Русский Афон 1878–1914 гг. Очерки церковно-политической истории

Л. А. Герд, 2010

Исследование посвящено церковно-политической стороне истории русского монашества на Св. Горе в период его наивысшего расцвета – в конце XIX – начале ХХ в. На основании архивных документов отечественных и зарубежных хранилищ автор восстанавливает некоторые малоизвестные страницы жизни русского Афона.

Политическая ситуация на Балканах конца xix — начала xx в.

Прусско-турецкая война 1877–1878 гг. изменила карту Балкан. К северу от Ба лка нских гор появи лось новое государство — Болгарское княжество. Нельзя сказать, чтобы русское правительство было вполне довольно результатами войны, ради которых пришлось понести столь значительные потери. Проекты «Великой Болгарии», разрабатывавшиеся послом в Константинополе Н. П. Игнатьевым, были перечеркнуты решениями Берлинского конгресса 1878 г., и России так и не удалось создать на Балканском полуострове послушное себе буферное государство на пути к Константинополю. Центром восточного вопроса по-прежнему оставались черноморские проливы, Константинополь и прилегающая к нему территория^[10].

Для окончательного решения этого вопроса требовалась политическая подготовка, которая велась как на уровне дипломатии, так и через агентов в среде местного населения. По традиции главной опорой русской политики были православные народы, населявшие Османскую империю — греки, болгары, сербы, арабы. Поэтому церковная политика играла важнейшую роль в русской политике на Ближнем Востоке и Балканах. От дипломатов константинопольского посольства и консульств на местах требовалось знание основ канонического права, церковной ситуации в данный момент и умение ладить с противоборствующими партиями местных христиан. Одним из главных препятствий для русской политики на Востоке была провозглашенная в 1872 г. болгарская схизма^[11]. Ухудшение, а затем и разрыв отношений с Болгарией в 1880-е годы, наряду с невозможностью осуществлять церковные контакты, во многом парализовали русскую политику в восточной и южной части Балкан^[12]. Неудивительно, что на протяжении 40 лет усилия дипломатии были направлены на преодоление схизмы. Позиция России в целом совпадала с точкой зрения Константинопольской патриархии: Болгарская церковь должна быть ограничена пределами княжества. Иным было, однако, мнение болгар и их церковного главы — экзарха Иосифа, который в течение нескольких десятилетий боролся за назначение болгарских архиереев на кафедры Македонии и Фракии. Не имея возможности открыто поддерживать болгар и в то же время не желая конфликта с патриархией, русский Св. Синод, а вместе с ним и МИД в греко-болгарском вопросе занимал пассивную позицию лавирования между двумя противоборствующими сторонами и по сути отказывался от активного участия в происходящих событиях^[13].

Отношения с Грецией в это время продолжают оставаться натянутыми: в 1880-е годы, во время правления премьер-министра Х. Трикуписа, послушного указаниям Великобритании, не шло и речи о церковно-политическом сближении с Россией. В Константинополе, втором центре эллинизма, русское правительство старалось поддерживать умеренно настроенных архиереев, выходцев из османских областей, которые относились к России если не дружественно, то, по крайней мере, терпимо. Лозунгом дипломатии было «возвысить греческое духовенство Востока в его собственных глазах», сделать его свободным от националистического влияния Афин и внушить ему подлинно вселенский дух, свободный от национальных пристрастий. Более всего удовлетворял этим пожеланиям русской политики патриарх Иоаким III (первое патриаршество 1878–1884 гг.), который пользовался большим авторитетом в среде греческого населения Турции и в 1880-е годы проводил русофильскую линию на Востоке. Патриархи, занимавшие престол в последующие годы, уже не испытывали столь дружественных чувств к северной державе; исключение составлял достаточно слабый Неофит VIII (1891–1894 гг.). Более того, двое из патриархов — Дионисий V (1885–1890) и Константин V (1897–1901) — вели открыто антирусскую политику^[14]. При активной поддержке русской дипломатии в 1901 г. на патриарший престол был вторично избран Иоаким III. Однако на этот раз он не оправдал возлагаемых на него надежд: в болгарском вопросе и в вопросе русских монахов на Афоне он прислушивался не к советам из России, но к мнениям афинского правительства. В противостоянии болгар и сербов в Македонии в начале ХХ в. российское посольство взяло сторону сербов и добилось назначения сербского митрополита Фирмилиана в Ускюбе (Скопие)^[15].

Главной политической проблемой на Балканах в этот период был македонский вопрос. С одной стороны, ба лканские христиа не готовились к решительному выступлению против общего врага — турецких властей. В августе 1903 г. вспыхнуло Илинденско-Преображенское восстание, быстро подавленное турками. Россия на тот момент не была заинтересована в нарушении целостности Османской империи, и потому не поддержала повстанцев. С другой стороны, столкновение интересов балканских народов — греков, болгар и сербов — на протяжение нескольких десятилетий решалось методами церковно-политической пропаганды и партизанской борьбы^[16]. Попытки замирения края путем проведения реформ, в том числе при участии австрийских и русских военных (Мюрцштегские реформы) не могли привести к успеху. Афон, непосредственно примыкающий к Македонии, хотя и не был площадкой вооруженных столкновений, но нередко служил местом укрытия вооруженных повстанцев и хранения оружия. Обстановка особенно накалилась в конце 1910-х годов, в преддверии Балканских войн 1912–1913 гг. Россия продолжала занимать пассивную позицию и не принимала участия в балканских событиях. С точки зрения правительства, Россия, не готовая к войне на Балканах, ослабленная поражением в войне с Японией 1904–1905 гг., должна была стремиться исключительно к сохранению status quo и целостности Турции. После неудачи 1880-х годов в Болгарии русское правительство практически самоустранилось от участия в балканской и вообще ближневосточной политике^[17]. Как МИД, так и в особенности Св. Синод постоянно испытывали страх перед перспективой нарушения равновесия. Любое активное действие, по мнению русских политиков, вызвало бы опасное контрдействие со стороны враждебных западных держав. Понятно, что такая пораженческая политика могла привести только к дальнейшему ослаблению влияния России на востоке и падению ее авторитета.

Балканский союз, образовавшийся в 1910–1912 гг. при содействии России, вселил некоторые надежды на преодоление болгарской схизмы и активизацию русской политики в балканском регионе. Переговоры о снятии схизмы, однако, так и не привели к успеху; нежелание России вмешаться в ход Балканской войны и допустить болгарские войска в Константинополь (октябрь 1912 г.) свело на нет все усилия дипломатии в этом направлении. На Лондонской конференции 1913 г. русским представителям также не удалось добиться благоприятных для России решений^[18]. Таким образом, вплоть до начала Первой мировой войны Россия не вмешивалась в балканскую политику. Пассивность, боязнь нарушить шаткое ра вновесие на Балканах и политика лавирования между греками, болгарами, сербами и турецким правительством неизбежно отражались и на позиции русского правительства в отношении Афона.

Примечания

10

О политике России в восточном вопросе см.: Jelavich Ch. & B. The establishment of the Balkan national states 1804–1920. Seatle; London, 1977; Jelavich B. The Ottoman Empire? The Great Powers and the Straits question, 1870–1887. Bloomington; London, 1973; Eadem. St. Petersburg and Moscow: Tsarist and Soviet foreign policy 1814–1974. Ibid., 1974; Sumner B. H. Tsardom and Imperialism in the Far East and Middle East, 1880–1914. London, s. a.; Saul N. E. Russia and the Mediterranean. Chicago, 1970; Жигарев С. Русская политика в восточном вопросе (ее история в XVI–XIX веках, критическая оценка и будущие задачи). Историко-юридические очерки. М., 1896. Т. 1–2; Горяинов С. Босфор и Дарданеллы. Исследование вопроса о проливах по дипломатической переписке, хранящейся в Государственном и Санкт-Петербургском главном архива х. СПб., 1907; Дранов Б. А. Черноморские проливы. М., 1948; Киняпина Н. С. Балканы и проливы во внешней политике России в конце XIX в. М., 1994; Россия и черноморские проливы. М., 1999; Лунева Ю. В. Босфор и Дарданеллы. Тайные провокации накануне Первой мировой войны (1907–1914). М, 2010 и др.

11

Курганов В. Ф. Исторический очерк греко-болгарской распри // Православный собеседник. 1873. Ч. 1. С. 187–260; Теплов В. Греко-болгарский церковный вопрос по неизданным источникам. СПб., 1889; Кирил, патриарх Български. Граф Н. П. Игнатиев и Българският църковен въпрос. Изследване и документи. София, 1958; Маркова З. Българската Екзархия. 1870–1879. София, 1989.

12

Косик В. И. Русская политика в Болгарии. 1879–1886. М., 1991; Его же. Время разрыва: политика России в болгарском вопросе, 1886–1894 гг. М., 1993.

13

О позиции России в греко-болгарском вопросе в 1880–1890-е годы см.: Герд Л. А. Константинополь и Петербург: церковная политика России на православном Востоке (1878–1898). М., 2006. С. 225–308. О попытках преодоления схизмы: Kofos Ev. Attempts at mending the Greek-Bulgarian Schism (1875–1902) // Balkan Studies. 1984. № 2. P. 347–375; Снегаров И. Руски опити за предотвратяване и вдигане на схизмата // Македонски преглед. 1929. Т. 5. № 1. С. 1–44; № 2. С. 1–32.

14

Характеристику деятельности Константинопольских патриархов 1878–1898 гг. см.: Герд Л. А. Константинополь и Петербург: церковная политика России на православном Востоке (1878–1898). С. 55–91.

15

Об участии русской дипломатии в деле избрания Фирмилиана см.: РГИА. Ф. 797. Оп. 66. 2 отд. Ст. Д. 401; Оп. 67. 2 отд. 3 ст. Д. 9; АВПРИ. Ф. Посольство в Константинополе. Оп. 517/2. Д. 3426.

16

Политическая борьба в Македонии в 1897–1913 гг. и позиция европейских держав неоднократно становились предметом исследования. См., например: Галкин И. С. Дипломатия европейских держав в связи с освободительным движением народов Европейской Турции в 1905–1912 гг. М., 1960; Dakin D. The Greek Struggle in Macedonia. 1897–1913. Thessaloniki, 1966 (библиография p. 481–490); Ruchti J. Die Reformazion Österreich-Ungarns und Russlands in Mazedonien 1903–1908. Die Durchführung der Reformen. Wien, 1969; Попов Р. Австро-Унгария и реформите в Европейска Турция 1903–1908. София, 1974; Национално-освободителното движение на македонските и тракийските българи 1878–1944. Т. 3. Освободителното движение след Илинденско-Преображенското възстание. София, 1997; Лабаури Д. О. Болгарское национальное движение в Македонии и Фракии в 1894–1908 гг. София, 2008 (библиография с. 218–238) и др.

17

Шебунин А. Н. Россия на Ближнем Востоке. Л., 1926.

18

Об отношении России к войнам на Балканах и ее участии в Лондонской конференции держав см.: Писарев Ю. А. Балканы между миром и войной (Лондонские конференции 1912–1913 гг.) // Новая и новейшая история. 1984. № 4. Июль-август. С. 63–75; Его же. Балканский союз 1912–1913 гг. и Россия // Советское славяноведение. 1985. № 3. С. 58–69; Его же. Россия и международный кризис в период первой балканской войны (октябрь 1912 г. — май 1913 г.) // История СССР. 1986. № 4. С. 56–67. О попытках преодоления схизмы в 1901–1914 гг. см.: Герд Л. А. Россия и греко-болгарский церковный вопрос в 1901–1914 гг. // Исторические записки (в печати).