Холдинг

Лана Тимофеева

Извечная борьба добра со злом, создателя с дьяволом, реального мира с цифровым. Для спасения душ ушедших в цифровой мир с дьяволом создатель должен отдать своего сына на заклание.Действия происходят в альтернативной реальности.

X

— Элиа, хватит раздумывать! — Нау был возбужден до крайности, — пора возвращать Шона! Мы без него здесь ни черта не разберемся!

— Нау!!! — Элиа сморщил брови на переносице, — если ты еще раз ругнешься, я тебя уволю! Пойдешь в пустыню, как твой любимый Шон!

Нау осекся, все знали, что ругань в холдинге под запретом. Любая. Здесь это считалось, как предательство.

Вся группа собралась в кабинете, который был закрыт четыре года. Здесь все было как при Шоне, даже его любимая металлическая кружка стояла на столе. Бумаги лежали кипой. Вокруг аппаратура, посреди кабинета кресло, напоминающее кресло зубного врача. На стене обычными кнопками прикреплены чертежи, расчёты, высказывание распечатанное на принтере: «Если в первый момент идея не кажется абсурдной, она безнадежна.»

И фотография Аиши. Она совсем еще девчонка, волосы спутаны на лице, солнце слепит, отражаясь в ее зеленых омутах глаз, на щеке прилип песок, она смеется и пытается закрыть лицо руками. Это они вместе на пляже. Воспоминания, как острый клинок врезались в грудь, в горло. На ее глазах выступили слезы, губы задрожали, но усилием воли, она пыталась подавить в себе огненный поток обиды, непонимания и отчаяния.

За что он так с ней поступил. Она верила ему. Он был первый ее мужчина, первый, кому она открыла свое сердце и отдала свою девичью честь. Она любила его. Его невозможно было не любить. Шона все любили. Он был умным, добрым, с ним было всегда весело, даже когда ему было плохо, он умудрялся смеяться. С ним не было уныния, никогда. Он был бесконечным. Не было чего-то. чтобы Шон не мог понять, осмыслить и простить. Никогда не таил обиду, даже если ранили в самое сердце. Никогда. Но, как он мог так поступить с ней. Он называл ее своей любимой девочкой, ласточкой, ягодкой. Она так любила все эти их слова, его руки, которые научили ее теплу, нежности и наслаждению. Невиданному наслаждению, которое можно получить только от любимого мужчины. Она любила его глаза, бесконечно голубые в которых не было дна, там отражалось небо, вселенная, в них можно было войти и захлебнуться от пространства, и лететь бесконечно в его глубине, ощущая его самого рядом. Он всегда рядом. Его губы, четко очерченные, всегда улыбающиеся губы, которые научили ее, каким сладостным бывает поцелуй, медленный вперемежку с шепотом или страстный со вкусом крови и с недостатком кислорода. Она любила его мысли, сумасшедшие, парадоксальные, всегда вразрез общему мнению, но именно этот его особый взгляд на вещи, часто спасал всех от неминуемых катастроф. Она любила его всего. Он был ее мужчина, ее единственный, ее любимый, ее предатель.

Аиша не удержалась, слезы хлынули рекой, годы боли и пустоты, невысказанных обид, сомнений, вопросов, гнева в один момент подкатили к горлу, и не было возможности сдержать этот поток. Она бежала по коридору, ворвалась в туалет, успев только захлопнуть дверь упала на пол и зарыдала. Она билась в истерике, молотила руками о мраморный пол, она рвала на себе волосы.

— За что? За что?!! — Она кричала, катаясь по полу, желая получить ответ на вопрос, который так не разу и не задала мужчине, предавшему ее.

Она сбила руки в кровь, волосы спутались от слез, она сидела на полу раскачиваясь и что-то бормотала себе под нос, когда вошел Элиа.

Он присел рядом. Аиша тихонько всхлипывала. Казалось ее сознание блуждает где-то в лабиринтах памяти, но не хочет или не может вернуться в реальность.

— Аиша, встань, девочка, — Элиа по отечески обнял ее за плечи, — ты ни в чем не виновата.

Аиша на секунду встрепенулась и подняла воспаленные глаза на отца.

— И Шон не виноват, — казалось слова давались Элиа с трудом.

Аиша как будто пробудилась ото сна, — а кто виноват? — между бровей у нее образовалась бороздка морщины.

— Я! — ответил он.