Алуэсса

Лариса Валентиновна Кириллина, 2022

«Алуэсса» – пятая часть цикла фантастических романов «Хранительница». Дальний космос, высокие технологии – и принцесса Иссоа, в которой ожили древние гены таинственных алуэсс – певчих океанид с погибшей планеты Уйлоа. Принц и ученый-космолингвист Ульвен Киофар Джеджидд, брат Иссоа, организует археологическую экспедицию, чтобы выяснить правду об алуэссах. На планете Лиенна, где воссоздано подобие уйлоанской империи, эта правда оказывается смертельно опасной…

«Если»

Настоящих раскопок в Меннао не предполагалось. Ограничились лишь подробными съемками тех объектов, что обнаружились на поверхности, и сопоставили их нынешнее местонахождение со старинными картами. Разумеется, попадавшиеся археологам небольшие интересные артефакты забирали с собой, поместив в герметичные капсулы.

Далее «Гране» взял курс на Фарсан и на Уллинофароа.

Как обычно, на разведку выслали сначала беспилотные дроны, а потом флаер-челнок. Теперь полетели Хашшошш и Саттун. Их целью был поиск подходящей платформы для посадки «Гране» — достаточно ровной, просторной и при этом находящейся недалеко от императорского дворца. Такое место нашлось довольно быстро — бывшая площадь перед дворцом.

Руины дворца занимали большое пространство и даже в нынешнем виде смотрелись величественно. Площадь же, по словам профессора Лаона Саонса, обрамляли полукольцом каменные изваяния императоров, носивших одно династическое имя — Уликен. Все они походили друг на друга, как близнецы. Вероятно, индивидуальности облика избегали преднамеренно, дабы подчеркнуть непрерывность и неизменность императорской власти.

В лиеннском Уллинофароа статуи Уликенов воссоздали из довольно дешевого материала. На Уйлоа они изготавливались на совесть — из твердых пород вроде гранита или базальта. Но космос и время не пощадили трудов безымянных скульпторов. От статуй остались лишь приблизительные очертания. Снимок мертвой планеты с чередой безликих одинаковых истуканов произвел на нас сильное впечатление. «Sic transit gloria mundi», — вспомнила я старинное латинское изречение, и Ульвен понимающе посмотрел на меня — как знаток языков и как законный наследник погибшей династии.

Сама дворцовая площадь осталась ровной, хотя и покрытой слоем пыли, песка и разного мелкого мусора. С помощью роботов место для посадки космолета расчистили, и Хашшошш сообщил барону Максимилиану Александру о полной готовности встретить основной экипаж.

«Гране» благополучно сел на поверхность Уйлоа. Когда мы увидели этот момент на съемке, мы с Карлом даже захлопали в ладоши, как дети, и радостно обнялись. Наши друзья-уйлоанцы не проявляли эмоций столь бурно, однако тоже выглядели восхищенными и потрясенными.

Дальше началась подготовка к раскопкам. Дворец занимал обширную территорию, и требовалось для начала расставить по периметру маячки, чтобы потом накрыть его временным куполом — легким и не предполагавшим создание внутри настоящей искусственной атмосферы, но всё-таки защищавшим от губительного излучения Ассоана. Я уже видела купола жилых колоний на Марсе, Титане, Арпадане и на Сироне, они, конечно же, были намного мощнее и грандиознее. Но я никогда не становилась свидетельницей самого процесса их воздвижения. Это тоже захватывало, притом, что уйлоанский купол был по сравнению с ними словно бы невсамделишным — хрупким, как стрекозиные крылья, и изящным, как опрокинутый колокол.

Под куполом еще довольно долго трудились роботы-дезактиваторы. Снизить уровень излучения до вполне безопасного было в полевых условиях нельзя, но, по крайней мере, в руинах дворца стало возможно работать в относительно легких и гибких скафандрах, а не в тех громоздких сооружениях, в которых ранее высаживались на поверхность Уйлоа разведчики. Только Хашшошш мог передвигаться по планете без скафандра. Барону Максимилиану Александру, командиру всей экспедиции предписывалось оставаться внутри корабля, и он, как истинный добропорядочный немец, не пытался нарушить регламент. Поскольку на борт «Гране» постоянно велась трансляция, барон первым узнавал обо всех открытиях и находках, так что вряд ли он считал себя ущемленным.

Я не буду описывать процесса раскопок дворца шаг за шагом. Посторонним, возможно, это вовсе неинтересно. Упомяну о самом главном.

Учитывая тягу уйлоанцев к извилистым линиям, план дворца напоминал скорее улиткообразные завитки, складывавшиеся в многоуровневый лабиринт, чем обычную архитектуру, основанную на прямоугольниках и квадратах. Дом семьи Киофар в Тиастелле создавался примерно таким же по замыслу, только был намного более скромным по размерам и оттого визуально простым: всего два этажа под фигурно изогнутой кровлей, а от лестницы ответвлялись лишь два дугообразных крыла. С евклидовой геометрией (даже не имея понятия об Евклиде) уйлоанцы вообще-то в ладах, однако они находят все эти равносторонние фигуры скучными и некрасивыми, предпочитая подражать в искусстве и архитектуре живой симметрии или, наоборот, асимметрии листьев, морских животных и раковин.

Поскольку бывший дворец в Уллинофароа был почти точно воссоздан в одноименной столице Лиенны, профессор Саонс тщательно сделал многократное визуальное наложение уйлоанских руин — на старинную схему, на исторические изображения и на лиеннскую архитектурную копию.

Естественно, обнаружились расхождения между каждым из вариантов. Лаон Саонс объяснял это тем, что после фиксации первоначальной схемы дворец мог еще перестраиваться, и не все изменения отражены в общедоступных планах. К тому же, как показал пример «Морской ратуши» в Меннао, копия неизбежно оказывалась упрощенной и огрубленной по сравнению с оригиналом. Империя в самом блеске расцвета и ее бледный слепок, любовно, но с гораздо меньшими средствами и в гораздо более сжатые сроки созданный на совершенно другой планете, не могли считаться тождественными и равноценными.

И всё же проступавшее из руин величие впечатляло.

— Дядя, как тебе твой дворец? — чуть иронично спросила Маилла, когда напряжение, витавшее в гостиной, стало слишком давить на психику.

— Вряд ли я бы хотел там жить, — ответил Ульвен. — Впрочем, если бы не известные всем события, то дворец, вероятно, никогда не стал бы моим. Ты же помнишь, дорогая племянница, что наш дальний предок, Ульвен Киофар, был всего лишь младшим из принцев.

— А сколько их было всего? — спросил Карл.

— Трое, друг мой. Двое старших, согласно лиеннским историческим хроникам, погибли во время восстания. Возможно, их кости до сих пор лежат где-то в этих руинах.

— Вы знаете, как их звали?

— Конечно. Так же, как и меня. Имена в императорской семье чрезвычайно однообразны. Чтобы принцев не путали, к имени добавляли еще одно слово, вроде прозвища. Только оно было официальным и тоже связывалось с традициями династической ономастики. Старший принц — Ульвен Фарион Уликенсс, средний — Ульвен Айофар Уликеннс, младший — Ульвен Киофар Уликенсс. Младший, напомню, выжил лишь потому, что его отрядили как представителя императорской семьи на «Соллу».

— И какова могла быть судьба того принца, если бы Ассоан не начал сжигать атмосферу Уйлоа, а империя продолжала бы развиваться безо всяких общественных потрясений? — полюбопытствовал Карл. — Простите, дорогой Ульвен, если мой вопрос слишком глуп, я не очень вдавался в подробности вашей истории.

— Младшие сыновья императора могли всю жизнь существовать лишь за счет своего высокого титула. Им назначалось значительное содержание, они имели право иметь свой маленький двор, их дети тоже считались принцами и принцессами. И, разумеется, все они проходили посвящение в иерофанты. По сути, это было единственным их сколько-нибудь полезным занятием, поскольку церемонии у очага, вроде здешних, устраивались во всей империи, и считалось особо почетным, если они проводились особами императорской крови. Однако младшим принцам не возбранялось и заниматься какими-то уважаемыми профессиями, которых, правда, для них предусматривалось очень немного. Прежде всего, они могли быть военными, хотя нередко получали чины и звания лишь номинально. В империи высоко ценились науки, и особы императорской крови занимались математикой, изобретательством, гидрологией или ботаникой. Принц Ульвен Киофар, наш предок, увлекался космической техникой, из-за чего, собственно, и оказался на «Солле». Возможно, если бы он не умер от лучевой болезни после стоянки на Тагме, он сыграл бы важную роль в освоении Тиатары. А так он оставил в наследство лишь генетический материал. Всё прочее — ритуалы, обычаи, династические имена, — примерно такая же вторичная копия, как и то, что сотворено на Лиенне. Разве что здесь — без такого размаха, как там. Можно сказать, по-домашнему.

— Вы по-прежнему не ощущаете себя императором, господин Киофар? — спросил вдруг Эллаф, до этого все время молчавший.

Я опять ждала, что он проронит то давнее «Я же не сумасшедший»…

— Теперь уже трудно сказать, — признался Ульвен. — Раньше не ощущал. И упорно сопротивлялся, когда мне пытались навязать то, чем я не являюсь ни по складу ума и характера, ни по сути вещей. Уйлоанской империи больше нет, мы играем в нее, — кто-то лишь иногда, во время торжественных ритуалов, а что-то всерьез, как диаспора на Лиенне. Мне неведомо, почему империя постоянно прорастает на почве, вроде бы совершенно для нее не предназначенной. Тиатара, как все мы знаем, привержена принципу коллегиальности. Тем не менее, наши собратья не желают расстаться с традициями и настаивают на том, чтобы они сохранялись хотя бы в доме семьи Киофар. Это наша общая память о прародине всех уйлоанцев. И, коль скоро идея империи постоянно всплывает, видимо, она многим нужна. А стало быть, нужен и император, хотя бы как иерофант. Хранитель святынь. К этим своим обязанностям, как вы видели, я отношусь ответственно.

— Как и к ректорству, — добавила я.

— Ректором я тоже стал не по собственной воле, — напомнил он.

— Но и не возражали, когда вас выбрали.

— Почему я должен был возражать? Стать первым ректором — честь для любого ученого. Но дело не только в чести. Это очень большая работа. Отказаться взять ее на себя означало бы переложить всю ответственность на кого-то другого. А создание Межгалактического университета виделось мне куда более важным и полезным занятием, чем погружение в миф о бывшей империи и игра в императора-иерофанта.

— На латыни «ректор» и «император» — понятия сходные.

— Моя Юлия, вы решили меня просветить? — изумился он почти искренне. — Ну, тогда уж давайте вспомним этимологию.

— Извините, учитель, сглупила.

— А я не знала, — призналась Иссоа. — На уйлоанском эти слова звучат совершенно по-разному.

— Они и в латыни разные, и даже не однокоренные. Сходство лишь смысловое, — пояснил Ульвен. — Ректор значит «правитель», император — «отдающий приказы», «устроитель дел». Если коротко, «повелитель», однако здесь мы оказываемся в семантической сфере уйлоанского языка, где понятие, аналогичное императору, связано прежде всего с «величием» («уллиао»), «волей» («никкен»), «судьбой» («аккэй»), и лишь в силу этого — с управлением всеми и всем.

Мы с Маиллой, как космолингвисты, дружно кивнули, потому что для нас это было очевидным, но прочие словно бы впервые о этом задумались. Всё-таки наши ученые разговоры бывают порою нелишними.

— Если вы всё же окажетесь на Лиенне, господин Киофар, вас поселят в этом дворце, — заметил, возвращаясь к съемкам раскопок, доктор Келлен Саонс.

— «Если», — лаконично ответил Ульвен.

То ли умышленно, то ли случайно он повторил знаменитую однословную реплику древних спартанцев, которые послали ее царю Филиппу, который имел неосторожность написать им нечто вроде «Если я захвачу ваш город»… Не могу поручиться, что мой учитель знал историю Спарты. Но не могу утверждать, что не знал. Ведь он изучал в свое время и греческий, и латынь.

— А можно спросить, вы ответили на послание ваших лиеннских подданных? — прервал молчание Карл.

— Конечно, друг мой. Как я мог не ответить? Это было бы крайне невежливо. Стилистически всё было выдержано в той же самой велеречивой манере. У меня, пожалуй, вышло даже изысканнее, я же всё-таки специалист и сумел найти уйлоанские выражения для латинизмов «профессор» и «ректор». Но, по сути, я ничего не ответил. Кроме пресловутого «если».

— Ты надеешься, дядя, что они от тебя отстанут? — спросила Маилла.

— Разумеется, нет. Но мы можем выиграть время.

— Вы говорите так, супруг мой, — несколько недовольно сказала Илассиа, — будто речь идет вовсе не о почтительном приглашении посетить планету, на которой вас многие боготворят, а о жизни и смерти.

— Одно с другим тесно связано, — ответил он. — Но у меня есть дела в этом мире, Илассиа. И я не намерен его покидать, пока они не закончены.

Нам хотелось тогда поверить, что речь шла о Тиатаре. О колледже и об университете. О возвращении экспедиции «Гране» с Уйлоа. В конце концов, о каких-то семейных заботах.

Лишь Иссоа смотрела на брата с сострадательной нежностью.