на кресле. Вытащил шпильки из пучка волос на затылке и окунулся лицом в мягкие волосы, вдыхая только Вере присущий аромат, одурманивающий и возбуждающий. Одним движением повернул ее к себе лицом и… остановился.

Маска безучастия, в глазах — холод. Ну и пусть. Он платит. Потянулся поцеловать в губы, она отвела голову назад — ей противно, и скрывать это Вера не собиралась. Привыкнет. Илья стал целовать ее шею, по очереди сжимая полные, округлые и торчащие груди. А у его Любы висят до пупка… Фу! Выбросить Любу вон из головы!. Он опустился на колени, гладил талию, живот, бедра, снял маленькие трусики, целовал тело.

«Он определенно маньяк», — думала Вера. Парадокс, но глубокое отвращение к нему уменьшалось, чего она не ожидала. Может, нежность, накопившаяся у него за многие годы и теперь выплескиваемая на нее, немного смягчила, а может, год, проведенный без ласк и любви, давал о себе знать…

Быстро вскочив на ноги, Илья повалил Веру на кровать и, осыпая лицо поцелуями, расстегивал брюки.

— Ты хоть пиджак сними, — брезгливо проговорила она.

Илья замер. Девушка мастер ломать кайф, но с ним этот номер не пройдет. Вдохнув побольше воздуха, будто собираясь с силами, он принялся стаскивать с себя одежду. Руки подрагивали, вещи поддавались не так стремительно, как хотелось, что неожиданно насмешило Веру. Он даже показался совершенно беспомощным, когда навис над ней со страдальческим лицом и торчащим выгнутым отростком между ног. Днем казнит-милует, к нему стремятся попасть толпы народа, он важно дает интервью… Хозяин жизни без страха и упрека ушел в загул, забыв о жене и детях, жаждет одного: удовлетворить похоть — презрение перекосило красивый рот Веры. Будто догадавшись, о чем она думает, Илья приказал:

— Закрой глаза.

Она послушно закрыла и тут же почувствовала тяжесть и жар его тела, силу рук, обхвативших голову, и поцелуи на своем лице, частые и крепкие. Вера морщилась.

— Нет, дорогая, так не пойдет, — услышала прерывающийся голос Ильи. — Я хочу, чтоб ты отвечала.

— Как? — спросила с сарказмом.

«Ну и змея, — подумал Илья. — Но я хочу эту змею».

— С таким же успехом можно заниматься любовью с бревном, — произнес он. — Я хочу, чтоб ты обнимала, целовала и извивалась подо мной, как это было у тебя с Сергеем.

— Ты не Сергей.

Илью больно кольнуло в грудь, но он только свел челюсти до скрежета зубов и продолжил:

— Мы договорились, будь добра, выполняй условия. Я плачу, а ты отдаешься мне. Отдаешься, а не я беру силой резиновую куклу. Обними меня, ну!

— Прости, в роли проститутки я первый раз.

Она нехотя обняла Илью, приложив сухие губы к его губам. Он сразу обхватил ее рот своими влажными, горячими и сильными губами, высасывая всю ее холодность, не давал вырваться, пока она не успокоилась и не приняла поцелуй. Остальное — дело техники. Забившись в конвульсиях, Илья еще и режиссировал:

— Отвечай мне! Отвечай!

Вера задвигала бедрами в такт с ним. Вдруг ему показалось, тело ее вздрогнуло, сжатые губы ослабли и показались блестящие зубы, глаза приоткрылись, она ойкнула. Он не сделал ей больно, знал точно, значит… У нее оргазм! Илья яростно задвигал тазом, пока не услышал тщательно скрываемый тихий стон. В этот миг все поплыло перед глазами, закружилось лицо Веры, реальность растворилась, Илья очутился в невесомости.

— Я люблю тебя, — беззвучно, одними губами прошептал он, замер и рухнул на Веру, надавив тяжестью покрытого испариной тела.

Так лежали некоторое время. Тихонько постучали. Завернувшись в простыню, Илья приоткрыл дверь, взял поднос с фруктами.

— Ты куда? — спросил Веру, когда та встала.

— В душ. Смыть грехи.

Он засмеялся, потом схватил ее за локоть и серьезно спросил:

— Ты что-то почувствовала?

— Отстань, — попыталась вырваться она.

— Нет, скажи, — не пускал Илья.

— Отвяжись!

— Ты кончила?

— Какая тебе разница? — Вера вырывалась и злилась, как кошка.

— Нет, посмотри мне в глаза и скажи: ты кончила?

— Ну, да, да, если тебе так хочется. Пусти!

Илья отпустил, Вера с силой захлопнула за собой дверь в душ.

— Какая ты красивая, когда злишься, — крикнул ей вдогонку, выпил коньячку и растянулся на кровати. Он был счастлив. Кажется, впервые в жизни.

Вера стояла под душем, не шевелясь и ругая про себя Илью: «Похотливая скотина, платит он! Возомнил себя половым гигантом. Свинья. Ненавижу…» Но! Кретин влюблен в нее. Не просто влюблен, здесь кроется ненормальная страсть, ей это на пользу, да и не так уж страшно оказалось.

Она вышла, завернутая в полотенце, прикрывавшее ее от плеч до начала ног, легла рядом с Ильей и закрыла глаза. Он рассматривал Веру, подперев голову рукой. Сколько мечтал о ней, любил лишь в воображении, теперь вот она, рядом, на одной кровати, до нее можно дотронуться, обнять, целовать. Он был несколько груб, но она тоже стерва приличная: то гадости говорит, то лежит бревном. Как ей объяснить, что у него это не блажь? Поймет ли? Ничего, он еще покажет, каким может быть чутким, ласковым и внимательным. Вера привыкнет к нему, своего Сережу-мудака и вспоминать забудет. На ее плечах и руках не успели высохнуть капли воды, Илья стал слизывать их языком.

— Где мы находимся? — поинтересовалась она.

— Это отель. Сюда можно спокойно приехать, и никто никогда не узнает, все останется в тайне.

Илья взял ее руку, касался губами каждого пальца, ладони. Опять появились силы и желание вновь испытать невесомость. Внезапно он очутился на спине от толчка. Лицо Веры находилось близко-близко, дыхание щекотало подбородок, глаза сощурились, а рука скользнула по телу вниз…

— Хочешь меня?

Спрашивает! Дальше — чудо! Вера сбросила полотенце, сорвала с Ильи простыню и, прильнув к нему всем телом, обвив ногой бедра, впилась в губы, будто вампир, чем привела в полный восторг.

Этой ночью они были как два зверя без человеческих излишеств: совесть, стыд, скромность. Илье нужен был короткий отдых, чтобы начать прелюдию снова. Она просыпалась, сначала нехотя, потом все больше распаляясь, отдавалась ему. Непредсказуемая женщина. Недавно хамила и лежала бревном, и вдруг — страсть, еще вечером смотрела с ненавистью, а сейчас… Это была сказка, пока в дверь не постучали, сообщив, что уже без пятнадцати четыре.

— Мне пора, сегодня охота, черт бы ее побрал, — сказал печально Илья.

— Вы все развлечений ищете, слуги народа? — пробормотала сонная Вера.

— Каждому свое, — улыбнулся он, обняв ее. — Не хочу с тобой расставаться.

— Оставайся.

— Не могу. Американцам обещали показать русскую охоту на кабана.

— А у нас кабаны водятся?

— Нет. Павел Сергеевич где-то раздобыл.

— И вы всем своим осиным кублом нападете на одного беззащитного кабана?

— Вера… Такая ты мне нравишься меньше. Есть охотники, а есть жертвы — так заведено, устроено природой. Часто жертва становится охотником, а охотник — жертвой, поменялись местами, и что изменилось? Ничего. Все зависит от того, кто оказался сильнее в нужный момент или хитрее. Такова жизнь на всех уровнях, будь то звери или люди. Мы же часть природы, живем по ее законам. Встретил бы я кабана в лесу один без оружия, возможно, мы поменялись бы местами и кабан охотился бы на меня.

— Не знала, что ты можешь мыслить образами.

— Не хотела знать, — уточнил Илья. — Давай одеваться.

По сонным улицам города двигалась одна-единственная машина, нарушая тишину шуршанием колес и звуком двигателя. Илья удивился, что Вера живет не там, где раньше, но спрашивать о перемене места жительства не стал.

— Ты доволен? — спросила Вера, когда он затормозил. — Гони еще пятьсот, деньги вперед.

И протянула раскрытую ладонь. Ну не стерва, а? Такую волшебную ночь грохнула в вонючую грязь денег, но договор есть договор.

— Скажи, — отдавая деньги, мялся он, — ты представляла кого-то другого, когда была со мной?

Вера сначала не могла понять, о чем он спрашивает, потом громко расхохоталась (и смеялась эта ведьма красиво):

— Бедный. Спишь с женой, а думаешь о других?

— Никогда не упоминай о моей жене, — гневно бросил он.

— Как скажешь, — смеялась Вера. — Но успокойся, я ни о ком не думала. Сексом занималась конкретно с тобой, отрабатывала честно.

Илья вздохнул. Вера будет его терзать и веревки вить, а сделать он ничего не сможет, все примет, лишь бы рядом была.

— Месяц за мной, — только и сказал.

— Кстати, ты не можешь сегодня помочь мне перевезти вещи? Или пусть кто-нибудь из твоих прихлебателей поможет.

Ага, будет он знакомить ее с другими мужиками.

— Верочка, сегодня никак. Наверняка до ночи буду на охоте, это мероприятие занимает много времени. Да и кого я сейчас найду? (Она хотела уйти, пожав плечами.) Могу предложить вариант. У меня есть машина… о ней почти никто не знает. Возьмешь? Ты же умеешь водить.

— Да. У меня и права есть. Сергею нравилось, когда я сидела за рулем, он и заставил меня сдать на права. (Опять Сергей!)

— Вот и отлично.

— А документы? — Ей нельзя отказать в практичности.

— Документы и ключи заберешь по этому адресу (Илья написал на листке, отдал ей), я позвоню туда. Доверенность получишь в понедельник вечером. До понедельника поменьше катайся. Во сколько, примерно, возьмешь машину?

— Ну, часов в девять-десять утра… Хочу выспаться.

— С девяти тебя будут ждать.

От удивления и радости Вера кинулась Илье на шею:

— Илья, я тебя почти люблю. За аренду машины обязуюсь любовью заниматься с тобой неделю бесплатно. В следующем месяце.

И поцеловала в губы. «Кошмар, а не женщина, — думал он, обнимая ее. — Она погубит меня».

— Вера! Встретимся в воскресенье в два. В том же номере, в 23-м.

— Счастливой охоты, — помахала она.

Машина скрылась за поворотом. «Готов», — злорадно подумала Вера, стоя посреди двора, окруженного высотками. Двор выглядел уныло под нависшей над ним тупой архитектурой, где человек ощущает себя не только букашкой рядом с угрюмыми стенами, но и никчемностью. Глядя в совершенно черное небо, Вера медленно побрела к сломанным качелям на детской площадке. Села на железный выступ. Кое-где в окнах загорался свет, люди начинали готовиться к долгому бессмысленному дню. Сквозь дым сигареты Вера видела свое прошлое, настоящее, будущее. И во всех временных пролетах возникал Илья, не последний человек в ее жизни.

— Ну, Илюша, ты попался, — вслух сказала.

О каком сне может идти речь, когда так хорошо?! Появилось море энергии, он был способен на любую мальчишескую выходку. Например, разбить окно в первом попавшемся доме и хохотать над испугом и злостью хозяев. Или горланить пошлые песни на центральной площади под гитару (не держал ее лет двадцать). Хотелось побеситься, совершить безрассудство. Сегодня ему не сорок два года, а восемнадцать! Сколько раз он занимался с Верой любовью? Не считал. Много раз! Невозможно, но факт! Он уж думал, импотенция не за горами, к сексу тянуло все реже. И вдруг восторг! Мог ведь так и умереть, не испытав удивительных ощущений. Потрясающая женщина! Но что произошло, почему она резко переменилась? Илья припоминал подробности свидания, когда дошел до того, как Вера пыталась скрыть оргазм, понял: «Я удовлетворяю ее. Ей хорошо со мной в сексуальном плане. Ну, я и дал!»

Только подъезжая к дому, задумался: что сейчас скажет Любаше? Дверь открывал тихонько своим ключом, чтоб не разбудить. В квартире принялся рыскать по шкафам… Шлеп, шлеп, шлеп… Не спит. Идет.

В дверях появилась сонная Люба с блестящим от крема (или от собственного жира) лицом и в белой ночной сорочке до пят. Не женщина вошла, а танк въехал, в дверной проем скоро не войдет.

— Где ты был?! (Началось!)

— Любаша, — сразу перешел в наступление Илья, не давая времени себе подумать, а жене опомниться, — я тороплюсь. Прости, родная, но один американец так перепил… Промучились с ним всю ночь. Я вымотался… Где мои джинсы?

— В антресоли… — с недоумением ответила она, глядя на невинную физию мужа.

— Часа два поспал у него в номере, думали, подохнет любитель выпить по-русски. Смех! А кроссовки где? (Люба ушла за кроссовками.) «Скорую» вызывали. А если б концы отдал? Возьми костюм. Там пятно на рукаве, на правом, кажется…

— Позвонить ты не мог?

— В голову не пришло. Представь, алкогольное отравление! Ты хоть представляешь, что это такое? Равносильно грибами отравиться. Какие там звонки!

Илья переодевался и врал так искренно, так честно, что у Любы ни на одно мгновение не возникло и тени подозрения.

— А куда ты сейчас собираешься? — опомнилась она.

— На охоту. Павел Сергеевич кабана раздобыл. Покажем оставшимся в живых гостям русскую охоту.

— Ты уже сутками находишься в рабстве у Тулина. Можно подумать, ты обязан ему…

— Обязан, — мягко перебил Илья. — Продвижением по службе. Терпи. Когда-нибудь я займу его место. Если выдержу конкуренцию, слишком много охотников получить кресло. Дай телефон.

Люба ушла за телефоном, переваливаясь. Илья на минуту перестал собираться, глядя ей в спину. Как же с ней в постель-то теперь ложиться? После гибкого тела Веры и бешеной страсти на жену смотреть нет желания, не то что прикасаться. Теперь только предварительно напившись можно с ней сексом заниматься, но до этого еще далеко, месяц-другой потерпит. В данный момент лучше не омрачать замечательно проведенную ночь мыслями о Любаше.

Она принесла трубку, Илья позвонил Симичу и Черемису. Ох, не любила их Люба! Один — шут гороховый с безумным выражением лица, особенно когда выпьет, другой — неприятный тип с внешностью уголовника. Один рот не закрывает, другой молчаливый и угрюмый. Оба заедут за мужем и отправятся за Сергеем. Сергей тоже не нравился ей: высокомерный. Если б Илюша не занимался этой работой… Сутками его не видит. Ни о детях, ни о ней не заботится, в гости вместе не хочет ходить, даже когда свободен. «Я устал», — его коронная фраза. Все суетится, тщеславный человек.

— Ты простила? — спросил Илья.

— Простила, — отмахнулась Люба. — Есть хочешь?

— Конечно! — воскликнул он, и это была единственная правда, сказанная жене. — Только один бутерброд сделай. Некогда. Пока приедут, успею съесть.

Он порхал из кухни в коридор и обратно с небывалой энергией и бодростью. Люба удивленно хлопала глазами, сооружая многослойную башню из хлеба, масла, мяса и сыра. Таким она обожала своего Илюшу, любовалась им, когда тот набросился на бутерброд. Он жевал торопливо, запивал соком, попутно рассказывал о гостях, остроумно подмечая смешные детали. Люба смеялась.

— Машина! — сообщил Илья, доедая остатки бутерброда, схватил ружье.

— Илюша, подожди, — услышал, переступая порог дома.

Люба подошла к нему вплотную, положила полные руки на плечи, глядя с любовью в еще жующую физиономию, нежно прошептала:

— Я люблю тебя, Илюша.

Чуть не подавился. Со скоростью света перед ним пролетела ночь с Верой. А конкретно сейчас стояла, обнимая его, очень толстая, некрасивая, совсем чужая женщина, мать его детей, которые тоже были чужими… Жалость… Илья погладил ее по щеке, поцеловал в лоб и вылетел на улицу.

За рулем сидел Олег, сзади, слившись с сиденьем, полулежал Черемис. Илья, взявшись за дверцу машины, поднял глаза на собственные окна. Свет в кухне горел, в окне вырисовывалась круглая фигура… «Любаша, — обратился он мысленно к жене, — если ты меня любишь, сделай доброе дело, умри, пожалуйста!» И захлопнул дверцу.