Тунис. Заметки путника с украденным сердцем

Лана Лоза, 2022

Повесть «Тунис. Заметки путника с украденным сердцем» рассказывает об удивительных приключениях молодого путешественника, грезящего отыскать саму душу великой пустыни Сахара. Изящно вплетаясь в основную нить сюжета, в этой истории раскрываются особенности жизни и быта жителей магрибской Африки, подробно описываются малоизвестные маршруты, даются ценные практические советы, которые не найти в туристических брошюрах. На страницах данной повести читатель постоянно будет балансировать на грани реальности и волшебства, узнает множество интереснейших исторических фактов. Книга подойдет и для тех, кто предпочитает путешествовать онлайн, не выходя из дома, и для тех, кто лично собирается отправиться на далекий жаркий континент.

Часть 1. Остров Джерба

…Я отдал тебе душу. Тебе казалось — мало.

Тогда ты мое сердце отобрала, Сахара.

(Л. Лоза, «Сахара»)

Это странно, но прошло уже, на самом деле, несколько лет с тех пор, как я, молодой, амбициозный и не вполне еще опытный тогда путешественник, впервые ступил на тунисские выжженные солнцем земли.

Мой самолет совершал прямой рейс Москва — остров Джерба. И я, признаться честно, немногого ждал от бедной африканской страны, измученной постоянными пограничными конфликтами, террористическими актами и политическими интригами. Страны, которую, словно маленького лиса-фенека, раздирают да всё никак не могут поглотить два огромных коршуна — Ливия и Алжир.

В общей сложности, я провел в Тунисе месяц, исколесив его вдоль и поперек: от моря до пустыни, от ливийской до алжирской границ. Я видел его абсолютно разным и хорошо узнал его.

Я останавливался в столице и крупных городах на севере, в которых есть высокие здания с зеркальными окнами и широкие асфальтовые дороги, а небольшие синие реки струятся веселыми ручейками под жарким африканским солнцем.

Я был на самом его востоке — древнем пиратском острове с его прекрасной рыжестенной мединой, целыми днями галдящей разномастной толпой торговцев и насквозь пропахшей специями и оливковым маслом.

Меня угораздило провалиться в зыбучие пески солончака Эль-Джерид на западе.

Я достиг и самого юга страны. Или, возможно, самого края Вселенной. Той границы, за которой нет ничего, кроме абсолютной оглушающей тишины, нарушаемой иногда по ночам лишь пронзительным воем шакалов. Границы, где заканчивается привычный нам мир и начинается царство звезд, неотличимых издалека от берберских костров, и берберских костров, так похожих на свет далеких блестящих галактик. Там вырастают из ниоткуда коварные миражи, манящие путников получше любых сирен Одиссея. Но клянусь, ничего прекраснее этих бесплотных видений я в жизни не видел. Там поджидают под ногами смертоносные зыбучие пески. Там рождаются прямо из земли и разворачиваются перед тобой во всю фантастическую мощь гигантские «песчаные дьяволы». Там вода ценнее любого золота, а золото — это так, просто желтые камушки. А еще там ты можешь сам воспарить в небе, как птица, и полюбоваться бесконечностью пересыпающихся на ветру барханов и цепочками длинных караванов с высоты.

Оазисы скрывают в своих тенистых глубинах много-много волшебства и разных чудес, которые я видел собственными глазами, и о чем собираюсь сейчас поведать тебе.

Потому что я знаю, что там.

Потому что я переступил границу двух миров.

Но только на той стороне я узнал, что пути назад нет, ведь где-то по дороге у меня украли сердце и душу.

И если ты, дорогой мой читатель, прочтя этот рассказ, тоже захочешь когда-нибудь побывать в тех краях, будь готов к тому, что тебе больше не будет покоя: по ночам тебе станут грезиться перламутровые Атласские горы и барханы Сахары, а призрачные миражи и пустынные вихри заменят привычные сновидения. И не говори потом, что я не предупреждал.

Это будто бы сладостное проклятье самой Тин-Хинан, богини пустыни.

Это вечный плен жестокой и прекрасной Сахары.

На острове 5000 черепов

Как я уже говорил, мой самолет тогда держал курс на остров Джерба, что расположен в Средиземном море, на востоке от материкового Туниса, в заливе Габес.

Путь по воздуху занял около пяти часов. И вот, комфортно расположившись в прохладном автобусе с кондиционером, я наслаждался новыми, пока еще незнакомыми и непривычными мне, видами из окна: розовые домики все причудливо были покрыты узором из глянцевых керамических плиток ярких цветов. Густые кусты кораллового олеандра приветливо махали автобусу вслед, Синее Средиземное море посылало солнечные зайчики, словно воздушные поцелуи.

По легендам, Джерба — и есть тот самый остров, где когда-то Калипсо со своими сиренами семь лет удерживала Одиссея и его команду. Затем эти земли захватывали вандалы, византийцы, арабы, берберы, испанцы, сицилийцы и Бог знает, кто еще. А примерно, в 16 веке остров подвергся нападению пирата Тургут-Реиса, известного своей особой жестокостью, который возвел здесь жуткую башню Бурдж-эль-Рус из черепов 5000 человек. Говорят, башня простояла вплоть до середины 19 века, а затем все останки были захоронены.

В настоящее же время Джерба представляет собой очаровательный остров с белоснежными песчаными пляжами и настолько яркой лазурной водой, что даже воздух над морем кажется не бесцветным, а каким-то прозрачно-голубым. И ароматным. Очень ароматным. Как будто бы ты постоянно находишься в каком-нибудь огромном саду в полночь, и все цветы, растущие там, источают тонкие, нежные запахи, а ты неустанно и глубоко постоянно вдыхаешь их.

В сердце остался след цвета морской волны

Живя на Джербе, меня постоянно тянуло исследовать остров, ведь я знал, что он скрывает в своих глубинах множество интереснейших мест.

Одно из них — синагога Эль-Гриба (что на североафриканском арабском, собственно, и значит «синагога»). Это самая древняя синагога во всей Африке. Она уникальна сразу по нескольким причинам. Во-первых, здесь, в местечке Эр-Рияд, вполне себе мирно соседствуют евреи и арабы. Во-вторых, внутри здания хранятся свитки Торы и даже есть своя Стена Плача. Ну, и в-третьих, здесь, конечно же, тоже не обошлось без красивой истории.

Если верить здешней легенде, место для ее возведения было выбрано неслучайно. Говорят, что в одном очень древнем году до нашей эры очередной очень грозный царь очередного очень грозного царства напал на Иерусалим, разрушил главный Храм и прогнал местное население. Многие евреи были вынуждены вновь пойти скитаться по свету в поисках нового дома, и часть из них осела здесь, на острове Джерба. Вскоре им явилась прекрасная девушка с длинными волосами, повелевшая на определенном месте заложить синагогу. И когда последний еврей покинет Джербу, ключи от Эль-Грибы вознесутся на небеса.

Для меня, усталого путника, блуждающего по жарким африканским землям, синагога на день стала настоящим райским оазисом. Здесь нет туристической толпы, как в Иерусалиме. Здесь тебя не будут мучить постоянными (хотя и, без сомнения, оправданными) проверками сумок и карманов. Здесь тихо и спокойно. И как будто какое-то особенное невидимое умиротворение разносится во все стороны от Эль-Грибы на многие километры вокруг.

Здесь хочется побыть. Посидеть немного в тени вон того оливкового дерева, что растет у пыльной сельской дороги. Посмотреть на древние двери и внутренние лазурно-малахитовые стены Храма. Ощутить босыми ногами тепло и мягкость соломенных циновок. Вдохнуть аромат чего-то ветхого, но вместе с тем очень важного.

Эль-Гриба оставляет след в сердце. След цвета морской волны, маленький и теплый, как и она сама.

Гончары Геллалы

В центре Джербы, откуда, тем не менее, прекрасно продолжает просматриваться синяя гладь Средиземного моря, расположилась деревенька Геллала, которая считается гончарным сердцем острова.

Я недолго пробыл здесь, сделав лишь небольшую остановку на своем пути на юг Туниса, который являлся моей целью. Но сумрак и прохлада здешних полуподземных магазинчиков, торгующих всеразличными кувшинами, тарелками, пепельницами, светильниками и прочими побрякушками ручной работы, запах нежной и влажной глины сопровождали меня еще долго.

Тем более что дальше становилось всё жарче и жарче с каждым часом.

Харисса — алое сердце Африки

На острове Джерба, как и везде, есть свой старый город — медина. Под названием Медун.

Медина — это кусок сохраненного прошлого, в котором обустроили современный базар.

Кстати, сук. Базар по-арабски — сук.

Так вот местный сук расположился в медине Медун.

Короче…

Старый город Джербы находится вблизи огромной древней портовой крепости, стены которой до сих пор сохранили цвет яркого огня и ослепительно блестят под африканским солнцем.

Как и полагается любой арабской медине, тут шумно, многолюдно, душно и суетно. А уж пахнет здесь, кажется, вообще, всем, чем на этом свете только возможно.

Справа от тебя как будто бы вырастает из ниоткуда крытая лавка, обещающая не только все специи мира, но и кондиционер внутри.

— Посмотри! Посмотри потом! Орбакайте, посмотри! — дергает тебя за рукав местный зазывала.

«Посмотри» — понятно. «Посмотри потом» — это смешная история, когда русские туристы научили торговцев этому слову, стараясь побыстрее отвязаться от них, а те почему-то решили, что «потом» — это «сейчас», с тех пор так и говорят. «Орбакайте» — каюсь, это мне за длинные белые волосы. Конечно, находясь в таком месте, лучше заплести свою гриву в косу. Прическа «коса» у берберов, кстати, считается привилегией и признаком благородного происхождения, так что лишней в данной ситуации точно не будет. Ну, а уж почему именно Орбакайте — клянусь, не знаю. Возможно, она когда-нибудь да приезжала в Тунис с гастролями.

— Эй, посмотри потом, quelle odeur («какой запах» /фр./)! — и тебе в нос суют какую-то песчаного цвета кучку, пахнущую, честно сказать, довольно недурно.

Но ты от неожиданности шарахаешься в противоположную от навязчивого торгаша сторону и чуть не попадаешь под верблюда. Тот мерно идет куда-то вдаль, безрезультатно подгоняемый своим злым и потным погонщиком, что-то жует и высокомерно, из-под длинных густых ресниц, с каким-то ироничным и немного даже научным интересом взирает на всё происходящее.

Дальше располагаются лавки с национальной одеждой. Тебе предложат все цвета радуги, тебя оденут здесь во всё. Сувениры (от магнитиков до огромных роз пустыни, которые на самолете и не вывезти-то без баснословной доплаты) тычут тебе практически в лицо и всячески призывают зайти именно к ним…

— Ялла! Смотри потом, смотри потом! Regarde, regarde («смотри, смотри» — /фр./)!

В ювелирных магазинчиках, чтобы сбить тебя со счета начавшейся традиционной торговли (а на арабских базарах, конечно же, принято торговаться), предложат написать на арабском языке твое имя. «Да сохрани бумажку — она непременно принесет тебе счастье!»

Откуда-то слева, справа, снизу, сверху (уже непонятно) кто-то чуть не в рот запихивает тебе в это время финик…

В общем, усталый путник, держащий курс на юг, может дать тебе сейчас несколько весьма полезных на подобных суках советов:

Здесь принято торговаться. Система проста. Заходишь в понравившуюся лавчонку, выбираешь приглянувшийся товар. Затем аккуратно, не начиная ни о чем спрашивать, находишь (обычно у кассы) какую-нибудь залежавшуюся бумажку с ручкой (или калькулятор). И пишешь арабскими цифрами цену на 3-4 порядка ниже изначально заявленной.

Дальше начинается торговля.

Хозяин лавки, сразу появившийся словно бы ниоткуда, с другой стороны бумажки будет писать тебе свою верхнюю цену.

Ты зачеркиваешь ее, всячески изображая ужас, и пишешь со своей стороны цифру чуть больше, чем писал ранее.

Торговец, также показывающий ужас в силу всех своих актерских способностей (а там, поверь, хоть каждому Оскара давай) гневно перечеркивает твою цифру и начинает увлекательный рассказ про своих четверых голодающих детей, подкрепляя его всевозможными цветными фото. Пишет свою цену, но уже немного ниже изначальной.

Ты в ответ рассказываешь, как тяжело тебе живется в холодной России, зачеркиваешь его сумму и пишешь свою, опять — чуть побольше.

Так до тех пор, пока вы не приходите к какой-либо договоренности. Пожимаете друг другу руки. Он продает тебе товар. И обязательно даст сдачу, хоть минуту назад и говорил, что денег в кассе вообще нет. Торговля на подобных суках считается проявлением уважения к хозяину лавки. Да, и не переживай — он всё равно тебя обманет по цене в два или три раза и останется в выигрыше. Иначе он никогда не отдаст свой товар.

В магрибской Африке не ценится золото. В ювелирных ты найдешь только серебро. Впрочем, как правило, очень красивой ручной работы и на любой вкус.

Если украшения изящные и как бы воздушные, их, скорее всего, делали арабы. Если форма и узор чуть более грубы, это берберские украшения. У каждого, конечно, свои смысл и значение. Поэтому лучше уточнять об истории того или иного орнамента на месте. Изначально же работе с серебром всех местных научили евреи, когда-то жившие здесь.

Ну, и напоследок раскрою кулинарные секреты местных суков.

Пару килограммов кускуса здесь можно брать без боязни. Он пролежит еще долго даже после окончания срока годности, а готовить из него омлеты или быстрые каши, просто залив крупу кипятком — сплошное удовольствие.

Специи в Тунисе несладкие (как, например, в Индии или Израиле), в основном, острые и ароматные. Ни в коем случае нельзя обойти стороной сушеную душицу орегано. Смесь горчичного цвета под загадочным названием «Тунисский набор» может пролежать несколько лет и пахнуть нисколько не меньше, добавляя пикантности в любые блюда. Ну, а знаменитая алого цвета харисса (сухая или пастообразная) — это сердце магрибской кулинарии. Смесь из перца чили, чеснока, зиры, кориандра и неизвестно чего еще, но очень острого и вкусного, легко сможет заменить и соль, и перец.

И финики. Лучше затариться финиками здесь, чем покупать потом холодными зимами их сушеную пародию в наших супер-маркетах.

Кстати. Рассказать, чем здесь хвалятся все берберы? Тем, что они только завтракают и сыты весь день. А завтрак их составляют 7 фиников и лепешка, которую они макают в мед или оливковое масло. Это дает им силы до вечера. По правде говоря, если бы я съел за раз 7 их фиников и лепешку с маслом, я бы пару дней еще точно не смог ничего больше в себя запихнуть. Это всё очень вкусно, но невероятно сытно.

Часть 2. Сахара

По дороге римлян

Добраться с острова Джерба до африканского континента по суше можно только одним способом — по проложенной через залив Бухрара древней римской дороге.

Точное время ее создания никому доподлинно неизвестно. Говорят, ее строили римляне во времена своего царствования на острове. Местные утверждают, будто бы давние хозяева Джербы посылали вперед себя верблюдов, умные животные легко находили мелководье, и римляне закладывали там огромные тяжелые валуны. Другие рассказывают, что никаких верблюдов там и в помине никогда не было. А для такой сложной постройки римлянам пришлось затопить множество своих кораблей, и вот когда те уже заполнили собою в заливе всё — от самого дна морского до лазурной водной поверхности — воины пошли по ним пешком, вбивая прямо в корабли большие и гладкие камни.

Как бы там ни было, римская дорога отлично сохранилась до сих пор, пережив бесчисленные древние войны и своих загадочных создателей на многие-многие столетия.

Сейчас она представляет собой обычное асфальтированное шоссе, протяженностью около 7 километров, и каждый день по ней проезжает с острова на материк и обратно куча автобусов, грузовиков и легковых автомобилей.

Разве что грозно торчащие то тут, то там куски огромных серых камней по бокам напоминают о былом величии и мощи древней Римской империи.

В клетках гладиаторов

Оказавшись на африканском континенте, мне захотелось сначала немного осмотреться здесь. И я, невзирая на предстоящий мне долгий и изнуряющий путь на юг, отправился в противоположную сторону, вверх по карте, в местечко под названием Эль-Джем.

Главной достопримечательностью этого небольшого городка является громадный древний амфитеатр, построенный в 3 веке тогда еще будущим императором Гордианом. Нынешнее молодое поколение, глядя на руины, с легкостью узна́ет декорации фильма «Гладиатор», снимавшегося именно здесь.

В те далекие времена эта местность называлась Тиздр. В амфитеатре проводились гладиаторские бои и гонки на колесницах. Он был и остается по сей день одним из крупнейших в своем роде, уступая размерами лишь Колизею да еще паре подобных, менее известных «собратьев».

Затем в древнем городе произошло восстание, которое потерпело поражение. Гордиан покончил с собой, а всё в округе было разграблено и разрушено.

Тиздр так и не смог возродиться с тех стародавних времен, оставив после себя лишь эти высокие толстые стены, внутри которых сохранились длинные зрительские трибуны, многочисленные подземные и полуподземные тесные клетки, в которых бок и бок в жутких условиях держали когда-то гладиаторов и диких зверей, да навсегда уж теперь опустевшая арена.

И еще — воспоминания. Грозный древний амфитеатр надежно хранит в каменном сердце память о своем былом величии. О блеске и славе, выстроенных на крови. О временах жестоких правителей и их не менее кровожадных развлечениях.

Неспешно прогуливаясь внутри его стен, заглядывая украдкой в занесенные песком помещения, присаживаясь на древние трибуны, с которых когда-то, в эйфории от жутких зрелищ, люди кричали и требовали новой крови, поневоле начинаешь ощущать какой-то непонятный легкий озноб, и мурашки вдруг пробегут по коже. А может, это просто подул с севера, из Карфагена, обычный прохладный ветер.

По дороге на юг

Дальше мой путь лежал через населенные пункты Ма́хдия и Монасти́р, которые располагаются чуть севернее Эль-Джема и представляют собой обыкновенные современные туристические тунисские города.

Это бесконечный лабиринт шумных африканских улочек. По бокам от них на 2 или 3 этажа возвышаются розовые, белые и персикового цвета дома. Все они непременно облицованы яркой узорной плиткой. Можно частенько видеть, как с верхних этажей женщины в пестрых хиджабах прямо с балконов бросают на улицу мусор, завернутый в синие полиэтиленовые пакеты. Здесь же, весело бегая по этим пакетам, гоняет мяч детвора. По ним спокойно ступают прохожие. Такие уж здесь привычки.

Слева и справа от дороги, порой захватывая и саму проезжую часть, располагаются всеразличные кафе. В них с самого утра собираются местные мужчины, бесконечно пьют крепкий черный кофе или сладкий мятный чай и болтают о том о сем до самой темноты. А затем расходятся по домам, чтобы завтра, еще до рассвета, вновь усесться с товарищами за этот же самый столик. У них нет работы. В Тунисе вообще высокий процент безработицы, но, кажется, местных мужчин это не особенно тревожит.

Конец ознакомительного фрагмента.