Шпилькой по хамству

Лана Легкая, 2022

Я любящая мать и настоящая умница на работе. Он самодовольный, невыносимый, высокомерный столичный босс. Хам, одним словом. И наши пути пересеклись. Посмотрим, кто кого, господин Смирнов!

Глава 1

Мария

***

Здравствуйте, меня зовут Мария Соборская, мне двадцать семь лет, и я мать одиночка. Мой муж бросил нас с дочерью на произвол судьбы, поставив перед фактом, что его любовница носит мальчика — продолжателя рода. Леша произнес уверенно: «Дочь — это, конечно, хорошо. Но сын — будущее фамилии Соборских», — собрал вещи и канул в Лету.

Но что наследовать: кредит ли на автомобиль или хронические заболевания господ Соборских, я так и не поняла.

Вот так, наверное, я должна была представиться на встрече матерей-одиночек нашего района три года назад, куда меня любезно записала Лёля.

Я же только вытаращила глаза на нее, покрутила у виска с характерным присвистом и села обдумывать, как же строить жизнь дальше, когда одна постоянная в уравнении оказалась переменной.

А переменная, вернее, переменный, как и предполагалось, не особо хотел помогать материально своей дочери. Дабы не обделить своего будущего сына и дать ему «самое лучшее». После этой фразы я обалдела и взорвалась в эмоциональной речи, но все аргументы и доводы типа: «Лера — тоже твой ребенок», прошли мимо ушей супруга.

Я сидела и думала думу, не одна, с Лёлей — Ольгой Владимировной Болотовой. Лучшей подругой и соседкой по подъезду в одном лице. Она цедила второй бокал вина, а я смотрела перед собой и вела нехитрые подсчеты.

Что мы имеем на данный момент? Квартира — это раз. Своя. Три комнаты и огромные счета за коммуналку. Осталась в наследство от родителей.

Машинка японского производства, старенькая и красненькая — почти мечта любой дамы. «Девочку» я свою любила, несмотря на ее преклонные лета, служила она мне верой и правдой, и надеюсь, прослужит еще — это два.

Должность девушки-улыбки на ресепшене офисного здания по выходным, в котором находилось практически все, что можно пожелать, начиная от тату-салона и заканчивая ритуальными услугами.

Работа была не пыльная, в выходные посетителей минимум, так как семьдесят процентов организаций не функционировало. Отсюда и все вытекающие в виде минимальной зарплаты, но приятной компании и легких бесед с ребятами из охраны — это три.

И тут из моих подсчетов меня вырвала Лёля:

— Марусь, ты меня пугаешь, начни хотя бы моргать. На. Вот, попей чайку.

Я же проморгалась и вновь уставилась в пустоту.

— Не сходится…

— Что не сходится, Марусь?

— Дебет с кредитом не сходится. Где денег взять?! Лерку в сад не возьмут, мы записывались на три года, а ей сейчас только полтора. На что жить? — жалобно спросила я подругу.

— Ну, ты что? Дядька тебя не бросит. Он же любит тебя, как родную, а может, даже больше, чем своих оболтусов, — улыбнувшись, сказала подруга.

— И сколько мы будем сидеть на его шее? Он еще не знает, что Лёша ушел. Честно говоря, я боюсь признаваться. Не хочу лишних расспросов, он и так его не особо жаловал. Может, он его придушит, а? И легче станет, — спросила я с надеждой.

— О-о-о, смотрю, чувство юмора начинает к тебе возвращаться. Это отлично! Ты бы позвонила дяде Сане. Вторая неделя пошла, как разошлись. Он тебе точно уши открутит, если узнает от чужих людей.

Я согласно кивнула.

— Завтра с утра позвоню. Честное слово!

— Марусь! Я что тут думаю, тебе же предлагали постоянное место пять через два. Ты еще не отказалась?

— Нет, а кто с Леркой будет сидеть? Пушкин?

— Почему Пушкин? Я. Мне-то какая разница, с одним или с двумя. Они с Мишей примерно одного возраста. Вот и будут вместе расти да развиваться.

— Не говори глупости, зачем тебе это нужно? Зарплату обещают больше, но не такую, чтобы я смогла позволить няню.

— А ты мне будешь чисто символически платить. Ну, там на ноготочки. Помадку. И Ваня меньше будет зудеть, что я просто так деньги трачу.

— О. Вот вначале у Вани спроси, хочет ли он, чтобы у него в доме еще один ребенок порядки наводил. Ты же сама знаешь, Лера то обои разрисует, то ершиком от унитаза сапоги почистит…

— Захочет! Это я беру на себя. Маруська, это ж не на всю жизнь, а временно, пока в садик не пойдет. Да и любим мы тебя, как бросить можно?!

Подруга меня крепко обняла.

— Спасибо, Лёль, я вас тоже сильно люблю.

И действительно, Лёлин муж оказался не против еще одного цветка жизни в доме и грозил выдернуть Лёше ноги при первой же встрече. А я слушала обещания и глупо улыбалась, глядя на своих друзей, которые старались поддержать меня изо всех сил.

Утром, как и обещала, я позвонила папе Саше с мамой Леной.

После смерти родителей, дядя и тетя забрали меня в семью. Растили, как родную дочь. Лечили мои детские болячки. Терпели подростковые выходки и пережили вместе со мной первую любовь к однокласснику.

К слову, выходки терпели не только мои, но и двух своих сыновей, которые потрепали им нервы еще больше. С Андреем мы ровесники, а Макс младше нас на два года. Вот такой бандой, да еще и вместе с соседними ребятами мы нарушали всеобщее спокойствие.

***

Лет до четырнадцати меня нельзя было отличить от мальчика. Ни внешне, ни поведением. Так продолжалось ровно до того момента, пока не выросла грудь. И уже тогда я поняла: грудь — это зло!

На меня стали как-то странно посматривать, а особо прыткие распускали руки. Надо отдать должное, братья в обиду не давали, да я и сама могла сдачи дать. Но жизнь явно осложнилась.

После пары инцидентов, когда я буквально спасалась от «кавалеров» бегством. Мама Лена провела с нами разъяснительную беседу на тему «Пестики-тычинки». О возможностях и последствиях. Расписала в самых ярких красках так, что охоту общаться с противоположным полом отшибло напрочь. Мы слушали внимательно, сидя с красными лицами. От стеснения с особым усердием изучали рисунок ковра под ногами.

Мама Лена же с завидным энтузиазмом тыкала пальцами в плакаты, которые она стащила с работы, и устрашающе вещала, не стесняясь в выражениях.

Хвала всем богам, спас нас папа Саша. Зашел в комнату, собрал все наглядные пособия и, гаркнув на жену, что сделает нас заиками, увел ужинать. В этот вечер мы ели молча и разошлись по своим комнатам, даже не посмотрев телевизор. А на следующий день я ощутила всю силу внушения: ребята меня не позвали плеваться с балкона на прохожих, а вечером оставили дома, когда поехали кататься на мопеде.

***

Мама Лена с папой Сашей прилетели через час после моего звонка. Привезли четыре пакета еды, половина из которых содержали сладости. Усадили нас с Лерой пить чай и расспросили все в подробностях. И не упрекали. За что им безмерно благодарна.

Папа Саша на выходе вложил мне в руку кредитку и ПИН-код, сказав, чтобы не стеснялась в расходах. Я искренне поблагодарила и пообещала все вернуть. С этого момента началась моя самостоятельная жизнь. Я перешла на график пять через два и усердно работала.

На меня накидывали все больше и больше обязанностей. И я моталась по этажам, усмиряя нерадивых арендаторов. Кто же справится лучше, чем улыбчивая симпатичная девушка с вечными шутками-прибаутками да нескончаемой энергией? Через два года в мое управление (как же гордо звучит) попало семиэтажное офисное здание.

Теперь мне приходилось координировать рабочих, уборщиц, сантехников, охрану, девочек с ресепшена. Всех, всех, всех, кто поддерживал жизнь в здании.

А самое главное: «Улыбаться. Широко и искренне». Как говорит Герасимов — хозяин и мой непосредственный начальник.

Улыбаемся и пашем — мое кредо последние три года. И знаете? Я рада, что так все сложилось. Я люблю свою работу.

***

Воспоминания прервал телефонный звонок.

— Алло. Да, Танюша, что-то случилось?

— Нет, Мария Викторовна. Но Герасимов срочно просит какие-то договоры. Говорит, они у вас.

— До утра не потерпит? Мне на этом… семинаре по обмену премудростями весь мозг съели, а еще за Леркой ехать.

— Не потерпит, Мария Викторовна! — услышала крик Герасимова.

«Вот же черт! Ну, зачем же ты, Танюша, громкую связь включила?» — я застонала про себя.

— Я вас поняла, Павел Петрович. Буду через сорок минут.

Вот и все, прощай четырехдневный незапланированный отпуск под названием «Целесообразное управление кадрами и еще что-то там». На третий день обучения пришло осознание, что больше премудростей в мою и без того мудрую голову уже не влезет. И я, благодарная Павлу Петровичу, посапывала на задних рядах. Но всему хорошему приходит конец…

— Так-с, а это что за смертник встал на мое место?!

На парковочном месте для моей «девочки» громоздился просто до неприличия огромный внедорожник. Паркуясь рядом, я рассматриваю столичные номера.

— Ну, кто бы сомневался…

Быстрее бы отдать документы и смыться домой.

Я подбегаю к стойке ресепшна.

— День добрый, ребята. Все хорошо?

— Да, Мария Викторовна, — отвечает Вадим и возвращает взгляд на экраны, сканируя происходящее.

— Танюша, у меня к тебе два вопроса. Где Герасимов? И какого лешего заняли мое парковочное место? — я взрываюсь.

— Герасимов у себя, а…

Я не даю Татьяне договорить:

— Нет, ты видела этого монстра на стоянке?! В нем жить можно. И зачем такие машины покупают? Он же два места занимает, — брюзжу, как бабулька у подъезда. — Интересно, а за рулем папик с пузом в три обхвата или мажор-красавчик, а, может быть, тупица-качок?! — шиплю я Тане.

Татьяна смотрит на меня глазищами-блюдцами и не поймет, смеяться или бояться.

А я наклоняюсь ниже и четко шепчу, но чтобы Вадим не услышал:

— А знаешь, существует теория о том, что большие машины, покупают мальчики, с ма-а-аленькими… ну, ты меня поняла.

Таня уже в голос хихикает, а глаза у нее становятся еще больше.

Я же не могу заставить себя прекратить свой стенд-ап и спрашиваю:

— Танюш, кому отдали мое место? И куда ставить мою «девочку»? — сокрушаюсь пуще прежнего.

— Тут написано, — девушка указывает на список. — Смирнову Ярославу Витальевичу.

Я выпрямляюсь и громко спрашиваю:

— И где этот Ярик Виталькович?

— Я здесь, — слышу злющий мужской голос за спиной.

Тут-то мне и поплохело.

Поворачиваться боюсь и начинаю судорожно соображать, что делать? А самое главное, как долго хозяин монстра стоит за спиной. Судя по тому, что Татьяна сидит и не моргает, уже давно. Шансы выйти сухой из воды минимальны. И хоть бы подмигнула или кашлянула, Танюша, нет же… Вот Павлик Морозов в юбке. За один день два раза так подставить.

Говорила мне мама Лена: «Не помрешь ты своей смертью, если за языком следить не будешь». Видимо, время и пришло.

Пора посмотреть своим страхам в лицо.

Я медленно разворачиваюсь на пятках и буквально утыкаюсь в гору. Вообще законно быть таким огромным?

— Добрый день, господин Смирнов, — улыбаюсь я широко. Еще чуть-чуть и уголки моих губ должны встретиться на затылке. — Прошу прощения, я очень тороплюсь.

И ничего лучше, чем позорно убежать в сторону дамской комнаты, в голову мне не приходит.

Слышу за спиной рык:

— Стоять!

Пф-ф-ф. Ну, конечно, Ярик Виталькович. Я же дура.

Я прибавляю хода и скрываюсь в туалете.

М-да, неловкая ситуация вышла.

Я начинаю прикидывать, как быстро господину Смирнову перехочется меня удавить, и понимаю, что влипла по самые булки. Но через пять минут мне все же придется выйти, иначе меня удавит Герасимов.

«Хорошо, что господин Смирнов воспитан и не заперся в дамский клозет, Мария», — замечает мой внутренний голос.

И сразу после этих слов в моей голове… распахивается дверь! Я начинаю читать «Отче наш», когда замечаю, что это кто-то из посетителей.

Пронесло… Давно же я так не вляпывалась.

«Ты его видела? Он же тебя одной левой, как куренка, за шею схватит, и прости-прощай», — продолжает нагнетать мой внутренний голос.

— Так, ладно, мыслим здраво. Он взрослый мужчина, скорее всего, умный. Нечего ему околачиваться рядом с дамским туалетом. Забыл уже все обиды да запрыгнул на своего огромного коня и скрылся в закат, — шепчу себе под нос.

Я посмотрела на себя в зеркало, поправила волосы, улыбнулась.

Что-то криво вышло.

Надела рюкзак и открыла дверь.

Финита ля комедия.

Меня крепко хватают за плечи и отворачивают от ресепшена, загораживая обзор.

— Добегалась! — торжествуя, произносит господин Смирнов.

Изо всех сил я упираюсь в мужскую грудь, стараясь не прижиматься к горячему торсу.

— Добегалась, — обреченно выдыхаю.

Я поднимаю взгляд, решив, что ворот рубашки и крепкую шею уже рассмотрела в мельчайших подробностях.

«Красивый, — замечаю про себя. — Достойный экземпляр представителя мужского пола».

Глаза орехового цвета смотрят на меня недобро, четко очерченные губы что-то произносят, и я наконец разбираю слова.

— Так что ты говорила про размеры?

И тут одной рукой Смирнов притягивает меня за талию, а второй хватает мою подрагивающую кисть и накрывает ею свое достоинство.

Вот это поворот! Я-то думала, что меня убивать будут, а тут такое…

Я быстро прихожу в себя, негоже мне, аки девице семнадцати годков, краснеть. Взрослая женщина, ну что я не видела, а в моем случае — не щупала? Глядя в красивые мужские глаза, я начинаю по-хозяйски наминать.

Господин Смирнов меняется в лице.

Что ж, хорошо, а теперь добьем…

— Хм, и каждой даме, которая сомневается в вашей мужественности, вы предоставляете свой стручок для осмотра?

И тут я понимаю, что палку-то перегнула. Стручок. Вот дура…

Глаза мужчины наливаются яростью, он открывает рот.

Подозреваю, хочет мне рассказать, какая я распрекрасная.

Теперь он точно меня убьет!

От смерти меня спасает вовремя распахнувшаяся дверь туалета.

— Твою ж… — выдыхает Смирнов, хватаясь за ушибленное место и отпуская меня.

Я пользуюсь ситуацией. Пролетаю мимо стойки, быстро открываю дверь, ведущую в коридор, еще чуть-чуть — и вот он, спасительный кабинет Павла Петровича.

Герасимов поднимает на меня удивленный взгляд.

— Ох, Павел Петрович, так торопилась, — говорю я, переводя дух, — вот договоры, которые просили. — Достаю из рюкзака и кладу на стол.

— Спасибо, Мария. Могла и не торопиться. Я тут подумал, они и до завтра потерпели бы.

Я продолжаю улыбаться и тяжело дышать, сдерживая всевозможные проклятья, готовые сейчас вырваться наружу.

— Да мне все равно по пути было, — отвечаю, скрипя зубами.

— Беги. Дочка, наверное, уже заждалась в садике.

Вот вы гад ползучий, Павел Петрович. Я бы уже Леру забрала да дома котлетки жевала, а не по туалетам пряталась.

***

Я выхожу из кабинета, шумно выдыхаю, прислонившись к стене. Растираю ладонями лицо в попытке привести мысли в порядок.

— Тьфу ты! — Осматриваю руки. — Помыть надо. Мало ли где этот шкаф таскался.

Прощаюсь у стойки с Татьяной и Вадимом и буквально крадусь в сторону стоянками.

М-да, еще никогда я не добиралась до машины перебежками.

Выхожу на улицу и с облегчением замечаю, что монстра нет. Ни железного, ни в человеческом обличие.

По дороге домой Лера весело щебечет о новом мальчике Ване. Я стараюсь поддержать разговор, периодически выдаю фразы полного восторга: «Да ты что?!», «Ой, как интересно!», сама, витая мыслями где-то далеко, вспоминаю все глупости, которые успела натворить, и начинаю хихикать, представляя злющие глаза господина Смирнова.

— Мам, ты что смеешься? Ване было больно, он же упал с качелей.

— Ой, прости, солнышко. Я задумалась. — Я тряхнула головой. — Надеюсь, Ваня не сильно ударился?

— Нет, он больше испугался.

— Вот и хорошо. — Бросаю ласковый взгляд на дочь в зеркало заднего вида.