Исчезновение

Кэтрин Уэбб, 2019

Апрель 1942 года, Бат, Англия. Среди хаоса бомбежек теряется шестилетний Дэви Нойл. Френсис Пэрри, которая должна была за ним приглядывать, мучит чувство вины, и она отказывается верить, что Дэви мертв. И когда наконец наступает затишье и разрушенный город потихоньку начинает возвращаться к обычной жизни, находят останки. Но не Дэви, а маленькой девочки, лучшей подруги Френсис, которая пропала без вести более двадцати лет назад. И пока Френсис продолжает поиски Дэви, это новое открытие возвращает ее в детство и заставляет вернуться к преступлению, которое бросило тень на всю ее жизнь… В этот раз Френсис дает себе клятву раскрыть правду, какой бы страшной она ни была. Впервые на русском языке!

2

Понедельник

На следующий день после бомбардировок

Вин лежала ничком, голова повернута в сторону и откинута назад. Поза выглядела очень неестественной, и Френсис боролась со жгучим желанием положить ее удобнее.

— Но ты же не знаешь наверняка, что это она, — твердила Кэрис матери.

Нора Хьюз, с бледным лицом, сидела неподалеку на разрушенной стене. Она сцепила руки перед собой и беспрестанно раскачивала головой. Френсис с удивлением уставилась на Кэрис, услышав от нее такую нелепость. Конечно же, это была Вин! Тот же самый рост, как и тогда, когда Френсис видела ее в последний раз. При жизни — кожа да кости; теперь — только кости. Маленькие хрупкие косточки такого же цвета, что и кирпичная пыль вокруг них, — просто кучка высохших палочек, по сравнению с которыми череп выглядел слишком большим. Глядя на то место, где раньше было лицо, Френсис почувствовала странную боль в коленях, и ей показалось, что она вот-вот упадет. Она узнала ее неправильный прикус, редкие, выпирающие передние зубы. На месте глаз зияли глубокие черные впадины. На ребрах остались фрагменты материи, пальцы были сжаты в кулачки. Длинная золотистая копна волос превратилась в несколько бесцветных прядей, а на одной ноге все еще оставался весь потрескавшийся кожаный ботиночек.

Двадцать четыре года назад второй ботинок был найден в сыром дворе позади лепрозория, и Френсис гадала, куда же он девался. Возможно, миссис Хьюз хранила его или же он остался в полиции. Если это так, то теперь они могли воссоединиться.

— Однозначно нельзя сказать, что это она, — не унималась Кэрис. — Нет уверенности.

— Заткнись! — непроизвольно вырвалось у Френсис.

Ее возглас был едва слышен. Френсис обвела всех взглядом и сказала уже громче:

— Да заткнись же, черт возьми!

Кэрис глянула на нее исподлобья, испуганно и враждебно, а Френсис на мгновение встретилась с Норой взглядом. Горе состарило ее. Жизненные мытарства отпечатались на лице в полной мере, и по выражению глаз было понятно, что мать опознала останки так же легко, как и Френсис. Сделав глубокий вдох, Френсис огляделась. Дом Хьюзов уцелел, как и дом Кэрис, но вот соседний был полностью разрушен. Воронка, возле которой лежала Вин, находилась на заднем дворе, но теперь трудно было определить, где же скрывалось тело, так как ландшафт вокруг сильно изменился.

— Конечно, это она! — сказала Френсис. — Так и есть.

— Не смей так со мной разговаривать! — закричала Кэрис. — Что ты вообще здесь делаешь? Это тебя не касается! Ты должна искать моего мальчика!

Эти слова подействовали на Френсис как хлесткие удары. Но даже если Кэрис и была права, Френсис не могла сейчас уйти. Она должна была видеть Вин. Спотыкаясь и балансируя руками для равновесия, Френсис приблизилась к скелету. Ей казалось, что почва у нее под ногами ходит ходуном, что можно было сравнить с прогулкой по обломкам кораблекрушения посреди океана. Смотреть на останки Вин было тяжело, но оторваться от них — невозможно. Взрыв, сровнявший с землей большую часть района Бичен-Клифф, разметал и все постройки общего заднего двора — сараи, прачечные и туалеты. И теперь на вершине одной огромной кучи гордо возвышалось велосипедное седло. Где остальные части велосипеда — под грудой обломков или где-то еще, — узнать не было никакой возможности. Но скелет Вин остался невредимым — все косточки были на своем месте. Очевидно, останки не были выброшены взрывом, их просто вскрыло. Они находились здесь все время. Все то долгое время, пока они искали Вин, где только возможно, а она всегда была здесь. Дома. Оуэн стоял над останками сестры, скрестив руки и широко расставив длинные ноги. Френсис подошла и встала рядом. Годы высекли на его щеках небольшие впадинки и расчертили морщинами лоб. Френсис отметила и морщинки смеха вокруг глаз, но вертикальная, пролегающая между бровями, придавала его лицу растерянное, почти болезненное выражение. И хотя его поза выражала готовность к действию, лицо выдавало смущение, а глаза — нерешительность. Он взглянул на Френсис, когда та встала рядом, и сделал вдох, будто собирался что-то сказать. Френсис почувствовала напряжение, исходящее от него, заметила легкую дрожь, как бывает у животных, готовых к бегству.

— Спасибо, что нашел меня, — сказала она.

— Я подумал, что ты захочешь это увидеть.

— Но что же нам теперь делать? — произнесла Френсис почти машинально, понимая, что он не может этого знать.

— Понятия не имею, — пожал плечами Оуэн. — Есть закурить?

Френсис передала ему сигарету и взяла одну для себя, но потом не смогла отыскать спички, позаимствованные у Пэм. Оуэн махнул рукой и спрятал сигарету в карман рубашки.

— Понимаешь, мы знали, что она мертва. Все, кроме мамы, конечно. — Он глубоко вздохнул и покачал головой. — Мы всё знали. Но… Я думаю, мы должны похоронить ее. Но как? Как быть со всем этим? — Оуэн развел руками, указывая на разруху вокруг. — В похоронном бюро не станут с ней возиться, верно? У них и так там работы хватает. Так что же нам делать, черт возьми?

— Кто-нибудь уже заявил в полицию?

— А что тут делать полиции?

— Я не знаю, — растерялась Френсис. — А ты что, считаешь, это лишнее?

Она взглянула на него и заметила легкую седину, тронувшую его темные волосы. Ветер взъерошил ему чуб, и волосы упали на глаза. Он смахнул их, так и не взглянув на нее. Со стороны казалось, что он или не хочет, или не может смотреть на Френсис. Она хотела спросить у него еще что-то, но так и не сообразила, что именно. Прошло уже несколько месяцев, как она не имела возможности поговорить с ним, и вот теперь у нее просто не нашлось слов. У Френсис росло чувство, что происходит что-то очень и очень плохое.

Солнце ярко светило на чистом весеннем небосклоне. Люди копались в развалинах, пытаясь спасти хоть какие-нибудь свои пожитки; они напомнили Френсис чаек, исследующих берег после отлива. Спустя некоторое время появился изможденный полицейский. Он заговорил с Норой Хьюз, но она лишь безучастно смотрела куда-то вдаль. Ни Билла Хьюза, отца Вин, ни мужа Кэрис, Клива, не было и в помине, впрочем, они вечно отсутствовали. Френсис наблюдала за происходящим, но не слышала разговоров. В конце концов объявились двое пожилых мужчин. Один сделал несколько фотографий останков Вин, затем второй расстелил возле них большой кусок брезента. Сначала Френсис подумала, что они собираются накрыть скелет, но, когда фотограф присел у ног, а второй подошел к черепу, она все поняла.

— Вы не можете просто забрать ее! — закричала Френсис.

Мужчины подскочили, словно их поймали с поличным.

— Так, дамочка, постарайтесь держать себя в руках, — выступил ей навстречу полицейский, явно довольный, что может наконец приступить к привычным обязанностям.

— Миссис Хьюз, скажите им! Вы не можете вот так просто убрать ее! Смотрите, бомба же не выбросила ее, а только открыла! Значит, она была здесь все это время! Прямо на этом месте!

— Что ты говоришь, Френсис! — сказала Нора, покачивая головой. — Пусть они заберут ее… моя бедная Винни… моя несчастная девочка. Да упокоится ее прах.

— Но… разве это не доказательства? Место, где ее нашли, я имею в виду. Разве это не важно?

— Важно? — с горечью переспросила миссис Хьюз. — Она мертва, Френсис! Она была… Она была мертва все эти годы, когда я так надеялась… Я так надеялась, что кто-то ее похитил, понимаешь, и она выросла и живет где-то в другом месте… — Лицо Норы поникло, и она с мучительным стоном повалилась на полицейского, схватившись за сердце.

— Мама! — бросился к ней Оуэн и обнял ее.

— Ну, мы не можем оставить э… ребенка прямо здесь. Это неприемлемо, так ведь? — принялся объяснять полицейский. — А если этой ночью снова будет налет, она же опять может потеряться, верно? — Полицейский кивнул мужчинам, и они осторожно склонились над Вин, готовясь поднять останки.

Френсис зажмурилась, уверенная, что кости ее подруги просто рассыплются в их руках — череп отвалится от шеи, руки потеряют кисти, а ноги выскользнут из таза. Мысли зароились у нее в голове, тесня друг друга, и от этого стала нарастать паника. Френсис понимала, что у нее есть всего несколько секунд, чтобы что-то предпринять, найти правильные слова, а иначе будет снова потеряно что-то очень важное, и теперь уже навсегда.

— Подождите! Пожалуйста, подождите! — закричала она и, спотыкаясь, бросилась к мужчинам, нависшим над останками.

Затем Френсис встала рядом с Вин и посмотрела на север, поверх руин Бичен-Клифф, потом развернулась на сто восемьдесят градусов и глянула на юг — на кручу утеса. Вид с этого ракурса был ей знаком.

— Пожалуйста, прежде чем вы ее уберете, сделайте несколько фотографий. С разных сторон — с севера, юга, востока и запада. Так мы точно сможем определить место, где она была захоронена. Пожалуйста. — Френсис с мольбой устремила взгляд на человека с камерой. Тот глянул на полицейского и, получив неохотное одобрение, принялся фотографировать.

Когда он закончил, они переместили останки Вин на брезент. Скелет не рассыпался, лишь в некоторых местах возникли небольшие смещения. Мужчины подняли его без особых усилий, словно кости девочки были легче птичьих. Когда они уже собирались накрыть останки, Френсис удержала их, махнув рукой. Она чувствовала сильную слабость, и ей не хватало воздуха. Дул легкий ветерок, но Френсис казалось, что он собьет ее с ног. Она опустила взгляд на брезент, и перед ней возникли живые серые глаза Вин, ее быстрая лукавая ухмылка и развевающиеся волосы. Затем желанный призрак исчез, и Френсис уставилась на вязаный узор, уцелевший на остатках ее кофточки, прилипших к ребрам. Она отлично помнила эту кофту — она была горчично-желтого цвета. Вин всегда носила ее с бледно-желтой брошью. Это был ее любимый наряд, и в тот день — в тот самый день — больше двадцати лет назад она тоже была в нем. Но теперь он лежал у нее под ногами, и Френсис осознала, что видит свою лучшую подругу в последний раз.

Она склонилась и коснулась руки Вин. Косточки крохотных пальчиков сужались к кончикам. Кости ладоней и запястий все еще держались вместе посредствам какой-то субстанции, более крепкой, чем память. Очень осторожно Френсис указательным пальцем коснулась маленькой ручки Вин в том месте, где должна была быть ее теплая и грязная ладошка. Сквозь проступившие слезы Френсис видела, каким огромным казался ее собственный палец — мясистый, с потрескавшейся кожей, узловатый. Даже когда они были детьми, ее пальцы были больше, а пальчики Вин можно было просовывать в замочную скважину и вместо ключа открывать замки. Френсис представила себе все те годы, которые она прожила, а Вин пропустила; все те вещи, к которым она прикасалась, ощущала их, делала своими руками, а Вин ни к чему не прикасалась, ничего не ощущала и не делала. Была в этом невыносимая несправедливость — ужасная, дикая неправильность.

— Мне жаль, Вин. Прости меня, — непроизвольно прошептала Френсис.

— Идите, идите, барышня, — сухо сказал одни из мужчин и начал накрывать останки.

Последнее, что увидела Френсис, — это пустые черные глазницы и щель между верхними передними зубами. Вин так гордилась этими новыми зубами — коренными, как у взрослых. Френсис села прямо там, где стояла. Ветер высушил слезы на ее лице, а она все сидела, не понимая, что делать дальше. Спустя некоторое время к ней подошел Оуэн и поднял на ноги. Неподалеку полицейский беседовал с репортером местной газеты.

— Эта находка приоткрыла завесу над тайной, которая не давала покоя нашему городу. Я уверен, что многие жители Бата помнят поиски малютки Бронвин Хьюз; некоторые, возможно, и сами участвовали в этих поисках. Что ж, это печальный финал старой истории, но, может быть, он наконец принесет семье хоть какое-то утешение.

— Да, несомненно, — закивал репортер, что-то быстро записывая. — А место проживания девочки — разве его не обыскивала полиция после ее исчезновения?

— Конечно обыскивала, — с обидой в голосе ответил офицер. — Уверяю вас, заглянули под каждый камень.

— Что? — встряла в разговор Френсис. Воспоминания о каком-то сумрачном месте замелькали у нее перед глазами — редкие солнечные лучи, пробивающиеся сквозь щели, запах отсыревших каменных стен и гнилой древесины. Она часто заморгала, пытаясь избавиться от видений. — Что вы только что сказали? — переспросила Френсис.

Репортер оторвался от своих записей и окинул ее быстрым оценивающим взглядом.

— «Заглянули под каждый камень», — процитировал он полицейского. — Вы помните этот случай, мадам? Не хотите поделиться?

— Да, — неуверенно отозвалась Френсис.

Сумрачное отсыревшее помещение вновь возникло в отдаленных уголках ее сознания. Ее воспоминания о том лете представлялись ей темными водами, в которых некоторые события бесследно исчезли, тогда как другие плавали на поверхности и виделись на удивление ярко и отчетливо. Поверхность вод была ровной, блестящей, непроглядной. И чем глубже пыталась заглянуть Френсис, тем более неясными и путаными становились образы прошлого. Но фраза полицейского всколыхнула ее память.

— Да, я помню, — сказала Френсис.

— Что вы можете сказать по поводу того, что пропавшая нашлась спустя столько лет? — подступил репортер. — Причем с помощью немецкой бомбы. Нет ли в этом своего рода иронии?

— Все это время она была дома, — сказала Френсис.

— Что ты тут ему рассказываешь? — вмешалась Кэрис, внезапно появившись рядом с Френсис. — Нечего тут болтать о нас с незнакомцами! — проворчала она, бросив на Френсис свирепый взгляд, затем обратилась к мужчинам: — Почему бы вам обоим не убраться отсюда? Я только что уложила мать в постель — ее чуть не добила вся эта шумиха. У моего дома нет крыши, один мой мальчик пропал, а второму мне нужно найти ночлег. У меня нет времени стоять и трепаться с вами, тем более что и говорить-то не о чем. Мы нашли мою сестру, и теперь можем ее похоронить. Вот и все.

— Так вы сестра Бронвин Хьюз? А позвольте узнать ваше имя? — Карандаш репортера навис над блокнотом.

— Убирайтесь! — процедила сквозь стиснутые зубы Кэрис.

— Полегче, Кэрис, — вступился Оуэн. — Они делают свою работу, в конце концов.

— А мы что, нет?

— Кэрис Хьюз, так?

— Нет, черт возьми, не так! — огрызнулась Кэрис.

— Она была на заднем дворе, — сказала Френсис так тихо, что, похоже, Кэрис не расслышала. — Мы искали ее повсюду. Повсюду. А она была на заднем дворе.

— Я так понимаю, никому и в голову не пришло искать ее здесь, — стал рассуждать репортер. — Так что для негодяя это было идеальное место для сокрытия своего преступления.

— Но… Вы что, не понимаете? — пыталась подыскать слова Френсис.

— Не суйся не в свое дело, — снова подступила Кэрис, тыча пальцем в грудь Френсис. — Слышишь? Ты и так уже достаточно дров наломала. Или тебе этого мало? Лучше бы занялась поисками моего мальчика, вместо того чтобы попусту тут болтаться.

— Что? — вмешался Оуэн, глядя на сестру, а потом перевел взгляд на Френсис. — Какого мальчика?

— Дэви, — прошептала Френсис судорожно. — Я потеряла Дэви.

— Френсис, — встрял репортер с легкой улыбкой. — А позвольте узнать вашу фамилию?

— Идем, — сказал Оуэн, подхватив Френсис под локоть, и затем обратился к репортеру: — Мы все тут просто в шоке.

Френсис погрузилась в себя, пытаясь ухватить выплывшие из глубин памяти воспоминания.

— Они ошибались… Мы все ошибались, — заговорила она, путаясь в мыслях. — Господи, все это было ошибкой! — выкрикнула Френсис, в то время как Оуэн увлекал ее прочь.

Когда они пришли в «Вудлэндс», Оуэн, сидя на кухне, рассказал Пэм о случившемся. Френсис была благодарна ему за то, что он избавил ее от необходимости сделать это самой. Она смотрела в окно, наблюдая, как облака затягивали небо, притушевывая мир.

— Конечно, ты расстроилась, — выслушав Оуэна, сказала Пэм и погладила Френсис по руке. — Кто бы не расстроился? Чего нам только не хватало сейчас, так это бередить старые раны.

— Да дело не в этом, — заговорила Френсис. — Не только в этом… Конечно, было ужасно видеть ее… И все, конечно, вернулось… Но ведь все это время она была там… — Френсис осеклась и замотала головой.

— И что из этого? — удивилась Пэм, но Френсис ничего не ответила. — Я вот что хотела сказать, — встрепенулась Пэм. — Отец твой забегал перехватить чашечку чая. С ним все в порядке, он провел ночь в Беар-Флэт — ни одной царапины, правда засыпает на ходу.

— Ох, слава богу! А мама?

— Да, он бегал проведать ее, она тоже в порядке.

— Хорошо. Это хорошо.

— А что случилось с Дэви? — спросил Оуэн.

Френсис глянула на него, и сердце ее сжалось.

— Я оставлю вас вдвоем, — тихо сказала Пэм. — Пора выгулять Пса, — добавила она, надевая пальто.

— Я взялась присмотреть за ним, Оуэн, — начала Френсис. — Кэрис привела его ко мне днем в субботу. Но я… Мне нужно было побыть одной. И когда она не пришла за ним вечером, я отвела его к Лэндисам.

Она рассказала ему о бомбе, угодившей прямо в дом Лэндисов в Спрингфилде, об их смерти и о том, что Дэви — его племянник — пропал. Оуэн глубоко вздохнул, плечи его поникли, пыльной рукой он тер глаза.

— Господи, — пробормотал он. — Вот бедолага-то.

— Но он жив. Я вчера видела его следы в доме у родителей, он взял там печенье. Я найду его! — горячо заверила Френсис.

— Так, а во время вчерашней бомбежки он что, был на улице? Где-то возле дома?

— Я… Я не знаю.

— Кэрис ничего мне не говорила, — печально сказал Оуэн, слишком уставший, чтобы сердиться. — Почему ты уверена, что в доме твоих стариков был именно он?

— А кто еще это мог быть? Кто еще мог знать, где искать печенье? Я видела его следы… Если он… погиб… в подвале вместе с Лэндисами, мы бы нашли его. Он убежал, я в этом уверена, и я найду его.

— Френсис…

— Кэрис так… Она так… плакала. Я никогда не видела ее плачущей. — Френсис тяжело вздохнула. — Она плакала, когда пропала Вин? Я что-то не припомню.

— Я тоже, — помрачнел Оуэн и на мгновение задумался. — Не позволяй ей… Не позволяй ей винить в этом тебя, слышишь?

— Но ведь я виновата.

— Она помогает тебе искать его?

— Нет. То есть… Она, должно быть, сама его ищет. Она с Фредом. Но не со мной.

— Я был там весь день, помогал приводить в порядок родительский дом. Все это время она тоже была там и никого не искала. Она даже словом не обмолвилась о Дэви.

Френсис с недоумением уставилась на Оуэна.

— Ну… Должно быть, она Фреда послала.

Оуэн промолчал. Хмурый, он сидел за столом, вытянув перед собой руки и сцепив их в один кулак, лишь большие пальцы нервно терлись друг о друга. Рубашка на нем была порвана и испачкана, большая часть пуговиц отсутствовала, а края подтяжек, как заметила Френсис, истрепались.

— Я помогу тебе, — наконец заговорил Оуэн. — Мне нужно кое-что починить дома, но я сначала помогу тебе. Вот бедняга.

— Спасибо. Спасибо тебе, Оуэн, — поблагодарила Френсис, в ней вдруг проснулась надежда, и теперь она уже не чувствовала себя такой одинокой. — Он ведь пропустил прием лекарств уже два раза. У него может случиться приступ, и он совсем потеряет ориентацию или поранится…

— Может, и не случится… ну, не так быстро. — Голос Оуэна прозвучал совсем неуверенно. — Я обрадовался, когда узнал, что ты стала его забирать. Нянчилась с ним. Спасибо тебе. Я знал, что сестра ничего тебе не платит, что бы она там ни говорила. Правда, я был просто счастлив, что ты присматриваешь за ним.

— Ну, я не очень хорошо с этим справилась, так ведь? Просто ужас… — Френсис уронила голову в ладони, раздавленная воспоминаниями о тех последних часах, когда Дэви спал у нее на коленях; его ребра прижимались к ее боку, он зевал, и она ощущала его тепло и его тяжесть. — Он не хотел идти к ним, — сказала она еле слышно. — Хотел остаться со мной. Если бы я только была дома вчера, когда он приходил поискать еды.

— Ладно, хватит об этом, — оборвал ее Оуэн. — Ты не могла предугадать, что должно было случиться. А самоистязанием ему точно не поможешь.

— Ты прямо как Пэм.

— Ну, у твоей тетушки всегда была голова на плечах.

— Ладно, я, пожалуй, приготовлю нам чай.

Когда чай был готов, они прихватили свои чашки и вышли во двор, расположились на скамейке и некоторое время сидели в полной тишине. Френсис была настолько потрясена, увидев останки Вин, что до сих пор не могла прийти в себя и сосредоточиться на происходящем. Боль двух потерь — Вин и теперь Дэви — слилась воедино, перевернув все с ног на голову. Она чувствовала, что есть нечто важное и в то же время пугающее, что прячется за границами ее понимания; но как только она силилась постичь это, ее накрывало плотное облако вины. Вины за ужасное, непростительное предательство.

— Не могу смотреть на этот хаос, который они сотворили, — прервал молчание Оуэн. — Столько домов разрушено.

— Ты ж понимаешь, что это значит, да? — вдруг спросила Френсис.

— Что? — переспросил Оуэн с недоумением.

— Ну, где ее нашли. Вин… Место, где она лежала все это время. Ты ж понимаешь, что это значит? — продолжала допытываться Френсис.

Оуэн молчал.

— Пожалуйста, скажи хоть что-нибудь.

Оуэн бросил на нее быстрый взгляд и тут же перевел его на щербатый оскал городской панорамы. Он не ответил, но она успела заметить боль в его взгляде. Сжатые челюсти выдавали его внутреннюю борьбу. Френсис судорожно вздохнула.

— Иоганнес не убивал ее! Это был не он! — выпалила она. — Он… Он заплатил за преступление, но он не виновен. Они повесили не того человека, и я… Я помогла им в этом!

— Ты не можешь знать этого, Френсис…

— Могу! Я точно знаю. Он никогда не выходил на улицу, он был очень напуган. И еще он… Он ведь не знал, где она живет, — как бы он смог захоронить ее там? В любом случае он был не такой — он бы просто не смог.

— Неизвестно, на что способен человек. Слишком давно это было, чтобы сейчас…

— Кто бы ни убил ее, он избежал наказания, — продолжала Френсис. — Он до сих пор не наказан! А бедный Иоганнес… О боже…

Оуэн все это время пристально смотрел на Френсис, и по его глазам она поняла, в каком смятении его мысли.

— Послушай, Френсис, — совладав с собой, заговорил Оуэн, — исчезновение Вин тогда было ужасной трагедией. И то, что происходит сейчас, нисколько не лучше. Но пойми — мы же не знаем точно, что с ней тогда произошло, и сейчас мы не можем ничего исправить. Просто не можем, Френсис. Я понимаю, обнаружение тела все всколыхнуло, но уже слишком поздно. А вот Дэви… Дэви мы можем помочь. Мы должны попытаться найти его и вернуть домой.

— Да, — прошептала Френсис, едва сдерживая подступившие слезы. — Я должна отыскать его.

Оуэн кивнул, выражая свое согласие, но Френсис показалось, что он все еще чем-то встревожен.

— Давай допивай — и за дело.

Остаток дня они провели, обходя церкви, центры временного содержания и благотворительные учреждения — все те места, где можно было узнать о потерянных детях, которые подходили под описание Дэви. После двух ночных налетов нельзя было гарантировать, что третьего не будет, и люди продолжали покидать город. Везде, куда они приходили, их встречала примерно одна и та же картина полнейшего хаоса — измученные, безучастные служащие, ходячие раненые, дети с перепачканными и расцарапанными лицами, плачущие от усталости или спящие мертвым сном где попало — под столами и стульями. Но потерявшихся детей не было, и никто ничего не знал о Дэви. После каждого безрезультатного посещения Френсис все больше погружалась в уныние. В одном месте сестра, облаченная в длинный серый халат, заметив рану на голове Френсис, сказала, что ее следовало бы зашить. Она не соглашалась отпустить Френсис, пока не промоет порез и не наложит повязку. Оуэн безропотно ждал, пока сестра делала свое дело, и Френсис была рада, что он рядом. Благодарна за его уравновешенность и спокойную доброжелательность, которой он всегда отличался, даже когда они были совсем маленькие, когда она была всего лишь застенчивой неприметной подружкой его младшей сестры. Позже, будучи подростком, она мечтала, чтобы он обратил на нее внимание; и было время, когда ей казалось, что он заинтересовался ею, но потом все как-то расстроилось. И даже сейчас, когда им обоим было за тридцать, она замечала, что ее радует, когда он рядом, и сердце ее смягчалось.

На исходе дня Оуэн предложил вернуться, чтобы еще раз, на всякий случай, заглянуть в дом родителей Френсис.

— Выглядишь измученной… Останешься у Пэм?

Френсис молча кивнула. Усталость сковывала ей ноги и затуманивала мысли; в какой-то мере это было из-за недосыпа, но по большей части из-за разочарования, которое она пережила в ходе поисков Дэви.

— Как думаешь, мы должны… может, мне стоит осмотреть… морг? — с усилием выговорила Френсис. — Что, если во время бомбардировки этой ночью… вдруг он… Я слышала, что всех, кого нашли на Холлоуэй, поместили в склепе церкви Святого Марка.

Френсис представила себе Лэндисов и Хинксли, лежащих, возможно, рядом в темном склепе, окоченевших, на холодном каменном полу. Она вспомнила солдата, погибшего рядом с ней в часовне Магдалины, вспомнила лужу крови рядом с ним и содрогнулась. Оуэн медлил с ответом. Они шли бок о бок по направлению к Бичен-Клифф. Оуэн собирался проведать мать, прежде чем отправиться домой. Откашлявшись, Оуэн твердо сказал:

— Я утром схожу, схожу сам. Ты со мной не пойдешь. Слышишь?

— Да, — ответила Френсис с облегчением и благодарностью.

— Завтра я приду за тобой. Ну, если мы все еще будем на этом свете, — сказал он с горькой ухмылкой. — Береги себя.

— Спасибо тебе, Оуэн. Спасибо, что помогаешь мне, — проговорила Френсис.

— Если он где-то поблизости, мы найдем его.

— Но уже не сегодня, — тихо ответила Френсис.

Этой ночью Дэви вновь будет предоставлен самому себе, где бы он ни был. Френсис зажмурилась и увидела его лицо с мягкими чертами и рассеянным взглядом; на его лице всегда была странная безмятежность, что придавало его облику какую-то эфемерность, и это порой очень тревожило Френсис. Когда эта тревога достигала пика, она крепко прижимала Дэви к себе, чтобы ощутить его тело, его тепло и ровное биение сердца. Это помогало ей убедить себя, что он из плоти и крови и не может просто исчезнуть. И все же это случилось, и она была тому причиной.

Изнывая от усталости, Френсис задержалась на время возле старого дома Вин. Она думала о лицах и о том, как они меняются со временем. Бронвин Хьюз умерла двадцать четыре года назад, но Френсис сразу узнала ее. Если Дэви сейчас не найдется и она снова увидит его спустя двадцать четыре года, узнает ли она и его? Будет ли это так же, как с Оуэном, когда на его повзрослевшем, возмужавшем лице отчетливо проступали знакомые с детства черты? Или же это будет как с Вин — жалкие останки, но все же, несомненно, ее? Затем она представила совсем другое лицо — мальчишечье, хотя тогда ей, восьмилетней, оно казалось взрослым. Лишь теперь, повзрослев, она осознала, что он был совсем юнцом. Этот мальчишка, которого она сейчас вспомнила, с лицом, полным страха, долгие годы преследовал ее во сне, будоража такой ворох противоречивых чувств, что, очнувшись ото сна, она ощущала себя совершенно обессилевшей.

«Иоганнес», — прошептала Френсис. Вчера она разобралась в своих чувствах: это были горе и стыд — и сокрушающее понимание того, что содеянного уже не исправить. Но тогда она никак не могла докопаться до причин этих чувств, и вот сейчас она думала об Иоганнесе. Она вспоминала его мягкость и пугливость, перебирала в памяти свои слова и поступки, спрашивая себя, здесь ли кроется причина. У нее закружилась голова и сердце сбилось со своего ритма, то замедляясь, то вновь ускоряясь, словно пыталось наверстать упущенное. И снова вспомнились ей слова полицейского — «Заглянули под каждый камень», и снова стали всплывать из глубин памяти картины сырого и темного помещения, освещенного лишь косыми лучами солнечного света, пробивающегося сквозь редкие щели. За этими картинами скрывалось то, что она видела там тогда, очень давно, но не понимала.

Начало темнеть. Западная часть небосклона окрасилась в розовато-серые тона, восточная погрузилась в темно-синий сумрак, сквозь который пробивались слабые проблески звезд. У Френсис было такое ощущение, что минули сотни лет с тех пор, когда она виделась с родителями, но не прошло и пяти минут, как они с Вин стояли перед лепрозорием, собираясь с духом, чтобы зайти внутрь. «Тише, сестренки!» Френсис вздрогнула, и слезы залили ей лицо. Второй раз за день она отчаянно молила о прощении того, кто уже никогда не мог услышать ее. «О Иоганнес! Мне так жаль…»

1916–1917

Весной сады Магдалины имели свой неповторимый запах, исходящий от цветущих лавров с рассыпанной под ними мульчей, к которому примешивалось зловоние сточных канав с задворков Спрингфилда. Люди там вечно болели. Брату Френсис, Киту, было десять лет, и у него никогда не было времени на сестру, которой было всего шесть с половиной. Он часто бросал ее в садах, убегая с друзьями по своим делам. Мальчишки пробирались на железную дорогу в Броугам-Хейс и укладывали фартинги на рельсы в надежде, что проезжающие поезда расплющат их до полпенни. Правда, это никогда не срабатывало, но зато было весело. Френсис нравилось играть одной, и в те дни она воображала себя оленем. На прошлой неделе она видела его в садах, одинокого и напуганного. Девочка наблюдала, как он нерешительно шел в тени деревьев, пока не появилась женщина с плачущим младенцем и не заставила его поспешно ретироваться по склону Бичен-Клифф. Френсис была самой высокой в своем классе, за что ее часто дразнили, а мать даже называла ее каланчой. Так что ей нравилось играть в оленя — двигаться осторожно и бесшумно и прятаться в подлеске с мокрицами и монетными пауками, наблюдая из укрытия за людьми. Тогда-то и появилась Бронвин Хьюз.

— Ты что здесь делаешь? — громко спросила она.

У Френсис не было возможности взбежать по склону и скрыться, как это проделал бы олень.

— Я была оленем, — неохотно сказала она, опасаясь, что Вин посчитает ее игру глупой.

— Одна?

— Мой брат ушел с друзьями.

— Мой тоже так делает. В основном чтобы в футбол поиграть. У меня еще есть сестры, но Кэрис уже взрослая, а Энни слишком маленькая. Она еще ребенок.

Видно было, что Вин чего-то ожидает, но Френсис не могла понять, чего именно.

— Я могла бы поиграть с тобой в твою игру. Если хочешь, — небрежно предложила Вин, словно ей было все равно.

Френсис кивнула, раздумывая над тем, что, вообще-то, игра с другими девочками обычно требует больше усилий и не так увлекательна, как игра с собой. Но с Вин оказалось все по-другому. И хотя она изрядно перестроила игру под себя, эти изменения пошли только на пользу. Пока они играли, Френсис украдкой поглядывала на свою новую подругу. Застегнутое на все пуговки платье явно стирали уже столько раз, что оно выцвело и приобрело какой-то неопределенный оттенок — что-то между зеленым и коричневым. Ее волосы выглядели неопрятными, хотя были аккуратно заплетены в косы. Она часто почесывала затылок и за ушами, и от нее не особенно приятно пахло — вроде как прокисшим черствым хлебом. Но она была очень хорошенькой, особенно когда улыбалась своей широкой щербатой улыбкой. Говорила в основном Вин, и это, казалось, устраивало их обеих.

— Твоя мама дает тебе денежки на еду? Мы могли бы пойти и купить что-нибудь вкусное, — сказала Вин, когда день уже клонился к вечеру.

— Нет, — призналась Френсис.

При мысли о хрустящих кусочках кляра, целый пакетик которых можно было купить за полпенни в закусочной, у нее потекли слюни.

— Я не должна перекусывать на улице, — объяснила она.

Вин бросила на нее испытующий взгляд.

— Умираю от голода, — сказала она.

— А… — Френсис на мгновение задумалась. — Ну, если мы навестим мою тетю Пэм и Сесилию, то они нальют нам по стакану молока. Хотя на самом деле сейчас еще рано для ужина.

— Да ладно, пошли.

Вин взяла Френсис за руку, показывая, что готова идти в гости. Всю дорогу до «Вудлэндса» она вела себя очень тихо, что озадачило Френсис, ведь Вин явно не была стеснительной. Все стало понятно, когда Френсис побывала в Бичен-Клифф-Плейс, по сравнению с которым «Вудлэндс» показался ее новой подруге совсем иным миром. Вин осмотрела мольберт Сесилии, окинула взглядом цветы в горшках на подоконниках, картины в рамках на стенах и расписные тарелки в буфете. Затем она провела пальцами по краю шелкового жакета Сесилии и тут же плюхнулась на пол, чтобы обнять кошку, которая в испуге попятилась от нее.

— Вот видишь! — обратилась Пэм к Сесилии. — Я же говорила, что нам надо было завести собаку. Собака захотела бы поиграть с ребенком.

На что Сесилия только спокойно улыбнулась. Они с Пэм стали жить вместе еще до рождения Френсис. Познакомились, когда Пэм работала кухаркой в родительском доме Сесилии, одной из больших вилл на Линком-Хилл, и они сразу же подружились. «Неразлейвода», — всегда говорила мать Френсис каким-то странным тоном. Сесилия была высокой прелестной женщиной с молочно-белой кожей и дымчатыми волосами. Она необычно выговаривала слова — «будто со сливой во рту», как сказала мать Френсис, — носила длинные прозрачные платья, пила жасминовый чай и рисовала огромные полотна с восходами солнца в голубых, розовых и золотых тонах.

Пэм сразу же догадалась, что Вин отчаянно хочет есть, и без разговоров дала им печенье с молоком. Вскоре и Френсис поняла, что Вин вечно ходит голодная и никогда не знает, когда сможет поесть в следующий раз. Подкрепившись, они вернулись в сады и дождались, пока придет Кит, после чего Вин проводила их до коттеджей Магдалины. Дальше она продолжила свой путь в одиночку по Холлоуэй, прыгая с ноги на ногу. Со стороны ее ноги казались тонкими палочками, а колени напоминали «шишечки» от кровати.

— А где же ты живешь? — крикнул ей вдогонку Кит.

— Бичен-Клифф-Плейс! — отозвалась Вин. — Пока!

— Ну что ж, — сказал Кит, бросив на Френсис осуждающий взгляд, — неудивительно, что от нее пахнет старыми тряпками. У нее, знаешь ли, вши, я видел, как она чешется.

Френсис почувствовала, что должна защитить подругу, но ничего не сказала.

Неловкая ситуация возникла и тогда, когда Вин в первый раз пришла к Френсис в коттеджи Магдалины. Родители Френсис, казалось, были сбиты с толку.

— Очень приятно познакомиться, — сказала Сьюзен Эллиот с улыбкой, сцепив руки на переднике. Ее волосы были заколоты в аккуратный пучок, на ней было добротное с оборками платье и серебряный медальон на шее. Ее руки всегда были чистыми. Дерек Эллиот работал механиком в автомастерской на Уэлс-роуд, обслуживал и ремонтировал все что угодно, от велосипедов до «Хамберетты» или «Форда-Т». От его комбинезона всегда пахло машинным маслом и солидолом, а руки удавалось отмыть лишь по воскресеньям. Дерек тоже широко улыбнулся Вин и пожал ее крошечную ручку.

— Бронвин, не так ли? Очень мило. Это что, ирландское имя?

— Уэлское. Мой отец родом из Уэлса. — На лице Вин отразилась растерянность, когда она посмотрела на отца Френсис. Как будто она никогда раньше не встречала таких, как он.

— А может, шотландское? Звучит немного по-шотландски, — задумчиво произнес Дерек, как будто не слышал Вин.

— Нет, уэлское. Я же сказала, отец из Уэлса, — настаивала она.

— А не может ли оно быть корнуэльским? Или — вот! Я знаю! — Дерек щелкнул пальцами и, хитро прищурившись, спросил: — Ты ведь француженка, так?

На что Вин разразилась смехом.

Затем Вин и Френсис немного поиграли в комнате наверху, которую Френсис делила с Китом.

— Ничего себе, у тебя есть своя кровать! — удивленно произнесла Вин.

Комната была поделена невидимой, но имеющей большое значение пограничной линией; на своей стороне Кит держал любимый конструктор фирмы «Меккано», детскую книжку о воздушных кораблях и потрепанные старые коньки. Там также стоял небольшой сундук, где хранилась его сменная одежда, зимнее пальто и носки, пропахшие камфорой, чтобы отпугивать моль. На стороне Френсис был точно такой же сундук, а также книги, взятые в библиотеке, — «Королева Сильвер-Белл» и «Энн с острова Принца Эдуарда», которые оказались для нее слишком сложными; кроме того, тут был плюшевый мишка и набор щеток и расчесок для волос, подаренный на Рождество Пэм и Сесилией. С внешней стороны все предметы были инкрустированы голубой эмалью и переливались, как павлиньи перья. Они очень понравились Вин. Она села на край кровати и протянула Френсис одну из щеток.

— Ты будешь моей служанкой и расчешешь мне волосы, — сказала она, — а потом поменяемся местами.

Френсис сделала так, как ей было велено, хотя волосы Вин были такими тонкими, что постоянно путались, и Вин вздрагивала при каждом движении. Но сидела она красиво и чинно, сложив руки на коленях, как фарфоровая кукла.

В следующую субботу Френсис отправилась навестить Вин и обнаружила, что у нее дома все совсем по-другому. Нижняя часть Холлоуэй представляла собой сплошной ряд обшарпанных строений, и к отдельным из них можно было добраться лишь по узким лестничным пролетам. Некоторым домам было несколько сотен лет, они стояли тут еще со времен Гражданской войны. Но большинство зданий являли собой осколки Георгианской и Викторианской эпохи. Единственным источником тепла здесь был камин с тлеющим углем в одной из нижних комнат, а наверху пользовались горячими кирпичами, завернутыми в тряпки и спрятанными под простыни. На порогах стояли ведра с золой, а в теплую погоду по всей округе распространялся запах уборных. Бичен-Клифф-Плейс был своего рода вотчиной семейства Вин. Мистер и миссис Хьюз жили с Вин и ее братом Оуэном в доме номер тридцать четыре; сестра Вин — Кэрис, которая была уже взрослой, — жила в доме номер тридцать три с кузиной Клэр и овдовевшей тетей Айви. Другие бабушка и дедушка Вин жили в семье еще одной тетки совсем рядом — в доме на Парфитт-Билдингс, который находился немного восточнее Бичен-Клифф.

Обмирая от страха, Френсис постучала в дверь. На пороге появилась миссис Хьюз со слюнявым младенцем на руках и окинула Френсис усталым взглядом, отчего та смущенно потупилась.

— Ну давай уже, заходи, — сказала миссис Хьюз.

Отступив в сторону, она придерживала дверь локтем и при этом пыталась вытереть руки о тряпку, в то же время умудряясь не уронить младенца, который, как догадалась Френсис, был младшей сестрой Вин — Энни. В передней комнате было прохладно и темно, несмотря на солнечный день. Вин стояла у камина и помахивала перед собой листом газеты, помогая пламени разгореться. Она раскачивалась из стороны в сторону и тихонько напевала, а когда вошла Френсис, весело улыбнулась. Миссис Хьюз исчезла в задней комнате, не сказав больше ни слова, и, прежде чем Вин успела заговорить, Френсис вздрогнула от мужского голоса.

— Ты никуда не пойдешь, пока огонь не разгорится.

Отец Вин, мистер Хьюз, тяжело опустился в кресло у камина. Массивный и жилистый, он имел, что называется, широкую кость, крупные колени и необъятные плечи, но лишнего жира не было вовсе. Невысокого роста, мистер Хьюз производил впечатление человека огромного. За все то время, что Френсис встречала его, улыбка появлялась на его лице лишь несколько раз, и Френсис никогда не могла понять, почему он улыбается. Его уэлский акцент на слух воспринимался как вовсе чужой язык, и казалось странным, что Вин говорила совершенно обычным образом. Мистер Хьюз был в нательной рубашке, из-под которой выбивались темные пряди волос на груди. Подтяжки, спущенные с плеч, путались вокруг бедер. Вин как-то поведала Френсис, что он работает на пивоварне на Бристольской дороге, грузит бочки в фургоны. В комнате стоял определенно очень специфичный запах, с каким Френсис никогда раньше не сталкивалась, и она подумала, не от мистера ли Хьюза он исходит.

— Огонь вот-вот займется, папа, — сказала Вин, глядя в камин.

И в ее голосе не прозвучало ни малейшего намека на скуку или недовольство. Из задней комнаты показалась голова миссис Хьюз. Она была весьма миловидной, но ее портило несколько тревожных морщинок на лбу.

— Не приставай к отцу, Винни, — сказала она. — У него опять со спиной чертовщина творится. Идите лучше поиграть на улицу.

— Мы не будем приставать, мама. Френсис ведь не пристает, правда, Френсис? — спросила Вин, и Френсис покачала головой, не смея ни с кем встречаться взглядом.

Френсис никогда еще не чувствовала себя так неуютно, и ей хотелось поскорее уйти. Но потом она вспомнила, какой смущенной выглядела Вин в коттеджах Магдалины и в «Вудлэндсе», и поняла, что здесь-то ее новая подруга была как рыба в воде. Ее тут любили. Это был ее дом.

Мысль эта вызвала у Френсис странное чувство. Она понимала, что не должна испытывать неприязни к этому дому и к этим людям, но ничего не могла с собой поделать. Она чувствовала себя ужасно неловко и видела, что мистер Хьюз наблюдает за ней и хочет, чтобы она ушла.

А потом в задней комнате заплакала малышка Энни. Вин застыла.

— Вот так! Все получилось, папа, — поспешно сказала она и сорвалась с места. Проходя мимо Френсис, шепнула: — Пора уходить. — Схватила ее за рукав и потащила к двери.

Лишь только дверь за ними закрылась, послышалось недовольное ворчание мистера Хьюза.

— Когда Энни плачет, лучше сразу убираться — это его злит. Он говорит, что задушит ее, но это не всерьез, — объяснила Вин, пожав одним плечом.

Выйдя на улицу, они остановились, чтобы посмотреть на тетю Айви, которая гонялась с метлой по улице за каким-то парнем. С крыльца соседнего дома за ними наблюдала пышная молодая женщина, и на ее губах играла легкая улыбка.

— Это Клайв. Он собирается жениться на Кэрис, моей второй сестре, — сказала Вин, указывая на молодую женщину. — Мама говорит, что он чертовски красивый, и это правда.

— На самом деле это я охочусь за тобой, Айви, — сказал Клайв, хватая Айви за завязки фартука.

— Если я еще раз увижу, как ты лезешь по этой водосточной трубе, я твои кишки пущу на подтяжки, — пригрозила тетка Айви.

— Ох, оставь его в покое, тетя Айви! — подала голос Кэрис. — Мы все знаем, что ты не серьезно.

— Не видать ему тебя как своих ушей, моя девочка, пока не женится, — ответила Айви.

Клайв рассмеялся и напоследок дернул тетку за фартук. У него был прекрасный смех — такой сам по себе заставляет улыбаться других. И Френсис тоже чуть было не улыбнулась, поскольку была рада, что находится вдали от мистера Хьюза. Клайв подмигнул им. Сунул сигарету в зубы и запустил руку в карман. Достав оттуда серебряную монету, Клайв щелчком отправил ее в воздух, поймал в ладонь, затем оценил результат и, пожав плечами, положил монету обратно.

— Все нормально, Винни, — сказал он, слегка кивнув ей. — Все нормально, подружка Винни, — обратился он к Френсис и пошел дальше.

— Ее зовут Френсис! — крикнула ему вслед Вин, подпрыгивая на месте, словно желая, чтобы он получше слышал ее.

— Ну вот и хорошо, Френсис, — сказал Клайв, обернувшись и махнув им рукой.

Затем он помахал Кэрис, послал ей воздушный поцелуй и, чиркнув спичкой, чтобы закурить, отправился восвояси.

— Как только они поженятся, Клайв станет моим братом, — сказала Вин, глядя ему вслед.

— Зятем, — поправил Оуэн, проходя мимо и дергая ее за косу. — Только я буду твоим братом. Причем старшим. А ты всегда будешь меня слушаться.

— Не буду! — крикнула Вин, показав ему язык.

Девочки двинулись дальше, лавируя между повозок на углу Холлоуэй и перепрыгивая через кучки лошадиного навоза. Оказавшись у широкой пристани, где разгружали баржи, они понаблюдали, как рабочий перевозит мешки на сушу в ручной тачке, катая ее по узкой доске, переброшенной через шестиметровый пролет над водой. Девочки радостно кричали каждый раз, когда он покачивался, — и желая, чтобы рабочий упал, и отчаянно боясь, что он упадет. Но этого не случилось. Френсис размышляла, стоит ли ей что-то говорить Вин о ее семье, а также о том, что ей даже не предложили стакана воды, не говоря уж о молоке. Она мучилась вопросом, надо ли лгать, что ей понравилось у Вин дома, хотя на самом деле очень не понравилось. В конце концов ее естественная молчаливость победила. Правда, судя по поведению Вин, та и без слов догадалась о том, что не было сказано.

— А что будет делать твой Кит, когда вырастет? — спросила Вин.

— Не знаю. Думаю, будет механиком, как и отец. Он любит машины.

— Оуэн хочет стать футболистом.

— Но это же не работа.

— Папа тоже так говорит, а Оуэн считает, что это может быть работой. Клайв — настоящий каменщик. Когда-нибудь он станет владельцем этого бизнеса и будет боссом, и тогда он даст Оуэну нормальную работу. Так мама говорит. А когда Клайв станет боссом, он купит большой дом для себя и Кэрис, и мы будем ходить туда и устраивать пиры с пирогами, каких ты еще никогда не видела. Если ты, конечно, захочешь туда прийти, — сказала она, словно все это вопрос лишь времени и она сделала официальное приглашение.

— С удовольствием приду, — сказала Френсис. — Спасибо!

Девочкам еще не исполнилось тогда и семи лет, и никто из них не мог знать, какое роковое значение будут иметь две эти черты. То, что Вин так легко могла создавать свою собственную реальность, и то, что Френсис, будучи от природы очень нерешительной, не могла вовремя высказать свое истинное к этому отношение.

* * *

Вин называла Френсис своей лучшей подругой. У Френсис никогда раньше не было лучшей подруги, и это заставляло ее чувствовать себя иначе — увереннее и как-то более определенно. Раньше она старалась держаться поближе к дому и играла в основном одна. А Вин, наоборот, нравилось сматываться куда-нибудь подальше из Бичен-Клифф, у нее всегда была куча идей и обширные планы. Они отправлялись в Королевский театр посмотреть на шикарную публику, которая его посещала. Гуляли вдоль канала, рассматривая баржи, и заглядывали в чайную лавку у Глубокого шлюза, потому что продавец там был добрый и порой отдавал им вчерашние булочки или хлебные корки, остававшиеся при приготовлении бутербродов. Вин мечтала о дне своей свадьбы и фантазировала, что она на самом деле является принцессой далекой страны. Она любила животных и готова была подойти к любому зверю, которого они встречали, чтобы его погладить, — даже к сторожевому псу, который рычал и кусался. Ей нравилось устроиться в конце Стэлл-стрит и наблюдать за трамваями и уличным движением — а вдруг какой-нибудь грузовик с чаем «Брук бонд» снова застрянет между трамвайными путями и водитель будет в панике метаться и пыжиться, пытаясь что-то сделать.

Девочки жили в таком районе, где Бат граничил с сельской местностью, и в летние месяцы они частенько отправлялись за город, туда, где Френсис никогда прежде не бывала: вверх по Бичен-Клифф, где строился новый парк и дома были разбросаны по западному склону; затем на Клэвертон-Даун или на Перримид и дальше, дальше, на бескрайний простор. Они гуляли по луговой траве, доходившей до бедер, простирали руки навстречу ветру, который проносился сквозь кущи каштанов и вязов, и смотрели на далекие пшеничные поля, как они колышутся, словно водная стихия. Их кусали муравьи и жалили пчелы, они ели терпкую черемшу и ежевику. И чем больше времени они проводили вне города, тем больше знакомые улицы и толпы людей казались Френсис сетью, в которую она угодила, как несчастная рыба. И, вырвавшись на открытое место, где ее никто не видел и никто от нее ничего не ждал, она наконец-то ощущала себя свободной.

Как-то, прогуливаясь вдоль живой изгороди вокруг Смоллкомба и собирая все, что можно было съесть, они повстречали Джо Пэрри.

— Подождите, не ешьте этого! — сказал он, неожиданно показавшись из пролома в изгороди.

Он был старше их, но не такой взрослый, как Оуэн. Темноволосый мальчик со слегка вздернутым носом, одетый в комбинезон. На одной руке у него наперевес лежал дробовик. Френсис молча уставилась на него, но Вин быстро взяла себя в руки.

— Это почему?

— Потому что это бересклет. Ты заболеешь и можешь даже умереть, — обстоятельно разъяснил Джо.

Вин пристально посмотрела на ярко-розовые ягоды в своей руке и отбросила их прочь.

— Мы и не собирались их есть. Мы же не дурочки малолетние, — отважилась высказаться Френсис, на что Джо скептически ухмыльнулся.

— Забавно. А я решил, что очень даже собирались, — сказал он и стал спускаться с холма.

После короткого совещания девочки решили пойти за ним на некотором расстоянии, чтобы посмотреть, куда он направляется. Так они нашли ферму «Топкомб», и когда Джо увидел, что они прячутся за воротами, то покачал головой и закатил глаза, показывая, насколько они глупы.

— Не понимаю, чего он корчит из себя умника, — прищурившись, сказала Вин.

Френсис пожала плечами. Она знала, что Вин терпеть не может две вещи: когда ей помогают и когда выясняется, что она была в чем-то не права.

После этого они добавили «Топкомб» к списку мест, где уже побывали, — списку «своих мест». Весной Джо разрешал им гладить ягнят, ловить головастиков в пруду и следить за появлением яиц в курятнике. Иногда его мать угощала их сладким ячменным отваром или яблоками, но она была женщиной суровой, и они никогда не чувствовали с ее стороны особого радушия. Джо был умелым строителем и порой помогал им делать шалаш в лесу рядом с фермой или выкладывать дорожку из камней через грязный ручей, впадавший в Утиный пруд. Однажды он взял их с собой устанавливать ловушки, но, когда в одну попался кролик и его в ней задавило, Вин была потрясена, а Френсис разрыдалась и убежала, назвав Джо тупой деревенщиной. Они обе думали, что кролик будет пойман живым и что они смогут держать его как домашнее животное. Джо учился в школе в Клэвертоне, так что ни брат Френсис Кит, ни Оуэн Хьюз его не знали. Девочкам, по крайней мере Вин, нравилось то, что он был их секретом и в каком-то смысле принадлежал только им.

Зимой Френсис все время обмораживалась, а у Вин начался кашель, и длился он бесконечно долго, лишая ее последних сил. К тому же Вин тогда голодала, как никогда. В декабре 1917 года Френсис вместе с матерью отправилась за покупками в Уидкомб. Она уже несколько недель копила карманные деньги, чтобы купить Вин подарок, и теперь потратила много времени на его поиски. Френсис хотела подарить подруге что-нибудь «взрослое», потому что больше всего на свете та желала заполучить одежду или какую-нибудь вещицу своей старшей сестры. Наконец, когда терпение матери почти лопнуло и она запахнула воротник пальто у самого горла, чтобы спастись от задувающего ледяного ветра, Френсис нашла брошку на одном из рыночных прилавков. И хотя она была сделана из жести, но зато очень ярко раскрашена. Это была брошь в виде цветка нарцисса, которая, по словам матери, была идеальным подарком для уроженки Уэлса. Желтая краска на лепестках, бледно-зеленая — на длинных заостренных листьях и острая булавка на внутренней стороне.

В канун Рождества Вин пришла к Френсис на чай.

— Хочешь еще, Вин? — сказал Дерек, предлагая ей последний кусочек пирога с мясом, на который та пристально смотрела.

Вин быстро взяла пирог, опасаясь, как бы Дерек не передумал.

— Это нечестно! — возмутился Кит, но Сьюзен осекла его:

— Тебе достаточно, Кит. Завтра ты получишь больше, — многозначительно добавила она.

— Это просто восхитительно, миссис Эллиот, — сказала Вин, откусывая верхушку пирога.

Френсис вспомнила, что точно так же Сесилия часто говорит Пэм, и это ее рассмешило.

— Спасибо, Бронвин, — поблагодарила мама с польщенным видом, что рассмешило Френсис еще больше.

— О господи, простушка-хохотушка, — сказал Кит, закатывая глаза.

Они сделали бумажные гирлянды и повесили их крест-накрест по всей комнате, а в гостиной нарядили маленькую рождественскую елку, установленную в ведро с камнями. На дереве были ленты, свечи и несколько спрятанных в ветвях драгоценных конфет, которые Френсис запретила Вин воровать. Вместо этого она вручила подруге подарок и с восторгом наблюдала, как та, затаив дыхание, развернула сверток с брошью и глаза ее загорелись.

— Френсис, это самый лучший подарок на свете, — сказала Вин, и Френсис всем своим существом почувствовала, что она действительно так считает.

И уже не имело значения, что у Вин не было подарка для Френсис, она ничего и не ожидала, а Вин не нужно было объясняться. У нее не водилось карманных денег, и для нее не существовало походов за покупками в Уидкомб вместе с матерью.

— Ты самая лучшая подруга на свете, — сказала Вин, обнимая Френсис и при этом не отрывая взгляда от броши, приколотой к желтой кофте.

Бледный свет газового фонаря освещал ее волосы, а теплый отблеск огня играл на ее лице. Волосы слегка спутались от постоянных зимних ветров, а щеки обветрились. Ее худенькая грудь вздымалась и опускалась под платьем. И внезапно на Френсис нахлынуло чувство любви, такое сильное, что оно стало почти невыносимым. Вин бывала веселой и грустной, часто скучала и нередко сердилась, но Френсис никогда не видела ее счастливой. И вот теперь она была счастлива — благодаря ей, Френсис. И Френсис решила повторить все это снова, как только сможет. Она, конечно, думала, что у них впереди еще много лет, и не сомневалась, что у нее будет еще много поводов для этого.