Око космоса

Лариса Валентиновна Кириллина, 2022

«Око космоса» – четвертая часть цикла фантастических романов «Хранительница». Предыдущие части: «Тетрадь с Энцелада», «Тиатара», «Двойное кольцо». Юлия Цветанова-Флорес стала магистром Колледжа космолингвистики на Тиатаре и вышла замуж за своего любимого Карла-Макса. Учитель Юлии, профессор Джеджидд, он же уйлоанский принц Ульвен Киофар, тоже счастлив в браке. Но спасательная миссия в дальнем космосе, едва не стоившая жизни Юлии и профессору Джеджидду, имела роковые последствия: у обеих супружеских пар нет детей. Способна ли наука помочь им? И какую цену придется платить, оспаривая приговор судьбы?

У очага

Наша с Карлом свадьба игралась первой, свадьба Ульвена с Илассиа — чуть позже. Им обоим хотелось, чтобы присутствовал ее отец, профессор Саонс, но вызвать его с Виссеваны оказалось не очень просто. Лаон Саонс был небогат, совершить межзвездное путешествие за свой счет вряд ли смог бы, а воспользоваться щедростью принца категорически отказался.

Однако Ульвен, как я давно поняла, умел благодетельствовать без публичной огласки. Он обладал теперь столь серьезным влиянием как в академическом мире, так и во властных кругах, что его мнение часто оказывалось решающим. Сам собою возник вариант, оказавшийся подходящим для всех: профессор Саонс отправлялся в командировку на Тиатару, которая будет оплачена Межгалактическим советом по научным контактам. Требовалось лишь получить официальное приглашение из Колледжа космолингвистики и согласовать программы курсов и даты. Наконец, приглашение было отослано, и утопический план приобрел реальные очертания.

Для нас с Карлом никаких препятствий не существовало. Я закончила колледж и стала ассистенткой профессора, получая достойное жалованье. Карл смог вернуться к профессии пилота, хотя пока никуда не летал — после миссии на Сирону ему полагался длительный отпуск. Мое здоровье полностью восстановилось, даже волосы, выпавшие при интенсивном лечении, отросли и стали еще гуще, чем прежде, разве что несколько потемнели, приобретя странный цвет — смесь каштанового с золотистым.

За то время, когда мы жили в доме семьи Киофар, мы успели почувствовать себя дружным и неразделимым целым: два барона, мои родители, брат Виктор и я. Поэтому мы решили и дальше не разлучаться и совместно сняли просторный старинный дом в Витанове, построенный некогда по земным образцам, но с тех пор пару раз подвергавшийся переделкам в зависимости от вкусов хозяев — сначала большой тагманской семьи, а затем уйлоанской. Снаружи архитектура казалась шедевром абсурда, однако внутри придраться было не к чему: два этажа, много комнат, три ванных. Никто никого не стеснит. Витанова слегка на отшибе, однако отсюда довольно удобно летать и в колледж, и в космопорт. Правда, наш дом — почти напротив дома профессора Лори Кан, но меня это уже не заботило. Общаться нам совершенно не обязательно.

Оставалось лишь выбрать день, заказать красивое платье и продумать весь распорядок свадьбы.

Я опять подступилась к учителю с сокровенным вопросом о церемонии у очага. Он назвал меня «любопытной маленькой девочкой», я обиделась чуть ли не до слез, он строго велел прекратить мою фирменную истерику — на него она не подействует… В общем, как обычно, сначала малость поцапались, а потом душевно поговорили.

Уйлоанцы испокон веков считали эти обряды священными. Разглашать их нельзя, как древние эллинские мистерии. Никогда и ни при каких условиях ни участниками, ни очевидцами не могли быть существа из другого мира. Впрочем, на Уйлоа с ними не контактировали. Однако на Тиатаре даже упоминать о церемонии у очага в присутствии инопланетян не полагалось, и я, несмотря на дружбу с семьей Киофар, вплоть до свадьбы Маиллы не знала, что такой ритуал практикуется, а не просто упоминается в исторических книгах.

На Уйлоа церемонию у очага проводил иерофант, прошедший полное посвящение. Это не был профессиональный священник или жрец, его полномочия ограничивались лишь особыми действами. Император считался верховным иерофантом Уйлоа, и все взрослые члены его семьи обладали всеми знаниями и полномочиями иерофантов. На Тиатаре эти обязанности возлагались на принца Ульвена. Он должен был проводить церемонии при наречении имени детям из знатных семей, при поминовении умерших и еще в некоторых важных случаях. Но брачную церемонию он совершал крайне редко, поскольку здесь она не была обязательной даже для уйлоанцев: считалось, что после такого обряда развод невозможен — он навлечет несчастье на всех, кто вздумает разорвать нерушимые узы, или на самого иерофанта, если он благословит союз недостойных. Когда выходила замуж старшая сестра Ульвена, госпожа Ильоа, вершителем церемонии у очага был их отец, принц Ульвен Киофар Савэй («Спасатель»). Поминальную церемонию по отцу проводил Ульвен, а потом он, совсем юный, освящал браки родственников, дяди по матери, кузины и не помню, кого еще. Некоторых желающих пройти через церемонию у очага Ульвен отговаривал, иногда успешно: не все понимали, насколько необратимы последствия. Ассен и Маилла попросили о церемонии, и он им не отказал, потому что был в них уверен. Их любовь казалась легкой и радостной, но не поверхностной. Этот брак безусловно заключался навсегда.

Я объясняю все эти детали, чтобы стало понятно, в какое нелегкое положение я поставила его своими настойчивыми упрашиваниями. Мы с Карлом и все наши родственники не могли бы сделаться уйлоанцами даже формально. Свободно говорила по-уйлоански только я. Карл освоил лишь устную речь в самых необходимых пределах, слушая наши беседы и общаясь с Иссоа. Ни его отец, ни мои родители языка не знали и вряд ли могли его выучить за короткое время. Язык необычайно красивый, богатый, гибкий, но весьма непростой ни фонетически, ни грамматически. Лексика же самой церемонии весьма архаическая и далекая от бытовой. А без понимания происходящего участвовать в обряде было бы профанацией. С другой стороны, раскрыв смысл церемонии чужакам, принц Ульвен совершил бы кощунство, чем мог бы навлечь на себя и свой род проклятие. На Уйлоа власть Императора-иерофанта связывалась с жизнетворной силой звезды Ассоан (которая в конце концов и погубила планету). Солнце Айни, сияющее над Тиатарой, подобной сакральностью не наделялось, но здесь в обряде присутствовало обращение к Космосу — это даже серьёзнее, чем обычное солнцепоклонничество. С Космосом, как мы все знаем, шутки плохи. Его законы нельзя обойти, отменить, искусно перетолковать, снабдить спасительными оговорками. Возмездие неотвратимо. И это отнюдь не предмет религиозного верования. Веришь ты или нет во всемирный закон тяготения, ты подвластен ему, даже если в данный момент бултыхаешься в невесомости.

У принца не было права допустить нас к обряду. Оно было лишь у императора.

Ради нас он решился на крайность. Временно — на полдня — принять высший титул. И совершить церемонию в качестве верховного иерофанта. Об этом знали очень немногие: Иссоа, Илассиа, Маилла с Ассеном. Сестре Ильоа он пока не сообщал, потому что она пока оставалась в неведении о том, кем считают его на Лиенне. Коль скоро церемония не разглашалась, посторонним незачем было знать о происходящем в доме семьи Киофар. Все привыкли к тому, что у принца нередко бывают гости, в том числе инопланетяне.

К церемонии у очага надлежало серьезно готовиться.

Сначала Ульвен работал со мной. И это мало чем отличалось от наших прежних занятий в колледже. Мы шаг за шагом обстоятельно проходили весь довольно длинный обряд. Он требовал, чтобы я понимала значение каждого жеста и каждого слова. Затем очень жестко экзаменовал.

Потом — почти то же самое с Карлом. Может быть, чуть попроще и чуть помягче. Но Карл был прирожденным аристократом, получившим надлежащее воспитание, некоторый толк в церемониале он знал, а как космоплаватель понимал важность точного соблюдения всех требований регламента, и от него можно было не ждать никаких выкрутасов. Впрочем, он был предупрежден, что язык церемонии — исключительно уйлоанский, и нельзя произносить даже самых невинных реплик ни на каких других языках. Это будет воспринято как осквернение таинства. Наши с ним имена будут звучать как «Юллиаа» и «Каарол». А сами мы предстанем как «благороднорожденная, славночистая и высокомудрая дева» и «высокоблагороднорожденный и достославный звездный странник» (я, естественно, перевожу уйлоанские выражения). Если это кому-то не нравится или кажется слишком забавным, лучше сразу же отказаться.

Затем настала очередь моих родителей и барона Максимилиана Александра. С ними Ульвен разговаривал не так строго, как с нами. Впрочем, от них требовалось не столько участвовать в церемонии, сколько почтительно наблюдать и не вмешиваться. Понимать происходящее было, конечно, желательно, и он им кое-что объяснил, заставив выучить ключевые ритуальные фразы. Отцу Карла и моему папе не нужно было напоминать о необходимости сохранять торжественную тишину во время обряда, лишь в самом конце все свидетели произносили поручительство за новобрачных и совместную клятву о неразглашении таинства. Эти краткие тексты надлежало знать наизусть, и Ульвен проверил, как каждый из наших родственников с этим справился. Больше всего он боялся за мою маму, столь же эмоциональную, как и я. Она могла в самый неподходящий момент прошептать что-нибудь по-испански или даже заплакать. Но проработав почти десять лет в межпланетной таможне, мама научилась в нужный момент справляться с эмоциями, и обещала не позволять себе ничего такого, что могло бы повредить счастью дочери и благополучию дома и рода его высочества принца Ульвена.

Наконец, этот день настал.

И тут я умолкну. Описывать церемонию запрещено. Могу лишь сказать: это и вправду было необычайно торжественно и при этом проникновенно. Я со священным трепетом взирала на моего учителя в облике Императора-иерофанта. Теперь я понимала, в какое изумление приходила Илассиа, видя и слыша, как непринужденно я позволяла себе с ним общаться, отпуская остроты на грани приличия. С точки зрения истинной уйлоанки, это выгляло вопиющей фамильярностью.

Ничего непредвиденного на самой церемонии не произошло. Никаких зловещих предзнаменований, никаких случайных обмолвок, никаких посторонних реплик. Наши родители благоговейно молчали, стараясь даже не шевелиться, мы с Карлом не улыбались друг другу и не переглядывались, отвечая иерофанту заученными словами совершая лишь то, что предписывалось обрядом. Илассиа и Иссоа помогали Ульвену, и все их движения были строго выверены. После клятвы о соблюдении тайны Ульвен объявил, что слагает временно принятый сан Императора-иерофанта, и ушел к себе наверх — снять церемониальное облачение и вернуться к привычному облику. Иссоа с Илассиа занялись убиранием священных предметов (не могу рассказать, каких), а мы с Карлом и всеми родственниками вышли во двор, дожидаться Ульвена, Илассиа и Иссоа.

Нам казалось, что солнце светило иначе. Сам воздух стал каким-то другим. Кругом раздавались незнакомые звуки. Мы словно видели мир Тиатары заново. И другими глазами смотрели на самих себя. Что-то действительно изменилось и сдвинулось. Совершенно необратимо. Осознать это полностью мы смогли лишь потом.

Решено было справить свадьбу душевно, но очень скромно. Хотя мы теперь не бедствовали, и сам Ульвен был бы рад устроить для нас веселье не хуже, чем было на свадьбе Маиллы, мы попросили не делать этого. Впечатлений от церемонии нам хватило с лихвой.

Из дома семьи Киофар мы с Карлом и нашими родственниками пошли пешком в администрацию Тиастеллы — официально зарегистрировать брак. Маилла нам объяснила, как это делается, документы мы подали загодя, и все формальности оказались улажены без проволочек. Для пущей скромности мы с Карлом сменили одежду на будничную, дабы не привлекать повышенного внимания посторонних. Ульвен, Илассиа и Иссоа нас не сопровождали, иначе сразу бы сбежалась толпа любопытных тагманцев.

Из Тиастеллы мы отправились в Витанову, в наш новый дом, куда позже прибыли на двух флаерах Ульвен, Иссоа, Илассиа и Маилла с Ассеном. Других гостей мы не звали. Дома при Викторе всё это время в качестве няньки оставалась верная Танджи. Впрочем, эта милая девушка ничего не знала о таинстве у очага. Она думала, что у нас просто свадьба.

Всё прошло прекрасно и радостно, хотя без особого шума и помпы. После праздничного угощения с непременным свадебным тортом (на земные изделия он был похож только формой, но не ингредиентами) мы начали веселиться и развлекаться — как обычно, с интеллектуальными вывертами. Иссоа спела для нас чудесный свадебный гимн из «Уйлоаа алуэссиэй инниа» — он считается брачной песнью загадочных алуэсс, хотя с кем они там могли сочетаться браком, остается неведомым: алуэссы могли быть лишь женщинами. Мне всегда казалось неловким расспрашивать моего учителя о смысле этого гимна, а теперь уже было нелепо признаваться в том, что я мало что понимала, заучивая слова наизусть и смакуя аллитерации. Звучало красиво — и ладно.

Карл заметил, что музыка немного напоминает песню трех русалок из «Золота Рейна». Ульвен и Иссоа заинтересовались и захотели сравнить, барон Максимилиан Александр нашел у себя запись оперы, мы немного послушали это самое переливчатое «Вайя, вага, вагала вайя, валлала, вайала, вайя!»… Ульвен согласился, что и вправду звучит словно по-уйлоански. Мы начали обсуждать, в какой мере дочери Рейна могут приравниваться к алуэссам. Иссоа попробовала это спеть. Получилось неплохо, но нужен был оркестр и три голоса. Мы с Илассиа петь по-оперному не умели. Тогда мы все вместе еще раз послушали эту сцену.

Барон Максимилиан Александр остановил запись на том моменте, где появляется отвратительный карлик Альберих, который затем проклянет любовь и добудет кольцо всевластия. Уж на свадьбе это было точно некстати.

Потом мама выбрала для нас зажигательную, но довольно изящную самбу, и мы немного потанцевали — я с Карлом, Маилла с Ассеном и даже папа с мамой. Ульвен заявил, что он не умеет танцевать, а без него этого не стали делать ни Иссоа, ни Илассиа. Однако Иссоа с удовольствием подпевала мелодии, а Илассиа восхищенно и нежно переглядывалась с обожаемым женихом, которого она впервые увидела в облике Императора-иерофанта и, похоже, влюбилась до полного самозабвения.

Наконец, мы с Карлом простились с родителями и гостями и отправились в космопорт — там в отеле был заказан роскошный номер для новобрачных. Ну, нам самим так хотелось. Когда-то ведь я соблазняла Карла идеей уединиться в отеле, но мы столкнулись тогда с Ульвеном, встречавшим Илассиа, только что прибывшую на Тиатару, и наш полет в космопорт ограничился невинным обедом в ресторане на смотровой площадке.

Мы так долго ждали этого дня, так рвались друг к другу, так страстно друг друга желали… И теперь безумно радовались, что смогли удержаться и не своровать у самих себя это счастье. Которое без церемонии у очага оказалось бы заведомо куцым, неполным, почти заурядным — как у всех, кто создан из плоти и крови. А мы себя ощущали особенными. Я звала его «мой космический ангел», он меня — «моя чокнутая валькирия». Ага, где германцы — там обязательно Вагнер и мифология. А где русские — там непременно космизм и полнейший улёт. Даже в первую ночь новобрачных.

На третий день Карл отправился на работу — в космопорт. Он то дублировал кого-нибудь из пилотов, то сам летал на орбитальную платформу над Тиатарой.

А я вернулась в наш новый дом в Витанову, наскоро привела себя в порядок и умчалась на флаере в Колледж. Там шел очередной семинар, в точном согласии с расписанием. «Магистр Цветанова-Флорес, прошу впредь являться без опозданий», — сразу же последовал выговор от Ульвена. «Простите, профессор, больше не повторится», — заученной фразой ответила я. Студенты, наверное, испугались, видя, как он меня выдрессировал, и с ужасом думали, что теперь будет с ними, если они не выполнят задание или вздумают прогулять очередное занятие. Они даже не подозревали, насколько я счастлива — ночью быть вместе с Карлом, а днем погружаться в таинства космолингвистики. Наверное, от меня исходило сияние, и Ульвен не решался что-либо сказать мне — он втайне сам любовался витавшим в воздухе и видимым лишь уйлоанцам двойным кольцом «сюон-вэй-сюон» — теперь оно явственно соединяло нас с Карлом. Их третий глаз позволял это видеть, а наше обычное зрение — нет.

Свадьба принца Ульвена с Илассиа состоялась вскоре после прилета профессора Лаона Саонса. Саонс даже успел прочесть в нашем колледже лекцию о культуре Уйлоа. Почему-то сам Ульвен таких лекций никогда не читал, хотя его знания вряд ли уступают знаниям будущего тестя. Впрочем, уйлоанский язык, как ни странно, в Колледже космолингвистики углубленно изучают немногие. Самим уйлоанцам это не нужно, они и так его знают, а для выходцев из далеких миров он представляет лишь экзотический интерес: говорят на нем только на Тиатаре и на Лиенне. При этом на Лиенну практически никто не летает, а Тиатаре спокойно можно прожить и без этого. В обычном быту популярней тагманский, в официальном общении, как и везде — космолингва. Я стала одной из немногих инопланетян, кто свободно владел уйлоанским и постоянно оттачивал свои знания, которые теперь включали еще и архаику.

Церемония у очага для Ульвена с Илассиа кое-чем отличалась от нашей. Присутствовали почти все те же самые, включая нас с Карлом и наших родных, а также три Саонса — отец Илассиа и два ее здешних дальних родственника, доктор Келлен и доктор Эллаф. Госпожа Оллайя с извинениями отказалась, уверяя, что не достойна такой великой чести, однако согласилась прийти позднее на свадебный пир. Зато, разумеется, пригласили госпожу Ильоа с супругом, господином Иллио Сеннаем. Они были страшно поражены, обнаружив среди гостей инопланетян, но Ульвен заверил их, что мы все основательно подготовлены, и, раз такова его воля, ничего изменить невозможно. Так будет, ибо так надо.

На сей раз Ульвен не мог выступать в роли иерофанта: он не должен был проводить церемонию для самого себя. Миссию иерофантессы пришлось возложить на Иссоа. Это тоже было немного вразрез с традициями, ведь она — не глава семьи. Впрочем, принцесса императорской крови имела право быть иерофантом, если прошла обучение и посвящение. Иссоа его успешно прошла. Поскольку церемония совершалась над исконными уйлоанцами, то ранга принцессы оказалось достаточно, более высоких полномочий не требовалось. Однако слова «император Лиенны» всё-таки прозвучали. На церемонии оглашалось полное имя и полный титул Ульвена. Илассиа должна была точно знать, за кого выходит замуж и кому приносит брачные клятвы, и какие это наложит на нее ограничения и обязанности. Конечно, она все это давно уже знала и заранее со всем согласилась, однако ход ритуала должен был соблюдаться неукоснительно. Мой учитель настоял лишь на том, чтобы в титулатуре присутствовали важные оговорки юридического характера. «Император Лиенны по праву рождения, принц Ульвен Киофар Уликенсс Джеджидд»… «По праву рождения» означало, что он не притязал на признание этого титула где-либо, кроме узкого круга причастных к тайне. Но мне стало ясно, что он уже допускал возможность подобного поворота событий, хотя продолжал повторять, что не хочет, не может и не собирается даже думать об этом. И всё-таки на нашей церемонии с Карлом он уже успел побыть императором-иерофантом. Пусть на какой-то час или два. И я бы не поручилась, что ему это совсем не понравилось. Скорее, он сознавал власть как страшный соблазн и упорно сражался с этим соблазном. Однако я не ответила бы однозначно, какая его ипостась могла обернуться большей опасностью для него самого и для всех окружающих — «император» или «профессор Джеджидд». Его педагогические методы в колледже считались тиранскими. Он знал это, каялся, собирался что-то в себе изменить, но пока получалось неубедительно. Перед учителем я всегда ходила по струнке. А с принцем могла и повздорить, и пошутить.

Иссоа прекрасно справилась. Ее дивный певческий голос придавал словам церемонии новый смысл, и они звучали как волшебная музыка. Движения были плавными и величавыми. Из застенчивой ласковой школьницы она стала принцессой — настолько уверенной в собственной внутренней силе, что совсем не нуждалась во внешних ее проявлениях. Наверное, ей пристал бы и титул императрицы.

Но сможет ли она в таком случае выйти замуж? Найдется ли тот, кто сумеет возвыситься до столь исключительного существа, не пытаясь превратить Иссоа в обычную женщину?.. Эллаф Саонс, влюбленный в нее до полнейшей остолбенелости, не решался заговорить о своих чувствах. Скромный доктор-кинезиотерапевт из незнатной семьи — и принцесса императорской крови, сестра — как он с ужасом услышал на церемонии — необъявленного императора… Правда, другая сестра, госпожа Ильоа, в свое время вышла замуж за Иллио Сенная, ничем особо не выдающегося, кроме приятной внешности, аристократического происхождения и богатства. Однако с первого взгляда понятно, кто есть кто в семье Киофар. Госпожа Ильоа мила и житейски довольно умна, однако не блещет никакими талантами. Между нею и братом нет сущностного сродства. Он привязан к Ильоа по-родственному, но Иссоа — его женственная ипостась, его собственное творение, в которое он годами вкладывал свое лучшее «я»… К такой девушке страшно приблизиться, хотя она, в отличие от Ульвена, никогда и ни с кем не бывает резка, а всегда изысканно вежлива.

После церемонии у очага как обычно, состоялась регистрация брака в администрации Тиастеллы. И там же устроили свадебный пир — увы, не такой сердечный и свойский, как у нас с Карлом. Принц Ульвен Киофар был слишком видной фигурой, чтобы его официальное бракосочетание оставалось сугубо приватным делом. Пришлось организовать довольно многолюдный прием — нечто вроде фуршета. В актовом зале могло поместиться гораздо больше гостей, чем в доме семьи Киофар. А устраивать молодежные развлечения с танцами под открытым небом, как на свадьбе Ассена с Маиллой, мой учитель счел неуместным — он давно не юноша, это будет смотреться смешно. Зато на праздник в администрации пришли все, кому он был дорог, и кто при этом не принадлежал ни к его родственникам, ни к ближайшим друзьям. Появиться на свадьбе столь знаменитой личности сочли за честь и коллеги-космолингвисты, и представители Планетарного совета Тиатары, и члены правления каких-то организаций, которым он помогал советами и деньгами, и ученые из Севайской обсерватории и Института Тиатары, и врачи из медицинского центра.

Родственникам, конечно, уделялось особенное внимание. На свадьбе Ульвена и Илассиа передо мной впервые предстали знатные кланы, кровно связанные с семьей Киофар. Кое-кого я уже видела на свадьбе Маиллы, однако отнюдь не всех. Часть родни тогда не пожелала лететь в Севайю ради какого-то «служащего обсерватории» (консервативные старики считали брак племянницы принца с астрономом неприемлемым мезальянсом), другая часть не смогла там быть из-за личных хворей, жары и трудной дороги. На сей раз явились все. Две старших сестры покойной госпожи Файоллы, их сыновья и дочери солидного возраста (думаю, лет пятидесяти) со своими супругами, детьми и внуками, пожилой отец господина Иллио Сенная — Маиллин дедушка по отцу, еще более старый брат этого дедушки со своей семьей, Ассен с родителями… Маилла поясняла мне, кто кем приходится ее дяде, но я сумела запомнить не все имена.

На меня, конечно, смотрели с нескрываемым любопытством. «Ах, та самая инопланетянка, из-за которой наш принц едва не погиб»… При первом официальном знакомстве нас с Карлом представляли как «барона и баронессу Ризеншнайдер цу Нойбург фон Волькенштайн», а когда глаза собеседника округлялись от страха перед этой непроизносимой гирляндой имен, я снисходительно добавляла: «магистр Цветанова-Флорес, если так будет удобнее». Имя «Карл Максимилиан» тоже редко кто мог усвоить с первого раза, и мой муж разрешал называть себя «господин барон Каарол». Ведь рядом был еще и мой свёкр Максимилиан Александр, который для краткости именовался просто «господином бароном».

Наконец-то Ульвен смог познакомиться с супругой доктора Келлена Саонса, госпожой Оллайей. Илассиа постаралась принарядить ее, но она все равно неловко чувствовала себя в столь изысканном обществе. Между тем нетрудно было заметить, что сын, Эллаф, похож на нее, и что в молодости она, несомненно, была красива. Похоже, Ульвену она понравилась. Во всяком случае, он беседовал с госпожой Оллайей чрезвычайно доброжелательно — благодарил за поистине материнское отношение к Илассиа, спрашивал о каких-то домашних делах, хвалил медицинские таланты обоих Саонсов, радовался, что теперь они войдут в ближний дружеский и родственный круг семьи Киофар. Она понемногу перестала робеть и уже не держалась как деревянная. После разговора с принцем к ней начали подходить знакомиться его родственники, и, похоже, госпожа Оллайя вовсе не оплошала: она больше слушала, нежели говорила, а именно это обычно кажется признаком душевной тонкости и проницательного ума.

И в зале, и во дворе вокруг фонтана расставили столы с угощениями, и в проходах между ними можно было лишь степенно перемещаться, пробуя разные напитки и блюда, знакомясь с другими гостями, ведя милые светские разговоры и разглядывая наряды и украшения. Играла ненавязчивая приятная музыка, уйлоанско-тагманская, то есть одновременно и мелодичная, и ударная. О надлежащем репертуаре, скорее всего, позаботился сам Ульвен, дабы ничто не звучало слишком громко и навязчиво. Иногда выступали певцы, исполнявшие песни на двух языках — в основном, о взаимной и верной любви. Уйлоанские тексты были до приторности возвышенными, тагманские — слегка игривыми, как подобало на свадьбе. Периодически транслировалась фонограмма с песнями «Лорелеи», и мы, посвященные, посматривали в такие минуты на нашу Иссоа, которая делала вид, будто она не имеет к ним ни малейшего отношения.

Музыка и бокалы с некрепким вином помогали расслабиться тем, кто чувствовал себя непривычно рядом с высшей аристократией. Я давно воспринималась здесь, как своя. Теперь мне и в голову не пришло бы явиться на подобное празднество в белых брючках в обтяжку или в легкомысленной юбочке с ярким тагманским орнаментом. Специально для этого случая я заказала себе длинное голубое платье-тунику, чуть-чуть стилизованное под уйлоанский наряд, но с более глубоким вырезом на груди, где нежно переливалось изысканное опаловое ожерелье — подарок Ульвена к моей свадьбе. Согласно уйлоанским поверьям, такие камни приносят удачу и раскрывают способности, о которых носитель и сам не догадывался.

Ульвен и Илассиа смотрелись вместе как идеальная пара. Наконец-то он стал похож на настоящего принца. На нем была легкая, развевающаяся при движении, серебристо-серая мантия, из-под которой виднелись просторная рубашка и брюки такого же цвета. Илассиа красовалась в изысканном бело-розовом платье, оттенки которого переливались, как отсвет утренней зари на спокойных озерных волнах. Ульвен обошелся без каких-либо драгоценностей, кроме золотого кольца, которым он обручился с Илассиа — оно представляло собой узорную вязь из повторяющейся фигуры «сюон-вэй-сюон», символа взаимопроникновения душ. Она же, помимо кольца, надела то прелестное, хоть и недорогое, перламутровое ожерелье, в котором когда-то впервые вошла в дом семьи Киофар. Видимо, Илассиа верила, что украшение сродни талисману. А может быть, Ульвен сам попросил ее добавить эту деталь — он знал толк в потаенных символах.

Уйлоанцы вообще не склонны к публичным проявлениям страсти, а эти двое к тому же хорошо себе представляли, какими титулами обладает Ульвен. Поэтому ни фривольных намеков, ни интимных сближений они себе при посторонних не позволяли. Но между ними царила гармония, проявлявшаяся во всем, от цветов их одежд до синхронных взглядов и жестов. Церемония у очага привела к тем же сдвигам в судьбах обоих, что и у нас с моим Карлом. Что бы дальше ни происходило, этот брак — нерушим и нерасторжим. И над их головами незримо светилось и трепетало нечто космическое — мне казалось, что я это тоже видела, несмотря на отсутствие третьего глаза. Иссоа сказала мне по секрету, что это вспыхнуло между ними давно, сразу после нашего возвращения к жизни, когда Ульвен признал Илассиа своей нареченной невестой. Достаточно оказалось слова, чтобы знак избранничества проявился, причем сразу с обеих сторон. На церемонии у очага сияние, по словам Иссоа, настолько усилилось, что она, иерофантесса, едва не отдернула руку, коснувшись «сюон-вэй-сюон» при благословении новобрачных. Несмотря на холодный спектр свечения, оно было испепеляющим, словно плазма.

Со свадьбы брата Иссоа отправилась к старшей сестре, в Миарру — побыть там несколько дней.

Ульвен и Илассиа рука об руку возвратились в дом семьи Киофар. Родственники и друзья, включая нас с Карлом, проводили их до ворот, пожелали им счастья и оставили наедине. Теперь это был их дом. Их очаг. Хотя через несколько дней Иссоа вернется под родной кров, хозяйкой и первой дамой в семье Киофар отныне будет считаться принцесса Илассиа. Таков теперь ее официальный титул. Ох, а я-то обращалась к ней по-свойски, на «ты»… Как-то это теперь неловко.

Пока Ульвен наслаждался семейным счастьем, я три дня вела его лекции и семинары. Вроде бы получалось неплохо — у меня сохранились конспекты, я почитала свежую литературу, оживила видеоряд, студентам всё нравилось. Моя молодость и весёлость добавляли мне популярности, мне казалось, что преподавать — легко и приятно, и совсем не обязательно кого-нибудь убивать наповал, даже двоечника и невежду.

Но все ждали тирана-профессора. Которого, несмотря ни на что, обожали. Как истинно царственная особа, он внушал и восторг, и страх. Без него и успех не был сладок, и провал не был горек.

Я тоже ждала. И уже предвкушала, что смогу отплатить ему той же монетой — «Профессор, прошу не опаздывать!» — и посмотреть на его реакцию.

Он, конечно же, не опоздал.