Красота и ужас. Правдивая история итальянского Возрождения

Кэтрин Флетчер, 2020

Что мы на самом деле знаем об эпохе Возрождения? Эпоха богатых покровителей искусства, развития технологий, открытия новых континентов. Но вместе с тем – время, когда процветали коварство и коррупция, войны между республиками, жестокость, голод, проституция и эпидемии. Историк Кэтрин Флетчер в своей книге демонстрирует истинное лицо Ренессанса во всем своем многообразии. Банкиры, священники, женщины-писательницы, еврейские торговцы, наемники, инженеры, проститутки и фермеры – все они играли ничуть не меньшую роль, чем Медичи и Макиавелли, Леонардо и Микеланджело. Эта книга – удивительное путешествие по противоречивой и мрачной эпохе, заложившей фундамент нашей современной цивилизации. В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.

Оглавление

Из серии: Хардкорная история. Исторические события в современном прочтении

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Красота и ужас. Правдивая история итальянского Возрождения предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Глава I. XV век

За сорок лет до путешествия Колумба, в 1452 году, жители Рима стали свидетелями потрясающего зрелища: в базилике святого Петра папа Николай V короновал Фридриха III императором Священной Римской империи. Старая базилика с красивой колоннадой и колоннами вдоль длинного нефа была построена в IV веке: до строительства новой, с куполом, оставалось еще более ста лет. Базилика располагалась над гробницей святого Петра, что символизировало апостольскую преемственность: линия пап римских началась с ученика Христа. Коронация стала триумфом и папы, и императора. Всего за пять лет до этого Николай торжественно въехал в Рим как единственный общепризнанный понтифик после десятилетий раскола. Раскол стал тяжелым испытанием для Церкви. В какой-то момент папами себя одновременно объявили себя трое! Николай сам родился в Риме. Коронация императора стала подтверждением и его собственного статуса, и статуса родного города. Папство Николая сулило Риму стабильность и богатство. Фридрих стал первым императором из дома Габсбургов. Коронация закрепила его роль великого христианского монарха Европы. За время своего долгого правления (Фридрих умер в 1493 году) он основал самую влиятельную династию континента. Хотя императоров избирали, Габсбурги сохраняли этот титул более четырехсот лет, до 1740 года, когда их основная линия пресеклась. Фридриха короновали также и королем Италии (это не означало господства над всем полуостровом — лишь некоторые северные государства признавали императора своим повелителем, хотя довольно далеким).

Нельзя сказать, что коронация Фридриха проходила в спокойной обстановке. Его решение совершить путешествие по Италии тревожило различные итальянские государства. Если бы он решил заключить союз с какими-то бунтовщиками или претендентами на власть в различных регионах, это могло бы нарушить хрупкий политический баланс на полуострове. Городские традиционалисты и без того остались недовольны желанием Фридриха перед коронацией проехать по всему Риму — неслыханное нарушение протокола. Миланские послы выступали против его коронации королем Италии. Франческо Сфорца приложил все усилия, чтобы Фридриху не досталась Железная корона Ломбардии, которая обычно использовалась при коронации. Впрочем, перехитрить Фридриха не удалось — он короновался королем Италии германской короной. В тот же день состоялось его бракосочетание с Элеонорой, дочерью короля Португалии. Через три дня, в годовщину коронации папы Николая, в базилике Святого Петра Фридрих был помазан и коронован императором Священной Римской империи[16].

На церемонии присутствовал Поджо Браччолини, один из самых ярких ученых Флоренции эпохи Ренессанса, представитель новой породы итальянских «гуманистов». Само слово «гуманист» изначально обозначало того, кто изучает гуманитарные науки. Эта новая программа возникла в контексте оживления интереса к изучению классических текстов. Хотя труды авторов Древней Греции и Рима не были христианскими, ренессансные гуманисты были истинными христианами (а поздние античные авторы, такие как святой Августин Гиппонский, соединяли в своих трудах обе культуры). Гуманизм в те времена не означал секуляризма или атеизма, хотя гуманисты всячески подчеркивали значимость действий и ценностей человека, что шло вразрез с определенными аспектами христианского богословия. Итальянские гуманисты предложили новый интеллектуальный метод анализа текстов, который породил определенные проблемы для авторитета Церкви — особенно в спорах относительно достоверности «Дарения Константина». Предположительно, этот документ являлся указом императора Константина IV века, по которому власть над Западной Римской империей передавалась папе. Споры об аутентичности указа велись несколько веков, и только методы гуманистов помогли доказать, что это фальшивка. Последствия были колоссальными: на этом документе основывалась папская власть — а он оказался фальшивкой.

Идея гуманизма стала основой для более практичного «гражданского гуманизма». Это течение чаще всего связывают с Флоренцией, где всегда подчеркивалась значимость активного участия в политической жизни республики, а не одного лишь созерцания и просвещения. В практическом смысле приход гуманистов к политической власти обеспечил поддержку новой интеллектуальной тенденции — так, например, в университете Флоренции начали преподавать греческий язык. Интерес гуманистов к античному миру явственно чувствуется в том, как Браччолини описывал старинные прецеденты коронационной церемонии[17].

Древность церемонии и всего антуража подчеркивалась не только в описании Браччолини[18]. Рим вновь получил возможность занять центральное место в европейской политике — не только в христианстве, но и в утверждении временных правителей. Кроме того, можно было продемонстрировать роскошь города заезжим гостям. Германский советник Николаус Муффель присутствовал на церемонии, а затем посетил священные места Рима — от двадцати восьми мраморных ступеней Святой лестницы в Арачели до оков святого Петра в Сан-Пьетро-ин-Винколи. Муффель оставил интересное описание своего пребывания в Риме[19]. Хотя в XV веке Церковь переживала определенные проблемы, но религиозность была неотъемлемой частью жизни любого христианина. И все они считали 1452 год исключительно благоприятным для христианского мира.

Но следующий год доказал обратное: древняя столица Восточной Римской империи — второй по величине город мира Константинополь — пала под натиском турок-османов[20]. Конец тысячелетней Византийской империи стал колоссальным психологическим шоком не только для живших там греков-христиан, но и для всего христианского мира. Это событие венецианский историк Марино Санудо (1466–1536) назвал «великим ужасом». Известия о падении Константинополя достигли Венеции 29 июня. После заседания совета стало известно, что 28 мая генуэзская колония в Константинополе, Пера, где жило множество итальянских купцов, была захвачена турками. По приказу султана все жители, мужчины и женщины, были убиты — за исключением самых маленьких детей. Двум венецианским галерам удалось спастись каким-то чудом. Несколько недель все надеялись, что слухи окажутся ложными, но вскоре известия о падении города подтвердились, пусть даже не во всех ужасающих подробностях[21].

Венецианец Николо Барбаро стал свидетелем этих событий. Подготовка к завоеванию города велась довольно долго. Султана Мехмеда II недаром прозвали Завоевателем. Летом 1452 года он построил замок в шести милях от Константинополя. В августе султан захватил в заложники двух послов византийского императора. (За последние два с половиной века территория империи значительно сократилась и теперь представляла собой всего лишь Константинополь и Пелопоннес на юге Греции.) В XV веке представление о дипломатическом иммунитете еще лишь формировалось, и все же Мехмед перешел черту, приказав казнить обоих послов. Такой поступок был равносилен объявлению войны. Османы начали собирать армию численностью 50 тысяч человек[22]. После долгого периода отдельных стычек и попыток переговоров началась реальная осада города. Все это время помощь Константинополю доставляли венецианские и генуэзские корабли. Однако торговые интересы итальянских купцов шли вразрез с верностью христианам Константинополя (Византийская империя не являлась частью католической Церкви, здесь преобладало православие.) Когда греческие правители города обратились за помощью, венецианские купцы собрались в городской церкви, чтобы обсудить свою тактику: следует ли им остаться и поддержать греков по их просьбе? Венецианцы решили предоставить защитникам города пять галер, но не забыли выставить городским властям счет: 400 дукатов в месяц плюс питание для моряков. Император боялся, что при наступлении османов венецианцы могут покинуть город. Он не позволял им грузить на галеры свои грузы: шелк, воск, медь и кармин, — чтобы те не бежали под покровом ночи. И все же некоторые венецианские корабли, включая шесть галер из Кандии (Крит в те времена был венецианской колонией), смогли скрыться. Оставшиеся венецианцы, ожидая нападения турок, помогали укреплять дворец. Между окруженным крепостными стенами Константинополем на одном берегу пролива и анклавом Пера на другом был построен мост[23].

Осада началась 5 апреля 1453 года. К этому времени, по оценкам Барбаро, армия Мехмеда насчитывала уже около 160 тысяч человек. Другие источники оценивают численность солдат скромнее: около шестидесяти тысяч, причем две трети приходилось на кавалерию[24]. Как бы то ни было, численностью турки значительно превосходили защитников города. Нападающим нужно было определить самые слабые места в крепостных стенах, а дальше в дело вступали османские пушки (по словам историков, каждая пушка в день использовала тысячу фунтов пороха)[25]. Были и другие стычки. 20 апреля османский флот атаковал несколько генуэзских кораблей, но получил отпор. Христиане одержали победу — они воспользовались неожиданной сменой ветра. Эту победу Барбаро приписал благочестию генуэзцев и их искренним молитвам. Турки полностью сосредоточились на ведении войны на суше. На следующий же день им удалось пробить брешь в городских стенах. Чтобы отстаивать осажденный город, нужно было срочно заделывать бреши. Жители города использовали подручные материалы: они наполняли бочки обломками камней, чтобы укрепить стены, и рыли рвы, создавая еще одну линию обороны. Но Константинополь плохо подготовился к осаде. Уже в начале мая город стал испытывать недостаток припасов: хлеба и вина хронически не хватало. Небольшое облегчение принес венецианский корабль, который доставил в Константинополь припасы. Моряки переоделись в турецкие одежды и подняли на мачте флаг султана. Им удалось одурачить противника и войти в гавань. Но осада продолжалась. Османы пытались прорыть подземный ход. Грекам удалось дать отпор. Османы построили башню выше крепостных стен и собственный мост из бочек через пролив между Перой и Константинополем. 29 мая за три часа до рассвета Мехмед приказал своим солдатам начать штурм. Город пал. По мнению Барбаро, такова была воля Господа — но одновременно и исполнение древнего пророчества, сделанного еще императору Константину, имя которого носил город. Оставалось надеяться лишь на милость Христа и Богоматери[26].

Барбаро рассказывал, как турки превращали пленных христиан в рабов, в ужасающих деталях описывал разграбление города, захват заложников, изнасилования и убийства женщин, в том числе монахинь, и «великую бойню христиан по всему городу», когда кровь текла «по канавам, как дождевая вода после неожиданной грозы»[27]. Кто-то пытался спастись, кинувшись в море. Некоторые богатые венецианцы, знакомые Барбаро, попали в плен. Им назначили выкуп от 800 до 2000 дукатов. В дневниках Барбаро сильнее всего ощущается христианская враждебность по отношению к туркам. Их он называл «безбожными», «неверными», «коварными», «злобными», «хитрыми и злобными», а султана — «злобным язычником» и «псом». Особый гнев у него вызывали высокопоставленные христиане на службе у султана[28]. Впрочем, христиане вели себя не намного лучше. Не следует считать, что в рабство пленных обращали только османы. Жестокостей хватало с обеих сторон. Барбаро называл генуэзцев «врагами христианской веры», «коварными псами», заключившими тайную сделку с турками, которая помешала грекам и венецианцам сжечь корабли султана[29]. У генуэзцев была своя версия событий: высокопоставленный чиновник из Перы утверждал, что сделал все, чтобы защитить город, даже привлек наемников из средиземноморской колонии Хиос, а также из самой Генуи[30]. Соперничество между итальянскими городами-государствами не прекращалось никогда. Но, как писал в мемуарах французский дипломат Филипп де Коммин, тяжелее всего было пережить унижение: «Для всех христианских государей было большим бесчестьем, что они допустили потерю Константинополя»[31].

Османы одержали великую победу. Один историк писал о «пушках, огромных, как драконы», рассказывал, как солдаты пробили крепостные стены, ворвались в Константинополь, разграбили его богатства (город был отдан им на три дня) и обратили в рабство его жителей. Другой с восторгом описывал, как «лучи света ислама» озарили павший город. Греческие беженцы ринулись на запад, чтобы собрать выкуп для освобождения родственников. Кто-то бежал от преследования. Некоторые вернулись, другие же так и остались на чужбине[32]. Но торговля продолжалась, и венецианцам следовало думать о собственной экономике. Они отправили послов к новым правителям, и в течение года Венеция заключила мир с Османской империей[33].

Потеря Константинополя сплотила тех, кого османские историки называли «презренными неверными»[34]. Итальянские государства враждовали между собой, но перед лицом такой катастрофы в 1454 году заключили мир (Лодийский мир), а в следующем году — пакт о взаимопомощи, Итальянская лига. Папа Пий II (Энеа Сильвио Пикколомини), происходивший из знатной сиенской семьи, занял престол в 1458 году. Большую часть своего папства он пытался организовать крестовый поход ради возвращения потерянных земель. Пий II стал папой совершенно неожиданно. В молодости он вел самый обычный для юноши своего происхождения образ жизни. Он прославился любовными стихами. Его считали дамским угодником. В остроумных «Воспоминаниях», целые разделы которых закодированы, чтобы скрыть его едкие замечания в адрес своих противников, он увлекательно рассказывал о своих путешествиях. До престола Святого Петра Пикколомини был дипломатом и даже посещал шотландского короля Якова II. Во время этого посольства, по его собственному рассказу, он отверг предложение двух молодых женщин, которые собирались спать с ним, «по обычаю этой страны»[35]. Пий II был большим ценителем термальных бань, построенных в папском городе Витербо его предшественником, Николаем V. Витербо расположен к северу от Рима. Папа любил принимать гостей в саду в обществе своей любимой собачки Мюзетты. Жизнь и труды Пия II увековечены в серии замечательных фресок в библиотеке Пикколомини в соборе Сиены. На них он представлен в роли дипломата, знаменитого поэта — а затем папы.

Пий II умер в 1464 году. Папство его принесло глубокое разочарование. В 1459 году он созвал в Мантуе конгресс и объявил крестовый поход. Пий II разослал легатов по всей Европе, чтобы заручиться поддержкой правителей. Но европейские государства отнеслись к этому предложению весьма прохладно. Пий II умер в портовом городе Анкона на Адриатическом море, тщетно ожидая прихода кораблей. У европейских правителей были более важные заботы. Французы только что одержали победу в Столетней войне (1337–1453). Правящий дом Валуа отвоевал у английских Плантагенетов бразды правления Францией. В Англии соперничающие между собой ветви династии Плантагенетов боролись за власть — там шла война Алой и Белой розы, которая завершилась в 1485 году победой Генриха VIII над Ричардом III в битве на Босвортском поле. Испания еще не объединилась и тоже переживала серьезные династические проблемы. Священная Римская империя была занята защитой восточных границ от османских набегов, и перспектива морской кампании ее не привлекала.

С другой стороны, падение Константинополя под напором османов оказало самое серьезное влияние на развитие итальянской учености. В просвещенных кругах уже возник живой интерес к изучению греческого языка. В Италии нашли убежище образованные греческие беженцы. Так, например, Иоанн Аргиропул в 1456 году начал преподавать латынь и греческий в университете Флоренции. Он и раньше бывал в Италии — в 1439 году он обсуждал во Флоренции союз восточной и западной церквей, а затем находился в Падуе, но теперь Аппенины стали его домом. В 1466 году он стал гражданином Флоренции. Кроме того, он довольно значительное время провел в Риме[36]. Образованные беженцы из Византии работали переписчиками манускриптов или собирали тексты для библиотек гуманистической элиты[37]. Переводы трудов греческих авторов оказали значительное влияние на Колумба — в его записках часто встречаются ссылки на труды греческого географа Страбона (64/63 г. до н. э. — 24 г. н. э.)[38].

Перед лицом внешней угрозы на Аппенинском полуострове на сорок лет установился относительный (хотя и не абсолютный) мир. Этот период стал временем перестройки и обновления Церкви и временем политической стабильности, что позволило торговцам в полной мере использовать географическое положение Италии в самом центре Средиземноморья. Это было время расцвета визуальных искусств: во Флоренции творил Сандро Боттичелли, в Мантуе Андреа Мантенья создавал фрески Камеры дельи Спози, в Риме восстанавливали Сикстинскую капеллу (настенные, но не потолочные росписи были закончены к 1482 году). Эти мастера шли по пути своих предшественников, в том числе Джотто (1267–1337), которые уже сделали фигуры на картинах более живыми, осознали важность наблюдения и передачи эмоций и открыли множество важных технических приемов, в том числе перспективу для передачи объема.

Экономическое развитие Италии способствовало художественному развитию Ренессанса. Наибольшее влияние оказал растущий доход нового класса богатых торговцев. Историки спорят, как оценивать экономическое положение итальянских городов в конце XV–XVI веках. В 1300 году Италия была самой экономически развитой территорией Европы со множеством крупных и мелких городов. Но с 1500 года, хотя в абсолютных показателях итальянские государства продолжали экономически развиваться, темпы этого развития уже не соответствовали развитию самых динамичных европейских регионов (Фландрия, Рейнская область и Кастилия, а затем Англия и Нидерланды). На это влияли не только войны, но и политическое разделение Италии: итальянским городам-государствам просто не было причин сотрудничать друг с другом, когда гораздо выгоднее было устанавливать контакты с другими крупными державами. До объединения Италии оставалось еще три с половиной века[39].

Италия представляла собой пестрый ковер политических режимов. Европейские державы постоянно пытались отхватить часть итальянских территорий. На юге Неаполем правили представители Арагонской династии с северо-востока Испании. С 1268 по 1435 год Неаполь находился под контролем Анжуйского дома (эта династия была связана с королями Франции), что неудивительно, учитывая значимость Неаполя для Итальянских войн, начавшихся в 90-е годы XV века. Однако последняя правительница Анжуйской династии, королева Джованна (годы правления 1414–1435), уступила напору баронов и усыновила Альфонсо V Арагонского, сделав его своим наследником (впрочем, спустя десять лет отношения между ними испортились, и королева отрешила Альфонсо от престолонаследия). Это не помешало Альфонсо заявить права на королевство после смерти Джованны. Его соперником был Рене Анжуйский. Несмотря на поддержку папы и других итальянских государств, не говоря уже о значительном конце местных баронов, его притязания не оправдались, потому что до 1438 года он был пленником герцога Бургундского. Флот Альфонсо потерпел поражение от торговых соперников Неаполя, генуэзцев, а на Средиземном море от арагонцев, но благодаря удачному союзу с Миланом против французов он сумел к 1442 году обеспечить себе неаполитанский трон и стал королем Альфонсо I. В следующем году он триумфально въехал в город. О нем весьма благосклонно писал флорентиец Веспасино да Бистиччи. Он отмечал «его поразительное сочувствие и доброту вкупе с огромным великодушием», а также «достоинство и справедливость, с какими он относился ко всем своим подданным, как великим, так и малым»[40]. Король отличался великим благочестием и получил прозвание Альфонсо Великодушного. Умер он в 1458 году, и к этому времени его правление было окончательно закреплено — король разумно предоставил значительные права баронам, заручившись их поддержкой, и заключил дипломатическую сделку, которая обеспечила ему папское признание[41]. Но он же заложил для королевства серьезные проблемы на будущее. Альфонсо I был очень переменчив во внешних союзах и в отношениях с баронами, что не пошло на пользу его преемнику, королю Фердинанду.

Папы не сразу признали нового короля, но в конце концов Пий II признал Фердинанда I королем Неаполя и Иерусалима (этот титул напоминал о покорении города крестоносцами в XI веке). После долгого конфликта с группой неаполитанских баронов, поддерживавших его соперника, Иоанна Анжуйского (кроме того, у него была поддержка Милана, папства, Арагона и Албании), Фердинанд I все же окончательно утвердился на неаполитанском престоле. За годы своего правления с 1458 по 1494 год он создал роскошный двор, куда стекались поэты и художники. Впрочем, культурной славы Лоренцо Великолепного или Изабеллы д’Эсте[42] ему добиться так и не удалось. Возможно, это объяснялось тем, что древних построек в Неаполе почти не сохранилось, и гости города устремлялись либо в барочные дворцы, либо к руинам Помпей и на живописное Амальфитанское побережье. И все же в Неаполе сложился впечатляющий двор в духе Ренессанса. Здесь жили многие выдающиеся гуманисты, в том числе Лоренцо Валла, один из тех, кто опроверг достоверность «Дарения Константина». Неаполь, как Флоренция и Венеция, рождал «людей Ренессанса». Таким человеком был первый министр короля, Джованни Джовиано Понтано, увековеченный на фресках апартаментов Борджиа, не только политик, но еще и известный поэт и ученый[43].

Фердинанд I пережил многих претендентов на его трон. Чтобы заручиться альтернативной поддержкой местных баронов, он предоставил множество привилегий городам королевства[44]. К 1471 году история Неаполя могла обеспечить ему превосходство над всеми другими городами. Здесь были горы, равнины, моря и реки, за крепостными стенами скрывались широкие улицы, прекрасные дома, церкви и фонтаны. Богатство знати постоянно росло[45]. Верховным правителем Неаполя считался папа, и Фердинанд платил ему дань — в зависимости от политической ситуации, значительную или скромную. Но король заботился о своих интересах в Риме. Он предложил condotte (договоры на предоставление наемных войск) некоторым римским баронам, а это означало, что в течение срока действия договоров их можно было использовать в качестве средства давления на пап[46]. Фердинанда считали жестоким правителем. В 1485 году он раскрыл заговор баронов. Участников заговора он арестовал во время свадьбы в Кастель-Нуово, и все они были убиты в тюрьме. Ходили слухи, что он забальзамировал тела своих врагов и выставил их в своем музее. Правда это или нет, но современники относились к нему настороженно и даже неприязненно. Филипп де Коммин писал, что в мире «нет человека более жестокого, злобного, порочного и отвратительного», чем сын Фердинанда, Альфонсо II, но отец его гораздо более опасен[47].

Пока Фердинанд основывал династию, его северные соседи, папы, восстанавливали свое влияние после десятилетий раскола. Им предстояло возродить и обновить и сам Рим, и Церковь во всей их славе[48]. В конце XV века Рим стал настоящим центром Европы. Здесь жили и работали представители христианских правителей. В основном здесь решались дела церковные, но порой и вполне светские. Папы поначалу не приветствовали долгосрочные посольства, но постепенно привыкли, и к началу XVI века Рим превратился в крупный европейский дипломатический центр, где присутствовали послы с Запада, Востока, из северной Московии и африканской Эфиопии. Да и в самой Италии интересы пап были не только религиозными. Папа являлся правителем одного из пяти крупных государств Италии, и эти земли обеспечивали ему доход. Но в то же время такое положение делало папу светским правителем — со всеми вытекающими из этого проблемами управления. Нужно было поддерживать социальный порядок, обеспечивать собираемость налогов, а при необходимости собирать армию для защиты территорий. В этом смысле папа был таким же монархом, как правители Милана или Неаполя. В XV веке все папы, за исключением арагонца Каликста (годы правления 1455–1458), были итальянцами, и их выборы становились вопросом итальянской политики. Преемнику Каликста, Пию II, наследовал Павел II (венецианец Пьетро Барбо). Затем на престол взошел Сикст IV (лигуриец Франческо делла Ровере), а за ним — Иннокентий VIII (генуэзец Инноченцо Чибо). Группировки в курии (при папском дворе) постоянно менялись, но всегда были связаны с той или иной зарубежной державой — Францией или Священной Римской империей. В самом Риме тоже были две мощные силы — семейства Орсини и Колонна. В XV веке в курии преобладали итальянские аристократические семейства, что позволяло небольшим государствам обеспечить свое представительство[49]. Правители Мантуи, Гонзага, в 1461 году добились кардинальского сана для одного из своих сыновей. В 1493 году кардиналом стал представитель семейства Эсте из Феррары. В этот период попасть в Коллегию кардиналов неитальянцам стало практически невозможно. Возникла новая мода: назначение папских племянников — непотизм (от итальянского nepote — племянник или внук).

Курия привлекала не только аристократов. Разбогатевшие семьи стремились получить посты для своих сыновей или породниться с папскими семействами посредством брака. Самой яркой такой семьей стала семья Медичи. Три поколения назад они сделали состояние, будучи папскими банкирами. Основатель семейства, Джованни ди Биччи де Медичи, обосновался во Флоренции. Он разбогател на торговле шерстью и банковском деле. Впрочем, у семейства никогда не было недостатка во врагах. В 1433 году посредством политических интриг противники семьи вынудили сына Джованни, Козимо (Козимо Старого), отправиться в изгнание, но Медичи быстро вернули себе положение первой семьи республики (хотя пока что не получили наследуемого титула). В 1440 году Флоренция победила Милан в сражении при Ангиари — культовая победа окончательно подтвердила силу города-государства. Банкиры пап (или королей) могли разбогатеть, но роль эта была связана со значительным риском. В 1478 году правнук Джованни ди Биччи, Лоренцо Великолепный, попал в немилость к папе Сиксту IV. К этому времени Медичи и их союзники были полностью уверены в своем положении в городском правительстве, равно как и в росте доходов от банковского дела. Они усилили давление на городские институты. Они создали специальные комитеты, которые отбирали кандидатов для государственной службы. Военные конфликты они использовали для создания структур, которые действовали по особым правилам. Власть их держалась на разветвленной сети союзников. А когда приближались выборы, отбор кандидатов шел с использованием весьма сомнительных приемов.

Противников у Медичи хватало. Соперники-олигархи мечтали вытеснить их из флорентийской политики. Низшие классы ненавидели их за богатство. Неудивительно, что против них возник заговор, во главе которого стояло семейство Пацци. Свергнуть Медичи можно было только путем убийства. Заговорщиков поддерживал папа Сикст IV, у которого появились разногласия с Медичи по поводу приобретения города Имола. На мессе в соборе Флоренции заговорщикам удалось убить брата Лоренцо, Джулиано, но до самого Лоренцо добраться они так и не сумели. Сикст надеялся, что после заговора Пацци на Флоренцию нападет Неаполь. Но Лоренцо сумел проявить свой недюжинный дипломатический талант: он отплыл в Неаполь и убедил Фердинанда I не вступать в войну. На несколько лет Флоренция и Неаполь заключили политический союз, после чего Лоренцо, как и другие правящие семьи Италии, стал искать представительства в Риме. Он обеспечил своему сыну Джованни кардинальскую шапку, хотя тому было всего тринадцать лет и он был слишком молод для такого назначения. Впрочем, впоследствии это не помешало ему стать папой Львом Х.

Свой кардинал был и у другого амбициозного семейства, миланских Сфорца[50]. Асканио Сфорца получил пост кардинала в 1484 году. Асканио был братом герцога Милана Галеаццо Мария Сфорца, убийство которого в 1476 году (в возрасте тридцати двух лет), по-видимому, вдохновило заговорщиков Пацци во Флоренции. Династические государства процветали, но сами династии в значительной степени зависели от смертности правителей. К моменту назначения Асканио Миланом управлял его юный племянник, Джан Галеаццо, а брат кардинала Лодовико «иль Моро» был регентом. По словам флорентийского историка XVI века Франческо Гвиччардини, Лодовико был человеком «неспокойным и честолюбивым», и подобная ситуация через десять лет переросла в открытый конфликт[51].

Помимо этих пяти крупных государств, в Италии существовало множество мелких: маркизаты Мантуя и Монферрато, герцогства Феррара и Урбино, республики типа Генуи и тосканские города-государства Сиена и Лукка. Как показывает поведение Милана на коронации Фридриха, отношения между этими государствами были сложными и зачастую враждебными. Сегодня большинство историков довольно скептически относятся к утверждениям Гвиччардини, который, оглядываясь назад, писал, что «никогда не знала Италия такого процветания и столь желанного благополучия, которыми она в полной безопасности наслаждалась в 1490 году, а также в годы, шедшие непосредственно перед ним и после». Кроме нестабильности во Флоренции после заговора Пацци в 1480 году Италия пережила османское вторжение (см. главу 3) и Соляную войну 1482–1484 годов — конфликт между папством, поддержанным Венецией, и герцогством Феррара. Гвиччардини был флорентийским государственным деятелем, но служил он также и в папской администрации. Его можно считать одним из самых видных историков ранних Итальянских войн. XV век он видел в розовом свете. Его слова, что в те времена Италия «заслуженно наслаждалась самой блестящей репутацией среди других держав», лишь подчеркивают последующий упадок[52]. Тем не менее репутация эта сохранилась, и мы должны признать, что конфликты XV века были гораздо скромнее по масштабам, чем будущие войны.

Оглавление

Из серии: Хардкорная история. Исторические события в современном прочтении

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Красота и ужас. Правдивая история итальянского Возрождения предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Примечания

16

Creighton, 296–299.

17

Bracciolini, vol. 1, 124.

18

Дополнительная информация см. Fletcher 2013b.

19

Muffel, 43, 95.

20

Османская империя не была исключительно турецкой, но итальянские авторы того времени называли ее правителей и воинов «турками».

21

Дополнительная информация об осаде и ее описании у современников, см. Philippides and Hanak.

22

Barbaro, 9.

23

Barbaro, 14–23, 24–25.

24

Siege of Constantinople, 3 (рассказ флорентийца Джакомо Тебальди).

25

Setton, vol. 2, 114–115.

26

Barbaro, 27–61.

27

Barbaro, 67.

28

Siege of Constantinople (Тебальди), 5.

29

Barbaro, 39.

30

14. Siege of Constantinople (Анджело Джованни Ломеллино, бывший подеста Перы), 132.

31

Commynes 1906, vol. 2, 90.

32

Translations from Lewis, 30–31. См. также Harris.

33

Setton, vol. 2, 140.

34

Translation from Lewis, 30–31.

35

Pius II, 31.

36

Wilson 1992, 86–87.

37

Harris, 119–29.

38

Wilson 1992, 55.

39

Epstein 2007, 3–47.

40

Vespasiano, 66.

41

Bentley, 7, 10, 11.

42

Bentley, 22.

43

Kidwell.

44

Bentley, 26.

45

Loise de Rosa 184, cited in Bentley, 4–5.

46

Mallett and Shaw, 10.

47

Commynes 1840–1847, vol. 2, 375–376.

48

Richardson 2009, esp. 143–181.

49

DeSilva.

50

О Сфорца см. Lubkin.

51

Guicciardini 1969, 7.

52

Guicciardini 1969, 4.

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я