Похититель поцелуев

Л. Дж. Шэн, 2019

Говорят, свой первый поцелуй нужно заслужить. Мой был украден демоном в маске под черным небом Чикаго. Говорят, клятвы, которые мы даем, священны. Мои были нарушены, едва часы пробили полночь. Говорят, мы отдаем сердце только одному человеку. Мое раскололось надвое. Мечты о счастливом будущем рядом с любимым, еще в детстве ставшим лучшим другом, разбились на миллион осколков. И теперь рядом со мной тот, кого я вижу в ночных кошмарах. Говорят, у каждой истории должен быть счастливый конец? Как бы не так. Один поцелуй. Два сердца. Три жизни. Одна судьба.

Глава третья

Вулф

Хрен.

Зараза.

Членосос.

Сволочь.

Полная жопа.

Мразьдерьмо.

Это лишь малая толика слов, что мне как сенатору, представляющему штат Иллинойс, отныне не дозволено произносить на публике, да и вообще стоит о них забыть. Служение своему штату, своей стране — моя единственная страсть. Проблема в том, что мои истинные манеры кардинально расходились с теми, что описывались в средствах массовой информации. Мысленно я матерился. Часто.

И в данный момент мне особенно хотелось ругаться, поскольку моя невеста довела меня до белого каления.

Глаза цвета мятых полевых цветов и такие мягкие, блестящие каштановые локоны, что буквально умоляли намотать их на кулак и как следует дернуть.

Элита Чикаго пала пред красотой Франчески Росси, когда ровно год назад она появилась в городе, и в кои-то веки в их убогой жизни созданная ими шумиха оказалась уместной.

К несчастью для меня, моя будущая невеста оказалась избалованным, наивным, изнеженным ребенком с самомнением размером с Коннектикут. Ее интересовали лишь верховая езда, надувание губ и производство на свет точно таких же ясноглазых избалованных детишек. Последнее предположение было сделано наугад, но вряд ли я ошибался.

К счастью для моей будущей невесты, ее ждет точно такая же безбедная жизнь, к какой готовили ее родители. Сразу же после свадьбы я намеревался запереть ее в шикарном особняке на другом конце города, набить ее кошелек кредитками и наличкой и проведывать лишь тогда, когда она понадобится мне на приемах или нужно будет подергать за поводок ее отца. О потомстве и речи быть не могло, хотя, если она захочет сотрудничать, — над чем еще нужно поработать, — я разрешу ей родить от донора спермы.

Но не от меня.

Стерлинг доложила, что Франческа не притронулась ни к грязной воде, ни к раздавленным фруктам и даже не взглянула на завтрак, который утром ей принесли в комнату. Меня это не волновало. Девчонка поест, когда ее беспокойство сменится огорчением.

Запихнув руки в карманы, я привалился к конторскому столу от Теодора Александера в своем рабочем кабинете и двадцать нудных минут наблюдал за словесным спаррингом губернатора Бишопа и Феликса Уайта, комиссара полицейского управления Чикаго.

Эти выходные, когда я, поддавшись мимолетному порыву, заключил помолвку с Франческой Росси, также вошли в историю Чикаго как самый кровавый уикэнд с середины восьмидесятых. Вот еще одна причина, почему мой брак был так важен для спасения жителей этого города. Бишоп и опытный коп Уайт прямо и косвенно обмолвились, что ответственность за все двадцать три убийства, случившиеся между пятницей и воскресеньем, лежит на Артуре Росси, хотя оба не произносили его имени вслух.

— Плачу за ваши мысли, сенатор. — Уайт откинулся на спинку кожаного кресла, бросив мне зажатую между большим и указательным пальцами монетку. Я не сводил с него взгляда, и монетка упала на пол.

— Забавно, что вы упомянули про деньги. Именно они вам и нужны, чтобы снизить уровень преступности.

— В смысле?

— Артур Росси.

Бишоп и Уайт взволнованно переглянулись, и их лица стали приятного серого цвета. У меня вырвался смешок. Я собирался лично заняться Артуром, но спешить не стоило. Ведь он только что лишился самой ценной собственности. Важно сейчас дать ему ощущение контроля и стабильности, чтобы в конечном итоге стереть его в порошок.

Решение жениться на Франческе Росси, в отличие от планов уничтожить ее отца, которые я строил с тринадцати лет, пришло ко мне спонтанно. Сначала она показалась на балу в образе Немезиды, и эта ирония судьбы вызвала у меня ухмылку. Потом я заметил блеск в глазах Артура, когда на маскараде он провожал дочь взглядом. Его распирало от гордости, и меня взбесило, каким счастливым он выглядел. Очевидно же, что Франческа — его ахиллесова пята. А после она произвела фурор. Ее красота и прекрасное воспитание не остались незамеченными. Вот почему я пришел к выводу, что брак с Франческой как вечная угроза Артуру и способ очистить мою репутацию ловеласа принесет мне пользу.

В качестве бонуса мы станем единственными наследниками империи Росси. Фактически Артур отпишет мне свое имущество, хочет он того или нет.

— Дети не должны расплачиваться за грехи отцов. — Губы у Артура дрожали, когда на следующее же утро после маскарада я заявился к нему домой. Накануне вечером я написал ему, посоветовав встать пораньше, в то время как моя спутница расстегивала мне брюки, чтобы сделать минет. И сейчас Росси был таким бледным, что, казалось, вот-вот словит сердечный приступ. Но я выдаю желаемое за действительное. Мерзавец крепко стоял на ногах и таращился на меня, взглядом умоляя об одолжении.

— Библию вспомнил? — ответил я ему, дерзко зевнув. — Уверен, что ты не раз и не два нарушал прописанные там заветы.

— Не впутывай ее, Китон.

— А ты умоляй, Артур. На коленях. Хочу увидеть, как ты распрощаешься со своей гордостью и чувством собственного достоинства ради избалованной дочурки, никогда не знавшей невзгод. Зеница твоего ока, звезда любого чикагского приема и, если говорить начистоту, финалистка на звание моей законной супруги.

Он прекрасно понимал, о чем я прошу. И почему.

— Ей девятнадцать, а тебе — тридцать, — попытался урезонить меня он. Очень зря. Однажды, когда я с ним пытался договориться, ничего не вышло. Вообще.

— В любом случае законом не запрещено. Здоровая благовоспитанная красавица, всюду меня сопровождающая, — то, что нужно, чтобы очистить мою подмоченную репутацию.

— Она не эскортница, и если не хочешь, чтобы твой первый срок в качестве сенатора стал последним…

Артур так крепко сжал руки в кулаки, что они побелели. Я прервал его на полуслове:

— Ты ничем не навредишь моей карьере. Мы оба знаем, что я на тебя накопал. На колени, Артур. Если будешь убедительным, возможно, оставлю ее тебе.

— Назови цену.

— Твоя дочь. Следующий вопрос.

— Три миллиона долларов. — Вена у него на подбородке бешено пульсировала.

— Ох, Артур. — Я наклонил голову и хохотнул.

— Пять. — Он так поджал губы, что я почти услышал, как скрипят его зубы.

Росси был влиятельным человеком, слишком влиятельным, чтобы под кого-то прогибаться. Но впервые в жизни ему пришлось. Потому что досье на него представляло угрозу не только для всей мафии, но и для его ненаглядных дочери и жены, которые останутся без цента в кармане, как только я навсегда упеку его за решетку.

Я закатил глаза.

— А я считал, что любовь бесценна. Как насчет того, чтобы отдать то, что я действительно желаю, Росси? Свою гордость.

Стоявший передо мной мужчина, надменный мафиозный босс, которого я яростно ненавидел, с безучастным лицом, на котором отпечаталось отвращение, медленно опустился на колени. Его жена и наши адвокаты потупили глаза, и в комнате повисла оглушительная тишина. Вот он и оказался подо мной: униженный, растерянный и смиренный.

Артур процедил сквозь зубы:

— Я умоляю тебя пощадить мою дочь. Преследуй меня сколько хочешь. Затащи в суд. Лиши имущества. Хочешь войны? Я буду сражаться с тобой честно и благородно. Но не трогай Франческу.

Я перекатывал во рту мятную жвачку, еле сдерживаясь, чтобы не сжать челюсти. Я мог раскрыть тайну, которой годами ему угрожал, и покончить со всем, но мучения, через которые он заставил меня пройти, растянулись, как этот резиновый комок у меня во рту. Жвачка, которая годами мучительно тянулась. Око за око и вся прочая лажа. Разве я не прав?

— В просьбе отказано. Подписывай бумаги, Росси. — Я подвинул к нему соглашение о неразглашении. — Я забираю твою принцессу с собой.

Теперь Бишопу и Уайту каким-то образом удалось повысить голоса до децибелов, которые и кита бы оглушили. Они грызлись, как две школьницы, заявившиеся на выпускной в одинаковых платьях.

–…об этом еще месяцы назад предупреждать надо было!

— Если бы у меня в распоряжении было больше сотрудников…

— Заткнитесь оба, — одним щелчком пальцев прервал я их поток слов. — В особо неблагополучных районах нужно лишь задействовать больше полицейских. И точка.

— А из каких средств, скажите на милость, мне финансировать ваше предложение? — Феликс потер дряблый и мокрый от пота подбородок. Его лицо было обезображено рубцами от жутких прыщей, макушка лоснилась, а седеющие волосы торчали на висках.

Я пригвоздил его к месту взглядом, который стер с его лица наглую ухмылку. У Уайта имелись лишние деньги, и мы оба знали, откуда они поступали.

— У вас есть деньги, — сухо выпалил я.

— Гениально. — Престон Бишоп развалился в кресле. — Капитан Этика пришел спасти положение.

— Ваше положение я бы с удовольствием подпортил. Кстати говоря, у вас тоже есть заначка, — невозмутимо заявил я, и в эту минуту распахнулась дверь.

В кабинет с бешеными глазами ворвалась всклокоченная Кристен: моя спутница на маскараде, мировая соска и огромная заноза в заднице. Поскольку я намеренно отбирал себе спутниц без склонности к драме, то понял, что она в курсе того, о чем еще не ведали сидящие в комнате джентльмены. Иначе Кристен не была бы такой взвинченной, а ведь она занималась выведыванием важной информации.

— Серьезно, Вулф?

Она смахнула со лба светлые пряди, бешено вращая глазами. Ее потрепанный вид объяснял, почему вслед за ней ворвалась Стерлинг, бормоча бесполезные извинения. Махнув рукой, я велел экономке уйти и обратил внимание на Кристен.

— Давай выйдем, прежде чем у тебя лопнет аорта прямо на моих мраморных полах, — тепло предложил я.

— Не уверена, что именно я истеку кровью в этой битве, — ответила она и поманила меня пальцем.

Дурной тон. Это так свойственно девушкам, которые приехали в большой город из провинции и стали успешными карьеристками. Но внутри ее всегда будет жить девчонка из Канзаса.

Мой кабинет располагался в западном крыле особняка, рядом со спальней и несколькими гостевыми комнатами. Я привел Кристен в спальню и оставил дверь открытой на случай, если ей взбредет в голову не только разговор. Она заметалась по комнате, уперев руки в бока. Моя большая двуспальная кровать возвышалась в качестве напоминания, что здесь я ее никогда не брал. Мне больше нравилось трахать женщин в компрометирующих позах. Я никогда не принимал всерьез мысль делить с кем-то свое ложе, поскольку уяснил, что люди часто приходят в твою жизнь и в любой момент могут ее покинуть. Одиночество было моим жизненным кредо. Силой. Своего рода клятвой.

— Ты отодрал меня после маскарада, а на следующее же утро обручился? Ты, мать твою, издеваешься? — взорвалась наконец Кристен, и слова потоком полились из ее рта, после чего она со всех сил толкнула меня в грудь. Она справилась с этой задачей лучше, чем Франческа, но ее гнев не произвел на меня впечатления и, что самое важное, не тронул.

Я одарил ее сочувствующим взглядом. Мы с Кристен одинаково осознавали, что моногамия не про нас. Я ничего ей не обещал. Даже оргазмов. Потому что они предусматривают некоторые усилия с моей стороны и, следовательно, были бы напрасной тратой времени.

— К чему вы клоните, мисс Рис? — спросил я.

— Почему она?

— А почему бы и нет?

— Ей девятнадцать! — вновь проорала Кристен и пнула ножку кровати.

Судя по ее гримасе, она только что поняла: ножка, как и мое решение, была отлита из стали. Я питал особую слабость к дорогой необычной мебели. Кристен знала бы о моих пристрастиях, если бы хоть раз получила приглашение в мой дом.

— Могу я узнать, почему тебя так заинтересовала моя личная жизнь? — Я смахнул капельки слюны, которые она оставила на моей рубашке.

Люди как понятие не входили в десятку моих любимых вещей. А истеричек не наблюдалось даже в первой тысяче. Кристен была излишне эмоциональной, учитывая обстоятельства, и потому являлась помехой на моем пути к служению своей стране и должности президента.

— Мое агентство заполучило снимки, на которых твоя юная невеста въезжает в этот особняк и подобно принцессе смотрит, как твой персонал несет ее многочисленный багаж. Полагаю, ей предстоит стать трофейной женушкой. Говорит на пяти языках, похожа на ангела и трахается наверняка как настоящая сердцеедка. — Кристен расхаживала по комнате, закатывая рукава стильного костюма.

Франческа, несмотря на свои многочисленные недостатки, была весьма приятна глазу. И сдается мне, имела богатый сексуальный опыт, учитывая, что большую часть юности она провела на другом континенте от своего крайне строгого отца и вела праздное существование. Это напомнило мне, что нужно записать ее на тест на наркотики и анализы на венерические заболевания. Промаха допускать нельзя. Публичный позор обеспечит ей место в моем черном списке. Не самое колоритное будущее, что мог бы засвидетельствовать ее отец.

— Ты пришла, чтобы задавать вопросы и самой на них отвечать? — Я легонько пихнул Кристен в плечо, и она упала на обитый кремовой тканью стул, в ответ на что зарычала и снова вскочила. Вот тебе и попытка ее успокоить.

— Я здесь, потому что хочу эксклюзивное интервью с Бишопом. Иначе я всем желающим поведаю, что твоя застенчивая, необычайно юная невеста — дочь главного бандита в Чикаго. Не хотелось бы, чтобы завтра это стало заголовком на первой странице. Но, тут ты вынужден согласиться, слухи делают тиражи, верно?

Я потер подбородок.

— Мисс Рис, делайте что посчитаете нужным.

— Ты серьезно?

— Настолько, насколько это возможно без выписывания тебе запретительного ордера за попытку шантажа члена сената. Позволь проводить тебя на выход.

Пришлось отдать Кристен должное: она пришла не для того, чтобы сокрушаться из-за безвременной кончины нашей интрижки. Она заявилась исключительно по делу. Кристен хотела, чтобы я, спасая собственную задницу, дискредитировал губернатора и подарил ей сенсационный материал, благодаря которому она уже завтра получит предложение от ведущих СМИ. К несчастью для Кристен, я не дипломат и не веду переговоры с террористами или, еще хуже, с журналистами. Если откровенно, я даже с самим президентом переговоры вести не стану. На балу Франческа напомнила, что Немезида уничтожила Нарцисса, наказав его за гордыню. Ей еще предстоит узнать, что никому не под силу растоптать гордость ее будущего мужа.

Безусловно, самое смешное в том, что именно отец Франчески стал первым человеком, кто преподал мне этот урок.

— А? — сердито фыркнула Кристен.

— Расскажи всему свету. А я просто оберну дело так, будто спасаю свою невесту от большого злого волка.

Большим злым волком был я сам, но знать об этом следует лишь мне и Франческе.

— Вы ведь вообще друг другу не понравились, — всплеснула руками Кристен, пробуя другую тактику.

Легонько касаясь пальцами ее поясницы, я повел журналистку к двери.

— Симпатия и успешный брак никак не связаны. На этом распрощаемся.

Повернув за угол, я увидел мелькнувшие в коридоре каштановые локоны. Франческа шастала по дому и, скорее всего, слышала разговор. Ничего страшного. Как я уже говорил: она была безобидна как котенок без когтей. А вот заставлю ли я ее урчать, целиком и полностью зависит от нее. Я не был особо заинтересован в симпатии Франчески, существовали и другие места, где я мог ее найти.

— Просто для ясности: все кончено? — Кристен споткнулась, пока я вел ее по ступеням к выходу из дома.

— Схватываешь на лету, — пробурчал я.

Мне не претила мысль завести любовниц, но я больше не могу позволить себе громкую интрижку. А поскольку Кристен — алчная журналистка, все в ней кричало о скандале.

— Знаешь, Вулф, ты считаешь себя таким неприкасаемым, потому что тебе улыбнулась фортуна. Я в этом деле уже достаточно долго и знаю: ты слишком тщеславен, чтобы добиться большего, чем есть у тебя сейчас. Ты тот еще фрукт и считаешь, что тебе все сойдет с рук. — Кристен остановилась у двери. Мы оба понимали, что это ее последний визит.

Я ухмыльнулся и отмахнулся от нее:

— Напиши статейку, милая.

— Это будет плохо смотреться в газетах, Китон.

— Милая летняя свадьба по католическим канонам для двух юных известных персон? Рискну.

— Не такой уж ты и юный.

— Не так уж ты и умна, Кристен. Прощай.

Отвязавшись от мисс Рис, я вернулся в кабинет, чтобы прогнать Бишопа и Уайта, а потом направился в восточное крыло проведать Франческу.

Утром у ворот дома появилась ее мать с вещами и кричала, что не уйдет, пока не убедится, что с дочерью все в порядке. Хоть я и сказал Франческе, что вещи, которые она не успеет упаковать, останутся в ее прежнем доме, важнее сейчас обуздать ее родителей, чем преподавать ей ценный жизненный урок. Ее мать была ни в чем не повинна. Как и сама Франческа.

Я толкнул дверь в спальню своей невесты и обнаружил, что она еще не вернулась со своих бесцельных блужданий. Сунув руки в карманы узких брюк, я лениво подошел к окну. Франческа была в саду: одетая в желтый сарафан, она присела на корточки, бормотала что-то себе под нос и ковырялась лопаткой в цветочном горшке. Ее хрупкие руки утонули в огромных зеленых садовых перчатках. Я приоткрыл окно, немного заинтересовавшись той чепухой, что она молола, и голос невесты просочился в комнату. Ее бессвязная речь звучала гортанно и женственно — вопреки моим ожиданиям совсем не как у взбалмошного подростка.

— Да кем он себя возомнил? Он поплатится за содеянное. Я не игрушка. Не идиотка, какой он меня считает. Я объявлю голодовку, пока не сломлю его сопротивление, или умру. Пусть попробует объяснить этот занятный заголовок, — фыркнула Франческа, качая головой. — И что он сделает? Будет пичкать меня едой силой? Я выберусь отсюда. О, и кстати, сенатор Китон, вы вовсе не так уже привлекательны. Просто высокий. Анджело? Вот он великолепный экземпляр. И телом, и душой. Он простит меня за этот дурацкий поцелуй. Конечно, простит. Я его заставлю…

Я закрыл окно. Она намеревалась устроить голодовку. Отлично. И первым же делом познает мое равнодушие. Треп о Бандини тоже меня не тревожил. Юношеская любовь не представляет опасности для волка. Я уже было направился к выходу, как вдруг на прикроватной тумбочке заметил резную деревянную шкатулку и подошел к ней, вспоминая сказанные Франческой на маскараде слова. Коробка была заперта, но я инстинктивно знал, что она вытащила очередную записку, отчаянно желая изменить свою судьбу. Неожиданно, даже для себя, я перевернул подушки и нашел под ними бумажку. Моя красивая, предсказуемая, глупая невеста.

Я развернул записку.

«Следующий мужчина, что накормит тебя шоколадом, станет любовью твоей жизни».

Я почувствовал, как губы растянулись в усмешке, и на мгновение задумался, когда вообще в последний раз улыбался. По-моему, когда Франческа бросила какое-то глупое замечание на лестничной площадке в ее доме перед тем, как я принудил ее отца отдать дочь мне.

— Стерлинг! — рявкнул я, сидя на постели невесты. Пожилая служанка влетела в комнату, и ее взбудораженный взгляд говорил, что она готовилась к худшему.

— Отправь Франческе самую большую корзину шоколада «Годива» от меня с запиской. Без подписи.

— Какая чудесная мысль, — взвизгнула она и хлопнула себя по коленям. — Она почти сутки ничего не ела, так что я прямо сейчас все и сделаю. — Стерлинг бросилась на кухню, где хранила телефонный справочник толще ее самой.

Я запихнул записку обратно, сложив подушки в тот же беспорядочный ворох, который они составляли.

Мне гораздо интереснее поиметь мозги Франчески Росси, чем трахать ее тело.

Теперь такая у меня прелюдия.