Ноябрь в Париже

Лана Фоксс, 2023

Москва, Париж. 2013 год, ноябрь.Миловидная шатенка с аристократическим лицом Адель – внучка французской балерины. Она живёт на набережной Москва-реки, работает экспертом технологических решений в крупном промышленном холдинге, любит джаз и танцы, ароматный кофе и свою чёрную кошку. Её утонченные манеры, чувственность и образ жизни не всегда согласуются с действительностью, поэтому с ней происходят невероятные истории, переносящие её из реальности в мир иллюзий и обратно. Адель и Кашка-Чебурашка, бывший сокурсник, а ныне респектабельный «Мистер Твистер", ведут идеологическую борьбу за право быть счастливыми, находясь под давлением порочности современного мира, вскрывающего их психологическую несостоятельность. Последствия противостояния мировоззрений людей-маргиналов приводят к неожиданной развязке. Почему Адель оказалась в Париже? Зачем преподаватель танцев рассказал ей про лимон? И стоит ли жизнь того, чтобы отрекаться от любви?

Я спросила:"Чего ты хочешь?"

Он сказал:"Быть с тобой в аду"…

А. Ахматова

Утро.

Проснувшись рано утром в мягкой постели в уютной спальне с окнами, выходящими на набережную Москва-реки, Адель услышала мяуканье своей любимой кошки. Это очаровательное животное звали Шанель.

Пробивающийся сквозь полузакрытые жалюзи тусклый осенний рассвет мягко охватывал стоящие на подоконнике орхидеи, развесившие многочисленные гроздья цветков, образующих изящные арки. Дверь, ведущая в спальню, была прикрыта, и в проеме виднелись слегка задернутые прозрачные шторы соседней гостиной, где на светло-бежевом диване сидела кошка и, всем своим экстерьером и мастью, походила на знаменитую кутюрье, а на фоне смоляно-черной гладкой шерстки, сплошь покрывающей её грациозное тело, на грудке красовалось белое круглое пятнышко, напоминающее брошь из коллекции бижутерии Коко.

Шанель, спрыгнув с дивана, направилась к постели своей хозяйки. Адель подняла голову с подушки, потянулась, откинула одеяло и села на край кровати, пытаясь надеть стоящие рядом бордовые бархатные тапочки, но кошка уже легла на них сверху, заигрывая с пушистыми помпонами. Адель почесала её за ушком, погладила по теплому животу и сказала:

— Доброе утро, мадам!

Та окинула томным взглядом комнату и, ещё раз мяукнув, пошла на кухню, будто приглашая хозяйку к завтраку.

Адель встала, посмотрела на себя в зеркало, убедившись, что ей к лицу бордовый цвет ночной рубашки, и выглядит она, несмотря на ранний час, превосходно. Машинально она взглянула на висевшую рядом с кроватью фотографию своей бабушки, в честь которой её назвали.

Бабушка была adorable française (фр., прелестной француженкой) и в начале ХХ века жила в Париже, где танцевала в балетной труппе Гранд-Опера с известным балетмейстером Сержем Лифарем.

В те годы секретаря посольства Германии Эрнста пригласили в Парижскую оперу на премьеру балета «Икар». Увидев хрупкую балерину на сцене, молодой дипломат был очарован и отправился с цветами за кулисы. Так и познакомилась бабушка со своим будущим мужем.

«Meine liebe Аdа» (нем., моя милая Ада), — назвал он её на немецкий манер.

После пышной свадьбы, где присутствовала богема Парижа, они переехали в Потcдам по делам дипломатического корпуса Германии. А через год родилась Лоретт — мама Адели.

Времена были тяжелые. Европу охватила война. Аде не нравилось жить в суровом, немецком бундесвере, она с трудом уговорила мужа оставить службу и уехать во Францию, уверив его в том, что достатка её именитой семьи вполне хватит для их безбедного существования в её родной стране. Эрнст, обладая всеми достоинствами истинного джентльмена, колебался, понимая, что ему будет непросто отойти от политики, но в надежде на обширное образование он принял нелегкое для себя решение, благодаря необъятной любви к совей милой Аде. Они поселились в Париже и прожили там более пятнадцати лет, а в Москву перебрались во времена «оттепели» пятидесятых годов из-за Лоретт, которая восхищалась достижениями страны Советов в космической области и хотела учиться в университете. Семья непременно рассчитывала вернуться обратно во Францию, оставив на сохранение родственникам бабушки небольшой дом с палисадником рядом с замком Montifaud в окрестностях Cognac и квартиру в Париже. Ада, которая воспитывалась в духе лучших традиций эстетического восприятия, была далека от стремления дочери заниматься мужским ремеслом и посвятить себя конструированию летательных аппаратов, обвиняя при этом мужа, который способствовал формированию у Лоретт сугубо материалистического мировоззрения.

Переезд в незнакомую социалистическую страну был мучительным. Несмотря на уговоры Эрнста отпустить Лоррет в Москву одну, Ада считала для себя неприемлемым оставить любимую дочь без поддержки. Понимая, что опекать Лоретт и жить в столице они намерены не более пяти лет, только до окончания обучения дочери, Эрнст обратился за помощью к своему приятелю, который и выхлопотал для них однокомнатную квартиру в западном районе города. Незадолго до окончания университета Лоретт вышла замуж, и на свет появилась Адель. Внезапно бабушка заболела и умерла, а Эрнст после этого уже не захотел возвращаться обратно во Францию. В одиночестве, предпочитая остаться рядом с семьей дочери.

На фотографии Ада была в кокетливой, изготовленной в доме моды Chanel, шляпке, на которой крепилась золотая булавка, в форме двух, соединенных между собой, хрустальных вишен. Она держала в руках затейливый ридикюль и казалась изысканной красоткой. Её овальное лицо с фарфоровой кожей обрамляли темные, гладко-зачесанные волосы; маленький чуть вздернутый носик, большие карие глаза и выгнутые дугой брови дополняла круглая родинка над верхней губой. Адель была на нее очень похожа. К тому же и фамилия Сантѝн ей перешла по наследству по женской линии. Это порой вызывало недоумение, и многим хотелось приставить к фамилии окончание"а", как это положено в русском варианте, и звучало бы привычно Сáнтина.

Рядом на стене висела единственная сохранившаяся свадебная фотография отца и матери Адели. Родители настолько были поглощены работой, что их маленькая дочь частенько оставалась с дедушкой и называла его не иначе, как Эрнст, который и оказал существенное влияние на ментальность внучки, привив ей любовь к естественным наукам.

Ещё недавно Адель жила в отдаленном спальном районе, в пятиэтажном доме, постройки хрущевских времен. Весь интерьер её прежнего жилища состоял из длинного темного шкафа, стола и раскладного дивана. Кухонька была на столько крошечной, что в ней не помещался даже холодильник, поэтому в узком пространстве двухметрового коридора, где он, собственно, и находился, можно было протиснуться с трудом. И когда к Адели приходили гости, они толпились в ожидании на лестничной площадке, чтобы по очереди пройти в квартиру. Тем не менее, Адель любила этот уединенный уголок и всеми доступными способами пыталась придать ему уют. Однако, несмотря на её природный дизайнерский талант, а может быть и перешедший к ей по наследству от отца, который много лет проработал архитектором, размеры доставшейся ей от Эрнста «однушки» не позволяли слепить из этой убогой коробки сказочный замок. Единственным предметом роскоши тогда были старинные напольные часы в стиле «Буль» XVIII века, работы французских мастеров. Пожалуй, это все, что осталось у Адель от некогда процветающей семьи французских аристократов.

Жизнь текла своим чередом, сменяя понедельник пятницей, а пятницу понедельником и затягивая Адель в удивительный круговорот событий.

На набережную Москва-реки, где раньше жили её родители, Адель переехала три года назад, похоронив маму, которая до последних дней работала в конструкторском бюро и проектировала орбитальные станции. Двухкомнатная квартира находилась в одном из домов эпохи сталинского неоклассицизма. Комнаты были просторными, потолки высокими, окна большими. На свои скромные сбережения Адель сделала ремонт и была несказанно счастлива от созданного ей в модных тенденциях дизайнерского искусства свободного, дышащего светом пространства.

Удовлетворившись своим внешним видом, слегка взбив волосы руками, Адель надела бордовый шелковый халат и направилась вслед за своей питомицей.

Шанель уже сидела на белом кухонном стуле, стоящем около стола, поглядывая на пустую миску, наклоняя голову вбок и демонстрируя свой изящный профиль.

— Ну, что, дорогая, выпьем по чашечке кофе? — спросила Адель, взяв небольшой металлический кофейник и наполнив его водой.

Шанель переместилась на пол и стала тереться об ноги хозяйки. Открыв дверцу висевшего на стене шкафчика Адель достала ароматный перуанский молотый кофе и засыпала его в кофейник. На полке ниже стоял корм для Шанель. Кошка, зная, что сейчас ей достанется долгожданная еда, встала на задние лапы и обняла передними хозяйку за колени.

Положив корм в миску, Адель поставила кофейник на плиту и включила свой любимый джаз. Послышались звуки известной мелодии «C’est si bon». Пританцовывая Адель подошла к окну и посмотрела с верхнего этажа дома на противоположный берег реки, где располагался парк.

Деревья уже сбросили листву, небо нависало серым, тяжелым куполом, стоял густой туман, но было тепло. Земля ещё не остыла, несмотря на наступивший ноябрь. Испарина поднималась от покрытых облетевшей листвой газонов, а над водой стояла белая полупрозрачная дымка. По набережной бежал пожилой мужчина в спортивном костюме и шапочке, а рядом с ним, весело прыгая из стороны в сторону, скакал рыжий шотландский сеттер.

Приоткрыв окно, Адель вдохнула влажный воздух, наполненный привкусом пожухлой листвы.

— Надо же, какой туман, прямо, как в моем сне, — отрешенно произнесла Адель, — странный сон мне приснился, — продолжила она монолог, будто пыталась поделиться своими впечатлениями с кем-то невидимым, находящимся рядом, — облака густые, густые, доходящие до земли, и туман, такой, что ничего не видно. Я иду по этим облакам и чувствую, как мои ноги проваливаются в туман, как в снег, и я это ощущаю, как наяву. А мне тепло и радостно. Вдруг сзади меня я слышу странный звук, то ли шипение, то ли треск, или что-то похожее на приглушенный рык льва. Я не успеваю повернуть голову назад, чтобы посмотреть, что там, как мимо меня проносится какое-то существо. Я понимаю, что это не человек. Оно останавливается рядом со мной на близком расстоянии, постепенно появляется из тумана и поворачивает голову в мою сторону. И я вижу, что это дракон, только без крыльев. У него небольшая голова с огромными зелёными глазами и довольно крупное тело, покрытое влажной, прозрачной кожей с серебряным и зеленоватым отливом, мощный хребет с горбиками-наростами, переходящий в плоский хвост, ноги, похожие на плавники и маленькие, непропорциональные, человеческие ручки. Глаза… Где-то я видела эти глаза. Он прыгает в мою сторону и будто сливается со мной, обволакивая мое тело нежной пеленой. И я чувствую, как в унисон стучат наши сердца. Я спрашиваю его: «Кто ты?», а он отвечает: «Я — это ты». Мои руки находятся в его руках, как в перчатках, только прозрачных. И тут я вижу, что на указательном пальце его левой руки — шрам, точно такой же, как у меня, — и Адель потрогала маленький, горизонтальный шрам на указательном пальце, — я задаю ему вопрос: «Что это у тебя?». А он отвечает: «В этом месте мы с тобой соединялись раньше, а потом нас разлучили». И тут туман рассеивается, и я просыпаюсь. Что это было?

Она постояла ещё немного в задумчивости, отошла от окна, и, так и не дождавшись ответа на заданный самой себе вопрос, переключилась на черную красавицу бомбейской породы.

— Как тебе завтрак? — поинтересовалась она у кошки.

Кошка оторвалась от трапезы, подняла голову и с удовольствием облизала свой черный нос.

— Я вижу, что тебе понравилось, — пропела в такт, все ещё звучащей, музыки Адель, — что же мне приготовить себе на завтрак? Думаю, что яйца «пашот» с зеленью и «капрезе» вполне могут удовлетворить мои потребности.

Шанель заурчала.

— Наконец-то — выходной, какое шшастье — подмигнув кошке прошипела Адель, допивая кофе с вкусной плотной пенкой.

В последнее время она засиживалась в офисе допоздна, готовила обзоры и отчеты по результатам работы экспертной комиссии.