Железная Дева

Лана Синявская

ГЛАВА 7

А на работе ждал сюрприз. Под этим понятием обычно подразумевается нечто неожиданное и приятное. Так вот, в данном случае это был неприятный сюрприз. У дверей института вместо знакомого дяди Саши меня встретил совершенно незнакомый лейтенант в форме. Он изо всех сил старался выглядеть солидно. Я усмехнулась про себя. Это был хорошенький мальчик лет двадцати и, подозреваю, что это было его первое серьезное поручение. Порозовев от смущения он преувеличенно строгим голосом потребовал у меня паспорт. К счастью, я всегда ношу его с собой, поэтому с готовностью протянула документ стражу порядка. Пока он изучал его от корки до корки, я поймала взгляд дяди Саши и вопросительно приподняла брови, едва заметно кивнув в сторону лейтенантика. Дядя Саша только удрученно махнул рукой и отвернулся.

Сверив мою фамилию с каким-то длинным списком, лежащим на столе, мальчишка вернул паспорт и пробасил:

— Можете пройти.

У него это вышло весьма забавно и мне захотелось щелкнуть в ответ каблуками, взять под козырек и гаркнуть «Есть!».

Вместо этой хулиганской выходки я попыталась воспользоваться случаем и прояснить обстановку:

— А по какому поводу такие строгости? — Невинно поинтересовалась я.

— Проходите, гражданка Локтева. — Нахмурив светлые брови, отрезал лейтенант. Вот еще. Не хочет отвечать — не надо, но зачем же сразу обзывать меня гражданкой?

Я пожала плечами и пошла к одному из служебных лифтов. Ломались они гораздо чаще, чем находились в рабочем состоянии, но сегодня, как ни странно, оба оказались в исправности, что несколько подняло мне настроение. Дожидаясь, пока кабина спустится на первый этаж, я еще раз оглянулась. У входа топтались трое преподавателей, недоуменно переглядываясь между собой. Милиционер придирчиво изучал их документы. Похоже, случилось что-то серьезное.

В приемной деканата я застала Софью Николаевну, профессора Фетисова и Ольгу Васильевну. Они что-то оживленно обсуждали и смолкли при моем появлении. Мне показалось, что обнаружив, что это всего лишь я, они все разом вздохнули с облегчением. Интересно, кого они ожидали увидеть? Мелькнувшая в голове мысль, что милиционер в холле далеко не единственный в этом здании, не показалась мне такой уж невероятной.

— Кто-нибудь просветит меня по поводу расширения штата сотрудников института? — Спросила я. — Я говорю о симпатичном лейтенантике у входа. У меня такое впечатление, что я пропустила нечто важное.

— Здравствуйте, Лизочка. — Со вздохом приветствовал меня профессор, поправляя на носу очки. — Вы правы. У нас тут черт те что творится. Милиция, проверка документов, допросы… — Он еще раз вздохнул и удрученно покачал головой.

— Допросы? — Искренне удивилась я.

— Вот именно! — Расстроенно воскликнул профессор. — Вы можете себе это представить?

Я в недоумении посмотрела на Ольгу Васильевну и Софью Николаевну. Причем последняя ответила мне таким неприязненным взглядом, как будто подозревала, что в обрушившихся неприятностях виновата именно я. Ольга Васильевна выглядела усталой и обеспокоенной, ее подвижный рот был плотно сжат, хотя взгляд был спокойным и твердым.

— Вы ведь еще ничего не знаете. — Сказала она мягко. — Давайте пройдем в мой кабинет и я введу вас в курс дела. Думаю, в данной ситуации это необходимо.

Все еще ничего не понимая, я последовала за ней. В кабинете она указала мне на стул, сама села за свой письменный стол и несколько минут собиралась с мыслями, прежде чем сказать:

— В институте произошло чрезвычайное происшествие. Выяснилось, что за два последних месяца пропали пятеро наших абитуриенток.

— О, Господи! Пять? — Прошептала я, не веря своим ушам.

Ольга Васильевна взглянула на меня более пристально и спросила, причем тон ее голоса стал намного прохладнее:

— Мне кажется, что вас это не слишком удивляет, Лиза. В чем дело? Вам что-то известно об этом деле?

— Нет. Я не знала, что их уже пять… — Задумчиво проговорила я.

— Как это «уже»? А сколько их было? Лиза, я вас не понимаю! — Она заметно нервничала и машинально теребила маленькую белую полоску пластыря на пальце. Почему-то я уставилась на этот пластырь, который выглядел совершенно нелепо на ее ухоженной руке и не могла отвести от него глаз. Ольга Васильевна заметила это и сжала руку в кулак.

— Почему вы молчите, Лиза? Что вы знаете о пропаже девушек?

— Значит, пропадали только девушки? — Ответила я вопросом на вопрос.

— Да. Только девушки. Но я все еще жду объяснений.

— Объяснять, собственно говоря, нечего. — Пожала я плечами, понемногу приходя в себя после оглушительной новости. — Моя соседка, Оксана Сазеева, собиралась поступить в наш институт. Так вот, после того, как она вошла в аудиторию приемной комиссии, чтобы подать документы, ее никто не видел вот уже несколько дней. Это все.

Вентцель опустила глаза, просматривая какой-то список, лежащий перед ней на столе и сказала упавшим голосом:

— Да, эта девочка есть в списке пропавших. — Она откинулась на спинку стула и устало прикрыла глаза.

— Когда стало известно о том, что девушки исчезли? — Осторожно спросила я.

— Вчера. Родители девушек утверждают, что их дети исчезли из стен нашего института. Есть свидетели, как они сюда входили, но, как и в случае с вашей соседкой, никто не видел их после. Мы даже не знаем, покидали они здание или нет. Они просто исчезли, войдя сюда. Бред какой-то.

Я понимала, что она должна сейчас чувствовать. Если все окажется правдой, то репутации института будет нанесен громадный ущерб.

— У них есть какая-нибудь версия? — Спросила я как можно деликатнее.

— Не знаю. Они не ставят нас в известность относительно своих соображений по этому поводу. Допрашивают всех подряд, вместе и по очереди. Мне показалось, что они считают, что это дело рук какого-то маньяка.

— Маньяка? Возможно. Но чем он руководствовался? И почему выбирал жертв именно в нашем институте? Он что, противник медицины?

Шутка не удалась. Вентцель даже не улыбнулась.

— А можно мне узнать имена пропавших девушек?

— Конечно. Но что толку? Впрочем — на, читай. — Она подвинула мне через стол тот самый листок бумаги. Я взглянула на текст и ровные компьютерные строчки поплыли у меня перед глазами. Кроме Тани Топкиной и Оксаны, о пропаже которых я уже знала, там значились еще три имени: Чирко Галя, Полонская Катя и… Ежова Инна.

Я подняла глаза и увидела, что Вентцель внимательно наблюдает за мной. Она наверняка заметила, что я вздрогнула, увидев в списке пропавших фамилию Ежовой и теперь пыталась определить, почему я так среагировала.

— Что с тобой? — Ее голос звучал мягко, даже участливо. — Ты что-то заметила? Ты побледнела.

— Нет, Все нормально. Просто… Просто эта девушка… Инна…

— Верно. Это самая большая неприятность. Исчезновение всех девушек — большая трагедия, но эта Ежова — настоящая катастрофа. Она поступала на платное отделение. Ее отец — очень… влиятельная личность. Он уже создал собственный отряд для поисков и нам уже звонили его люди, пообещав большие проблемы…

— Я не об этом. Я видела эту девушку на прошлой неделе. Мы с вами вместе ее видели.

— О чем ты? Когда?

— Когда я увидела вас в первый раз, в приемной. Помните: вошла девушка в черных брючках и белой кофточке?

— Возможно. — В голосе Ольги Васильевны появились раздраженные нотки. — Но я не обратила на нее внимания. Ты уверена, что это была именно она?

— Абсолютно уверена. Она показала мне паспорт и я лично дала ей бланки договоров.

— Я ее совсем не запомнила. — Растерянно проговорила Вентцель. — Ты думаешь, она пропала именно в тот день?

— Я не могу знать наверняка. Она взяла бланки и попросила разрешения заполнить их в коридоре. А потом она исчезла оттуда вместе с договором.

— Как это исчезла?

— А вот так. Я вышла минут через десять и увидела, что ее нет в коридоре. Тогда я подумала, что она встретила кого-то из знакомых. Но сейчас…

— Сейчас тебе кажется, что ее похитили? — Закончила за меня Ольга Васильевна. Я кивнула, соглашаясь.

— Это неправдоподбно. — Подумав немного, сказала Вентцель. Сама посуди: ты была всего в двух шагах от нее, за тонкой дверью. Если бы на нее напали, то ты непременно услышала бы.

— Меня это тоже смущает. — Согласилась я. — Но, возможно, преступник или преступница не вызвали у нее подозрений и она спокойно дала себя увести?

— Ты видела кого-то в коридоре, когда выходила? — Заинтересованно спросила меня Ольга Васильевна.

— Нет. Никого.

— Жаль. Если ты права, то получается, что преступник был совсем рядом… На грани разоблачения. Выйди ты немного раньше… Что ж, надо рассказать об этом следователю. Хотя не знаю, чем это может помочь.

— А разве меня должны вызвать? — Я поежилась от такой возможности.

— Они всех вызывают. Иногда даже по нескольку раз. Но, сдается мне, дело у них не движется: никто ничего подозрительного не заметил. Это странно.

— Вовсе нет. — Возразила я. — Преступник, похоже, все просчитал. Здание института очень большое, много входов и выходов, а во время подачи документов здесь крутится множество посторонних. Никто ни с кем не знаком. Как определить: где свои, а где — чужие? Хотя это наводит на кое-какие мысли…

— На какие, например?

Ответить я не успела. В кабинет вошла Софья и сообщила официальным тоном:

— Локтева, срочно к следователю.

— Ну, ни пуха тебе. — Ободряюще улыбнулась мне Ольга Васильевна.

Стараясь не смотреть на прямую, как палка, фигуру Софьи Николаевны, я бочком протиснулась в дверь.

— Следователь в двести двенадцатом кабинете. — Крикнула она мне вслед. Я кивнула, не оборачиваясь, и поплелась в двести двенадцатый.

Следователь даже не посмотрел на меня, когда я вошла в кабинет, делая вид, что очень занят какими-то бумагами. Мне был знаком этот прием, рассчитанный на слабонервных.»Клиент должен дозреть», — посмеиваясь, говорил Борис. Похоже, я дозрела задолго до своего визита сюда. Я не чувствовала за собой никакой вины, но ноги почему-то противно дрожали. Я не стала напоминать неприветливому толстяку за столом, что меня хотели видеть «срочно», а просто опустилась на единственный в комнате стул и приготовилась ждать.

Процедура «дозревания» длилась довольно долго, но имела обратный эффект. Я совершенно успокоилась и успела взять себя в руки к тому моменту, когда он наконец поднял на меня водянистые глаза и задал первый вопрос. За ним последовал второй, затем третий и так далее. Вопросы следовали один за другим, иногда они повторялись по нескольку раз. Как только я пыталась высказать свое мнение, следователь обрывал меня, выражая явное недовольство моей самодеятельностью. В результате он услышал только то, что хотел, а сведения о моей встрече с Инной так и остались невостребованными. В конце концов, я старалась как могла, и если он упустил что-то важное из того, что я могла бы сообщить, то в этом нет моей вины.

Когда следователь, задавший мне свои десять тысяч вопросов, отпустил мою душу на покаяние, я уже сама с трудом могла вспомнить, что было на самом деле, а что мне только показалось.