Гробница вервольфа

Лариса Соболева, 2008

Жена бизнесмена София от скуки работает в книжном магазине. Однажды на одного из покупателей нападает парень, похожий на бандита. Недолго думая, София вступается за интеллигентного посетителя, и тому удается сбежать. К ее ужасу, «бандит» оказался сотрудником угрозыска, а беспомощный дядечка – маньяком Людоедом, которого давно ищет милиция. Горе-спасительницу делают «живцом», приставив к ней группу слежения. Людоед периодически показывается Софии на глаза и исчезает, звонит по телефону и даже, побывав в ее квартире, оставляет записку с… объяснением в любви. Одним словом, маньяк все ближе и ближе подбирается к Софии, оставляя за собой новые жертвы… Ранее книга издавалась под названием «Принцесса-чудовище»

5

Прошло полмесяца, постепенно стирались впечатления о маньяке и его жертве, иногда даже казалось, будто кошмара вообще не было. Но каждый день о себе напоминали Артем и парни, один из которых дежурил в магазине, изображая продавца. София всякую свободную минуту пополняла недостающие знания, благо, книг вокруг было море, а дома стучала по клавиатуре ноутбука. Борису, конечно, не сказала о своем замысле — неловко выставляться писателем, у которого не написано еще ни одной книги, к тому же неизвестно, издадут ли. Если все сложится удачно, она поставит его перед фактом.

Муж заметил перемены и не пришел от них в восторг. Застав ее в очередной раз за ноутбуком, озадачился:

— Где ужин?

— Извини, я заработалась… — дописывая фразу, ответила она, даже не подняв на него глаз. — Сейчас что-нибудь придумаю.

И не тронулась с места, словно в ту же минуту забыла об ужине. Борис упал в кресло, но сел на книгу, вынул ее, пролистнул медицинский том, поднял плечи к ушам. Возмущение его росло, но он не стал переводить его в конфликт. Только поинтересовался:

— Что ты делаешь?

— В смысле? — захлопнув крышку ноутбука, повернулась к нему София.

— Что за работа? — указал он на компьютер. — Ты же продавщица.

София отправилась на кухню, бросив:

— Консультант. Я помогаю покупателю найти нужную книгу, заодно слежу, чтобы он не совершил кражу.

— Ммм… Так ты сторожиха? — последовал за ней Борис с кислой миной. — Моя жена сторожиха и продавщица…

— Называй как хочешь, мне нравится моя работа.

— А мне не нравится оставаться без ужина. Интересно, зачем продавщице компьютер?

— Мне поручили составить комментарии к книгам моего отдела, — солгала, не моргнув глазом.

— Ко всем?!

Ого, кажется, она перебрала с враньем. Но не смутилась:

— Нет, конечно. Боря, я в твой бизнес не лезу, оставь и ты мою работу в покое, ладно?

Немногим ранее София не была бы столь миролюбивой, безделье с однообразием делали ее нетерпимой и слезливой. А теперь появилась мечта, может, и глупая, но это увлекательный способ занять себя, а также погрузиться в другой век, историю, нравы. Что до Людоеда… скорей всего, он улетел из города за новым «обедом» куда-нибудь в Сибирь. Кажется, и в милиции уже потеряли надежду, что он объявится и кинется обгладывать косточки Софии. Короче, вон его из головы, сейчас она приготовит ужин…

— Странно, странно, — пробормотал Борис, в упор разглядывая жену.

— Что ты имеешь в виду? — загремела она сковородками.

— Ты изменилась, не пойму только, в какую сторону. — И вдруг на Борю нашел приступ мотовства: — Бросай возню, мы едем в ресторан.

Неохота тратить вечер на пустое сидение в ресторане, а отказать — Борька вообразит неизвестно что. С другой стороны — на готовку уйдет время…

— Сейчас переоденусь. — София улыбнулась и ушла в спальню. Прежде всего набрала номер Артема и доложила: — Мы с мужем едем в ресторан.

— В какой?

— Борь, в какой мы ресторан едем? — крикнула она.

— В китайский, — ответил муж.

София переоделась в нарядное платье, не забыла повесить на шею трубку и выбежала в прихожую. Боря ждал ее, опершись спиной о стену и скрестив на груди руки. Причем с довольно пресной физиономией, будто ему тоже не в кайф им же задуманный «выход в свет». Нелепую деталь, разумеется, заметил:

— А это еще что? Кстати, не твой телефон. Откуда он?

— На работе выдали, оплачивают связь.

— Хм, не повод, чтобы носить его сутками на шее. Сними.

Не спорить же из-за такой ерунды! Пожав плечами, мол, нет проблем, София бросила трубку в сумочку. На площадке встретили соседку Мирру, которая открывала дверь своей квартиры.

— Привет! — заулыбалась та.

Софии вспомнилось вдруг: один армянин как-то назвал Мирру конфетой. В сущности, так и есть, она из породы сладких женщин.

— Сонечка, почему не заходишь?

— Дел полно, — ответила она тоже с улыбкой (иногда они коротали вдвоем время за чаем). — Обязательно зайду.

Официант отодвинул стул, София, садясь, упрекнула мужа:

— А ведь ресторан-то не китайский.

— Какая разница? — недоумевал Борис. — Зато ближе к дому. А что тебя не устраивает?

— Все устраивает, — с легким вздохом произнесла она.

При нем не позвонишь, а уйти Борька не давал, завалив ее уши скучными новостями о бизнесе. Стоит Софии отвлечься, он надуется — не любит, когда она прерывает на середине, а конца его рассказам все не было. Украдкой она осмотрелась: ресторан большой, народу мало. Ладно, неплохо уже потому, что люди на виду — маньяка не заметить нельзя. Но узнает ли его София? Вопрос быстро вылетел из головы. Постепенно она увлеклась ужином и вином, танцевала с Борисом, что случалось редко. Ах да! У него же что-то там удачно склеилось, он в отличном расположении духа. Во время танца она все же спросила:

— У тебя не появилось новых знакомых или работников?

— Знакомых? — не придал значения ее вопросу он. — Ну, если деловые встречи считать знакомством, то да. А на предприятии текучка.

— Текучки у хороших руководителей не бывает.

— У меня она именно потому, что я хороший руководитель, — шутливо сказал Борис, к счастью, не обидевшись, обычно-то он обижается на всякую ерунду. — Соня, люди ленивы, вороваты…

— По-моему, это распространенное заблуждение. Ленивые и вороватые не создали бы кучу шедевров, не сделали бы открытий.

— Ты говоришь об исключениях.

— Борь, я покину тебя на минуточку, угу?

— Конечно. Заказать еще вина?

— Да… Хотя нет. Мы и так много выпили.

Дамская комната отвечала шику ресторана, состояла из двух отделений, имела все принадлежности для гигиены, включая ненужные. София пришла сюда позвонить Артему, но вдруг повернула к зеркалу: ее привлек собственный образ — что-то появилось в нем незнакомое. У, как прав папа! Выглядит не очень. Вроде бы все на месте, а что-то пропало — это и есть новое в ней. Пора прическу менять, а то ходит с распущенными волосами до пояса, как девчонка. И челка… Солидности нет, глаза потухли, лицо выражает скуку. Разве можно с таким лицом писать книгу? И что можно написать с неверием в свои способности? А ведь, кажется, до сих пор не верила.

— Все равно напишу! — твердо заявила отражению София и прошла во вторую комнату к кабинкам.

В одной из них, закрытой, кто-то странно ерзал. София вдруг услышала звук, похожий на хрип и стон одновременно. Мелькнула мысль, что в кабине занимаются сексом. Нашли место! Только она хотела войти в соседнюю кабинку — раздался клокочущий хрип. Или сдерживаемый стон. Пожалуй, не мешает отрезвить любовников.

— Эй! Что случилось? — громко сказала она.

Хрипы стали более отчетливыми. То ли там торопились, то ли… Да нет там никакого секса! Тогда что? А если женщине стало плохо и она таким образом обращает на себя внимание? Как нормальный человек, которому воспитание не позволяет оставить человека без помощи, София подошла к кабинке, из которой доносились несуразные звуки, постучала:

— Простите, у вас проблемы? Вам помочь?

И опустила голову на новый звук — из-под дверцы выползла босая женская нога. Неосознанно София дернула дверцу…

Между унитазом и стеной скорчилась молодая женщина, ее шея, грудь, одно плечо с рукой были залиты кровью, по телу проходили судороги.

Вдруг полная неожиданность — в туалете полностью погас свет. София подняла руку к груди, ища телефон… но он же в сумке, а сумка на стуле в зале… Шорох!

— Кто здесь? — вскрикнула София, но так глухо и слабо, что сама не услышала.

Продолжение

«Днем его хватало кое-как отговорить текст роли, оправдываясь перед сестрой, что не могут все подряд иметь актерские способности, он и так превзошел себя. На что Марго сказала: он играет хуже денщика. Мишель только хмыкнул, мол, ну и что?..

Оставшуюся часть дня Уваров спал, забросив хозяйство, которым тоже занялась Марго. Она же с приглашениями на спектакль и соседей объезжала в сопровождении Сурова. День премьеры назначили, суеты прибавилось. Нужно было позаботиться о шампанском и освещении (спектакль начнется после захода солнца, чтобы создать атмосферу театра), приготовить места в «партере» на лужайке. Возникло множество других хлопот — гостей ожидалось немало. Как Марго успевала все?

Мысли Уварова были заняты Шарлоттой, но он заметил, что сестра и Суров часто уединяются. Улучив момент, когда остался с Марго наедине (она как раз собиралась ехать в город), Мишель устроил ей небольшой допрос:

— Между тобой и Сашей секреты?

— Секреты? — невинно захлопала она глазами. — С чего ты решил?

— Наблюдения. Вы все время вместе, о своем брате ты позабыла. Иногда мне кажется, я вам мешаю.

— Как тебе такое в голову пришло, милый? Хорошо, признаюсь, раз это тебя задело. Мы с подполковником готовим сюрприз. А что ты вообразил? Уж не думаешь ли… Ах нет, ты не способен плохо думать о своей сестре! Или мне надобно закрыться в комнате и не выходить оттуда? Уволь, подобное не для меня.

— Марго, я всего-то поинтересовался…

— Все, все, все! — взяла она его за руки. — Не будем ссориться, я не люблю. Постой, а что у тебя с ладонями? — Она подняла по очереди руки брата, на лице ее обозначилось недоумение. — Мозоли? Откуда?

— Я иногда работаю… — стушевался Уваров.

— Где? Когда?

— На сеновале, — сказал он первое, что пришло на ум. — Сено вилами… перетряхиваю.

— Ни разу не видела тебя с вилами.

— Ты слишком много времени проводишь с Суровым, поэтому не видела, — нашелся он, обнял сестру за плечи. — Марго, мужчине полезно потрудиться до мозолей, он начинает ценить чужой труд.

— Не понимаю… — протянула она. Сигнал был опасный, сестра могла заняться проблемой, откуда взялись мозоли, вплотную. — Ну ладно. Извини, мы с подполковником едем в город.

— Опять с Суровым, — вздохнул брат. — Ты неисправима.

— Не ревнуй, — чмокнула она в щеку Уварова.

Цель поездки — доктор Кольцов. Марго села в экипаж — в амазонке можно задохнуться и умереть от перегрева, а в скромном батистовом платье безумной стоимости, хоть и в корсете, и с ужасным турнюром сзади, легче. Вторая причина поездки — покупка всяких мелочей для спектакля и заказ у портнихи платья для Анфисы, ведь не может же главная героиня появиться в конце водевиля в одежде горничной. Разумеется, поехала и Анфиса. Суров сопровождал экипаж верхом, косился на Марго, а она ехала под зонтиком и сосредоточенно о чем-то думала.

— Что вас озаботило, Маргарита Аристарховна? — не выдержал он непривычного молчания.

— У Мишеля на ладонях мозоли! — встрепенулась она.

— Что же тут ужасного? — не понимал Суров.

— Не знаю… Он сказал, будто трясет вилами сено, но при этом смутился. Вам не кажется, что он говорил неправду?

— По-моему, это его дело, трясти сено или…

— Что — или? — строго посмотрела на него Марго. — Вы знаете истинное происхождение мозолей?

— Мне он ничего не говорил.

— Прошу простить меня, барыня, — неожиданно заговорила Анфиса, — но однажды я вышла на террасу за словами, хотела повторить роль, и увидала, как барин садились в лодку.

— В лодку? — распахнула в удивлении глаза Марго. — Зачем?

— Они катаются по ночам, — ответила Анфиса.

— Один? — не верила Марго.

— Один. Катаются по озеру до утра. А знаете, какие от весел мозоли бывают? До крови! Честно-честно.

— Маргарита Аристарховна, — взмолился Суров, — не будем устанавливать слежку за Мишелем. Ведь чужой же секрет, хоть он и ваш брат.

— Не будем, — пообещала она.

Но по тому, как пообещала, Суров понял: дело Уварова плохо.

Портниха и магазины заняли массу времени, Суров успел и в полку побывать, и прождать битых три часа, пока Марго опустошала магазины. Засыпав экипаж покупками, двинулись к доктору Кольцову.

— Очень рад, господа, — радушно встретил их тот. — Как самочувствие, ваше сиятельство?

— Микстуры помогли, — соврала Марго, краем глаза заметив ухмылку Сурова, а ведь врать научил ее он. — Благодарю вас.

— Вы обещали подробности той болезни, — напомнил Суров.

— Помню, — закивал доктор. — Только болезнь-то не одна, их целая группа со схожими симптомами. Некоторые формы весьма ужасны, приносят больному невыносимые страдания. Суть вот в чем. Человеческий организм не может сам произвести основной компонент крови — красные тельца, что отражается на дефиците железа и кислорода в крови. Как следствие — в крови и тканях при солнечном излучении начинается активный распад гемоглобина. Часть гемоглобина превращается в токсичное вещество и разъедает подкожные ткани. К сожалению, данное заболевание неизлечимо.

— Вы сказали «схожие симптомы», — подала голос Марго. — И что за симптомы?

— Ежели вы, ваше сиятельство, полагаете, будто они есть у вас, то успокойтесь, даже внешних признаков не имеется, — ответил он. — Например, бледная кожа. А у вас прекрасный цвет лица, здоровый. К тому же вы не смогли бы находиться на свету. Солнечный свет у таких больных вызывает ожоги на коже и даже приводит к смерти, поэтому они вынуждены прятаться от него. Кожа больных сверхчувствительна, всякий удар легко ранит ее, раны долго не заживают. К тому же часты боли в теле, особенно в животе. При данном наборе симптомов больные страдают нервическими расстройствами, вынуждены жить затворниками.

— А другой свет влияет на таких людей? — спросил Суров.

— Нет, только солнечный. Даже тусклый дневной свет.

— Как называется болезнь? — поинтересовалась Марго.

— Поскольку активные исследовательские работы по изучению сей группы заболеваний ведутся только с середины нашего века, то название пока условное. Их называют порфириями, или порфирия, когда есть конкретный случай. Порфирины участвуют в образовании кровяных телец — отсюда и название, а у больных этот обмен нарушается или отсутствует вовсе.

— Скажите, доктор, а такие признаки: красные глаза, скрюченные пальцы, чрезмерная волосатость, красные зубы — они от того же заболевания?

— Безусловно. Но это крайне тяжелая форма, встречающаяся еще реже. В работах профессоров Шульца и Шерера описаны два подобных случая. У больных кожа вокруг губ и десен становится жесткой и высыхает, отчего выступают резцы, появляется оскал, похожий на волчий. На зубах наблюдается отложение порфирина, оттого они приобретают красный или красно-коричневый цвет. В процессе болезни деформируются сухожилия и хрящи, отсюда скрюченные пальцы. Пожалуй, я рассказал вам все, что мне удалось прочесть. Но какова человеческая мысль, а, господа? Проникает в самые глубины, разделяет на составные даже кровь!

— А не явилась ли сия болезнь причиной возникновения мифов об оборотнях? — осведомился подполковник.

— Оборотни? — Доктор задумался. — Ликантроп в древности, лу-гару во Франции, вервольф в Германии и Англии… Человек-волк. По свидетельским описаниям, в Средние века больных порфириями казнили на кострах инквизиции. И немудрено — эти люди панически боялись света, их внешность вселяла ужас, а если присоединить сюда нервные заболевания — перед нами готовый образ дьявола или оборотня. А по мне, так больные порфириями более похожи на вампиров. Кстати, как и вампиры, они не переносят чеснок. Не знаю-с, возможно, эти больные и послужили прообразом… не берусь судить. Но врачи Средневековья были гуманнее инквизиции, считали таких людей именно больными.

— Я слышала об одном случае, — подхватила Марго. — Однажды на подобного больного плеснули святой водой, и он ужасно страдал.

— Да нет тут ничего мистического, ваше сиятельство, — рассмеялся доктор Кольцов. — Многие больные верили в то, что они оборотни, отсюда и страх перед святой водой. Больше скажу, некоторые отведывали и человеческой крови.

— Господин доктор, вы давно здесь практикуете? — спросила Марго.

— Давно, уж тому лет двадцать.

— Тогда вы наверняка слышали о странных убийствах в те времена. Кто-то перегрызал горло людям…

— Не только слышал, но и сам делал медицинское заключение.

— Убивал человек? — напрямую спросила Марго.

— Да, ваше сиятельство, убивал человек.

— А как вы определили? В те времена ходили слухи об оборотне.

— Видите ли, жестокость еще не повод приписать убийство фантастическому существу. Ряд признаков подсказал, что убийство — дело человеческих рук. Вернее сказать — зубов.

— И что за признаки? Мне не представляется возможным определить, что человека загрыз человек, а не волк, к примеру.

Доктор несколько удивился столь неожиданным интересом молодой женщины, да еще графского роду-племени. «Впрочем, куда только не ведет скука…» — подумал он и стал объяснять:

— По характеру укусов. У человека рот значительно меньше волчьей пасти, зубы располагаются полукружьем, а у волка челюсть выдвинута далеко вперед, соответственно и зубы имеют свои особенности, которые зверю необходимы в природе. Далее, учитывается наклон зубов и, наконец, отпечатки тех же зубов. У человека два передних зуба крупные, широкие. У волка, сударыня, они мелкие и длинные.

— Неужели все было видно на горле? — не верилось Марго.

— Разумеется, ваше сиятельство. Третье: на телах убитых обнаружены следы пальцев, ведь убийца удерживал жертву, чтобы та не вырвалась. А человеческие пальцы — не волчьи лапы. Так что миф об оборотне я развенчал уже после первого осмотра.

— А сейчас? Сейчас тоже находят убитых людей, но у них…

— Ваше сиятельство, почему вас это интересует? — все же одолело любопытство доктора.

— Потому что трупы находят неподалеку от имения моего брата Озеркино. А недавно мы выловили девушку из озера, она была убита. Мне страшно.

— М-да, слышал. Все убиты острым предметом, на шее по два глубоких прокола. Но более мне ничего не известно.

— Тогда, в прошлом, убийцу нашли? — подал голос Суров.

— К сожалению, нет, — развел руками Кольцов. — Убийства начались внезапно, но так же внезапно и прекратились.

— А вам не кажется, доктор, что и тогда, и теперь… действует один человек? — спросила Марго. — И что у него та самая болезнь… порфирия?

— Все может быть, — не стал спорить Кольцов. — В нашем тихом месте последнее время весьма неспокойно. Люди ожесточаются, что к добру не приведет. Не так давно ко мне пришел раненый человек — в него стреляли в лесу, причем, представьте, без повода. Как можно палить в человека, тем более без повода? Я вынул пулю…

— Вы позволите взглянуть на нее? — оживился Суров.

Доктор подошел к шкапчику со стеклянными дверцами, где царил идеальнейший порядок, сунул руку в глубь полки, затем протянул пулю Сурову, который взял ее с вопросом:

— Когда приходил к вам раненый?

— Ночью. Вечером вы у меня были, а он ночью пожаловал.

— Кто он? Откуда? Поверьте, у меня не праздное любопытство, доктор.

— Видите ли… — нахмурил тот седые брови. — Он позвонил в дверь среди ночи. Когда я открыл… ему стало совсем плохо от потери крови… Тут уж было не до выяснения — кто таков да откуда. Я вынул пулю, зашил рану и оставил его на кушетке. А утром его уже не было.

— Вы заявили в полицию?

— Нет-с. Полагаю, он сам должен заявить.

— Вы неосмотрительно поступили, — упрекнул его Суров. — Возможно, тот человек преступник, потому и прятался в лесу. Как он выглядел?

— Да нет, вполне приличный человек. На нем была дорогая одежда, хорошего качества, но поношенная, я ведь помогал ему раздеться. А внешность его мне не запомнилась. Поймите, мой долг помочь пациенту, а потом уж… Только потом он ушел.

— Ну хоть опишите основные черты, — пристал Суров.

— Высок, худ, лет ему… за тридцать или около сорока… лицо удлиненное, волосы темные… Более мне нечего вам сказать, подполковник.

— А откуда пулю вынули?

— Из плеча, — показал Кольцов, приставив палец к своему плечу. — Застряла в тканях, знаете ли, не порвала сухожилий и не пробила кость. Видимо, по пути прошла насквозь преграду, например, небольшое деревце.

— Вы разрешите взять пулю? Надеюсь, мне удастся отыскать и руку, стрелявшую в вашего пациента.

— Берите, берите, — замахал руками тот, решив избавиться от пули.

Доктор отказывался от денег за прием, мол, он ведь не занимался лечением, но подполковник уговорил его взять. Садясь в экипаж, Марго забросала Сурова вопросами:

— Зачем вам пуля, Александр Иванович? Охота вам было мучить доктора из-за какого-то невежи, не поблагодарившего за спасение? Что вы увидели дурного в поступке доктора?

— Эта пуля из моего револьвера. Трогай! — приказал кучеру Суров, запрыгнув в седло.

Марго тихонько пробралась на балкон. Она намеренно надела темное платье, чтобы слиться с ночью, и ждала. Шаги заставили ее не дышать, хотя никто не мог заметить шпионку на балконе. Марго увидела фигуру брата, он сел в лодку и вскоре растаял в темноте.

— Сегодня совсем темно, я почти вас не вижу, — сказала Шарлотта, когда они доплыли до предполагаемой середины озера.

— Потому что нет луны. Но у меня с собой лампа.

Уваров взял со дна лодки ручной фонарь, чиркнул спичкой, и задышал робкий фитилек за стеклом, давая слабый свет. Фитилек становился ярче и выше, стало неплохо видно даже воду у бортов лодки.

— Чудесно, — радовалась Шарлотта. — Почему вы раньше не брали фонарь?

— Он всегда со мной, но я забывал о нем. Мадемуазель Шарлотта, почему бы нам не встретиться днем?

— О, что вы! — рассмеялась она. — Меня никуда не выпускают. Днем я сплю, чтобы поменьше с родными встречаться. Зато ночью… ночью я свободна, потому что они спят. Я люблю ночь, особенно летом. Зимой холодно, но я все равно выхожу. Снег при луне дивно прекрасен, и так светло кругом!

— А причины? Почему к вам относятся столь строго?

— Я же говорила: моя мать… она всех заперла в тюрьму. Иногда мне кажется, она ненавидит меня, иногда наоборот. В детстве я боялась ее, честное слово. Когда она приходила ко мне, у меня замирало сердце, я ждала, что вот-вот произойдет немыслимо страшное событие и мы все умрем.

— Вы боитесь смерти?

— Конечно. Смерть — это когда ничего нет. А я хочу быть. Потом, став старше, я перестала бояться матери, поняла, что она очень несчастна и делает несчастными других. Но она так поступает не нарочно, просто так получается, поверьте мне. Только мне не хочется быть несчастной.

— Вы ее любите?

— Должно быть, раз понимаю. Но я поступаю эгоистично — оставила день им, а себе взяла ночь. Мне никто не нужен был, пока не узнала вас. С вами хорошо.

— Вы меня напугали. Боюсь, ваша матушка не пустит вас к нам на спектакль, а он состоится через три дня.

— Я приеду, — заверила Шарлотта. — Только бы ваша сестрица… прорвалась к нам. Ох, трудно же ей придется…

— Она завтра же поедет к вам, обещаю.

Шарлотта поставила локти на колени, а на сцепленные в замок руки уложила подбородок и, наклоняя голову то в одну сторону, то в другую, рассматривала с улыбкой Уварова. Вдруг она вскочила и пошла к нему. Лодка закачалась, Уваров успел поймать девушку за руки, усадил рядом, укорив:

— Вы могли упасть в озеро…

— Вот было бы славно! Я же не умею плавать, — рассмеялась Шарлотта.

— Да что же тут славного?

— Вы бы спасли меня, а я была бы благодарна вам всю жизнь. — Она перестала смеяться, провела ладонью по его лицу. — Можно я буду звать вас Мишенькой?

Уваров видел только ее глаза и губы. Вместо ответа последовал поцелуй. Мишель зажмурился, потому что кружилась голова.

Подсадив сестру на Ласточку, Уваров наставлял ее:

— Сделай все, чтобы увидеться с хозяйкой усадьбы. Задача почти невыполнима.

— Не для меня, — обнадежила Марго и наклонилась к брату с неожиданным вопросом: — Ты не знаешь, какой кретин придумал дамское седло?

— Марго, я прошу тебя, добейся согласия…

— Они приедут. Не доверяешь, ехал бы сам. Подполковник, вы готовы?

— Я к вашим услугам, — подъезжая к ней, ответил Суров, глядя в небо. — А погода портится. Успеть бы…

Оба поскакали рысью, только пыль взметалась из-под копыт. Предстояло объехать озеро — путь длинный. Очутившись в лесу, Марго крикнула:

— Александр Иванович! Стойте!

— Что случилось? — развернулся он.

— Да, собственно, ничего. Куда вы так несетесь?

— Плечо, сударыня, оно не врет. Дождь будет.

— Прошлый раз у вас ныло плечо за день, значит, дождю быть не скоро. Я полночи не могла заснуть, а поговорить нам не удалось. Как думаете, кого вы ранили?

— Ах, вон вы про что… Я стрелял в волка, а попал в человека.

— Не в простого человека, — возразила она. — Он выл как волк.

— Вы уверены? — заглядывая ей в лицо, спросил Суров.

— Полностью. Посудите сами, Александр Иванович. Вспомните: сначала очень близко завыл волк, потом оттуда же послышался шорох. Вы выстрелили, мы услышали стон, больше ничего. Ни рыка, ни воя… Почему волк, почуяв кровь, не напал на него? Да не было там никакого волка! Там был только человек. Теперь далее. Коль он преступник и прятался в лесу, то должен был тихо сидеть, пока мы не проедем.

Суров воспринимал Марго как прехорошенькую взбалмошную особу, но то, что у нее есть еще и логический ум, для него явилось открытием.

— Зачем он выл? — вырвалось у Сурова, а надо было бы утверждать, будто и он о том же думал, дабы не уронить своего достоинства в глазах дамы.

— Вот! — прищурилась она. — В том-то и загадка. Я подозреваю, что и в день моего приезда изображал волка тоже он. Раз он так делает, у него есть цель. Какая?

— Надеюсь, вы уже знаете, — растерялся он.

— Огорчу вас: я не знаю.

Суров повеселел. А то уж он подумал, будто Марго ясновидящая.

Верхушки деревьев под порывами ветра издавали шум, но внизу было более или менее спокойно. И облака мчались с быстротой того же ветра. Суров надеялся, что они пронесутся мимо и прольются дождем далеко.

— Я связывала вой волка с оборотнем, — рассуждала Марго. — Коль тот сумасшедший представлял себя волком, он и должен выть по-волчьи, устрашая людей. И когда те встречались ему, то не способны были сопротивляться, их одолевал ужас.

— Откуда вы знаете?

— Вовсе не знаю. Просто представляю себя на месте оборотня и на месте несчастных, попавших ему в руки. Но теперь человек, которому доктор вынул пулю, спутал все карты. А вдруг он и есть убийца?

— Но тому оборотню должно быть по меньшей мере лет пятьдесят, а я выстрелил в человека, которому, как выяснилось, нет и сорока.

— Может, семнадцать лет назад оборотню было чуть больше двадцати, тогда сейчас ему примерно сорок…

— Позвольте с вами не согласиться. Раненый мужчина ушел от доктора, когда рассвело, выходит, он не боится света. И по описаниям доктора раненый не похож на оборотня.

— В том-то и дело, Александр Иванович! — остановила лошадь Марго.

— Я не могу утверждать, что ранил убийцу. Оснований нет. Скорее всего, Маргарита Аристарховна, это два разных человека.

— Но он выл по-волчьи, — упрямо повторила молодая женщина. — И был в барской одежде, как давнишний оборотень. Однако мы знаем, что он ранен… У нас будут гости из всех усадеб, надеюсь, мы узнаем его.

— Как вы узнаете? Не заставите же раздеваться всех мужчин?

Она ехала некоторое время задумавшись, вдруг просияла:

— Очень просто! Мы пригласим на водевиль доктора Кольцова…

Сверкнула молния, ударил раскат грома, почти сразу зашелестела листва под тяжелыми каплями. Суров предложил:

— Едемте назад, Маргарита Аристарховна?

— Ну уж нет. Гроза — прекрасный способ проникнуть в тот дом. Я выполню задание Мишеля. Да и большую часть пути мы уже проехали.

— Постойте… — Суров снял китель и набросил на плечи Марго. — Отговаривать вас бесполезно, а я не хочу, чтобы вы простудились. Вперед!

Понеслись во весь опор, обгоняя раскаты грома, а ливень полил сплошной стеной. Теперь точно деваться некуда — в лесу негде спрятаться, да и опасно, молнии часто попадают в деревья, а то и в людей.

Усадьба была огорожена высокой оградой из железных прутьев, дом стоял вдалеке, а вокруг него неухоженный сад. Суров звал, свистел — все было без толку. Потеряв терпение, он просунул руку сквозь решетку, нащупал задвижку и отодвинул. Взяв своего коня и Ласточку под уздцы, ввел их во двор, направляясь к дому. Из особняка выбежал пожилой человек в ливрее, замахал руками:

— Барыня не принимают-с…

— Ты, скверная харя, и твоя барыня совсем ополоумели? — зарычал на него Суров. — Ее сиятельство промокла. С дороги!

Подполковник помог слезть с лошади Марго, затем оттолкнул оторопевшего лакея и распахнул дверь. Марго вошла в особняк, следом Суров, за ними семенил лакей, плаксиво умоляя путников уйти, а то барыня «заругается».

— Пшел вон! — бросил ему через плечо Суров, озираясь.

Надо полагать, они попали в гостиную. Сумрачно, никаких излишеств, нет и уюта, лишь порядок и мрак, освещаемый свечами. Раскаты грома сюда почти не доносились. Почему? Марго заметила, что окна закрыты тяжелыми шторами, однако шторы не объясняли поразительной тишины. В камине потрескивали дрова, одно это и подтверждало, что здесь живут люди…»