В плену

Лана Черная, 2018

Меня зовут Алиса. И мой муж – монстр. Он богат, жесток и циничен – для него жизнь не стоит и ломаного гроша, особенно чужая. Он украл у меня любовь. Для него я – игрушка. Но ради спасения отца я готова на все, даже жить в плену у монстра. Вот только иногда мне кажется, что за маской урода и чудовища прячется отчаянно одинокий мужчина…

Часть 6

Алиса. Сейчас

Я стою в служебной, как я ее называю, ванной, не сводя глаз с собственного отражения. Из крана хлещет вода, обрызгивая бортики раковины, блузку. Но я не замечаю ничего, кроме румянца на щеках и странного блеска в собственных глазах. И вроде выпила лишь бокал шампанского, а ощущение, будто напилась вдрызг. Что со мной? И голова не болит сегодня, даже странно. Я себя не ощущала так уже давно. Даже с Антоном все время существовала какая-то преграда, грань, за которую я не переступала. Я всегда контролировала себя, даже во время секса мозги никогда не отключались. Впрочем, Антон этого никогда не замечал. А я все время боялась, что он уличит меня в обмане, и делала все, чтобы ему было хорошо, чтобы он не заморачивался, что со мной что-то не так. А со мной все не так. А Антон…Антон… Жив ли он? Что произошло в квартире? И Катька, как назло, не идет. Я же ей ясно сказала, где буду ждать. И она видела, как я скрылась в ванной.

Я намеренно выбрала это место — сюда Марк не заходит. Сюда вообще никто не заходит, кроме Марьяны, но та слишком увлечена ужином — чтобы все блюда удались, чтобы сервировка стола была на высшем уровне — и вряд ли воспользуется ванной в ближайшие часа полтора. Как и немногочисленные чопорные гости Марка. Вопросы задают опять. О нас с Марком. И опять приходится повторять на зубок выученную легенду. Познакомились на отчетном концерте в музыкальной школе, где я работаю, а Марк ее частенько посещает как спонсор да и просто послушать детей. Сходили на свидание пару раз. А потом Марк сделал мне предложение. Хотя свадьбу сыграли только спустя год. Психолог, строгая женщина средних лет, наблюдает, присматривается, и под ее взглядом неуютно, как будто под прицел фотокамер попала. Они спрашивают о мелочах: предпочтения в еде, хобби, цвет глаз, родинки и родимые пятна. Вскользь упоминают, что медицинский осмотр мы оба пройдем позже. И становится зябко и противно: осматривать будут, проверять, исследовать каждый миллиметр кожи, говорим ли мы правду, — противный комок застревает в горле. Наши ответы фиксируют, и вечер становится больше похожим на допрос. От неудобных ситуаций спасает юрист Андрей, напоминающий, где все находятся. А Марк все это время не отпускает меня, даже издалека присматривает, и я невольно ловлю его ободряющий взгляд, успокаиваясь и расслабляясь. И только одному человеку на этом вечере плевать на происходящее. Крис Ямпольский занят только Катькой, которая, похоже, сегодня решила напиться. Крис хмурится, и в его прищуренных глазах мелькает злость. Но он не останавливает ее почему-то, ото всех пряча собственные чувства, которые можно заметить лишь украдкой. Как я. От всех вопросов и пристальных взглядов удается ускользнуть спустя часа полтора. Надеюсь, мне удастся спокойно поговорить с Катькой.

Я все-таки выключаю воду и вытираю лицо висящим справа цветастым полотенцем, на мгновение задерживая на нем свой взгляд. Так странно видеть такое яркое полотенце в доме, где все пропитано мрачностью. Бело-серо-черное. И больше никаких полутонов. А мне вдруг захотелось, чтобы в ванной Марка тоже висело такое полотенце: солнечное и радужное, расцвечивающее этот черно-белый мир поместья. Купить, что ли? И усмехаюсь несвоевременной идее. Определенно, со мной сегодня не все в порядке.

— Привет, подруга, — Катькин голос застает меня врасплох — я не слышала, как она вошла. Оборачиваюсь к ней. Подруга перешагивает порог, странно улыбаясь. В руке у нее бокал вина, а в походке неуверенность. Напилась все-таки.

— Катька, ты пьяна, — не скрывая изумления, выдыхаю без приветствия.

— Да кого это волнует, — она машет свободной рукой и подходит ко мне. Запах вина въедается в нос, раздражает. Я невольно морщусь. — Что, подруга, не нравлюсь я тебе такой, да? — усмехается, залпом допивая остатки вина.

— А ты не мужик, чтобы мне нравиться, — кривлюсь, пропуская ее к раковине. — Вон иди у своего кавалера спрашивай, нравишься ты ему такая али нет.

— А ты? — она улыбается странно, смотрит на меня в зеркале. — Ты у своего спрашивала, нравишься ты ему али нет? — передразнивает меня, но последние слова стираются за пьяной икотой.

Я смотрю на подругу с непониманием. У кого я должна спрашивать? У Антона? Так его нет рядом. И вдруг задумываюсь, что ни разу не слышала слов любви от Антона. Да, он хотел меня всегда и не скрывал своего желания, но ни одного раза, даже в пылу страсти не произнес: «Люблю». Но раньше меня это не трогало, так почему задевает сейчас, когда я вспоминаю об этом?

— Дура ты, Алиска, — выдыхает подруга. И за считаные секунды она как-то неуловимо изменилась, и теперь передо мной стоит самая обычная девушка: несчастная и одинокая, — моя подруга. — Такого мужика отхватила, а даже не попробовала наладить с ним отношения. А он… — она вздыхает и вдруг садится на пол, подогнув под себя ноги. — Видела бы ты, какими глазами он на тебя смотрел. Господи, как же отвратительно давно я не видела его таким.

— Кто смотрел? — переспрашиваю рассеянно.

— Муж твой, кто же еще, — пожимает плечами, но даже не смотрит на меня, как будто нет меня рядом. Глядит в одну точку на стене напротив.

— Марк? — я по-прежнему ничего не понимаю. При чем тут Марк? И как он мог на меня смотреть? Для него нет такого понятия — женщина. Лишь средство для получения удовольствия. То, что можно купить. Он все меряет деньгами — я уже знаю. Сам сказал однажды и убеждает в этом ежедневно. Все можно купить. Меня он тоже купил, так что зря Катька приплетает сейчас ненужную лирику. Того гляди разревется, вон уже и носом хлюпает.

— Да при чем тут Марк?! — отряхиваюсь от ненужных мыслей. Приседаю напротив Катьки, трясу ее за плечи. Та поднимает на меня расфокусированный взгляд. И о чем только думает? Напилась, расклеилась, что нюня какая-то. И как это непохоже на сильную, волевую Катьку, всегда идущую напролом. Что с ней произошло, пока мы не виделись? — Кать, что с тобой стряслось? Ты чего расклеилась?

Она встряхивает головой, и из стильной прически выпадает кудрявая прядка. Она пытается сдуть ее, но та упрямо лезет в глаза, и Катька хмурится, сжав губы в тонкую полоску. А я легко заправляю прядку ей за ухо. Она отмахивается от меня. Встает. Смывает слезы вместе с макияжем: долго, тщательно, но красные глаза выдают ее с потрохами.

— Люблю я его, Алиска, — слезы текут по щекам, и Катька уже не стирает их, смотрит на себя удивленно, как будто видит впервые. — До одури. С детства люблю. И не понимаю, как такое возможно. А он… он… — она всхлипывает и морщится, как маленькая. — Он свою Лильку любит. Представляешь, ее семь лет уже нет, а он каждое воскресенье к ней на могилу ходит. Я следила, видела, — подняв палец, не дает мне возразить. — Цветы носит. Лилии для Лилии, — смеется странно, и от этого смеха мурашки по коже. Я смотрю на подругу ошарашенно и уже совершенно запуталась. Кого она любит? Марка? Бред какой-то. — А со мной спит так, по-дружески. Потому что шлюхами брезгует, а заводить постоянную любовницу — хлопотно.

— Кто спит? Марк? — перебиваю я, окончательно и бесповоротно заблудившись в откровениях подруги.

— Марк наоборот, профессионалок предпочитает. Заплатил, — она взмахивает рукой, щелкает пальцами, — получил удовольствие и никаких проблем. Да я уверена, они даже не знают, кто их трахает, — ухмыляется. — Ему девочек Андрей привозит.

Андрей? Юрист, что ли? Надо же. А я думала в наш век Интернета можно обходиться без посредников в таком интимном деле. Странно. Или этот юрист настолько близок Марку?

— А ты… — она резко разворачивается ко мне, подходит вплотную, прожигает взглядом. — С тобой рядом такой шикарный мужчина, а ты все страдаешь о своем Антоше, — кривится она.

— Так ты тоже сейчас не об ангеле плачешь, подруга, — возвращаю ей ее колкость, уже сообразив, о каком из братьев страдает Катька. — Сама же говорила, что Крис Ямпольский жуткий тип. Сволочь и подонок он.

— Жуткий, — соглашается Катька. — Но не подонок. Нет. Он честный и правильный до омерзения. Но я знаю о Крисе все, а ты что знаешь о своем Антоше? Ни-че-го.

— Так поделись, подруга, — выдыхаю так же язвительно. — Где он? Жив ли?

— А что же ты у мужа не спросишь, а? Как ты вообще додумалась сбежать с Антоном? — я опускаю взгляд.

А Катька отворачивается и внутри поселяется ощущение, что она меня презирает. А мне плевать. Я должна узнать, что с Антоном!

— Катя, — трогаю ее за плечо, она вздрагивает, — пожалуйста. Очень тебя прошу, помоги. Мне очень важно знать, жив ли Антон. Пожалуйста…

— Нет, — холодно отрезает подруга, и я не узнаю ее. Во взгляде — холод, в голосе — металл. — Хочешь узнать о своем Антоше, спроси у Марка. Думаю, у него сказочка получится куда интереснее.

— Кать… — голос неожиданно срывается.

— Знаешь, я, когда увидела вас сегодня наверху… как вы держались за руки… как смотрели друг на друга… возликовала, — она улыбается мечтательно. — Решила, что все получилось. Что Марк оттаял. Что ты совершила невозможное. Потом поняла, что так не бывает. Что еще вчера он вытащил тебя из постели другого. Что нельзя полюбить за сутки. Что нельзя вот такую близость сотворить за сутки. Я весь вечер искала подвох. Наблюдала за Марком. Как он сжимает твою ладонь, как напрягается, стоит Крису на тебя взглянуть. И я не понимаю… Что ты увидела там, наверху, в его взгляде? — она смотрит на меня, и мне становится неуютно под ее взглядом.

Я не знаю, что отвечать. Я сама ничего не понимаю. Тогда, на лестнице, произошло нечто необъяснимое и невозможное. Я не могла дать описание тому, что ощущала. В тот миг мне казалось, что я увидела настоящего Марка. Одинокого и очень ранимого, прячущегося за маской жестокости. И то, что Катя говорит дальше, выбивает почву из-под ног.

— Вспомни, подруга. Вспомни и подумай о том, как ты подставила Марка. Как из-за твоей выходки он едва не потерял все. Он жизни едва не лишился. Подумай и о том, что своего отца почти убила. Подумай, Алиса, — она бросает прощальный взгляд и подходит к двери, пальцами обхватывает ручку, поворачивает. — Подумай и наконец поговори со своим мужем. Повзрослей уже в конце концов.

— Почему? — останавливаю Катю, уже переступившую порог ванной комнаты. Хочется так много спросить, столько всего крутится в голове, но этот вопрос сам слетает с губ: — Почему ты так переживаешь за него?

— Потому что он моя семья. Потому что, кроме вас, у меня никого нет.

И уходит.

Я приседаю на бортик ванны. Что же за вечер такой дрянной? Все сегодня не так. Полнолуние, что ли, так странно действует? Почему сегодня не получается ненавидеть Марка? А ведь еще вчера я бы с удовольствием его придушила. А вместо этого — спасла. Я слышала, как Регин говорил, что, проснись я чуть позже, сердце Марка не выдержало бы. Почему так? Почему сейчас отчаянно хочется поверить, что Марк не убил Антона? Почему перед глазами до сих пор его озорной взгляд и он сам, такой необычный в джинсах и кашемировой водолазке? И от Катькиных слов до сих пор трудно дышать. Может, действительно стоит поговорить с Марком? Я ведь и правда не знаю, для чего Марку нужен весь этот цирк с женитьбой и игра в семью. И это ведь я виновата в том, как он вел себя до этого времени. Становится вдруг стыдно. И я принимаю единственно верное решение — поговорить с Марком откровенно. Пора расставить все точки над «i». Я встаю, выхожу из ванной и сталкиваюсь с холодным взглядом черных бездонных глаз. Страх ползет по позвоночнику, обнимает затылок скользкими щупальцами. Я знаю — этот тяжелый взгляд не сулит ничего хорошего. Марк хватает меня за руку, больно сжав запястье, и тянет за собой. Что же я опять натворила?