Двойник

Лариса Валентиновна Кириллина, 2022

Давно погибший профессор Ульвен Киофар Джеджидд возвращается на родную планету в виде собственного двойника – совершенной биокопии с искусно воссозданной личностью. Проблему клона должны решить три женщины, любившие подлинного Ульвена и любимые им: ученица, сестра и жена. Межгалактический альянс считает ситуацию очень опасной: клонирование разумных существ строго запрещено во всех окрестных мирах. Кто и зачем создал клона? Каковы цели самого двойника? Что с ним делать, если уничтожить его нельзя?

Концерт в колонии

Приводя себя в порядок, я обдумывала, из кого составить комиссию, но к окончательному решению прийти не успела: позвонила Иссоа. Ей не терпелось поскорей прилететь в Тиамун и поговорить с сыном. Она решила не дожидаться моего служебного флаера, а нанять любой, какой подвернется.

Семья Киофар, как ни странно, давно уже не имела флаера в собственности. Иссоа так и не научилась водить, а Эллаф, приобретший права в зрелом возрасте, ощущал себя в роли пилота несколько неуверенно и не хотел экспериментировать в воздухе над женой и детьми. Если семья и летала, то только с наемным профессиональным водителем.

Юный Ульвен, обожавший небо, космос и технику, не испытывал таких трудностей; он-то дорвался до прав в шестнадцать лет и водил теперь флаер почти так же легко и свободно, как покойный дядя. Однако он не спешил становиться хозяином летной машины, опасаясь, что в таком случае ему придется пожертвовать собственной независимостью и постоянно куда-то возить то родителей, то прочих родственников.

Спорить с Иссоа я не стала. Хочет лететь сама по себе — пусть летит.

Уж не знаю, какой воздушный лихач ее вёз, но всего через час с небольшим она уже оказалась в моем кабинете.

«Юллиаа, я так и не сумела заснуть», — призналась она. — «Эллаф дал мне те капли из корня марейи, но на меня они не подействовали, а от укола я отказалась».

Внешне императрица оставалась спокойной, демонстрируя пресловутую уйлоанскую сдержанность. Лишь самые близкие понимали, какие бури бушуют внутри. Океанида сродни океану: среди полного штиля вдруг возникает цунами, шквал, ураган…

«Давай попробуем вызвать Карла с Ульвеном, ты поговоришь с сыном, а потом, если хочешь, поспишь у меня», — предложила я. — «Только я не знаю, какое у них там сейчас время суток, и сколько вообще там прошло времени». — «На Сироне?» — «Нет. На Эрефе». — «Где это? И зачем их туда занесло? Ведь в маршруте гастролей такой планеты не значилось»…

Пришлось рассказать о неполадках в двигателе и о вынужденной стоянке «Гране» на планетоиде с мрачной репутацией межпланетной тюрьмы. Язык не повернулся поведать Иссоа о том, кто такой «Рафаэль Санти». Иначе императрица немедленно наняла бы не флаер, а космолет, и ринулась бы самолично спасать Ульвена и прочих.

На мой вызов вновь откликнулся Карл. Он дежурил на «Гране», и теперь у нас появилась хорошая видеосвязь. Он переменился в лице, увидев рядом со мною Иссоа, но нашел в себе силы дружески улыбнуться ей и спросить, как дела у Эллафа и здоровы ли младшие дети, Файолла и Эллаф Ульвен.

— Каарол, где мой сын? — перебила Иссоа. — Позови его сюда поскорее, пожалуйста! Я страшно волнуюсь!

— Он скоро будет, — с некоторой неуверенностью ответил мой муж. — Я сейчас передам ему сообщение.

— Где он?!

— Отдыхает после концерта.

— Какого концерта?!

— Для заключенных.

— Но ты обещал, что концерт вы отмените! — вмешалась я.

— Юлия, я не смог его переупрямить, — признался Карл.

— Ты?! Мальчишку?!

— Его высочество принца. Он твердил, что дал слово, а слово принца — титан и алмаз, залог его императорской чести, и вообще нарушать обещания — признак лживых натур, так учил его «господин барон Максимилиан Александр», к тому же к здешним заключенным никогда еще не прилетали артисты, особенно столь высокого класса, и обмануть ожидания сотен несчастных существ было бы крайней низостью, не достойной ни принца Ульвена, ни барона Карла Ризеншнайдера цу Нойбург фон Волькенштайна, которого он почитает как второго отца…

— Всё закончилось благополучно?

— Да. Концерт состоялся ночью. Здесь другой ход времени, планетоид вращается куда быстрей Тиатары.

— Ты присутствовал?

— Нет. С Ульвеном поехали Джарри, Афина и Ульфар как технический ассистент и телохранитель. Я должен был сменить на дежурстве Валли.

— Координатор Пшшасс с тобой связывался?

— Рафаэль сказал, что руководство Альянса сообщило ему: к нам летит окуданский корабль. Через сутки он будет здесь. Либо двигатель «Гране» починят на месте, либо, если не выйдет, мы вернемся на окуданце, а «Гране» возьмут на буксир.

— Каарол, но где же Ульвен?! — спросила Иссоа еще более требовательно и беспокойно.

— Пока мы разговариваем, я послал ему сообщение. Если он спал, то нужно некоторое время, чтобы он проснулся и добрался сюда.

— А там, где он есть, с ним нельзя поговорить?

— Только по радиосвязи.

— Каарол, Каарол, ради всех нас, сделай это немедленно! — взмолилась Иссоа. — Успокой меня! Пусть он откликнется!

Через пару минут в рубке «Гране» послышался сонный голос Ульвена:

— Господин барон, что случилось?

— Дорогой мой, пожалуйста, будь на «Гране» как можно скорей, у нас сеанс межпланетной связи, ты знаешь, насколько это трудно и дорого. С тобой хочет поговорить твоя мать.

— Это… из-за концерта? Вы ей пожаловались?

— Нет. Не только. Мы ждем тебя!

Иссоа немного успокоилась, убедившись, что Ульвен никуда не делся. Но всё равно досадовала на Карла, который пошел на поводу у беспечного юноши, позволив ему выступать в таком месте и перед столь сомнительной публикой.

Ульвен ворвался в переговорную рубку как вихрь, скинув шлем на ходу: «Вот! Успел! Гнал электрокар на предельной скорости и бежал со всех ног! Здравствуй, мама! Здравствуйте, госпожа Хранительница и господин барон!»..

— Почему ты не слушаешься господина барона? — начала Иссоа с упреков. — Он — командующий экспедицией! Его слово — закон! Больше я никуда тебя не отпущу!

— Мама, милая, но ничего же со мной не случилось, — оправдывался Ульвен. — А поскольку я принц, моё слово стоит не меньше, чем слово господина барона Карла. Если я его дал, то обязан держать. Ты, как императрица, знаешь, почему мы не вправе нарушать обещаний. Господину барону я всё объяснил, и он понял!

— А если бы что-то случилось?.. Вас было четверо юных и безоружных против целой толпы осужденных преступников…

— Это достойные сострадания обездоленные существа, у которых отнято всё, кроме жизни и памяти.

— Существа? — переспросила я.

— Очень разные, — пояснил он. — Есть люди с Сироны, есть тактаи, есть окуданцы, есть виссеванцы… Наших, к счастью, нет. Или я их не видел.

— Вас там не обижали? — спросила Иссоа.

— Да что ты! Принимали великолепно! Концерт прошел замечательно!

— Какую же программу вы исполняли перед такой странной публикой?

— Определенной программы не было. Сложные композиции мы играть не отважились, тут это вряд ли поймут. К тому же на разных планетах свои собственные представления о музыке. Мы предложили, чтобы каждый желающий напел нам хотя бы отрывок своей любимой мелодии, а мы ее тут же аранжируем. Поскольку Афина по первой специальности космолингвист, она сразу запоминала слова. Поначалу шло туговато, но вскоре зал оживился. Я подбирал мелодию на синтезаторе и накладывал на гармонический фон, Джарри подстраивался с ударными, Ульфар запускал этот паттерн в записи, регулируя по моим указаниям темп и громкость, и мы с Афиной постепенно наращивали остальные пласты: импровизацию на гитаре, флейте и скрипке, вокал — попеременно она и я, а в конце дуэтом… В конце всё соединялось, и звучал настоящий оркестр и хор из множества голосов, хотя нас оставалось на сцене четверо! Успех был необычайный! Зал ревел от восторга! Нас никак не хотели отпускать! Я разрешил записать весь концерт, чтобы они потом могли это слушать! И подарил им другие записи нашего тура! Теперь наш ансамбль «Созвездие» — вне конкуренции в этой злополучной дыре!

— Да уж, популярность среди уголовников — повод для гордости, — проронила Иссоа.

— Мама, они тоже нуждаются в музыке и в красоте! Разве нет? Nicht wahr? Эти песни, наверное, пробуждали в них самые лучшие чувства и воспоминания… И дарили надежду на будущее.

У меня проступили слезы. Я встречала в жизни немало прекрасных и добрых разумных существ, в том числе среди моих близких, но принц Ульвен Киофар Саонс излучал душевный свет такой мощности, что его хватило бы на сотворение целого мира — куда более совершенного и гармоничного, чем любой из окрестных миров…

Иссоа тоже была смущена и не нашла слов для дальнейших упреков и возражений.

— А зачем вы меня разбудили и позвали сюда так срочно? — спросил Ульвен. — Убедиться, что я жив и здоров? Это мог бы вам рассказать господин барон Карл.

— Повод был совершенно другой, — призналась Иссоа. — У нас на Тиатаре произошло нечто невероятное. Я хочу тебя подготовить к предстоящим событиям.

— Кто-то умер? — испугался Ульвен.

— Нет, напротив! Воскрес. Но от этого никому не радостно.

— Мама, о чем ты?

Мы с Иссоа рассказали Ульвену о внезапном появлении двойника его дяди. И о том, какими последствиями всем нам грозит официальное признание личности клона.

Реакция принца оказалась весьма неожиданной.

— Надо же! — заявил он. — Как интересно! Я еще никогда не видел настоящего клона! Он действительно в точности копия дяди? И с ним можно поговорить?

— Он сидит в карантине, — сообщила я. — И проходит реабилитацию. Мы с бароном Максимилианом Александром и твоей тетей Маиллой общались с ним дистанционно. Да, похож. Но поверь, для тех, кто помнит подлинного Ульвена, это зрелище с трудом выносимое.

— Так ведь я не застал его живым! Мне, наверное, будет не так страшно, как вам.

— Дорогой Ульвен, эту копию сделали и прислали сюда с несомненно враждебными целями, — сказала я, стараясь оставаться спокойной. — Двойник уже объявил о намерении восстановить все свои права. В том числе имущественные. И, как нам разъяснила Маилла, даже если настоящий Ульвен сложил с себя полномочия главы рода и отрекся от титула императора, он остался верховным иерофантом Лиеннской империи. От этих обязанностей он избавиться не успел.

— А какой в них смысл на Тиатаре?

— Его ранг будет выше, чем ранг императрицы-иерофантессы. Значит, он получит доступ к священным реликвиям и к «Книге церемониала».

— Погодите! — вдруг сообразил наш мальчик. — Разве клона кто-нибудь обучал церемониям и посвящал в иерофанты? Если нет, то его притязания несостоятельны. А если да, то он обязан назвать нам имя наставника. Меня посвятила мама, ее — старший брат, и так далее. Клятва всегда приносится старшему. Из вакуума никакие иерофанты не возникают.

Здравомыслие принца ненадолго внушило нам чувство облегчения.

— Да, но он уверяет, будто он — настоящий Ульвен Киофар Джеджидд. И обязанность доказать, что он просто его биокопия, лежит на нас, — напомнила я, вернувшись к суровой реальности.

— Разве это так трудно? — удивился принц.

— Трудней, чем ты думаешь, — призналась я. — Наши неведомые враги смогли воссоздать не только физическую оболочку покойного, но также память о прошлом, манеры и в какой-то степени личность.

— А мы не можем сами этим воспользоваться? — предложил Ульвен.

— Каким образом? — спросила Иссоа.

— Обратить зло в добро! — ответил ее изумительный сын. — Мама, я, пожалуй, попробую! Если ты разрешишь.

— Возвращайся на Тиатару, посмотрим, — уклончиво проронила она.

— Конечно, мама! Как только починим двигатель.

— Чудо, что ты обратил внимание на необычные призвуки, — сказала я.

— О, госпожа Хранительница, это вышло само собой! Я ведь слышу частоты, которые скрыты от обладателей обычного слуха! Даже господин барон Карл не заметил, хотя он скрипач, а у них очень чуткие слуховые органы!

— Хорошо, дорогие мои. Будьте, пожалуйста, осторожны, — попросила я. — Надеюсь, что других неприятностей не случится.

— Жду вас всех домой, и как можно скорее, — сказала Иссоа, сочетая в голосе материнскую мягкость с повелительным тоном императрицы.

У Иссоа немного отлегло от души. Она убедилась, что Ульвен пока в безопасности. А космический перелет — дело всегда рискованное. Но не вздумает же Карл отправляться в путь с неисправным двигателем. И ему обещали, что в крайнем случае путешественников возьмет на борт окуданский корабль.

Я не стала делиться с Иссоа своими тайными мыслями насчет неожиданной пользы, которую мог принести самовольный концерт Ульвена перед заключенными. У меня не возникло никаких иллюзий по поводу морального исправления Рафаэля Калински. Да, насильничать он уже неспособен, он навсегда импотент. Остается лишь тешиться эротическими картинками и развлекаться созерцанием записей с видеокамер в местном борделе.

Однако вряд ли увечье сделало его порядочнее и заставило отказаться от ненависти ко всем нам. Возможно, у него на Сироне остались сторонники и поклонники. Заставив «Гране» совершить посадку в столь глухом и мрачном уголке этой части вселенной, они могли надеяться если не захватить космолет, то расправиться со всей командой. И, скорее всего, среди заключенных у Рафа тоже имелись те, кого он подкупил или заставил служить себе силой. Но напасть на Ульвена во время концерта они не посмели — свидетелей оказалось бы слишком много. И, чем больше сердец завоевывал звездный ансамбль, тем менее вероятным становился успех покушения. Заключенные, жаждавшие бесконечно слушать свои самые любимые песни, не позволили бы причинить никакого вреда Ульвену и его спутникам. Гениальный юноша оживил в них память о детстве, о родительском доме, о любимых женах и родственниках, о себе самих, какими они были до совершения преступлений, караемых высылкой на уединенный Эреф… Но дело было даже не в песнях. За долгие годы их заточения на планетоиде Ульвен оказался единственным, кто общался с ними как с равными — такими же разумными существами, как он, достойными радости и красоты просто так, безо всяких условий…