Пространство Хрустальных Дворцов. Роман -фэнтези

Лариса Петухова

– А где же Город Ангелов, летающий в воздухе? – подумала я.– На земле говорят, что все дороги ведут в Рим, – сказала моя бабушка, как всегда подслушав мои мысли, – а здесь, в этом месте, все дороги ведут сюда – к этим Дворцам, потому что это – Энергетический Центр Вселенной. И дорог этих несчетное количество. Сейчас мы просто выбрали другую.В романе «Пространство Хрустальных Дворцов» героине, чтобы разобраться со своей жизнью, пришлось отправиться в свою прошлую реинкарнацию.

****

У меня с детства было два Ангела: Эстефания и Аркадия. Я никогда не видела их наяву, они приходили только во сне. Но когда они меня посещали, сны эти были настолько реальны, что я никак не могла отличить их от яви. А наяву я слышала иногда их голоса, и хорошо отличала одну от другой — настолько они разные. Вообще — то я знала, что Ангелы не имеют половых признаков, то есть они не принадлежат ни к мужчинам, ни к женщинам. Но мои почему — то были исключением, обе они — настоящие леди, хотя и совершенно не похожи одна на другую.

Эстефания — вся белая и золотая. Она ужасная кокетка. На каждом ее пальце всегда красовалось по меньшей мере одно золотое кольцо необыкновенной неземной красоты. В ее белые длинные распущенные волосы причудливо вплетены многочисленные золотые украшения. Платье тоже белое, длинное, полупрозрачное, с чехлом из тончайшего бархата, повсюду усеянное натуральным жемчугом. Белоснежные крылышки за плечами всегда казались только что вымытыми, настолько они были чистыми, пушистыми и благоухающими. И даже в них то и дело ярко блистал небольшой бриллиант.

Но все это не казалось на ней излишним.

— Елизавета, — часто говорила она мне (Эстефания никогда не называла меня Лялей, только Елизаветой) — самый большой подарок, который сделала тебе жизнь — это ты сама, не забывай об этом. Люби себя так, как это делаю я, и тогда все остальные тоже будут относиться к тебе соответственно. Любовь к себе самой никогда не бывает излишней, моя дорогая.

Я пыталась следовать ее советам, но честно говоря, это у меня получалось не всегда.

Вторая — Аркадия — была полной ее противоположностью. Она тоже прекрасна, но совершенно по — другому. У нее черные волосы до плеч и смуглая кожа. Аркадия похожа не греческую богиню, хотя иногда ее можно было бы принять за представительницу египетской семьи фараонов. Одета она всегда по — разному, но неизменно ее великолепные наряды очень разноцветны. И волосы она всегда причесывала как — то по — другому: то заплетала в косу и надевала на голову венок из драгоценных камней, то распускала их и ее натуральные локоны со всех сторон нежно ласкали ее точеное лицо, то сотворяла прическу Клеопатры и вплетала в свои сто тоненьких косичек блестящие ленточки, в которых присутствовали все цвета, которые только есть в этом мире. Ее небольшие разноцветные крылышки похожи на павлиньи и в них тоже иногда сверкали драгоценные камешки — маленькие и цветные.

Несмотря на такую казалось бы легкомысленную внешность, Аркадия очень серьезна и логична. Она всегда учила меня любить и уважать все живое, и относиться к любому человеку, а также к животному, растению и даже к реке или к дождю — как к себе самой.

И еще — за все и всегда благодарить этот мир и всех его обитателей.

В ночь после открытия лагеря и легенды, рассказанной нам Сергеем Павловичем, они пришли ко мне вдвоем, чего раньше никогда не бывало.

Они разговаривали между собой, совершенно не обращая на меня внимания:

— Кажется, наша девочка начинает что — то понимать, тебе не кажется? — говорила Аркадия, удобно устроившаяся у меня в ногах на узкой металлической кровати.

— Я думаю, что понимание и предчувствие все — таки не совсем одно и то же, — отвечала ей Эстефания, которая стояла у меня в изголовье и своими бриллиантами освещала всю палатку так, что я боялась, как бы этот яркий свет не разбудил Иннку.

— Не волнуйся, моя дорогая, — наконец вспомнил о моем присутствии мой Белый Ангел, — все эти фейерверки — только для тебя одной. (Я давно привыкла к тому, что она слышит мои мысли так же легко, как и слова). Никто в лагере ничего не увидит. Да и откровенно говоря мы находимся сейчас не совсем в твоем лагере, а несколько в другом месте, хотя это не так уж важно.

Я не хотела терять время на выяснение подробностей о нашем местопребывании, так как знала, что мои красавицы могут исчезнуть в любой момент, а мне еще так много нужно было у них узнать.

— Хорошо, тогда скажите мне, что все это значит, о каком предчувствии вы сейчас мне говорили?

— Мы просто разговаривали между собой, если ты успела заметить, — пыталась схитрить Аркадия, — и вообще ты должна жить свою жизнь сама, для этого ты и пришла в этот мир, — повторила она фразу, сказанную мной у Иннки на кухне.

— Вообще — то некрасиво подслушивать, — сказала ей я, — и тем более выдавать чужие мысли за свои.

— Великолепно, ты делаешь успехи, моя милая, это ты сейчас очень хорошо сказала насчет чужих мыслей, — лукаво улыбнулась Эстефания. — Но не будем в это углубляться и терять время, как ты правильно заметила, а перейдем к главному: вечером, после того, как ваш руководитель закончил свой рассказ, ты четко утвердилась в одной мысли, которая возникла в результате неясного предчувствия. Вспомни эту мысль и действуй.

— Подождите, не уходите, я хочу с вами о многом еще поговорить, — позвала их я, так как увидела, что их цвета начали блекнуть и растворяться в воздухе.

— Ты все прекрасно знаешь сама, — еле слышно, как бы из другого мира, прошептала Аркадия.

Я проснулась резко, в холодном поту, как всегда бывало, когда я общалась со своими Ангелами.

— Я должна увидеть эту расщелину во что бы то ни стало, — еще раз подумала я.

— Увидеть и войти в нее, — добавил чей — то очень знакомый мне голос.

Расщелину в скале я увидела издалека. В то время, как вся остальная наша компания беспечно болтала, флиртовала друг с другом, точнее — Виктор с Иннкой, а Володя со Светой, наслаждалась летним днем, дышала хвойным воздухом карпатского леса, я внимательно всматривалась в каждый прибрежный камень, сканировала каждое дерево, каждый поворот реки и каждый скалистый выступ ущелья. Я шла и не могла поверить себе: опять это чувство узнавания. Что же это со мной творилось — то в Западной Украине?! Кажется, я начинала терять самообладание, так характерное мне в обычной жизни.

— Помогите мне, мои дорогие Ангелы, — привычно обратилась к моим незримым друзьям, присутствие которых в моей жизни я ощущала с того момента, как себя помнила.

— Совсем немного терпения, — шуршала хвоя под ногами голосами моих помощников.

Я посмотрела себе под ноги — белые кроссовки привычно ступали по узкой кромке реки с такой уверенностью, как будто делали это по меньшей мере в сотый раз. Белые маленькие носочки, короткие голубые шорты, кремовая футболка, узкая, туго обтягивающая тонкую талию и подчеркивающая все изгибы тела. Две длинные косы за плечами, волосы очень светлые, летом они всегда выгорали и становились почти белыми. На голове — венок из голубых незабудок и белых полевых ромашек. Так выглядела я в этот момент. В Сашиных глазах видела плохо скрываемое восхищение. Он не отходил от меня ни на минуту с надуманным предлогом — оберегать от любых неожиданностей. Парень крепко держал мою руку в своей. А меня не отпускало ощущение, что это как раз я должна оберегать его в этом лесу. Почему? Я не знала.

Мы тайно готовились к походу несколько дней. Продумали все до мелочей: раз Сергей Павлович сказал, что спустившись в овраг, нужно идти вверх по течению реки около двух километров, а перед этим он говорил, что расщелина находится в двух километрах от лагеря — вывод был очевиден — спуск в ущелье был где — то совсем рядом.

И наши расчеты вскоре подтвердились: Кость никому ничего не говоря в один из дней проснулся рано утром — до подъема — по канатному мосту перешел на другую сторону ущелья и тщательно изучил обрыв прямо под мостом, как будто ему подсказал кто. Так и было — спуск находился там.

В тот же день после завтрака Виктор отпросился у лагерного начальства и съездил в Ужгород на продуктовом рафике, якобы для закупки недостающих вещей для предстоящего похода. Виктор помимо заведования радио — пунктом выполнял роль проводника — водил студентов в горы по маршрутам, которые знал досконально.

Вернулся он к вечеру с огромным новым рюкзаком за плечами. Как оказалось, основной объем рюкзака занимала длинная очень толстая веревка, туго скрученная и упакованная как можно более компактно и еще одна — намного более тонкая, но такая же прочная и длинная.

А дальше все пошло, как по маслу. Отпроситься у лагерного начальства на несколько дней в поход в горы в количестве семи человек никакой проблемы нам не составило: Виктор — опытный проводник. Да и режим в лагере не был так уж строго регламентирован — студенты — люди взрослые, и определенная свобода передвижения нам предоставлялась. В столовой каждому из нас выдали сухой паек на три дня; палатки и спальные мешки мы получили у Виктора в его подсобке рядом с радио — рубкой, немного теплой одежды на случай дождя — и все, сборы были закончены.

На следующий день с первыми лучами солнца мы всемером были уже на другой стороне ущелья. Кость подвел нас к заветному месту.

Спуск этот представлял собой очень крутую лестницу, ступени которой как будто специально были высечены в скале много лет а, может быть, веков назад. Вся эта конструкция со всех сторон была тщательно спрятана и укрыта дикой растительностью. Каждую последующую ступеньку можно было увидеть только находясь на предыдущей, а иначе — нет, ни под каким ракурсом, ни с одного места в лесу эта лестница полностью не просматривалась и, не зная точно, что она именно там, набрести на нее было невозможно, даже случайно. Сергей Павлович был прав — Карпаты бережно замаскировали свою реликвию.

Еще в лагере мы продумали в деталях, как будем спускаться.

Ребята вчетвером прочно привязали один конец толстого каната к металлической основе моста, тщательно замаскировали его вьющимися дикими лианами и ветками колючего кустарника. Другой конец каната бросили вниз — в обрыв. Тонкую веревку укрепили таким же образом. Только другим ее концом очень надежно, используя принцип морского узла, обвязали за талию первого из спускающихся. Александр заявил, что первым пойдет он. Ему никто не возразил. Идея этого похода принадлежала мне, и по — этому он считал, что должен рисковать первым.

Держась за толстый канат, Саша осторожно начал спускаться вниз. Его спортивное натренированное тело — Александр занимался греблей и баскетболом — действовало четко и размерено. Ребята вверху втроем крепко держали тонкую страховочную веревку, с каждой ступенькой ослабляя ее и все — таки следя за тем, чтобы она была достаточно натянутой. Пробираясь сквозь колючие растения, Саша расчищал ступеньки для более легкого прохода всех тех, кто пойдет за ним. Вскоре мы услышали его голос откуда — то снизу, такое впечатление, что из глубокого колодца.

— Ребята, поднимайте веревку вверх, я уже на месте.

Следующим пошел Кость. За ним по очереди — я, Иннка, Светлана и Владимир. Виктор замыкал процессию. Спускаясь, он маскировал растениями каждую предыдущую ступеньку на всякий случай, чтобы не оставить следов. Обе веревки в результате тоже оказались накрытыми зелеными ветками. Таким образом мы подготовили надежный подъем.

Когда последний из нас оказался внизу — целым и невредимым — нами овладела эйфория, радостное предчувствие чего — то чудесного. Каждое слово, сказанное кем — то из нас, казалось смешным и забавным. Все нравились друг другу, было ощущение, что мы знакомы сто лет.

— Ребята, вы верите в Бога? — неожиданно спросил Владимир.

Сначала всем показалось, что вопрос как — то не по теме, как бы немного невпопад.

— Я нет, — ответила Инка, — Бога нет, это предрассудки.

Так как она смеялась при этом, все понимали, что она уходит от ответа и не намерена говорить то, что действительно чувствует. Все остальные молчали, каждый ждал, что заговорит кто — то другой.

— Володя, а ты веришь? — серьезно спросила я.

За те дни, что я была с ним знакома, я многое узнала об этом парне. Саша мне о нем рассказал, да и сама кое — что поняла.

Владимир обладал феноменальной памятью, он очень много читал, и тот текст, по которому когда — то прошлись его глаза, сохранялся в его сознании всерьез и надолго. Он легко мог цитировать целые страницы когда — то прочитанных книг. Это было просто чем — то невероятным, я никогда раньше не сталкивалась с такими людьми. А внешне — очень неприметный, маленький, обыкновенный.

— Я да, верю, — сказал Володя, — хотя если бы об этом узнало руководство университета, меня бы исключили.

— А почему ты веришь, если не секрет? — спросила Светлана, которая, кажется, сейчас впервые обратила внимание на этого человека, хотя он практически никогда от нее не отходил, по крайней мере, когда мы собирались все вместе.

— Понимаешь, Света, это парадокс, но информацию о том, что Бог действительно есть, я извлек как раз из тех книг по философии, которые должны якобы опровергать его существование. Понимаешь, они сами себе противоречат. Я не буду сейчас читать тебе их доводы, но поверь мне на слово — они просто смешны.

— Извини, ты говоришь — читать, ты что, взял с собой книги в поход? — Светлана явно не знала о его способностях.

— Да нет, ни в этом дело. Это долгий разговор, но понимаешь, в чем дело — в атеистических философских книгах содержится бесспорное доказательство существования Бога. И я уверен, что когда — нибудь люди обратят на это внимание. А если говорить чисто по человечески, так сказать, на языке чувств — то посмотри вокруг — кто по твоему создал всю эту красоту? И если ее никто не создавал, откуда она взялась — то? Может мне это объяснить хоть один атеист мира?

Мы затихли, каждый молча любовался необыкновенным очарованием того места, куда мы попали. Глубокое ущелье ярко освещалось утренним солнцем, которое своим сиянием превращало стремительный поток горной реки, по кромке которой мы сейчас шли, в безумную россыпь бриллиантов чистой воды. Старые величественные деревья, бравшие свое начало на самом дне в узком промежутке между скалой и рекой, неистово тянулись вверх, к солнцу и достигали просто невероятной высоты. Запах хвои, воды, полевых цветов, которых здесь было в изобилии, кружил голову.

Володя был прав — все это должен был кто — то создать!

Какое — то время мы шли молча, наслаждались этим миром, каждый думал о своем.

Но нашей философской грусти хватило ненадолго.

Очень скоро настроение у ребят опять сменилось. Снова все смеялись, подкалывали друг друга, радовались этому походу как необычному интересному приключению. Виктор стащил с головы Иннки ее венок из полевых цветов, водрузил его себе на голову и бегал вокруг нее в огромных кроссовках и с двумя большими рюкзаками за плечами — своим и ее. Голова его в венке на светлых вьющихся волосах была похожа на голову сказочного херувима, зато его спортивное нагруженное тело никак не вписывалось в это изображение. Иннка налегке пыталась его догнать и снять с головы венок, но у нее это не получалось из — за высокого роста парня. Кость ржал, как сумасшедший, и давал Иннке деловые советы по возвращению ее имущества, девушка отмахивалась от него и хотела решить проблему сама, что еще больше веселило Костя.

В этот момент я увидела расщелину.

Я увидела ее первой, наверное, потому, что все остальные давно забыли о цели нашего путешествия, наслаждаясь жизнью и обществом друг друга.

Метрах в тридцати от нас река делала небольшой поворот. А почти на его уровне, чуть ближе к нам, и находилась это таинственная щель в скале. Сейчас же мы подходили к небольшой площадке, со всех сторон окруженной деревьями, которую природа как бы специально образовала для привала.

— Наверное именно здесь, на этой площадке, и лежал Захар, когда Полина обрабатывала его раны, — подумала я.

Вскоре все остальные тоже поняли, что мы пришли к своей цели.

Саша снова взял руководство на себя.

— Так, ребята, привал, здесь, я думаю, установим палатки, — сказал он.

Кость, как всегда, влез без приглашения:

— А я думал, что у нас Виктор командует парадом.

Виктор не обратил на слова друга никакого внимания и продолжал что — то говорить Иннке на ухо, что ей очень нравилось, так как выражение лица у богини было совершенно блаженным. Венок снова короной лежал на ее голове.

Светлана больше не смотрела печально на эту пару, она разговаривала с Володей вполголоса, по — моему, о чем — то очень интересном и всецело была поглощена этой беседой. Я впервые внимательно присмотрелась к этой милой девушке.

Светочка была натуральной блондинкой, у нее были короткие гладкие волосы с прической каре — идеально уложенные, несмотря на поход, светло — серые добрые глаза, рост — чуть ниже среднего и слегка заметная склонность к полноте. Полнота, впрочем, ее совсем не портила, наоборот, делала ее какой — то уютной, домашней и надежной.

Этот поход, похоже, шел девушке на пользу, потому что грусть в глазах исчезла и сменилась интересом ко всему происходящему.

— В этом месте разобьем лагерь, — продолжил Александр, дав перед этим легкий подзатыльник Костю.

Саша сбросил на землю два рюкзака — свой большой и тяжелый, с палаткой, спальными мешками и провизией и мой — немного поменьше, но довольно увесистый, по крайней мере для меня, — с теплыми вещами, пледом, туалетными принадлежностями и сухим пайком.

Когда все разгрузились и расслабились, снова заговорил Саша, обращаясь ко всем нам:

— Ребята, — начал он, — хотя у Костя и другое мнение по поводу моих полномочий, я хочу все — таки поговорить серьезно об этом нашем тайном мероприятии.

Кость было открыл рот, чтобы чтобы что — то ляпнуть, но Иннка показала ему кулак и он неожиданно сам стушевался

— Так вот, — продолжил Саша, — каждый из вас слышал историю Сергея Павловича, кто — то в нее поверил, кто — то не совсем, это понятно. Но все — таки, несмотря ни на что, я думаю, что никто из нас не должен делать никаких экспериментов, не приближаться к расщелине и тем более не входить в нее. Мы говорили об этом еще в лагере. Я понимаю, все вы — люди взрослые, и способны сами решать за себя. Это — мое личное мнение и я надеюсь, вы его разделите. Предлагаю разбить лагерь, побыть здесь пару дней, если удастся — половить рыбы и спокойно вернуться в лагерь. Расщелина в самом деле существует, в этом мы все сами убедились, спуск к ней — тоже вполне реальный и полностью замаскированный, расстояние от лагеря — около двух километров. То есть все в точности совпадает с рассказом Сергея Павловича. А проверять на себе мистические свойства этой щели в скале, я думаю, очень рискованно, чтобы не дай Бог не повторить судьбу Захара, даже если вы и не верите в эту легенду.

Мы все, включая меня, с ним дружно согласились.

— Я сделаю это так, что никто из вас даже не заметит, — подумала я, — для этого я и организовала этот поход.

****

Была уже ночь, очень похожая на ту, после открытия, когда мы услышали историю Полины и Захара. Мы почти в том же составе сидели у похожего костра, который отгорел так же, как и тогда. Только Сергея Павловича с нами не было и костер, вернее то, что от него осталось, был не так огромен, как лагерный. Мы сидели на дне глубокого ущелья и казалось, что мы семеро — одни во всей Вселенной, что никого больше нет и никогда не было, настолько отчужденным от всего мира выглядело это место ночью. Случись с нами здесь что — то — и никто не придет на помощь, потому что никто не знает о том, что это место вообще существует в мире. Никто… Кроме Сергея Павловича. И еще, естественно, кроме двух моих Ангелов, которые не послали бы меня сюда, если бы здесь нам грозила какая — нибудь опасность. Все это говорил мне разум, а воображение и чувства рисовали фантастические, неземные картины — незнакомые и опасные.

— Как же ты собираешься войти в расщелину? — мысленно спрашивала я себя, — ведь это нужно сделать именно ночью.

— Ничего, прорвемся, — отвечал другой голос, и это успокаивало.

Сашина рука так же, как и тогда, сжимала мои пальцы, но сейчас я ничего не чувствовала. Я не всегда могу читать чужие мысли, это приходит импульсивно, независимо от меня, как озарение. Раньше я много думала о том, почему это бывает именно так и от чего это зависит. Но так как ответа не нашла, успокоилась и привыкла. Маяковский когда — то говорил: «Послушайте, ведь если звезды зажигают, значит это кому — нибудь нужно, значит кто — то хочет, чтобы они были…»

Так вот — видимо кому — то было нужно, чтобы я прочитала Лешкины мысли тогда в троллейбусе или следила за Сашиными метаниями по ночному лесу во время рассказа преподавателя. Мне казалось, что сейчас замыкался какой — то цикл, но в чем его суть пока было непонятно.

Недалеко от костра еще днем ребята поставили две палатки — одну для нас с Иннкой и Светланой, вторую — для них. Их установили очень близко одну от другой — по инициативе Александра. Он даже ночью не хотел отпускать меня далеко от себя, здесь, в ущелье, он чувствовал особую потребность охранять меня от всего. По — этому палатки стояли практически вплотную одна к другой. Днем я наблюдала, с какой настойчивостью и терпением Сашка это делал, и в душе зрело теплое чувство: а ведь это из — за меня. Я все больше и больше стала присматриваться к нему — к этому парню, так неожиданно появившемуся в моей жизни. И чем больше я к нему присматривалась, тем больше он мне нравился. Мне нравилось в нем абсолютно все: его внешность, его манера говорить, его походка, его темные волосы и черные большие умные глаза, его внимание к людям и чувство собственного достоинства. Его природный естественный аристократизм.

И еще мне очень нравилось, как Саша относился ко мне. А было это так, как будто он совсем не удивился, что встретил меня, будто мы с ним вчера только расстались ненадолго и без особой причины, а сегодня опять встретились, чтобы не разлучаться больше никогда. Он, конечно, не говорил мне об этом, но я — то знала. Моя трехлетняя тайная любовь к Алеше Полуэктову сейчас уже казалась детской и несерьезной.

И в душе, где — то очень глубоко в самом сердце появилось странное, щемящее, ни на что не похожее чувство узнавания настоящей любви, которую ни с чем не сравнишь и не спутаешь. И откуда — то пришла вдруг уверенность, будто я и сама всегда знала, что он придет, по — этому даже и не очень удивилась. Вот только сказать пока ничего ему не могла, пусть лучше он первый.

— Как ты относишься к звездам? — тихо спросил меня Саша. Мы сидели на некотором расстоянии от остальной компании и могли говорить друг другу что угодно, не будучи услышанными остальными, но только тихо, вполголоса.

— Они мне нравятся и нравились всегда, всю мою жизнь, они — высокие и величественные.

— Правда? — Он даже как будто обрадовался. — Я тоже всю жизнь наблюдал за звездами. В них есть огромная тайна, мне кажется, раньше человечество было гораздо ближе к ним, ну, знаешь, понимало и использовало с большой пользой для себя те знаки, которые посылают людям звезды с момента сотворения мира. Сейчас, правда, мы живем в другое время, когда люди больше надеются на свои собственные силы. Но и это тоже не навсегда. В мире все циклично, так всегда было и будет, пройдет какое — то время и чаша весов снова качнется. Нет ничего такого, чего не было когда — то раньше. Люди снова придут к древнему опыту и древним знаниям, я в этом уверен. Я даже пишу об этом книгу, но сейчас, в наше время, она пока относится к жанру фантастики.

— Я смогу ее прочитать когда — нибудь? — спросила я.

— Конечно, — просто ответил Саша, как будто речь шла о вполне естественной вещи, — когда приедешь ко мне в Ленинград, я покажу тебе ее и еще кое — что из напечатанного.

Из под капюшона его куртки, которая сейчас была на мне, я только заглянула в его глаза и промолчала.

— Господи, спасибо, спасибо Тебе за него! — молча молилась я.

Ночь окончательно завладела лесом. Даже птицы притихли. Правда реку стало слышно больше, чем днем. Она была совсем рядом, свежая, благоухающая и холодная. Она напоминала о том, что ночь — тоже не навсегда, что скоро появится солнце, темнота уйдет, уйдут ночные тени и страхи, и она — река снова будет радовать своей чистотой и прозрачностью и еще — своей надежностью и вечным присутствием в этом лесу.

— Все в порядке, — говорила река, — все как всегда на своих местах, только дождись утра.

Но утра дожидаться я не стала. Когда все уснули, я тихонько выползла из палатки и, стараясь не наступить ни на что, что может произвести какой — нибудь шум, осторожно пошла в сторону расщелины. Сначала было немного не по себе, зубы стучали от ночной свежести, а может быть, от страха. Я как будто отделилась от всех и в первую очередь — от Саши, осталась одна, без его защиты, и это сейчас остро почувствовалось.

Резко захотелось вернуться в палатку, уютно укутаться в спальный мешок, уткнуть нос в подушку и уснуть. Ой, как захотелось!

— Ничего подобного, — сама себя вернула к действительности, — ты сделаешь то, зачем пришла.

И, чтобы разогнать ночные страхи, быстро начала повторять про себя слова известного заклинания: «Ангел мой, пойдем со мной — Ты впереди, я — за Тобой» Сразу полегчало.

— Вы со мной, мои красавицы? — без слов обратилась к моим помощницам.

— Здесь мы, здесь, — так же беззвучно ответили они.

Я стояла у входа в расщелину.

— Ты хорошо подумала? — спросила себя, — а вдруг там — внутри — тебе грозит какая — нибудь опасность? А что если ты никогда не сможешь вернуться назад?

— Нет никого и ничего в этом мире, что может принести тебе вред, кроме тебя самой, — вдруг пришли на ум слова моей польской бабушки, которые она часто повторяла при жизни, — потому что все, что мы совершаем здесь на земле — плохое и хорошее — направлено только на нас самих, а не на тех, для кого или против кого мы это делаем. Если твои намерения чисты — никогда ничего не бойся.

Этот довод меня убедил — и я переступила Порог.

Я вошла в густой, но почему — то светлый туман, что было странно, потому что стояла глубокая ночь. Не было никаких признаков горной местности, так как не чувствовалось спертого удушливого пещерного воздуха, который я ожидала ощутить в расщелине, да и под ногами было что — то похожее на мягкий теплый песок, как у нас на пляже в Железном Порту, и отнюдь не острые опасные камни, присущие горному ландшафту.

И самым удивительным из всего было полное отсутствие страха, даже не только страха, но и малейшего признака беспокойства. Полный и абсолютный покой, который бывает, наверное, только в раннем детстве.

Мне так понравилось это ощущение, что я пошла вперед с такой радостью и уверенностью, как будто — бы знала это место всю жизнь и по — этому не сомневалась, что оно населено только любящими меня людьми.

Чем дальше я шла, тем больше рассеивался туман, то есть я ничего пока не могла увидеть, но с каждой минутой становилось все светлее и даже стали появляться неясные контуры какого — то пейзажа, что все равно не вызывало чувства беспокойства, скорее наоборот — все более нарастало радостное предчувствие чего — то чудесного.

И вдруг в одно мгновение туман исчез и вся сказочная картина открылась целиком. Ничего более прекрасного я не видела никогда в своей жизни!

Я стояла на ровном пологом берегу реки, сплошь усеянном цветами всевозможных расцветок: виднелись ромашки, ноготки, васильки, незабудки и множество других, названия которых я не знала. Они составляли великолепный мягкий ковер. Хотелось снять кроссовки и пройтись по нему босиком или еще лучше — упасть в него, раскинуть руки, вдыхать его ароматы, смотреть в небо и забыть обо всем на свете — таким покоем от него веяло.

Река — спокойная, широкая, чистая, невероятно прозрачная, так что даже издалека был виден каждый камешек и каждое растение на дне, казалось, отделяла один мир от другого, потому что то, что находилось на другой ее стороне, не было похоже ни на что, что я видела когда — нибудь раньше.

Это был совершенно невероятный город. Не было видно ни дорог, ни проспектов, ни трасс. Дома, усадьбы, дворцы и башни стояли как бы сами по себе, без какой бы то ни было связи друг с другом. Даже казалось, что некоторые из них не имеют под собой твердого основания, а висят как бы в воздухе, то есть находятся там, где больше понравилось их владельцам. И это не мешало всем этим усадьбам иметь прекрасный сад и цветник, обрамляющий основное строение со всех сторон.

Не было видно ни начала, ни конца этому городу, настолько он был необозрим и огромен, и непонятно, каким образом это происходило, но если ты концентрировал взгляд на какай — то отдельной усадьбе — она тут же приближалась, становилась идеально просматриваемой снаружи и изнутри, и ты даже видел ее обитателей и слышал, о чем они говорили.

Город был густо населен людьми… Но и люди были не совсем обычными. Все они были одеты совершенно по — разному: на ком — то была простая современная одежда, другие же были облачены в длинные старинные красивые платья, кто — то из женщин — в индийские сари, кто — то — в японские кимоно. Можно было увидеть мужчин в одежде средневековых рыцарей или солдат в военной форме эпохи Наполеона. Словом, здесь были собраны люди из всех стран мира и из всех исторических эпох. И не только: повсюду между людьми, в домах и за их пределами летали, ходили, общались с обитателями усадеб и друг с другом легкие полупрозрачные существа — Ангелы. Здесь, в этом городе, они чувствовали себя естественно, это была их среда обитания.

Через реку был перекинут серебряный мост, скорее пешеходный, потому что никаких транспортных средств я нигде не видела.

— Обитатели этих мест если и имеют какие — нибудь средства передвижения — то это должны быть кареты или дирижабли, — подумала я, — ничто другое не может вписаться в этот пейзаж.

И вдруг, как будто подслушав мои мысли, со стороны города на мост въехала легкая белая открытая карета. Единственная лошадь в упряжке тоже была белой, как и длинное свадебное платье молодой женщины, легко и привычно управляющей лошадью.

Карета довольно быстро приближалась, я понимала, что она появилась здесь не случайно и женщина имеет какое — то отношение ко мне. Но я ее не узнавала.

Наконец на этой стороне моста лошадь остановилась. Высокая стройная черноволосая женщина с очень знакомым и даже родным лицом легко спрыгнула в цветы и пошла мне навстречу, улыбаясь и протягивая ко мне руки.

— Где и когда я видела это лицо и эту улыбку? Нет, не могу вспомнить.

Тогда, не зная, что и подумать, я начала рассматривать белое платье незнакомки. А вот оно — то мне было очень хорошо знакомо.

В деревне Константиновке, в старом бабушкином доме, в ее спальне над большой кроватью с резным деревянным подголовником висел портрет моей польской бабушки в свадебном платье, с длинным шлейфом, маленькими вышитыми розочками по линии талии и лифа, и с точно — такими же — в черных волосах, уложенных в высокую прическу.

Сейчас ко мне навстречу шла женщина с портрета, только лет на десять — пятнадцать постарше.

— Бабушка Юзя, я знала, точно знала, что обязательно увижу тебя еще раз, — со слезами бросилась я к ней, не веря своему счастью.

— Ляленька, милая, как я рада, что ты здесь, — сказала бабушка и нежно погладила меня по голове, точно так же, как это бывало, когда я приезжала к ней на каникулы и она встречала меня у калитки своего дома.

— Как хорошо, что ты так легко меня узнала, — наконец, после первых объятий и слез заговорила бабушка Юзя.

— Я специально надела для этого мое свадебное платье. Видишь ли, в этом мире мы молодеем, конечно, если пришли сюда стариками, и достигаем примерно тридцатилетнего возраста. А потом уже не меняемся, так удобно, это самый лучший возраст в жизни человека. Так как ты меня молодой никогда не видела, я и решила немного принарядиться.

— Ты очень красива, бабушка, а в этом платье — особенно.

— Я рада, что ты его оценила. А теперь дай — ка я тебя хорошенько рассмотрю, мы так давно с тобой не виделись.

Она взяла меня за плечи и несколько раз повернула из стороны в сторону.

— Ну так я и думала — полная и окончательная красавица. Только вот одета несколько легкомысленно, — моя дорогая родственница с подозрением посмотрела на мои короткие шорты и уж совсем неуместные здесь белые кроссовки.

— Да, ты думаешь? — испугалась я, — А у меня больше ничего с собой нет. Что — же теперь делать?

— А делать ничего не надо, просто нужно себе представить любую одежду, какую ты только хочешь, и немного захотеть, чтобы она появилась, — и она появится. Так это работает в этом мире, впрочем, не только в этом…

Меня несколько удивили ее последние слова, что она имела ввиду?

Ладно, спрошу об этом потом.

А сейчас в первую очередь нужно было переодеться, так как на фоне бабушкиного длинного платья мой наряд, мягко говоря, совершенно не смотрелся.

Что же мне на себя надеть, — подумала я, — чтобы как — то соответствовать бабушке и в то же время, чтоб одежда не особо стесняла движения и не отвлекала меня от всего того, что я хочу здесь увидеть и узнать?

Немного подумав, я выбрала шифоновое кремовое платье с мелкими красными цветочками, туго обтягивающее талию, но с широкой юбкой, довольно длинное, но все же не закрывающее красные туфли с узким носком в стиле ретро на небольшом удобном каблучке. Мое воображение нарисовало этот наряд во всех деталях.

— А как же теперь еще и захотеть? — только успела подумать я, как сама не знаю, каким образом, вдруг оказалась полностью переодетой и даже причесанной по моде двадцатых годов. И в придачу ко всему, как бы в подарок, в руках у меня оказалась маленькая кремовая театральная сумочка той же эпохи.

— Вот это уже совсем другое дело, — благосклонно осмотрела меня бабушка, — теперь с тобой можно выйти в свет.

Она совершенно не изменилась, хоть и ужасно помолодела. Ее аристократизм и белая кость остались при ней.

Я смотрела на нее и не могла поверить своему счастью. Значит все, чему она учила меня в другом мире — чистая правда, значит смерти действительно нет и мы никогда окончательно не расстаемся со своими близкими, значит любовь действительно вечна, она только переходит из одного мира в другой, чтобы потом ты опять смог бы ее встретить в любом из миров, и так — без конца. Какой великий гениальный план! Только теперь я наконец поняла, почему бабушка учила меня никогда ничего не бояться.

— Я знала, что ты появишься, — снова заговорила бабушка, — очень редко, но эта привилегия все — таки предоставляется людям еще при жизни. Правда не всем, эту честь нужно заслужить на протяжении не одной жизни — и жизни праведной. Ты сейчас, конечно, ничего о себе не знаешь, я хочу сказать — помнишь только то, что происходит с тобой в данный момент, как большинство людей, живущих на земле. Но поверь моему слову — ты заслужила эту честь. Твое сердце полно любви, из века в век ты помогаешь людям и почти всегда — в ущерб себе. Ты всегда забываешь о себе самой, по — этому никак не можешь найти свою собственную любовь — вернее ты ее находишь и тут же теряешь. Твое сердце плачет, душа не находит покоя и ты доживаешь свою жизнь одна или еще хуже — с кем — то еще, но все — равно одна. А настоящая любовь, которая каждый раз, когда ты приходишь на землю, когда — нибудь пересекает твой путь, уходит. Так повторяется из цикла в цикл. И это несправедливо.

И вот сейчас, потому что ты услышала весть, посланную тебе несколькими Ангелами — Земными и Небесными — и потому что не побоялась последовать своей интуиции, ты попала сюда, в наш настоящий вечный Дом, раньше времени.

Сначала я познакомлю тебя с тобой самой, чтобы ты получше поняла, почему мы действительно должны любить и уважать себя, и что эта любовь не имеет ничего общего с эгоизмом. Следуй за мной.

Моя молодая бабушка взяла меня за руку и с элегантностью аристократки, хорошо знающей себе цену и не гнушающейся по — этому услужить кому — нибудь еще, подвела меня к карете и помогла подняться по ступенькам, придерживая за локоть.

Копыта белой лошади зацокали по серебряному мосту, создавая полную иллюзию детской рождественской сказки. Мы въехали на мост, и я посмотрела вниз — на реку. Отсюда, сверху, она уже не казалась такой прозрачной, наоборот, не было видно дна, река представляла собой чистейшее сверкающее зеркало. И в нем отражалась наша карета со всеми мельчайшими подробностями, а также лошадь и мы с бабушкой, но только не вверх ногами, как следовало бы ожидать, а вполне нормально, как бы со стороны или как на экране кинотеатра. Я всегда в общем — то знала, что красива, но мое изображение в зеркальной реке было просто очаровательным!

— Что — хороша? — спросила бабушка, проследив за моим взглядом. — Не удивляйся, в этом мире все мы очень красивы, потому что здесь исполняются все наши желания по малейшей просьбе. Хотя ты у меня, конечно, и на земле настоящая красавица.

Мост неожиданно закончился, река осталась позади. Мы въехали в чудесный город. Копыта лошади снова застучали, но как — то по — другому. То, что было под колесами кареты, землей назвать было нельзя, это была неизвестная мне поверхность — мягкая и гладкая, цвета золотистого приморского песка. Иногда карета с лошадью отделялась от этой поверхности и плыла как бы в воздухе, ловко огибая усадьбы и дома, планирующие в пространстве без всякой видимой опоры. Но я уже ничему не удивлялась, просто всматривалась во все эти чудеса с огромным желанием запомнить как можно больше из увиденного.

Обогнув очередное поместье, лошадь вдруг остановилась.

И неудивительно: совершенно неожиданно, казалось бы ниоткуда, появились огромные сверкающие хрустальные ворота невероятных размеров. И почва под ногами тоже изменилась — она сейчас целиком состояла из прозрачного хрусталя.

— Как странно, — подумала я, — почему ворота таких размеров не были видны раньше, ведь они намного больше, чем все остальные строения, которые мы проехали до этого.

— Ничему не удивляйся, — прочитала мои мысли бабушка, — визуальные эффекты здесь другие, чем на земле, да и представление о пространстве, как кстати и о времени, тоже несколько отличаются от тех, к которым ты привыкла. Но об этом не сейчас.

Лошадь двинулась дальше, и очень скоро мы оказались у самих ворот.

Это въезд в Пространство Хрустальных Дворцов, — снова заговорила бабушка Юзя. — А сейчас смотри очень внимательно, потому что это самое священное место во Вселенной, можно сказать — ее Сердце.

— Здесь живет Бог? — шепотом спросила я.

— Да, если иногда он хочет показаться нам, — то это происходит именно здесь.

Я вдруг подумала, что ошиблась в выборе платья, сейчас оно казалось мне слишком простеньким и незначительным. Да и я сама показалась себе слишком незначительной для такого величественного места.

Хрустальное пространство было необозримым. Я увидела огромные полупрозрачные Дворцы на очень большом расстоянии друг от друга. Дворцов было четыре. К каждому из них с четырех сторон вели белые мраморные ступени, которые подводили к четырем одинаковым хрустальным дверям невероятной высоты и ширины. Все эти двери прекрасно просматривались с того места, где мы сейчас находились, и я не имела понятия, каким образом это было возможно. Это шло в разрез со всеми моими знаниями по геометрии.

Четыре входа с четырех сторон света и четыре лестницы, ведущие к ним, а также материал, из которого они были сделаны, — был одинаковым у всех четырех Дворцов.

Все остальное — совершенно разным. Эти невероятные величественные сооружения отличались друг от друга своей архитектурой: два из них были выполнены в готическом стиле — тонкие, стремительные, уходящие ввысь. Остальные два — развернутые и вальяжные — напоминавшие русские православные церкви или мусульманские молитвенные дома. Помимо этого каждый из Дворцов имел свой, отличный от других, едва уловимый цветовой оттенок, который был добавлен в хрусталь талантливой рукой великого Художника. Купола и прозрачные колонны, обрамлявшие Дворцы со всех сторон, тоже были разными.

— Сейчас мы с тобой войдем во Дворец Мудрости, — сказала бабушка и указала рукой на самый величественный из Дворцов. Он отличался от остальных своими размерами — был самым большим из всех. Кроме того его огромная крыша, сделанная, как и у всех остальных, из хрусталя, представляла собой невероятное количество православных куполов, разных размеров и на разных уровнях, с одним большим — центральным, уходившим высоко в небо, если можно было так назвать то, что находилось над головой. Дворец светился золотым сиянием, исходившим изнутри.

— Мне кажется, я недостаточно хорошо одета, да и вообще у меня такое чувство, что нужно быть по меньшей мере королевой, чтобы решиться войти в эту хрустальную дверь.

— Вот видишь, это — как раз то, о чем мы с тобой только — что говорили. Тебе явно не хватает любви к самой себе. Каждая душа достойна самого лучшего и этот Дворец, как и все остальные вещи во Вселенной, специально создан для того, чтобы сделать тебя и любую другую, такую — же, как ты, более счастливой. Пойдем, я наконец познакомлю тебя с Тобой.

Мы с бабушкой поднялись по ступеням Дворца Мудрости, что заняло у нас довольно много времени, и оказались у хрустальных дверей.

— Вперед — ничего не бойся, — сказала моя покровительница.

Я легонько дотронулась до необозримой прозрачной двери и она открылась сама с необыкновенной легкостью.

Мы вошли во Дворец. Он внутри казался еще более громадным, чем снаружи. Я подняла голову вверх — ну да, я так и думала — все купола были полыми изнутри. В хрусталь было добавлено золото и потолок над головой был похож на сплошную сверкающую люстру с подвесками из драгоценного металла, которой не было видно конца.

Здесь, внутри, тоже было много высоких колонн, но все они были золотыми.

— От них идет наружу это легкое свечение, — подумала я.

Мы шли по Дворцу, и каждый наш шаг эхом откликался отовсюду, ударялся о хрустальные стены и превращался в мелодичный церковный перезвон. Мы были здесь совершенно одни.

Бабушка подвела меня к белой двери, спрятанной за колонной, которую я вначале не заметила.

— А сюда ты должна войти одна, — сказала она.