Замкнутый круг обмана

Лариса Соболева, 2015

Могила матери была единственным местом, где Алекс появлялся без телохранителей. Убийца точно знал день и час и оказался там раньше. Босс смертельно ранен, а бывшие компаньоны и друзья уже слетелись на дележку. Каждый из них знает, что Алекс владеет убийственным компроматом на всю преступную элиту города и на кого-то из бывших друзей. Умирающий Алекс подозревает, что его таинственный убийца среди них, понимает, что ему необходимо передать эти материалы надежному человеку. И ему это удается сделать. Компаньоны подозревают, что Алекс передал бумаги своей домработнице, и после его смерти начинают шантажировать бедную женщину. Ранее книга издавалась под названием «Пояс неверности»

3

Больница была окружена людьми, под кожаными куртками и плащами которых что-то выпирало. Наметанный глаз Каракуля определил: автоматы. Люди Алекса и Хачатура неспешно прохаживались по двору больницы, у всех входов и выходов. Лица их ничего не выражали, однако были серьезны и преисполнены чувства долга. Двое не пропускали в здание больницы пожилую женщину, та молила:

— У меня там сын после операции, я принесла ему поесть…

— Завтра приходи, мать, — равнодушно зевнул один.

— Поголодать полезно, — лениво бросил второй, — в особенности после операции.

А Каракуля пропустили, он ведь «свой», начальник охраны у Алекса. Правда, опростоволосился начальник, не уберег хозяина. Каракуль спросил, где найти Хачатура Кареновича, его направили в ординаторскую. Взбегая по лестнице, затем шагая по коридорам, заметил, как от него шарахались медработники, что Каракуля нисколько не трогало. Его мало кто знал, но сегодня здесь просто так не появлялись посетители, значит, он — важная персона, и лучше держаться подальше от лихого парня.

Хачатура Кареновича — армянина шестидесяти лет, тучного и важного, — нашел в кабинете главврача, где у дверей тоже стояла охрана. Хачатур озабоченно разговаривал с неизвестным, как сразу выяснилось, со следователем лет тридцати и приятной наружности. Он не выказывал своего отношения к происшествию, не заискивал перед Хачатуром, как заискивали все без исключения в этом городе, а был по-деловому строг и суров. Каракуль оперся спиной о стену, сунув руки в карманы куртки, ждал, когда они закончат. Оба лишь мельком взглянули на вошедшего телохранителя, следователь продолжил:

— Получается, вы совсем не в курсе его дел? Плохо.

— Пачэму? — Хачатур поднял брови. Говорил он с ярко выраженным акцентом, волнуясь, путал падежи и склонения, мужской род с женским. Детство провел в Грузии, затем жил в Дагестане и Армении, теперь же обосновался на берегу Черного моря. — Очень в курсе. Ми компаньоны, а у компаньонов курс адын.

— Угу, — насупился следователь. — Ну, тогда вы должны знать: может, ему угрожали раньше? По телефону звонили, письма подбрасывали с угрозами? Было такое?

— Такое? — переспросил Хачатур, почесывая залысину над лбом. — Не било такое, дорогой. Не помню.

— Но ведь на пустом месте выстрела тоже не может быть. — Очевидно, следователь устал толочь воду в ступе, уж больно тоскливо смотрел на собеседника. — Из-за чего-то возникла вражда, как следствие этой вражды в Александра Юрьевича выстрелили, так?

— Правильно говоришь, — похвалил Хачатур. — Вот ти и найди, малчик…

— Меня зовут Артем Игоревич, — поставил на место Хачатура следователь.

Каракуль опустил голову, дабы скрыть улыбку, этот Артем, недоносок, не понимает, с кем имеет дело. О Хачике мало что известно, его прошлое, о котором тот не распространялся, покрыто мраком. Кто говорил, что он не однажды сиживал за решеткой, кто уверял в обратном. Вот Алекс точно не был в тюрьме. Но команды обоих состояли сплошь и рядом из людей, которые так или иначе сталкивались с законом, пострадали от него и не любили легавых, сильно-сильно не любили. Да если бы Хачик захотел, ни один легавый сюда носа не сунул бы.

— Для меня всэ ви малчики, — не обиделся Хачатур Каренович, — всэ, кто юн. Ти, Артем, ищи негодяя, которий вистрелил в Алекса, его надо найти. Ми со своей сторона окажем любая поддержка. Найдешь — отблагодарю лично.

Следователь распрощался и ушел неудовлетворенный. Хачатур нахмурился, выпятил вперед губы, постукивая пальцами по столу, и ноль внимания на Каракуля. Пауза действовала на нервы. Каракуль завибрировал: как-никак, а виноват. Хачик, все так же не глядя на телохранителя, спросил тихо, мягко, в то же время грозно:

— Как же так случилось?

— Да вы же знаете, Хачатур Каренович, он не разрешал нам идти с ним на кладбище. Всегда так поступал, а мы его ждали…

— Цыц! — стукнул ладонью по столу Хачатур. — Ми, он… не понимаю! Ви должни били лисой стат! Следом прятаться! Пасти его днем и ночью! Да что теперь… нивириятно! Стреляют уже днем! Слушай, что за народ пошел?!

— Как Алекс? — виновато спросил Каракуль.

— Никак, — буркнул Хачатур, помолчал, снова постукивая пальцами по столу. — Врачи делают что могут… Да что они могут здэсь?..

Артем задержался на крыльце, прикуривая и обводя исподлобья глазами двор больницы. Глубоко затянувшись несколько раз, отбросил сигарету, поднял воротник куртки и энергично зашагал сквозь «кордоны караула» к машине, где его ждали двое. Захлопнув дверцу, посидел в молчании.

— Ну? Как там? — спросил молодой симпатичный оперативник Сева с удивительно синими глазами, балагур и весельчак.

— Чего-то недоговаривает этот Хачатур, — ответил задумчиво Артем. — Но требует найти убийцу, вознаграждение обещал…

— Ну! — засмеялся Сева. — Он за убийцу «зелени» отвалит куска три…

— Вознаграждение, говоришь? — сказал Руслан, сидевший за рулем. Он тоже оперативник, но старше Севы лет на десять, слегка располневший, серьезный и спокойный. — Алекс, по моим сведениям, мозг, придумывал способы обогащения и прятал концы в воду. Что говорить — бухгалтер! А у Хачика связи и в криминальных кругах, и во властных структурах. Так что один другого дополнял. И все-таки почему-то выбили первым Алекса, хотя в данной паре он второй.

— Значит, у кого-то они стали на дороге, — глядел в окно Артем.

— У нас в городе четыре основные группировки, — принялся объяснять Руслан. — Мелюзга всякая все равно под одной из групп находится. Так что выбор небольшой. Осталось выяснить, кто последнее время конфликтовал с Алексом и Хачиком…

–…и забыть об этом на веки вечные, если перевести мысль Руслана с русского на русский, — подхватил весело Сева.

— Слушайте, — неожиданно оживился Артем, — я два месяца здесь и все никак не могу въехать: я в другом государстве очутился?

— Ты о чем? — не понял Руслан.

— Да вон о них, — кивнул головой в сторону боевиков Артем. — У вас так запросто ходят с оружием? И милиция не чешется? Окружили больницу, посетителей к больным не пропускают, ведут себя нагло, как хозяева!

— Так и есть. — Руслан размеренно поглаживал руль, а говорил о боевиках словно об одуванчиках на поле. — Ты человек новый, не пори горячку. Понимаешь, Хачик, Алекс, еще лидеры трех группировок как раз и есть властелины города. Милицию купили, начальство городское под себя подмяли. Да мы по сравнению с ними бедные родственники. У них деньги! А бабки здесь крутятся… офигенные. Знаешь, сколько у них получает рядовой охранник? Слышал треп: до двух косых «зелени» в месяц! А у нас — от двух косых, только рубликов. Поэтому у нас нехватка людей, переманили. Кому охота вкалывать за гроши да головой рисковать? У них техника, какой мы в глаза не видели. Посмотри, пришвартованы одни иномарки, у всех переговорные устройства, мобильники, автоматы — явно «узи»…

— «Калашников» надежней, — вставил Сева.

— А «узи» короче, — возразил Руслан, с неприязнью глядя на боевиков. — Не, ребята, они сила. Честно скажу, я бы постоял в сторонке, пока эти скорпионы не пережалят друг друга. Все, с Алекса началась война групп за сферы влияния.

— Мы у них только под ногами будем путаться и раздражать, — сказал Сева.

— Не понимаю, а милиция и прокуратура тогда зачем в городе? — В голосе Артема слышалось не только недоумение, но и справедливое возмущение.

— Как тебе сказать… — усмехнулся Руслан. — Нам отвели роли мировых судей: скандалы в семьях, бытовые разборки, мелкое воровство и так далее. Мы — мусор, этим сказано все. И мусором занимаемся. Началось это еще в советское время, люди привыкли, приспособились. А лидеров группировок уважают, обращаются к ним за помощью, и, знаешь, они помогают. Скажем, вынес суд несправедливое решение, обиженный жалуется одному из авторитетов. А друг перед дружкой эта шушера уголовная любит повыпендриваться: мол, я такой справедливый — аж плачу от умиления, глядя в свое отражение в зеркале. Авторитет по своим каналам узнает суть и выносит приговор, который тут же исполняют. Если же жалобщик обманул, наказывают его. Слыхал такое слово «мафия»? У нас их четыре. Нам не дадут провести дело, вот посмотришь. Начнем одних трясти, другие не потерпят. Чтобы мусор дела их разгребал — да ни в жисть! Станут на наше начальство давить, и начальство тебя завалит. И бесполезно жаловаться выше, башку отрежут. Расправа у них жестокая, наше законодательство по сравнению с их кодексом — это правила внутреннего распорядка в детском саду.

— Черт знает что! — проворчал Артем. — Ладно, поехали к морю, посидим спокойно.

— Пузырь берем? — потер руки Руслан. — У меня знакомая три перегонки делает. Водка — песня, ни одна заводская конкуренции не выдержит. Так берем?

— Тогда два пузыря… — обреченно махнул рукой Артем.

— Заметано, — воодушевился Руслан, заводя мотор.

Дудин долго готовился к операции. Ему запретили доверяться кому бы то ни было из врачей, но снабдили необходимым. На столе лежали бинты, медикаменты, шприцы. Дудин прокипятил иглу и ножницы, надел латексные перчатки. Сначала сделал несколько уколов в ногу, как учили, — обезболил. Вдев кетгут в иглу, принялся зашивать. Неумелая рука часто соскальзывала, не протыкая человеческую ткань по краям ран на ноге. Потревоженные раны кровоточили, заполняя глубокие борозды от клыков, кровь стекала по ноге на клеенку под Самвелом. Дудин то и дело промокал ее стерильными тампонами, затем бросал их в эмалированный таз. И все ж приноровился, уверенней втыкал иглу, протягивал нить. Самвел лежал на животе, вряд ли чувствовал боль, но изредка вздрагивал и стонал.

— Терпи, дорогой, терпи, — отозвался на очередной стон Дудин, сосредоточенно протыкая человеческое мясо, даже не морщась. — Зашью тебя лучше портнихи. Не думал, что собачьи клыки такие острые. Располосовал, как бритвой.

— Я этого пса… пристрелю, собаку!

— Многовато ты крови потерял. Но ничего, ничего, поправишься. Знаешь, какими нитками тебя латаю? Швы снимать не надо, все рассосется. Чудеса науки, мать твою.

Ногу залатал грубо, но все же сшил. А вот спина не поддавалась. Кусок мяса, размером примерно десять на десять сантиметров, легко отходил с трех сторон. Сначала Дудин подумывал отрезать его совсем, да не рискнул. Приложил оторванный кусок и скреплял нитками кое-как. Упругие мышцы и натянутая кожа на спине создали дополнительные трудности. Все же отдельные ошметки, которые никак не присоединялись, пришлось отрезать. Для этого Дудин протер водкой кухонный нож и «подровнял» вырванный клыками кусок. С мелкими ранами управился быстро. Наложив повязки и залепив их пластырями, Дудин выдернул клеенку из-под Самвела, снял перчатки и вымыл руки. Затем приготовил закуски, поставил бутылку водки на табурет у кровати. Нож вымыл с мылом, протер водкой и, нарезав им колбасу, сыр и хлеб, сказал:

— Ну, теперь можно и выпить. Давай помогу повернуться.

Подложив под спину Самвела подушки, осторожно перевернул его, сам же устроился на стуле. Налил в стаканы водки до половины, один протянул напарнику и прислушался:

— Слышь, ветер бушует? Ураган обещали. Ну, давай, за упокой души Алекса. — Дудин проследил, как выпил Самвел, дал ему кусок колбасы с хлебом, только потом выпил сам, закусил соленым огурцом. — Да, забыл сказать. Алекс жив. Но положение его швах.

— Деньги когда отдадут? — спросил Самвел, медленно пережевывая. — Или и меня прикончат, чтобы не платить?

— Что ты несешь? Сейчас нужны такие, как мы. Времена настали крутые, нам работенка будет. А деньги получим, когда Алекс упокоится. Ну, давай еще по соточке?

Когда Самвел уснул, Дудин запер флигель и вошел в дом. Он жил в одной из четырех комнат, и только в ней стояла мебель, да и то лишь необходимая. В двух комнатах вообще пусто, но туда никто и не входил. Включив свет, постоял, раздумывая, и взял ключ из вазы на окне. Долго смотрел на ключ, потом прошел к дальней, четвертой, комнате, отпер дверь и заглянул внутрь. Там стояли диван, на котором спала пожилая женщина, стул, тумбочка, а на ней горевшая лампа под абажуром.

— Мама… — позвал Дудин, ласково улыбаясь.

Женщина моментально открыла глаза, испуганно и беспокойно водила ими, наконец заметила Дудина, замычала. Он приблизился к ней:

— Ну что, мама, ты еще не подохла? Живучая же ты.

Лицо женщины исказила мука, а из глаз потекли слезы, прячась в морщинах.

— Ну-ну, успокойся, твой сын не зверь, он значительно хуже.

Женщина трясла головой, вздрагивала, что-то силилась сказать. Дудин переменил памперсы, брезгливо морщась, тщательно укрыл ее одеялом:

— Видишь, какой у тебя хороший сын? До свидания, мама…

Только потом с наслаждением развалился на диване, чувствуя приятную усталость.

Хачатур Каренович внимательно, без эмоций выслушивал врача:

— Ранение очень тяжелое. Организм мощный, но ничего не могу обещать.

— Ви сделайте его живим хоть на два дня, — скорее приказал, чем попросил Хачатур Каренович. — Я отправлю его вертолетом в Краснодар, а оттуда — самолетом в Швейцарию. Я уже договорился, но не можем вилетет из-за ветра. Пилот сказал, что вертолет не видержит. Делайте что хотите, но чтобы он бил жив.

— Надеюсь, он протянет пару дней. Сделаем все возможное и невозможное, — сказал без уверенности врач. — Но вы должны понимать: это всего лишь надежда. Кстати, уберите ваших… охрану. Людей распугали, у нас же больница.

— Извини, дорогой, но охрана будет здэсь до отправки Алекса.

Хачатур покинул кабинет, по-хозяйски шествуя по коридорам за охранником, открывавшим ему двери. За ними шел Каракуль, а немного отставая, еще два телохранителя.

— Я полечу с Алексом? — спросил Каракуль.

— С ним полечу я и мои люди, — бросил через плечо Хачатур Каренович. — Ти здэсь останешься. Проследи, чтобы этот… Артем, да? Пусть ищет стрелка. Найдет — ми сами разберемся с ним. Твое дело его взят и держат до моего пириезда. Мда, плохие времена настали… Два раза питалис Алекса убит, даже не ранили. На третий не повезло ему. Всэх подлюк, кто в сговоре, на ремни порежу. Всэх порежу!

— Почему вы не сказали о покушениях на Алекса следователю?

— Пачему, пачему! — устало проворчал Хачатур. — И так узнает. Я хочу улетет с Алексом без задержка, а не бесполезний показания дават.

Шел первый час ночи. Каракуль распределил дежурство между своими людьми и вернулся в особняк. Свет горел в окнах Лии и на первом этаже. Вроде все спокойно. Поставив машину в гараж, нашел Кизила все на том же месте, дремавшим у телика.

— Как там? — спросил Кизил, очнувшись от дремы.

Каракуль махнул рукой, что означало — дело дрянь, и устало поплелся на кухню, ибо желудок пищал, требуя жратвы. Открыв один из двух холодильников, изучал содержимое, прикидывая, с чего начать трапезу. Вдруг услышал за спиной голос Лии:

— Я подам тебе поесть.

Каракуль отошел от холодильника, уступая место девушке, сел на стул и наблюдал, как она двигалась у плиты. Кормить людей в доме, всех без исключения, входило в ее обязанности, поэтому не удивила, предложив свои услуги. Лия разогрела индейку под соусом, нарезала хлеб, сыр, копченый окорок, все поставила перед ним. Каракуль набросился на еду. Она, стоя у стола, спросила:

— Почему ты не говоришь, что с Александром Юрьевичем?

— В Швейцарию его повезут. Дай водки, — сказал он, не поднимая глаз от тарелки. Лия выполнила просьбу и хотела уйти, но Каракуль схватил ее за руку. — Посиди.

— Мое дело подать, — проговорила она, вырывая руку.

— И прибрать, — усадил ее Каракуль на стул рядом.

Он ел, она сидела. И оба ни слова. Когда Каракуль отодвинул тарелки, Лия встала:

— Теперь я могу идти?

— Пойдем ко мне в комнату? — и взглянул на нее из-под насупленных бровей.

Лия молча отнесла тарелки в раковину, ушла. Каракуль с минуту сидел неподвижно, потом запустил хрустальным стаканом в стену.