Собрать пазл

Лана Март (2024)

Произошло несколько убийств. На первый взгляд, они не связаны между собой. Сумеют их собрать в единый пазл, чтобы увидеть картину в целом и найти настоящего виновного?

Глава 4

Закончив записывать все, что запомнил в подсказках Губарева и Котовой, Михаил Иванович ещё раз задумался ехать ему или нет в контору. Никакого желания ехать сейчас на работу, чтобы ждать новый вызов на рабочем месте, не было. Поэтому, справедливо рассудив, что вызов он может ждать и в комфорте, в доме у тетки, сидя в любимом широком и удобном кресле, дремая, Михаил Иванович решил предупредить дежурного, что он на связи и ждет вызов, но занят вне работы. Если будет вызов, чтобы звонили ему и он приедет прямо на место. Поскольку таких финтов, как отсутствовать на рабочем месте во время дежурства, Михаил Иванович не позволял раньше, то дежурный немного удивился, но принял информацию. Михаил Иванович сам, если что, будет объясняться с руководством. На том и порешили.

После всех этих разговоров Михаил Иванович поехал к своей тёте Валентине Михайловне.

Едва Михаил показался в дверях, тут же обратила на него цепкий взгляд. Она всегда умела уловить малейшие перемены в настроении своих близких. Седая прядь в ее волосах мягко покачивалась, когда она, слегка приподняв брови, произнесла:

— Ну, что, пришел в себя?

— Есть такое. Мне надо было немного времени, личного времени, — ответил Михаил.

— Совсем ты себя не бережешь, Мишутка, совсем, — сокрушённо произнесла она, слегка нахмурившись.

Михаил усмехнулся, постаравшись придать своему лицу уверенное выражение. Он пытался скрыть своё беспокойство, с которым не хотел делиться.

— Теть Валечка, я уже взрослый, от меня многое зависит, ценный кадр, как говорят на работе, — сказал он, вложив в голос нотки шутливого самодовольства, стараясь снять напряжение.

Но тетя, опытная и проницательная, заметила за его шутками что-то большее. Она вздохнула и мягко ответила:

— А дома что говорят? Ты не подумай, я рада тебе. Очень люблю, когда ты приезжаешь, но ты мог бы и домой заехать, — в её голосе прозвучала искренняя забота.

— Мог бы, но пока все сложно. Да и тебя проведать надо, — после этого Михаил Иванович к дивану, где сидела его тетя, и сел рядом с ней. — Не ворчи.

Тетя Валя, не удержав лёгкую усмешку, подозрительно покачала головой.

— Не ворчу. Я ведь знаю, зачем ты там сидел: опять мертвых кликал. И не убеждай меня в обратном, — остановила она возражения Михаила. — Я сестра твоего деда. И что-то, да понимаю. Не играй с этими силами. Это не дар, а проклятье. Очень тебя прошу, не тащи в это своего сына. Даже если дар будет. Не буди лихо, пока оно тихо. Ты же не знаешь, как за это расплачиваются.

Вздохнув, Михаил развёл руками, пытаясь найти слова, чтобы объяснить ситуацию:

— В том и дело, что не могу не делать этого. Это сильнее меня. Может и по службе такие успехи от того, что я голос рода слушаю, — со вздохом ответил на упрек Михаил. — Куда мне деваться? Знаешь же, что если не буду время от времени грань открывать, то срок жизни себе сокращу. А я хотел бы увидеть внуков, как это не банально звучит.

Тетя Валя, обеспокоенно нахмурив лоб, откинула посеребренные пряди волос и, вздохнув, мягко напомнила:

— А будешь применять, то сократишь ещё сильнеё. Деда вспомни. Ему жить бы и жить, а его уже нет с нами, — в ее словах отразилась та невыносимая тоска по тем, кого уже нет.

Михаил кивнул, чувствуя, как её слова проникают глубоко в его сознание, но он был не из тех, кто легко сдается:

— Из жизни вообще никто живым не выберется. Все будет хорошо, — попытался он приободрить тетю, выдавив из уст тонкую улыбку.

Тетя Валя пристально посмотрела на него:

— Но на вопрос, почему не домой, а ко мне приехал, ты так и не ответил, — вдруг резко перевела тему тетя и требовательно посмотрела на него. — У тебя все в порядке?

Михаил сделал паузу. Он опустил глаза, чтобы не смотреть в строгие глаза тети, но ответил с показной бодростью:

— Все нормально. Если будет не нормально, то я тебе расскажу первой, — он добавил эту фразу, надеясь, что её легкость скроет ту тень, что пока не отпускала.

— Врешь, — спокойно определила тетя Валя. Она знала его слишком хорошо, чтобы верить каждому слову.

Михаил угрюмо улыбнулся, признавая её правоту:

— Разве что, самую малость, — покаянно сказал он и вздохнул, предпочитая не рассказывать о сложностях, которые оставил за порогом.

Тетя вздохнула и протянула руку, чтобы погладить его по голове, говоря:

— Хороший ты у меня, Мишутка. Очень хороший.

После этого тетя пошла в кухню, чтобы приготовить для Михаила поздний ужин. А он пошел за ней, ему хотелось посмотреть на эту уютную суету, которой он давно не видел дома. Михаил уже не первый год готовил сам себе и ел в одиночестве. Мила все меньше готовила, чаще брала полуфабрикаты. А сейчас ему тетя готовилась варить домашние пельмени. Не то чтобы это блюдо было каким-то особенным, но это было целиком домашнеё блюдо: тетя сама сделала фарш, раскатала тесто и слепила пельмени. Энергетика и вкус у этой еды совсем другие.

После ужина они с тетей какое-то время ещё сидели и смотрели телевизор, затем она пошла читать к себе, в свою спальню. А Михаил перебрался с дивана в кресло и сидел смотрел телевизор в полудреме. Телефон был поставлен на самый громкий звук, чтобы точно не пропустить.

Однако вызовов на место происшествия в эту ночь больше не было. На службу Михаил Иванович пришел не выспавшийся. И тут же от дежурного узнал, что его ждет руководство. Пришлось идти. Было предчувствие нагоняя. Но отступать он не привык, поэтому шел уверенным шагом, периодически здороваясь с коллегами.

Войдя в кабинет начальства, Михаил Иванович поздоровался:

— Здравия желаю, Петр Викторович. Прибыл по вашему приказанию.

— Ты садись, я с тобой сейчас буду долго и предметно говорить.

Начало разговора Михаилу Ивановичу не понравилось. Неужели это из-за того, что он не сидел вместе с дежурным в ожидании вызова? Михаил Иванович сел за стол, который примыкал к столу Петра Викторовича, образуя букву Т. На столе лежало несколько прошитых пухлых папок с документами.

— Думаешь, я тебе сейчас нагоняй устрою за то, что ты своевольно таскался где-то всю ночь, вместо того, чтобы быть на месте? — словно прочтя его мысли, произнес Петр Викторович.

Михаил Иванович пожал плечами. Он не первый год работал под начальством Петра Викторовича и знал в какие минуты лучше промолчать. Это был тот самый момент, когда тишина — залог здоровья. И Михаил молчал, ожидая продолжения речи.

— Надо бы, надо бы. И нагоняй я тебе дам, но позже. Сейчас другое дело, — угрожающе произнес Петр Викторович. — А сейчас вот о чем поговорим.

Тут он взял паузу, прокашлялся и продолжил.

— Видишь папки? — Петр Викторович кивнул подбородком на стол, затем откинулся на спинку кресла. Голос был ровный, но с холодком. — Это давние дела… первое тело нашли еще лет десять назад. Я сам когда-то начинал.

Он коротко осмотрел на Кулдышова изучающим взглядом.

— Периодически находили трупы — все без голов. Делал кто-то хладнокровный. Знаешь, были такие любители искусства в кавычках, что тела в гробах на кладбищах раскапывали? Так вот, тут тот же подход — что-то ритуальное сквозит. Все убитые, вероятно, никому не нужные, ни родных, ни знакомых. Короче, никто этих людей даже не искал. Сам понимаешь — никаких заявлений, ничего.

Он замолчал, давая вес собственным словам.

Тела находят поздно. Через через три — четыре месяца… иногда год. Зацепок нет. Сам труп в одном месте, а убивали где-то в другом. Видимо, специально перевозят, чтобы запутать. Ну, и головы нет. Вообще нигде. Мы думали, что проверим и найдем. Но ничего.

— А что с экспертизами? — коротко спросил Кулдышов.

— Ты это в делах посмотришь. Всё тут есть. Пусть и мало. Эксперты надрывались, искали хоть что-то. Никакой борьбы. Вывод один, их убивают без сопротивления.

— Кто-то из подозреваемых был?

— Всех сомнительных проверяли — бесполезно. Пока больше вопросов, чем ответов. Недавно нас сверху нагнули по этим делам… что-то якобы всплыло. Приказ оттуда сорвался громкий: доложить. Только доложить нечего. Если честно — меня это выводит из себя, — Петр Викторович хлопнул ладонью по самой верхней папке. Голос начальника стал жёстче.

— Надо эту канитель разруливать. Поэтому дело за тобой. Отчитаешься мне в ближайшее время. План мне приноси на бумаге. Папки берешь с собой. Через канцелярию и все по процедуре.

— Принято.

— Если станет нужна помощь, скажи сразу. Не тяни и не геройствуй.

Михаил Иванович кивнул, собрал все пять подшитых папок дел со стола и пошел в канцелярию, где им присвоили входящий номер. Расписавшись в получении, и ушел на свое рабочеё место.

В кабинете кроме Михаила Ивановича работал ещё один следователь следственного отдела — Поленов Григорий Львович. Поленов устроился в следственный отдел два года назад и был на несколько лет младше Михаила Ивановича. Поскольку свободное место оставалось только в его кабинете, то сюда новичка и определили. Теперь Кулдышов и Поленов делили кабинет на двоих. Весь следственный отдел был размещён таким образом: один кабинет на два рабочих места. Это создавало определенные неудобства. Но что есть, то есть. С соседом по кабинету Михаил Иванович всегда сосуществовал мирно, работа у обоих была выстроена так, чтобы максимально возможно не мешать другому. Но нет-нет, да и вспоминалось Михаилу привольное житье в кабинете без соседей.

Войдя в свой кабинет, Михаил Иванович увидел, что Григорий Поленов уже был на месте. Поздоровавшись, Михаил прошел к своему рабочему месту, где положил на стол полученное от шефа дело. Затем повесил куртку в шкаф и сел за свой стол, планируя изучать документы.

— Миха, — обратился к нему Поленов. — В каком настрое шеф?

— А чего? — вопросом на вопрос ответил Михаил.

— Да я пойти к нему хочу, мне надо пару дней за свой счет попросить. А ты, как я вижу, от него, — объяснил Григорий.

— Гриш, как всегда. Только чуть болеё боевой, — сообщил Поленову Михаил.

— Думаешь, пошлет подальше с такими просьбами? — продолжал задавать вопросы Григорий.

— Я не знаю. Честно, не знаю. Мне вот новое дело выдал, теперь мой черед искать черную кошку в темной комнате, — вспомнив удачное выражение, поделился Михаил.

— Ты в любимчиках,… это да, — усмехнулся Поленов.

— В смысле, в любимчиках? — удивился Михаил Иванович.

— Если бы ты пошел просить, то тебе бы точно дали эти пару дней, — с завистью в голосе сказал Поленов. — У тебя же раскрываемость и «все-такоемость».

— Гриша, я тебе вот что скажу и повторять не буду: я не любимчиках, я честно работаю, пашу как трактор в борозде и как белка в колесе. Я ни разу не попросил какого-то особого отношения. Не знаю, почему у тебя сложилось обо мне какое-то превратное мнение, что я на особом счету. А чтоб была раскрываемость в сроки, то нужно работать, даже больше, пахать, Гриша, надо. Только пахать. Преступления сами себя не раскроют и преступник сам к нам не придет. Не расследуется ничего само по себе. Вот тебе и «все-такоемость». Слово же ещё откуда-то взял дурацкое.

— Воу-воу, не злись, мой серьезный друг и лучший из лучших следователей. Я ничего такого, если что. Хочется иногда иметь такую же интуицию-радар как у тебя, — замахав руками в сдающемся жесте, сдался Поленов.

— Гриша, ты дошутишься… по грани ходишь. Я тебя предупредил, — серьезно ответил Михаил, не приняв легкого тона Григория. Ему было неприятно, что все его достижения сейчас приписали к какому-то особому отношению и привилегиям.

Михаил Иванович демонстративно пододвинул к себе материалы дела и начал изучать. Разговор увял сам собой.

Пролистав часть материалов, он остановился на первых попавшихся фотографиях с места обнаружения первого обезглавленного тела, разглядывая их. Что сказать, тело нашли в лесополосе, недалеко от дороги случайные грибники. Тело мужчины, подвергнутого жестокой расправе, пролежало под открытым небом длительное время, и вследствие этого дикие звери, оставившие на нём свои следы, нанесли телу значительный ущерб. Одежда так же была повреждена, на ней имелись разрывы, местами куски ткани были просто вырваны. Голова так и не была найдена.

Пролистнув ещё часть страниц, Михаил Иванович стал разглядывать следующие фотографии. Там уже было мумифицированное обезглавленное тело женщины, обнаруженное в сарае на одной из заброшенных дач. Одежда особых повреждений не имела, но и головы тоже не нашли.

Было ещё кое-что общеё у этих тел: были обнаружены следы проникающего удара в переднюю стенку грудной клетки колюще-режущим предметом. Имелись дырчатые переломы костей плоских костей и трещины. Удар наносился единожды, но достаточно сильный.

На этом Михаил Иванович закрыл папку и заполнил необходимые бланки, в том числе и приеме дела к собственному производству. Теперь это его головная боль. Хуже всего было то, что почти все тела оказались невостребованными, их никто не искал, заявлений не подавал, личности не установлены. Как будто они и не жили нигде и ни с кем. Как лишние люди.

Михаил Иванович задумался. Работа предстояла кропотливая. Объем информации, которую нужно было обработать, был большим. Однако Михаил Иванович знал, что каждая деталь может оказаться ключевой. Нужно будет выехать на места обнаружения тел. И воззвать к мертвым тут не получится. Только сам. Разве что, вновь найдут тело, но этого не хотелось бы. Но в глубине души Михаил Иванович понимал, что если такие тела находят последние семь лет, то есть очень большая вероятность обнаружения нового тела. Затем он погрузился во внимательное чтение всех переданных ему материалов дела. Это заняло у него время до самого вечера. Даже на обед не пошел. Сидел и читал.

Михаил Иванович посмотрел на время только тогда, когда его сосед Григорий засобирался домой.

— Ты снова задержишься? — задал вопрос Григорий. — Горишь на работе, неужели дома тебя не теряют?

Этими случайными словами Григорий нечаянно задел за живое Михаила.

— Гриш, ты пошел? Вот и иди! Мы с моей семьей сами разберемся, — недовольно пробурчал Михаил Иванович. Семья — это сейчас больная тема для него. И, даже, просто упоминание о ней очень сильно портило настроение.

— Ну, привет семье, а я пошел, — снова пошутил Григорий уходя.

Михаил Иванович молча кивнул, его излишне резкая реакция на юмор Григория была бы неоправданна. Григорий не только не знал о том, что у Михаила проблемы в семье, но и обидного, в общем-то, ничего не сказал. Поэтому криво ухмыльнувшись, Михаил Иванович прощально махнул Григорию рукой.

Оставшись в кабинете один, Михаил Иванович откинулся на спинку компьютерного кресла и посмотрел на потолочные светильники.

— Надо идти домой, — подумал Михаил Иванович, массируя одной рукой себе шею. — Домой. Но там Мила, которая наверняка продолжит то, что начала сутки назад. Снова будет обливать меня презрением и упрекать.

Закончив разминать уставшую шею, Михаил облокотился на стол, положив голову на руки.

— Идти нужно все равно. Разговор с ней нужен, — продолжал размышлять он. — Мила может делать что угодно, она взрослый человек и удержать её я не смогу, если она твердо захочет уйти. Но с детьми я хочу сохранить контакт. Как минимум, договориться с ней по детям, если уж её от развода не отговорю.

Михаил Иванович убрал все документы по делу в сейф. Оделся и поехал домой. Открывая дверь, он даже не успел снять обувь, как на пороге его встретил сын Данька. Мальчик влетел словно вихрь, окружив отца радостными объятиями. За ним к отцу подбежала Маша. Их глаза сияли восторгом от встречи, и Михаил почувствовал, как усталость отступает, заменяясь радостью.Пока он обнимался и тормошил детей, а они его в ответ, из комнаты на секунду вышла его жена, посмотрела и тут же зашла обратно.

— Папа-папа, а я сегодня две пятерки получил, — громко рассказывал Даня.

— А я с классом в цирк ходила, знаешь какое там представление было? — перебивая сына, рассказывала дочь.

Михаил Иванович на секунду задумался: вот увезет от него жена детей, захочет ли он тогда приходить в этот пустой дом? Где его никто не будет ждать?

— Дайте я сейчас переоденусь, и выслушаю все ваши новости, — попросил Михаил Иванович.

— Папа, ты переодевайся, а мы с Машей накроем тебе на стол. Ты же не ужинал ещё? — спросил очень по-взрослому его сын.

— Нет, Даня, не ужинал. А вы поели с Машей? — в свою очередь спросил Михаил у детей.

Те в ответ утвердительно покивали головами.

— Ну что, тогда переодеваюсь и вы мне все расскажете, — произнес Михаил. Дети радостно убежали на кухню и загремели там посудой, захлопал холодильник, и, с писком включившись, загудела микроволновка.

Михаил Иванович прошел в комнату, где была его жена. Она сидела на кровати и что-то внимательно разглядывала на планшете, который держала в руках.

— Привет, Мила, — произнес он входя.

Она подняла голову и равнодушно пострела на него, затем, не сказав ни слова, снова уткнулась в планшет.

«Вот и поговорили, — подумал, разозлившись, Михаил».

— И что? Так и будешь молчать? Или все же есть что сказать? — уже вслух обратился к жене Михаил.

— Что надо? — отложив планшет, спросила Мила.

— Давай поговорим, — продолжил Михаил.

— Не о чем. И не хочу. Избавь меня от этих дешевых мелодраматических сцен. Раньше нужно было говорить и делать выводы, — грубо ответила Мила.

— Никогда не поздно говорить и выяснять проблему, чтобы её исправить, — стараясь держать себя в руках, проговорил Михаил.

— Тебе надо ты и выясняй с кем хочешь и что хочешь. Но не со мной. Я приняла решение. Оставь меня в покое. У нас с тобой теперь разные жизни, — грубо ответила ему жена и демонстративно уткнулась в планшет.

Михаил усилием воли сдержал себя от резких слов в ответ. Он переоделся и вышел из комнаты, напоследок хлопнув дверью. Его на кухне ждут дети, и он не должен показать им что что-то не в порядке.

Придя на кухню, он увидел, что стол уже накрыт: согрет суп и картошка с мясом. Шумел, закипая электрический чайник.

Михаил Иванович очень остро сейчас почувствовал любовь детей к себе. Погладил обоих по головам и сел ужинать. Сидя за ужином, он внимательно слушал рассказы своих детей. Они наперебой делились событиями, каждое из которых казалось им невероятно важным. Для Михаила каждый их рассказ звучал особенно.

После ужина Михаил помог сыну разобраться с математическим уравнением, предложив несколько простых объяснений и вдохновляя на самостоятельное решение.

С дочерью Михаил отправился в творческое путешествие. Вместе они рисовали: Михаил подсказывал идеи и помогал, в то время как дочь, уверенно вела кистью по бумаге. Рисунок оживал на глазах, и Михаил не мог не гордиться талантами своей маленькой художницы.

Мила несколько раз заходила к ним, что-то спрашивала у детей, а потом уходила. Михаила она игнорировала. В десять часов он уложил детей. Сначала дочь, а затем пришел в комнату к сыну.

— Папа, я хочу с тобой поговорить, — серьезно начал сын. Он ещё не лег в кровать, а стоял рядом с ней, даже не раздевшись.

— О чем? — удивившись серьезному тону ребенка, спросил Михаил.

— Я нечаянно. Я не хотел, но случайно подслушал разговор мамы, — начал сын, тяжело вздохнув.

Михаил сразу понял, что сын, похоже, подслушал жену, когда та кому-то говорила о разводе. Слишком серьезен был сын.

— Папа, я не хочу чтоб вы с мамой разводились. Вы мои родители. И я вас люблю, продолжил сын.

— С чего ты решил, что мы разводимся, — решил потянуть время Михаил.

— Она сказала так тете Марине по телефону. И что мы втроем уедем от тебя. Папа, у нескольких одноклассников родители развелись. И я не хочу, — тут Даня прерывисто вздохнул, но, взяв себя в руки, закончил. — Не хочу, чтобы и вы развелись тоже. Я хочу жить с вами обоими. Я не хочу видеть тебя раз в месяц. Ты мне нужен каждый день.

— Даня, это серьезный разговор. Я постараюсь этого не допустить. И тоже не хочу жить без вас. Но ты же понимаешь, что если мы с мамой разведемся, то я все равно останусь твоим отцом и буду тебя любить? И мама будет тебя любить? — не желая врать ребенку, сказал Михаил.

— Папа, ну пожалуйста. Может я что-то могу тоже сделать? Если ты чем-то обидел маму, то извинись. Она же добрая и простит. Я всегда у неё прошу прощения, и она всегда меня прощает, — просяще говорил его сын.

Михаил понимал, какого ответа хочет его ребенок. Очень хотел его утешить. Но обманывать он тоже не хотел. Он не знал как правильно подобрать слова, чтобы объяснить уже достаточно взрослому и все понимающему сыну то, что происходит. Развод родителей — это крушение мира ребенка. Он сам прошел через такое: его отец и мать развелись. И он очень сильно тогда переживал. И не хотел, чтобы его сын проходил через такие переживания. Но Михаил понятия не имел, как ему сейчас достучаться до Милы. Ведь они нормально жили. И не настолько он плохой муж, чтобы от него так легко уходить. Но Мила не готова сейчас говорить ни о чем.

— Данил, ты уже взрослый. Говорить с тобой я буду как со взрослым, — прокашлявшись, произнес Михаил. — Так вот, Данил, я могу пообещать тебе одно, что я постараюсь сделать так, чтобы убедить нашу маму этого не делать. Приложу все усилия.

— Папа, все же пообещай, что этого не будет, — настаивал ребенок.

— Данил, я дал тебе то обещание, которое сдержу, — серьезно ответил Михаил сыну. — Я тебе пообещал как мужчина мужчине. Нельзя обещать того, в чем заранее не уверен, что сможешь сдержать слово. Это не по-мужски.

— А я могу тебе помочь? Может я тоже что-то могу сделать? — немного нервно теребя одеяло, спросил его Данил.

— Самое лучше, что ты можешь сделать, это вести себя хорошо не давать нам с мамой поводов для расстройств, — уверенно произнес Михаил, затем наклонился и обнял сына. — Ты у меня растешь настоящим мужчиной. Я очень горжусь тобой, сынок. И ничего не говори Маше пока.

Детские руки обняли его за шею в ответ и крепко сжали.

— Папа, я тебя очень люблю и сделаю все, чтобы помочь тебе, — пообещал сын. — А Маша ещё маленькая, я ей ничего не скажу, не волнуйся.

Михаил дождался, когда сын ляжет в кровать, потушил свет и ушел в комнату к жене. Там свет был выключен, Мила уже спала. Михаил тихо разделся и тоже лег спать. Но сон долго не шел к нему. Он прокручивал в голове разговор с сыном. Не сказал ли он ему что-то из того, что не нужно было говорить ребенку. В итоге утром проснулся совершенно не выспавшимся. Услышал, как хлопнула входная дверь. Жены уже дома не было, это она повезла детей в школу. Михаил Иванович уже почти опаздывал. На завтрак и кофе времени уже не оставалось. Нужно было собираться бегом. Сегодня нужно закончить читать материалы дела и составлять план на утверждение начальства. День обещал быть нелегким.

Спустя три часа, после того, как Михаил Иванович пришел на работу, в город прибыл Матвей Сергеевич Погодин. Его никто не встречал в аэропорту. Да он и не сообщал никому о том, что прилетит. Матвей вызвал такси и в ожидании машины решил набрать одну знакомую, из прошлой жизни в этом городе. На звонок долго не отвечали, и когда Матвей уже собирался сбросить вызов, то на том конце женский простуженный голос ответил:

— Алло, кто это?

— Лида, привет. Это Матвей Погодин. Помнишь такого?

На том конце голос закашлялся и удивленно произнес:

— Ничего себе, голос из прошлого. Узнаю. Какими судьбами?

— Я в городе. Прилетел недавно. Нужно встретиться.

— Согласна. Расскажешь, как жил все это время. И мне тоже есть, что тебе сказать. Это касается твоего брата.

Матвей вздохнул. Вот где она была раньше с информацией о брате? Хотела бы — могла найти. Сообщать о смерти брата он ей не собирался. Тем болеё по телефону. А вслух сказал:

— Жду звонка. Я тут примерно на месяц, может больше.