Сестра моей жены

Лана Пиратова, 2020

Моя жизнь размеренна и упорядочена: бизнес, свой дом, красавица-жена. Но все летит к чертям, когда в нее врывается она – мисс «Сплошные неприятности». Мы не виделись почти десять лет. И я с радостью не видел бы ее еще столько же. Если бы не одно «но» – сейчас она пробуждает во мне запретные чувства. Ведь она – младшая сестра моей жены. А тут еще и проблемы с партнерами и опять из-за нее. И жена, которая…В тексте есть:– очень откровенно,– запретная любовь,– эмоции и чувства на пределе,– ХЭ.

5. Никита

Домой я возвращаюсь поздно. Мысленно заставляя себя удержаться от лишних комментариев в сторону Моники, захожу домой. Дома тихо. Иланг-илангом не пахнет. Уже легче.

Лариса сидит в гостиной и что-то смотрит по телевизору. Подхожу к ней и целую.

— Ужинать будешь? — спрашивает она.

— Нет, — устало отвечаю я, — последняя встреча в ресторане была.

Иду в душ, но, прежде чем зайти в него, стучусь на всякий случай. Спустя несколько секунд тишины, открываю дверь и заглядываю. Блять, в собственном доме теперь хожу с опаской!

Переодевшись, возвращаюсь на диван к Ларисе, обнимаю ее. Моника так и не появилась.

— Мы сегодня ездили с Моникой в институт, подавали документы, — произносит Лариса. — А потом к Сергею заехали. Он обещал что-нибудь подыскать.

Сергей — это наш знакомый риэлтор. Толковый и ловкий паренек. Этот точно найдет, что надо.

— Молодцы, — говорю я. — А где Моника? У себя?

— Нет, она сегодня заночует у подруги.

— Откуда у нее в Москве подруги? — удивленно произношу я.

— Ну, Никита, она, все-таки, прожила здесь до четырнадцати лет. Могли же у нее остаться приятели из прошлой жизни.

— Я бы предпочел, чтобы она ночевала дома, пока живет у нас, — серьезно говорю я. И я действительно так думаю. И дело не в иланг-иланге и халате.

Лариса удивленно приподнимает бровь и я отвечаю на ее немой вопрос:

— Потому что от твоей сестры можно ждать только подвоха и кто ее знает, что она натворит ночью. И мама твоя и ее американский папа из Франции спросят с нас. Извини за прямоту.

И я так и представляю себе свою тещу — Кристину Алексеевну с надутыми губами и с упреком смотрящую на меня.

Кристина Алексеевна — дама, безусловно, красивая. Неудивительно, что американский акционер запал на нее и дочки у нее получились что надо. Но, вот, характер у нее — полная противоположность внешности. И опять-таки неудивительно, что оба мужа сбежали от нее. Наше с ней общение ограничивается встречами раз в две недели в ее загородном доме. Чаще я просто не выдерживаю.

Лариса отвлекает меня от мыслей, возвращая к нашему разговору.

— Ты никак не привыкнешь к тому, что Моника выросла и поумнела, — она улыбается и качает головой.

Ладно, я промолчу. В конце концов, Моника — не моя сестра. По сути, она мне почти никто. Просто ее мама — мама и моей жены. И все.

В следующую ночь повторяется то же самое — Моника ночует у подруги. Может, она уже и переедет туда? Хотя в ее ночевках вне дома есть один жирный плюс — я опять чувствую себя дома как у себя дома. Блять, тавтология какая-то. Но это так и есть. С ее появлением мои ощущения у себя дома стали другими. Я уже не чувствовал расслабленность и спокойствие. Особенно, когда в нос ударял этот чертов индонезийский цветок.

Спустя два дня разлуки, о которой никто из нас, думаю, не жалеет, я встречаюсь с Моникой.

Я, как обычно, завтракаю один на кухне, просматривая свое расписание на сегодня, когда в дом заходит Моника. Я знаю, что это она. Ну, а кто же еще откроет дверь своим ключом и войдет в семь утра? Слышу, как она тихо идет по коридору к себе в комнату, и окликаю ее:

— Моника!

Она появляется в дверном проеме. Судя по ее лицу, она не очень рада меня видеть. А, вот, я впервые вижу ее не в махровом халате.

Да, Моника выросла. На ней обтягивающие джинсы с высокой талией, в которые небрежно заправлена белоснежная рубашка, под которой отчетливо заметен лифчик цвета фуксии. Это так сейчас модно: носить нижнее белье, чтобы его было видно?

Я был прав, она стройнее Ларисы, у нее тонкая талия и грудь ее больше, чем у Ларисы. Интересно, своя? Блять, Никита, ты за этим ее, что ли, позвал?

Похоже, мои взгляды по исследованию ее тела, не остались для Моники незамеченными. Сложив руки на груди и облокотившись о стену, она ухмыляется уголком губ и терпеливо ждет, когда я закончу ее изучать.

Я чертыхаюсь про себя и пристально смотрю ей в глаза.

— Где ты была? — спрашиваю как можно строже. Чувствую себя таким строгим папочкой. Оно мне надо вообще? Она же уже совершеннолетняя. И у нее есть папочка. Правда, далеко.

— У подруги, — как ни в чем не бывало отвечает она. — Ты ее не знаешь.

— А я и не прошу тебя о знакомстве с ней, — с ухмылкой отвечаю я.

— А к чему тогда эти вопросы? — наглеет она.

— Пока ты живешь у нас с Ларисой, мы несем за тебя ответственность, — начинаю я. Моника демонстративно закатывает глаза и закидывает назад голову, открывая моему взору свою шею и еще больше выпячивая вперед грудь.

Цвет фуксии стоит теперь как биллборд перед моими глазами, затмевая все остальные цвета. Может, я просто давно не был во Франции?

И пока она не успевает сказать, что я зануда, добавляю:

— Будь добра ночевать дома. Иначе отправишься жить к своей мамочке в Ново-Переделкино.

С этими словами я встаю и решительно иду на выход. Не люблю разводить беседы, когда тему считаю исчерпанной. В дверях я сближаюсь с Моникой и опять чувствую этот аромат. От этого становлюсь только злее. И этот аромат останавливает меня около Моники, хотя я и не собирался этого делать.

Мы стоим напротив друг друга и я собираю всю силу воли, чтобы не поменять фокус с голубого на фуксию: фокусирую взгляд на ее глазах.

— Поняла? — каким-то странным голосом говорю я. Голос какой-то чужой.

Моника лишь фыркает в ответ. Ну, вот, что с ней делать? Выпороть? Или поставить на колени? Блять, и наказания-то какие-то специфические. Мысленно плюю в сторону, и быстро выхожу из дома.

Пиздец какой-то.