Русский Афон 1878–1914 гг. Очерки церковно-политической истории

Л. А. Герд, 2010

Исследование посвящено церковно-политической стороне истории русского монашества на Св. Горе в период его наивысшего расцвета – в конце XIX – начале ХХ в. На основании архивных документов отечественных и зарубежных хранилищ автор восстанавливает некоторые малоизвестные страницы жизни русского Афона.

Русские на Афоне. Конец XIX в.

Резкое увеличение числа русских на Афоне связывают с двумя именами — духовника монастыря Св. Пантелеймона о. Иеронима и игумена архимандрита Макария; благодаря их трудам монастырь стал одним из величайших духовных центров русского народа конца XIX — начала ХХ в.^[19] О. Иероним (в миру Иван Павлович Соломенцов) родился в 1806 г. в г. Старый Оскол Курской губернии в купеческой семье. В 1831–1836 гг. он странствовал и жил в разных российских монастырях, а в 1836 г. прибыл на Афон, где купил келлию пророка Илии, относящуюся к Ставроникитскому монастырю; вскоре он принял постриг с именем Иоанникий. В 1840 г. он был приглашен на жительство в русский монастырь и там принял схиму с именем Иероним. Игумен Герасим назначил его духовником для русской братии. Скончался он в 1885 г.

Не менее известным был его ученик, игумен Пантелеймонова монастыря архимандрит Макарий. Архим. Макарий (в миру Михаил Иванович Сушкин) родился в г. Туле в купеческой семье. В 1851 г. он прибыл на Афон, где внезапно заболел и принял постриг в ноябре того же года. Выздоровев, о. Макарий под руководством о. Иеронима вскоре стал одним из самых ревностных монахов Пантелеймоновского монастыря. Видя высокую духовную жизнь своего ученика и его несомненные способности, Иероним стал готовить его к настоятельству. Вскоре после прибытия Макария в монастыре начались попытки вытеснить русских. Греки старались ограничить их число, так чтобы они составляли не более братии. Наибольшей остроты конфликт достиг к началу 1870-х годов. Не добившись признания на Афоне, русские монахи предоставили дело патриархату. При поддержке патриарха Иоакима II и активном содействии российского посла Н. П. Игнатьева в 1875 г. спор был решен в пользу русских, монастырь официально получил наименование русского, а о. Макарий был назначен игуменом^[20]. Во время русско-турецкой войны 1877–1878 гг. отношения снова обострились, но уже по Сан-Стефанскому миру русские приравнивались в своих правах к грекам; Ильинский и Андреевский скиты были названы русскими обителями наравне с Пантелеймоновским монастырем (статья 22). Согласно 62 статье Берлинского трактата русские монахи Афона пользовались покровительством России через ее дипломатических представителей^[21].

После 1878 г. начался период наивысшего расцвета русского монашества на Афоне; теперь можно с полным правом говорить не просто о русском присутствии на Св. Горе, но о Русском Афоне как весомой церковно-политической единице на православном Востоке. Более чем четырехтысячное русское монашество на Афоне являлось опорой для восточной политики русского правительства. Пантелеймонов монастырь служил моральной поддержкой для русских организаций на Востоке. Так, при основании Императорского Православного Палестинского общества его будущий секретарь В. Н. Хитрово писал: «Хотя Пантелеймоновский монастырь не входит в круг деятельности нашего Общества, тем не менее, не только игнорировать мы его не можем, но наоборот, мы должны его поддерживать и ему оказывать содействие всеми нашими силами. Такой монастырь в Святой Земле (если бы был возможен!) был бы все, чего мы могли бы ожидать и желать. Это русский клин, и к тому же единственный, вбитый на Востоке»^[22].

В годы игуменства архим. Макария монастырь Св. Пантелеймона достиг величайшего благоденствия. Монастырские финансы были приведены в порядок; было положено основание трех подворий монастыря за пределами Афона^[23]; основан Новоафонский монастырь в Абхазии; в 1883 г. была построена Пантелеймоновская часовня в Москве; в 1888 г. освящен храм Новоафонского подворья в Петербурге. Подворья Пантелеймонова монастыря были в Константинополе, Одессе, Анапе, Новороссийске, Сухуме и других городах; они служили как транзитные пункты для паломников, через них собирались пожертвования и распространялись сведения о Св. Горе. Особо следует сказать о просветительско-издательской деятельности Пантелеймонова монастыря. Паломникам бесплатно раздавались тысячи листков и брошюр назидательного содержания, которые бережно хранились ими. Издательская деятельность монастыря началась в 1850 г., когда вышли в свет уж упоминавшиеся «Письма Святогорца о Св. Афонской Горе». В 1860 г. был напечатан «Афонский патерик» библиотекаря монастыря о. Азарии (Попцова) (впоследствии книга выдержала 6 изданий), а также книга «Вышний покров», в которой были собраны сказания о всех чудотворных иконах Афона. С 1865 г. в монастыре функционировала своя типография. В 1878 г. был основан ежемесячный журнал «Душеполезные размышления», переименованный в 1888 г. в «Душеполезный собеседник», в котором, наряду с различными статьями духовного содержания, печаталась летопись жизни русского Афона. Благодаря этим публикациям русский Афон воспринимался читателями как неотъемлемая часть, уголок России на Востоке. Наряду с популярными изданиями монастырь предпринимал и успешно осуществлял публикацию текстов Св. отцов, Добротолюбия, экзегетических сочинений авторов XIX в., а также описания паломничеств прежних столетий. За вторую половину XIX в. значительно пополнилась монастырская библиотека, которая в 1844 г. насчитывала 500 печатных книг и 60 рукописей, а к концу столетия составляла около 20 000 печатных книг и более 1 000 рукописей. Отбор и покупка рукописей у других монастырей осуществлялись благодаря трудам библиотекарей о. Азарии (Попцова) и особенно о. Матфея (Ольшанского)^[24].

Большой резонанс в русской общественной мысли 1870–1880-х годов имели произведения одного из самых оригинальных русских мыслителей и писателей, К. Н. Леонтьева. В течение многих лет Леонтьев был профессиональным дипломатом, консулом в разных городах Османской империи — Адрианополе, Тульче, Янине, Фессалониках. За время своей дипломатической карьеры он написал немало записок и отчетов по вопросам религиозности народов Турции и их национальной борьбы. В 1871 г., после тяжелой болезни, Леонтьев отправился на Афон уже не как консул, а как кающийся грешник и, к удивлению настоятеля и духовника Пантелеймонова монастыря, просил принять его в послушники. Ввиду как духовных, так и политических соображений, ему было отказано. Результатом его поездок на Св. Гору яви лась «За писка об Афонской горе и об отношениях ее к России» (1872 г.). В ней даются меткие характеристики национального характера и религиозности турок, греков и болгар. Специальное место уделяет Леонтьев русскому присутствию на Востоке. «Всякий лишний переселенец в Турции служит сознательно или бессознательно нашим самым священным, самым отдаленным и глубоким интересам, раздражая при этом очень мало своим присутствием (а чаще и вовсе не раздражая) государственный организм Турецкой империи». Афон, по мнению Леонтьева, имеет двоякое значение. Одно его значение — общеправославное, другое — это русский Афон, с каждым годом приобретающий все большую силу^[25].

Отдельную страницу составляют исследования русских ученых — византинистов и славистов — на Св. Горе. В середине XIX в. на Афоне дважды побывал с ученой целью архим. Порфирий Успенский. Результатом его поездок явились детальные описания жизни монастырей и хранящихся в них культурных сокровищ, а также единственная в своем роде трехтомная история Афона^[26]. В середине XIX в. на Афоне трудился не менее известный историк христианского Востока архим. Антонин Капустин. Свое путешествие на Св. Гору в 1859 г. он описал в отдельно изданной книге^[27]. В том же году на Афоне работала экспедиция П. И. Севастьянова^[28]. Славянские рукописи изучались казанским профессором В. И. Григоровичем. В конце XIX — начале ХХ в. на Афон неоднократно приезжали с учеными целями русские византинисты — А. А. Дмитриевский, Н. П. Кондаков, Ф. И. Успенский, В. Н. Бенешевич и другие. Целью их занятий было изучение письменных и археологических памятников, церковной архитектуры и живописи; они неизменно встречали гостеприимный приют в русских обителях. В русском монастыре Св. Пантелеймона не только радушным хозяином ученых гостей, но и деятельным сотрудником их был библиотекарь о. Матфей. Его активные контакты с византинистами А. А. Дмитриевским, В. Э. Регелем, И. В. Помяловским, Н. Ф. Красносельцевым, А. И. Алмазовым нашли отражение в сохранившейся переписке ученых и еще ждут своего исследования^[29]. Во второй половине XIX в., наряду с Пантелеймоновым монастырем, Ильинским и Андреевским скитами, значительное число русских монахов селилось в келлиях — небольших обителях, принадлежавших тому или иному из 20 святогорских монастырей. За получение права на келлию монах платил главному (кириархическому) монастырю определенную сумму денег, после чего составлялся договор (омология), в котором оговаривались условия аренды келлии. Русские воспринимали этот акт не как аренду, а как покупку келлии, разворачивали в них строительные работы, принимали новых насельников, превышающих число указанных в документе, а нередко пытались добиться признания за келлией прав скита. Все это вызывало длительные тяжбы с главными монастырями, вмешательство дипломатов и гражданских властей в жизнь Афона^[30].

Русский Афон глазами современников

Благосостояние русских обителей производило большое впечатление на соотечественников. «Пребывая в стенах русского монастыря святого Пантелеймона, там живал в какой-то атмосфере древнего русского благочестия, — писал генеральный консул в Македонии М. А. Хитрово, — сердце радуется, видя на далекой чужбине это благоустроенное, прекрасно управляемое громадное хозяйство в благочестивом деле русского Православия. Но не надо забывать, что великое дело это, возникшее, так сказать, само собою из духовных потребностей русского народа, развилось, зиждется и поддерживается ныне исключительно неусыпной деятельностью, непреодолимой энергией и громадным нравственным влиянием выходящих из ряда отцов Макария и Иеронима и нескольких лиц, которых они сумели собрать вокруг себя. Дело это благодаря усилиям отцов Макария и Иеронима ныне поставлено на прочную почву. Монастырь святого Пантелеймона стоит на собственной земле и имеет своего, русского представителя в Протате. Игумен — русский, в составе братии огромное большинство принадлежит русским»^[31].

Монастырь Св. Пантелеймона. 18/31 августа 1928 г.

С восторгом описывает свое посещение Афона 1886 г. профессор Санкт-Петербургской духовной академии И. Е. Троицкий. Русские монастыри, по его словам, «это ульи пчел, уютно и практично устроенные, в которых жизнь кипит ключом, в которых обитатели, как трудолюбивые пчелы, работают с утра до ночи каждый над своим делом, расширяя и благоустрояя свои жилища, приумножая общие средства, созидая дело, долженствующее существовать века… Русские монахи живут и работают для будущего, работают для своей обители, которая служит для них и отцом, и матерью, родом и племенем, осуществляет для них все дорогое им в жизни, и ради которой они и живут, и умирают»^[32].

Восхищался русскими обителями также и живший в 1880–1890-е годы на Афоне, в келлии Милопотамон, бывший Вселенский патриарх Иоаким III. Жизнь русского Афона в это время ярко представлена в его записке, составленной в январе 1891 г. для солунского консула И. С. Ястребова. «На каком бы месте Афона русские ни заняли келлии или места, — говорилось в записке, — они тотчас стараются ‹…› умножать число монахов и перестраивать все здания и церкви, дабы придать им русский вид. Так, о. Иероним нашел приют в монастыре Св. Пантелеймона с 15 русскими монахами, а через 35 лет число их возросло до тысячи… Архимандрит Виссарион с семью учениками приехал из Киева и занял Ватопедскую келлию Св. Андрея, а через 40 лет эта келлия превратилась в прекраснейший скит, превосходящий благолепием все монастыри, число же братии возросло до четырехсот. Оба эти человека были люди простые и достигли таких результатов только благодаря своей ревности и усердию. Их примеру следуют некоторые другие старцы келлий, перестраивая все на русский лад. В то же время греческое монашество падает, чахнет и близится к роковому концу вследствие нерадения монахов и преследования ими только личных интересов. Духовная власть на Афоне не пользуется никаким значением, ослушание заметно повсюду. Монастыри греческие враждуют между собой, стараясь превзойти один другого в самочинии и своеволии. Напротив, в русских обителях господствует порядок; все идут на зов настоятеля, являются к послушанию с покорностью, работают с самоотвержением, не вмешиваются в мирские дела. Старшие усердно стремятся к приумножению имущества, получая богатую милостыню из России (ежегодно до 200 тыс. лир, т. е. 1 миллионов рублей). На эти средства в течение 40 лет воздвигнуты русскими обителями великолепнейшие здания, храмы, подворья; ризницы и кладовые их можно назвать царскими, амбары наполнены хлебом, вином, елеем и всякими благами. Внушительное число монахов, величие храмов, примерное гостеприимство и щедрая раздача милостыни привлекают к русским обителям»^[33]

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

19

Иоаким (Сабельников), иером. Великая стража. Жизнь и труды блаженной памяти афонских старцев иеросхимонаха Иеронима и схиархимандрита Макария. Кн. 1. Иеросхимонах Иероним, старец-духовник Русского на Афоне Свято-Пантелеймонова монастыря. М., 2001; Дмитриевский А. А. Русские на Афоне. Очерк жизни и деятельности игумена русского Пантелеймоновского монастыря священно-архимандрита Макария (Сушкина). СПб., 1895.

20

Иоаким (Сабельников)., иером. Великая стража. С. 211–243; Fennell N. The Russians on Athos. P. 138–150.

21

Тем не менее, эта статья вызвала разочарование русских монахов Афона: в своем письме к консулу в Фессалонике игумен Макарий просит о покровительстве и с сожалением отмечает, что положение русских осталось по-прежнему неопределенным (архим. Макарий — М. А. Хитрово. 7 ноября 1879 г. ОР ИРЛИ. Ф. 325. Оп. 1. Д. 470. Л. 2–2 об.). В результате донесения Хитрово от 10 мая 1880 г. необходимость установления особого покровительства над русскими монахами Афона обсуждалась и в МИДе, и в Св. Синоде. 5 июня 1880 г. министр иностранных дел Н. К. Гирс обратился к К. П. Победоносцеву с запросом по этому поводу (РГИА. Ф. 797. Оп. 50. 2 отд. 3 ст. Д. 139. Л. 1–1 об.). Ответ обер-прокурора был достаточно сдержанным: «Несомненно одно, — писал Победоносцев, — что устроять дела наших афонских иноков мы можем только при полном согласии с иерархом, которому они подчинены. Быть с ним в согласии не так трудно, остается только бережно относиться к его правам и не попирать их, уповая на свое могущество и силу» (Там же. Л. 2–3). Здесь отчетливо проявляется разница во взглядах на церковные и, в частности, на афонские дела дипломатического и духовного ведомств: если МИД исходил в первую очередь из соображений государственной пользы, то гораздо более осторожный в своих действиях Синод постоянно указывал на невозможность пренебрегать древними каноническими нормами и обычаями. «На Берлинском конгрессе, — писал исследователь истории афонского монашества А. А. Дмитриевский, — все надежды русских иноков на Афоне вообще и в русских скитах в частности рухнули безвозвратно: сладкие мечты стать в ряд двадцатиостальных самостоятельных святогорских монастырей иной национальности разлетелись, как дым по ветру, и русские афонские иноки были возвращены, так сказать, в первобытное состояние, в каком находились они до войны» (Дмитриевский А. А. Русские на Афоне. С. 237). Особенно тяжело воспринималась потеря надежды называть Андреевский и Ильинсикий скиты монастырями, что дало бы возможность русским иметь в Протате трех русских представителей вместо одного (Там же. С. 238).

22

В. Н. Хитрово — М. П. Степанову. 21 ноября 1884 г. Цит. по: Дмитриевский А А. Императорское православное палестинское общество и его деятельность (1882–1907). Историческая записка, составленная по поручению Общества. СПб., 1907. Здесь уместно вспомнить о том, что именно из Пантелеймонова монастыря в середине 1870-х годов были командированы два монаха для служения в Мирах Ликийских, где предполагалось основать русский монастырь. Мечта Хитрово о русском монастыре в Палестине казалась близкой к осуществлению при покупке древней лавры Св. Харитона русским афонским келлиотом.

23

В частности, в 1879 г. было получено разрешение патриарха совершать богослужения в важнейшем для монастыря подворье в Галате (Константинополе). См.: Иоаким III — архим. Макарию. 2 января 1879 г. Ответ на три письма игумена от 12, 18 и 20 декабря 1878 г. и разрешение на совершение богослужений. АКП. КПА. Κωδ. 51. №. 372. Σ. 15.

24

Дмитриевский А. А. Русские на Афоне. С. 294–337; Он же. Русский самородок на св. Афонской горе. Незабвенной памяти схимонаха Матфея. СПб., 1912 (=Сообщения ИППО. 1912. Вып. 1. С. 122–142).

25

Косик В. И. Константин Леонтьев. Размышления на славянскую тему. М., 1997. С. 94–95. Дипломатические донесения Леонтьева изданы: Константин Николаевич Леонтьев. Дипломатические донесения, письма, записки, отчеты. 1865–1872 / Сост. К. М. Долгов. М., 2003. См. также: Долгов К. М. Восхождение на Афон. Жизнь и миросозерцание Константина Леонтьева. М., 2008; Жуков К. А. Восточный вопрос в историософской концепции К. Н. Леонтьева. СПб., 2006.

26

Порфирий (Успенский) еп. Первое путешествие в Афонские монастыри и скиты архимандрита, ныне епископа, Порфирия Успенского, в 1845 году. Часть 1. Отд. 1. Киев, 1877; Часть 1. Отд. 2. Киев, 1877. Его же. Первое путешествие… в 1846 году. Часть 2. Отд. 1. Киев, 1877. Часть 2. Отд. 2. М., 1880; Его же. Восток христианский. Афон — История Афона. Ч. 1. Афон языческий. Киев, 1877; Ч. 2. Афон христианский. Там же; Ч. 3. Афон монашеский. Там же. Кроме этих основных трудов, Порфирий написал большое количество статей и издал немало текстов, связанных с историей Св. Горы. Список его печатных трудов см.: Сырку П. Описание бумаг епископа Порфирия Успенского, пожертвованных им в Императорскую Академию наук по завещанию. СПб., 1891. С. 399–408. Собрание рукописей Порфирия, среди которых немало было приобретено им на Афоне, с 1883 г. хранится в Отделе рукописей Российской национальной библиотеки. Некоторые сведения о приобретении рукописей см.: Герд Л. А. Еп. Порфирий Успенский: из эпистолярного наследия // Архивы русских византинистов в Санкт-Петербурге / Под ред. И. П. Медведева. СПб., 1995. С. 8–21.

27

Антонин архим. Заметки поклонника Святой Горы. Киев, 1864. О научной работе Антонина на Афоне см.: Дмитриевский А. А. Наши коллекционеры рукописей и старопечатных книг профессор В. И. Григорович, епископ Порфирий (Успенский) и архимандрит Антонин (Капустин) / Публикация с комментариями Ф. Б. Полякова и Б. Л. Фонкича // Byzantinorussica.1994. Т. 1. C. 165–197; Герд Л. А. Архим. Антонин Капустин и его научная деятельность (по материалам петербургских архивов) // Рукописное наследие русских византинистов. СПб., 1999. С. 8–35.

28

Довгалло Г. И. Собирательская деятельность П. И. Севастьянова (по материалам его личного архива) // Древнерусское искусство. Балканы. Русь. СПб., 1995.

29

Медведев И. П. Письмо с Афона (Библиотекарь русского Пантелеймоновского монастыря схимонах о. Матфей) (в печати).

30

К истории русских келлий на Афоне мы вернемся ниже. Недавно вышло монографическое исследование, посвященное преимущественно русским келлиотам: Троицкий П. История русских обителей Афона в XIX–XX веках. М., 2008.

31

Донесение от 10 мая 1880 г. Цит. по: Иоаким (Сабельников), иером. Великая стража. С. 292.

32

«Наша отечественная церковь занимает первое место между всеми православными церквами». Отчет профессора И. Е. Троицкого о командировке на Восток. 1886 г. / Подготовка текста, вступ. статья и комм. Л. А. Герд // Исторический архив. 2001. № 4. С. 167.

33

И. С. Ястребов — А. И. Нелидову. 24 января 1891 г. РГИА. Ф. 797. Оп. 61. 2 отд. 3 ст. Д. 146. Л. 8–12.