«Лаланд» возвращается

Л. Моргун, 1989

Детективная история случилась в далёком космосе на борту космического корабля, собирающегося совершить межзвёздный прыжок. Во время погружения в анабиоз бесследно исчезает командир корабля. На счастье поблизости оказывается "детектив № 1", которому правительство поручает провести расследование.

Глава 2

Если восстанет среди тебя пророк, или сновидец, и представит тебе знамение или чудо…

Втор., 13, 2, 3.

— Хотите выпить? — командир «Инкуайэрера» Федор Каменев достал из шкафчика плоскую стальную фляжку.

Гурилин отрицательно покачал головой.

— А я думал, что в космосе царит сухой закон.

— Он э-э-э… как английская королева: царствует, но не правит. Мы его нарушаем ради высокопоставленных гостей. Для них эти законы не писаны.

— Законы издаются для всех, иначе это не законы.

— В вас говорит суровый праведник, — усмехнулся командир, пряча фляжку. — Но мне кажется, что наши законы похожи на паутину, которая ловит мелких мошек, а мясные мухи и шмели ее легко раздирают.

— Не самое лестное сравнение, — заметил Андрон. — Я, по-вашему, вообще предстаю этаким кровожадным пауком…

— Но это же метафора…

–…и к тому же беспомощным пауком, — закончил Андрон. — А это, простите, не совсем так. Я бы лучше сравнил преступность с болезнью. А юстицию — с…

— С врачом? Банально.

Они знали друг друга уже много лет, впервые встретившись при расследовании дела «волков-оборотней», когда Федор, тогда еще совсем молодой пилот, прибыл на Землю похоронить погибшего брата и добровольно принял участие в операции. С тех пор они время от времени встречались и вели долгие беседы на сходные темы.

— Нет, не с врачом, а скорее со скальпелем в руке врача.

— И кто же этот врач?

— Врач — наше общественное самосознание, если хотите, общественная мораль. Чем она устойчивей, тем крепче рука сжимает скальпель и тем точнее он вырезает пораженные ткани.

— Получается парадокс, нечто вроде «врачу — исцелися сам».

— А разве не было парадоксом само возникновение и развитие человеческого сообщества среди чужой и враждебной ему природы? Разве не парадоксально, что несмотря на все неблагоприятные факторы ха исторически кратчайшие сроки человечество преодолело все болезни общественного развития и пришло к единству и братству?

Услышав это, командир засмеялся козлиным смешком и замахал руками, будто ему сказали нечто невероятно комичное, а отдышавшись, он серьезно взглянул в глаза Гурилину и сказал:

— Я не знаю, где вы провели последние недели, в анабиозе или на Альфа Центавра, но если б вы удосужились прочесть хотя бы газеты, да-да, обычные земные газеты, которые вручную пишутся и набираются обычными людьми, а не киберредакторами, которые не проходят электронной цензуры вашей благословенной Системы-1, у вас сложилось бы обратное впечатление. Вы узнали бы, что не только дети, но и взрослые дяди и тети объединяются сейчас по кварталам в кланы и племена со строгой внутренней иерархией, со своими вождями, шаманами и тотемами. Вы узнали бы, что есть племена воинственные, вроде «гуронов», скальпирующих свои жертвы, и забавные, как «мумба-юмба» с фаллически культом и регулярными эротическими оргиями, а есть и жутковатые, такие как каннибалы из племени «кэшт» или садисты-«веронги». Вы бы узнали, что в нашем демократическом обществе имеются фараоны, императоры и царьки со своими армиями и рабами, что, несмотря на отмену валюты, там благоденствуют миллиардеры…

— Но это же… просто мошенники! — горячо возразил Гурилин. — Они-то все и есть те самые язвы общества, с которыми мы с вами обязаны бороться!

— Боюсь, что это уже не язвы, а метастазы, — вздохнул Каменев.

Браслет на его руке запищал и сказал: «Земля».

— Иду, — бросил Каменев. — Прошу простить, меня вызывают. Служба-с. Но на досуге все же поразмышляйте, легко ли будет врачу исцелить опухоль в собственном мозгу?

Он вышел, а Гурилин ленивым взглядом пробежал по каталогу микрофильмов. Уже вторые сутки он находился на борту транспорта, который вез тридцать тысяч тонн продовольствия для многочисленных орбитальных станций Урана и Плутона. Из-за внезапного отказа радиостанций все графики поставок оказались под угрозой срыва. А тут еще разразился правительственный кризис, полетели с постов министры, в парламенте планеты дебатировался вопрос об отмене электронных кредитных карточек (из-за того, что все данные о банковских вкладах неожиданно оказались стертыми) и введении твердой валюты. На головы мирных обывателей хлынул поток сенсационных разоблачений и скандальных отставок, но все равно, во всем и во всех чувствовалось огромное желание жить, творить, действовать, строить новую жизнь, не сообразуясь с выверенными электроникой законами, которые долгие годы диктовала обществу считавшаяся доселе непогрешимой Система-1.

— Это вам, — сказал Каменев по селектору. — Телекс с Сатурна.

— С Сатурна? — удивился инспектор.

— Индекс земной, но передаточная станция на кольцевой «Крон-5». Земному радио за нами трудно угнаться. Вы подойдете к рации?

— Попробую, — уперев руки в подлокотники, Гурилин попытался приподняться. Он чувствовал в себе достаточно физических сил, чтобы встать на ноги, но перед глазами неожиданно замаячила черная пелена, кровь застучала в висках, неприятно булькнула в ушах. — Дьявол, — пробормотал он, переводя дух.

— Что-нибудь случилось? — спросил селектор.

— Я-то думал, что у вас тут будет невесомость, а у вас сила тяжести втрое выше земной.

— Всего в полтора раза, — заверил его командир. — Ничего удивительного. Наш «Инка» — самый шустрый транспорт в системе. Мы сейчас идем с постоянным ускорением 1,6-1,8, так что невесомостью вам предстоит насладиться на «Лаланде».

В узеньком и тесном отсеке управления принтер уже заканчивал печатать сообщение для инспектора. Федор выдернул из щели и протянул ему лист, где кроме телеграммы и десяти пунктов сообщения были плохо пропечатаны и десять цветных фотографий. Пять мужчин. Пять женщин. И текст: ПРОСИМ ПРИНЯТЬ СВЕДЕНИЮ ДАННЫЕ ЦЕНТРА АСТРОНАВТИКИ ЭКИПАЖЕ КК ЛАЛАНД. Ниже значилось следующее:

1) Борис Рогов — командир полета, 48 лет, высшее, стаж работы в космосе — 25 лет, 12 правительтственных наград. Характер собранный, уверен в себе, обладает способностями руководителя, находчив, умен, властен. Женат на А.Роговой. Увлечения — самообразование, углубленная проработка ксенологии, питает повышенную слабость к детям, особенно к сыну.

2) Василий Белоглазов — старший помощник командира, зав научной частью экспедиции. 42 года, высшее, стаж работы в космосе — 7 лет, доктор астрофизики, 4 научных степени, 128 опубликованных работ. По характеру чрезвычайно работоспособен, трудится над научными проблемами до полного их завершения. Смешлив, любит анекдоты. Увлечения — латинские авторы, Гораций, Виргилий. Холост.

3) Пьер Макошин — бортинженер, второй пилот, штурман. 34 года, высшее, стаж работы в космосе 11 лет. Специализация: энергетик, плазменные двигатели. Характер — чуткий, легко возбудимый, вспыльчивый. Возникающие проблемы любит решать с наскока, изобретателен, находчив. Увлечения — филателия. Холост.

4) Николас Бергер — врач экспедиции. 26 лет, среднее специальное. Специализация — прикладная психология. Стажа работы в космосе не имеет. Характер — самолюбивый, чувствительный к внешним факторам. Увлечения — поэзия, пение под гитару, туризм. Холост.

5) Рашид Камалетдинов — старший пилот, сдал экзамены на штурмана. Среднее специальное. 28 лет. Стаж работы в космосе — 10 лет, 5 правительственных наград, из них 2 — за личное мужество. Характер — ровный, покладистый, исполнителен по природе, очень дисциплинирован. Увлечения—...... Холост.

6) Алла Рогова — инженер-энергетик. 45 лет, высшее, стаж работы в космосе — 20 лет. 17 правительственных наград. Характер — мужественный, ровный, выдержанный. Свободное время посвящает самообразованию по специальности. Увлечения — кулинария, воспитание детей. Замужем за Б.Роговым.

7) Татьяна Терских — инженер-кибернетик, 29 лет, высшее. Стаж работы в космосе — 2 года. Характер — спокойный, покладистый, умеренно живой. Увлечения — компьютерные игры, составление программ, 3-я премия на ежегодном конкурсе корпорации IBM. Не замужем.

8) Вера Величко — техник-связист, инженер, пилот. 45 лет, среднее специальное, стаж работы в космосе — 19 лет. Характер — спокойный, душевный, дружелюбный. Доброжелательна к окружающим. Увлечения — макраме, вязание. Замужем. Имеет дочь, внучку.

9) Жанна Меликсетова — инженер-химик. Специализация — геология, строение планет, биосфера планет. 25 лет, высшее. Стажа работы в космосе — не имеет. Поправка: стажировка — 1 год. Характер — трудолюбива, усидчива, эрудирована. Увлечения — альпинизм, составление кроссвордов. Не замужем.

10) Дэзи Новотная — врач-микробиолог, биолог. 27 лет. Высшее. Стаж работы в космосе — 2 года. Характер — дружелюбный, приветливый, общительный. Увлечения — икебана. Не замужем. Поправка — разведена. Поправка — муж дать развод отказался.

Читая, инспектор то и дело поглядывал на фотографии тех, с кем ему предстояло разбирательство. С фотографий на него смотрели десять человек. Мужественное с зачесанными назад светлыми волосами — лицо командора. Такое же белокурое, с синими глазами — личико его красавицы-жены. Скуластый, наверное, немногословный пилот Камалетдинов. Стриженный под ежик, остроносый бортинженер. Широколицый, с бородкой — зам. по науке. Прочие женщины — их лица вполне обычны, мало вдохновляют на романтические чувства. Вот разве эта Дэзи… Ах, Дэзи, крошка Дэзи, прелесть Дэзи, немудрено, что какой-то обезумевший от чувств, оставшийся на Земле супруг напрочь отказался разводиться — от этой ясноглазой, с огоньком брюнетки немудрено и голову потерять…

Что там дальше? Тесты на совместимость — сданы, по специальности — все соответствуют своим должностям…

— Думаете, вам пригодятся эти бредни? — скептически осведомился командир.

— Хотя бы как отправная точка.

— Все это чушь. Вредная и глупая чушь. Наследие нашей обожаемой Системы, — отрезал Каменев. — Человека нельзя измерять как полено. И тем более недопустимо подгонять людей друг к другу как уголки в петнамино. А именно так их и подбирают для полетов: всякой твари по паре. Но никто и никогда не сможет предсказать, как поведет себя тот или иной человек в экстремальной ситуации. Разудалый гусар может оказаться заурядной шкурой, а болтуны и бабники нередко проявляют чудеса героизма. И главное, что не учитывает наш центр — это Фактор X.

— Впервые о таком слышу.

— Один из великих писателей прошлого Лем как-то написал: «В космосе нас ждет неведомое». И за истекшие двести лет мы к этой фразе не можем добавить ничего нового.

— Бросьте! — отмахнулся Гурилин. — Я не верю в чудеса. Все эти ваши пришельцы, игры со временем, фантомы, сверхчувственное восприятие — результат лишь больного воображения, либо тонкого розыгрыша. Вспомните «волков».

— А вы слышали историю о скафандре Джона Дрока? — спросил его Каменев.

— Нет. Это — что? Одна из разновидностей межпланетного фольклора? — с усмешкой поинтересовался инспектор.

— Судите сами. Лично я эту историю слышал от людей, которым можно доверять не меньше, чем мне или вам.

Итак, о Дроке. Он был вторым сменным пилотом на корабле «Наугольник». Шла самая середина блаженной памяти XXI века… Удивительное было время! В те годы объединившуюся планету охватил невиданный творческий подъем. Люди впервые поверили, что можно жить в мире и благоденствии, не ожидая голода и атомных бомбардировок. Ах, тогда они все до единого были романтиками. Они в течение пяти лет выкорчевывали бразильские джунгли, не щадя себя, распахали Большую Сибирскую пустыню и осушили Великие Озера. Не менее отважным был и их рывок в космос. Романтики открытой грудью встречали солнечный ветер, очертя голову обживали Луну и Венеру, отправили пятьсот человек пропадать на Альфу Центавра… Короче, сейчас все мы пожинаем плоды их усердия и пытаемся кое-как свести концы с концами.

«Наугольник» должен был провести завершающие монтажно-наладочные работы на станции «Посейдон» на орбите Нептуна, задействовать ее в работу, пустить кислород и оставить первую смену исследователей. Джон Дрок был суровым неразговорчивым мужчиной с густой черной бородой, что само по себе редкость среди космонавтов. Кроме своих чисто служебных обязанностей, он еще и по договору с фирмой помогал бригаде шеф-монтажников (он был славным сварщиком). И вот, однажды на корабле произошло ЧП. Небольшая авария без тяжелых последствий, так что о ней даже акт составлять не стали. А случилось вот что: разгерметизация. Дверь в шлюзовую камеру находилась рядом со шкафом для пожарного инвентаря, где Дрок держал свой скафандр. Разумеется, каждый имел свой персональный скафандр, и каждый держал его в своей каюте. Но там это сооружение занимало много места, так что для своего Дрок оборудовал упомянутый шкаф буквально рядом с выходом (он каждую свободную минуту использовал для работы, потому что фирма обещала хорошие премиальные за досрочную сдачу станции). Следует сказать, что к своему скафандру Джон Дрок относился очень бережно. Он с прямо-таки феноменальной тщательностью чистил его, драил бляшки и подгонял крепления, проводку и шланги, а порой даже и разговаривал с ним. «Что, старина, — говорил он бывало, — охота тебе погулять, а? Охота?» — «Покрепче его привязывай на ночь, — посмеивались ребята, — а то как бы он от тебя не удрал». — «Мой скафандр? — возмущался Дрок. — Он от меня никуда не денется. Куда он — туда и я И наоборот!» И вот, как-то раз он в очередной раз торопился на смену и вдруг дверь шлюзовой открывается… прямиком в открытый космос. Сами понимаете, случай экстраординарный. Инструкции на этот счет есть самые суровые и накрепко вбиты не только в человечьи мозги, но и в электронные. Одновременно две двери раскрыться не смогут ни при каких обстоятельствах. А тем более три (там ведь еще и тамбур). При выходе в космос на корабле непременно гудит зуммер, вспыхивает предупредительная лампа, подается запрос на главный компьютер, тот определяет готовность, запрашивает подтверждение, отдает разрешение и прочая, прочая. Однако, надо вам сказать, что случай для экстренного открывания дверей все же предусмотрен, на случай внезапной аварии. На этот счет возле люка каждого корабля имеется небольшой красный рычаг, именуемый в просторечии «стоп-краном». Воспользовавшись им, терпящий бедствие сможет открыть одну дверь, затем вторую, получить глоток кислорода и уж потом думать о третьей. Но в тот день, как я вам ужу говорил, распахнулись настежь все три двери как раз в тот момент, когда Дрок собрался надеть свой драгоценный скафандр. В ту же секунду весь воздух, имевшийся на станции, колом выбивает наружу, тем же сквозняком вышвыривает и скафандр и уносит в пространство, подхватывает и самого Дрока и несет туда же. Но не успел никто сказать даже «мама», как датчики отметили понижение давления, сработала аварийная система, и двери наглухо закрылись, оставив бедняг в самом жалком положении, какое только можно себе вообразить. Однако, все быстро пришли в себя. Кислороду осталось предостаточно, все травмы обошлись в несколько кровоточащих ушей и носов, да в небольшой стресс, который успешно сняли внеочередной порцией бренди. Так что по здравом размышлении, командир согласился даже не составлять об этом случае акта, тем более, что сразу после окончания работ корабль отправлялся на капитальный ремонт. Да и кому охота ни за что ни про что зарабатывать лишний выговор и лишать премии не только самого себя, но и все Управление?

Однако с того дня Джона Дрока словно подменили. Большую часть своего времени он теперь проводил в «солярии», на террасе, забранной толстым стеклом и открывающей вид наружу. Он стоял у поручней, скрестив руки на груди и все смотрел и смотрел… куда вы вы думали? В пустоту. Не на какую-то отдельную звезду или созвездие, а область Тартара, особенно хорошо различимую с окраины системы, где царит абсолютный мрак и не радует глаз ни какая-либо самая малая звездочка, не регистрируется также ни рентгеновское, ни фоновое излучение, так что название этому местечку, думается, подобрали правильное. Порой замечали, как при взгляде на это мрачное место сжимались кулаки некогда лихого пилота, как напрягалось все его тело, как порывался он порой прижаться к стеклу и даже как будто шептал что-то. Однажды бригадир монтажников Каспар Дановиц, с которым они были близки, осведомился, отчего у Дрока такой вид, будто он собирается удрать с корабля. «Скоро мы все покинем его», — ответил тот со странной улыбкой. «Перестал бы ты психовать, — посоветовал ему рассудительный Дановиц, — одевал бы запасной скафандр и дул бы на смену. Ребята ведь зашиваются». — «Нет, — прошептал Дрок, — я не могу… Он не простит мне измены…» — «Кто?» — «Он. Он здесь. Он зовет меня. Зовет к себе. Туда», — и он ткнул пальцем в стекло, за которым разверзся Тартар.

В тот день Дановиц не придал значения его словам. Он счел их шуткой или же следствием депрессии, вызванной усталостью. Вспомнил он об этом разговоре двумя днями позднее, когда узнал, что Дрок обратился к капитану с рапортом, в котором просил выделить ему реабот для поиска скафандра. Командир вначале счел это рождественской шуткой, но поскольку до рождества было далеко, а реабот на корабле был один и использовался лишь для монтажных работ, а ни в коем случае не для прогулок в космосе, то шеф вызвал Дрока к себе, кратенько переговорил и вызвал врача, который немедленно упрятал пилота в изолятор, а для верности надел еще и смирительную рубашку. Этот печальный инцидент надолго отравил всю обстановку на корабле.

И вот, когда все работы на станции уже были в основном выполнены и Дановиц со своим другом Фредом ползали по обшивке с дефектоскопом и проверяли стыки (назавтра должны были пустить кислород), все вокруг вдруг озарилось каким-то неземным, потусторонним сиянием. А надо вам сказать, что Нептун очень темная и сумрачная планета, состоящая почти целиком из первозданного космического льда. По ней гуляют моря из жидкого метана, не особенно придерживаясь определенных очертаний. Солнце с его орбиты выглядит не более ярким, чем лучик карманного фонаря; на самой же планете, если у кого-то доставало ума туда высадиться, день-деньской царила почти полная мгла. Из экономии энергии корабль и примыкавшая к нему станция снаружи почти не освещались, лишь в тех местах, где велись работы, устанавливались несколько галогеновых ламп. И вдруг такое… Планета пылала. Как звезда, как огромный голубой гигант, она светилась иссиня-белым фосфорным пламенем. И на фоне этого яростного сияния особенно отчетливо выделялся громадный скафандр, бредущий в пустоте по направлению к Тартару. Он брел некоторое время, потом повернулся и поднял руку. И в ту же секунду следом за ним, снявшись со станции, устремился реабот. Потом, вырвав соединительную «гармошку» туда же двинулся и «Наугольник». И Фред, бедняга Фред, тоже, задействовав свой реактивный ранец, помчался следом за ними сломя голову. Дановиц также испытал в тот миг непреодолимую тягу и страстное желание полететь в это сияющее далеко. Но, во-первых, у него не было реактивного ранца, а во-вторых, нога его запуталась в фале. Словом, когда он пришел в себя, и скафандр, и корабль со всем экипажем и персоналом будущей станции уже исчезли, растворившись в необъятных просторах неожиданно утихомирившейся Вселенной. Так, в одиночку, он провел на пустой, безжизненной станции ровно неделю. Воды у него оставалось двести грамм, НЗ составлял не более двух тюбиков питательной пасты.

— А воздух? — поинтересовался Гурилин. — Чем он дышал все это время?

— На его счастье на станции нашлись два оставленных сварщиками баллона с жидким кислородом. Как он ухитрился подсоединить их к своим, где откопал переходники и жиклер — по сей день остается загадкой. Впрочем, он был хорошим слесарем, а такие везде, где ни работают, делают себе маленькие заначки из сэкономленных деталей на случай, если доведется подхалтурить. Правда, он все равно отморозил себе верхушку легких и умер ровно через месяц после того, как его спасли.

— Занятный случай, — отметил Гурилин.

— Но самое занятное, что этот случай далеко не единственный. Спустя полгода после этого огромный черный скафандр увидели с «Фламариона», межпланетного грузо-пассажирского корабля, спешившего на Марс с грузом новых стержней для реакторов. Увидели, передали на Базу и замолкли. Навсегда. Остатки корабля нашли на Сырте где-то через месяц. После этого скафандр Джона Дрока видели еще двадцать или тридцать кораблей, и все они плохо кончили. Пусть не в тот же день, но на следующий, через неделю или через месяц, все эти корабли находили свой конец. Как правило, вместе со всем экипажем…

— И что же, перед смертью они успели вам рассказать об этом фантоме? — поинтересовался инспектор.

— Каспар Дановиц был моим прадедом по материнской линии, — пояснил Каменев.

— Не понимаю, как вы можете верить во все эти сказки с привидениями. Уж что-что, а работа в космосе, на переднем крае науки, должна, по-моему, менее всего располагать к мистике и суевериям.

— А люди тем не менее верят, — возразил командир. — Сам-то я скафандр Джона Дрока не встречал, может быть, потому и имею сейчас счастье беседовать с вами. Но что вы скажете о «Ригеле», с которым связана не менее жуткая история. С него самым загадочным образом исчез весь экипаж, причем корабль выглядел так, как будто его только что покинули.

— А, как же, слышал, — припомнил Гурилин, — газетчики прозвали его «Мэри Челист»* нашего века». Очевидно, этот корабль и в самом деле покинул экипаж, испугавшись чего-то…

— А «Южный крест»? Вы слышали о нем? Двенадцать человек там умерли на своих рабочих местах в одну и ту же минуту.

— Ну… возможны метеорит, отравление… что-то еще?

— Не угадали. Моментальный инфаркт. А что вы скажите о «Кассиопее»? Эта радиорелейная станция обеспечивала устойчивую связь между Землей и Сатурном. Когда на нее прибыла смена, то вместо четырех парней там нашли лишь четыре скелета.

— Ну, это уж совершенная сказка! — рассмеялся Гурилин.

— Я находился в числе тех сменщиков, — заявил командир, поднимаясь. — И своими руками упаковывал в мешки их голые кости, дочиста обглоданные крысами.

— Помилуйте, откуда в космосе крысы?

— Если б мы только знали!..

— Командир, вас вызывает Уран-Главная, — сказал динамик.

— Иду.

— Кстати, не поясните ли, почему вас называют «командиром корабля», а Рогова «командором»?

— Ну… — Каменев усмехнулся. — Как вам сказать… Красивше звучит. Все-таки к звездам человек летает, а не то, что мы, каботажники. А с Роговым мы вместе были на курсах повышения. Парень он стоящий, помешан на космосе и на своих ребятишках. Больше о нем не знаю, а сплетничать не хочу.

— Так были и сплетни?

— А вы и ними интересуетесь?

Под его пристальным ироничным взглядом Гурилин неожиданно покраснел.

— Поймите, для меня сейчас ценна любая информация, способная пролить свет на обстоятельства катастрофы.

— Во-первых, эти сведения вряд ли актуальны, ибо касаются событий десятилетней давности. А во-вторых, касаются в большей степени не самого командора, а его жены. Вот уж кто действительно стерва, не приведи Господь.

И Федор Каменев поторопился уйти, так как снова включился селектор и радист закричал, что сеанс связи кончается и ураниты вот-вот «начнут метать икру».

Перегрузки вновь возросли. Тяжесть ватным мешком навалилась на тело. К горлу подступила тошнота. И, из последних сил удерживая горьковатый, рвущийся из горла наружу комок, Гурилин с тоской подумал, что космос — вовсе не самое полезное место для его вестибулярного аппарата.