Рассказчица

Кэтрин Уильямс, 2022

Книга доступна эксклюзивно в ЛитРес: Абонементе. Выберите тариф, чтобы получить доступ к книге. Разбирая чердак старого дома своей двоюродной прабабушки, Джесс Морган знала, что обнаружит что-нибудь интересное. Но сундук с дневниками принцессы Анастасии Романовой превзошел ее самые смелые ожидания. Что, если прабабушка Джесс была одной из самых загадочных принцесс мировой истории? Что, если Джесс – наследница императора? Симпатичный студент кафедры русского языка Эван Герман готов помочь ей с поиском ответов.

9

Кладу на колени трясущиеся руки. Чувствую, что вспотела, и не из-за тесноты кофейни. Вот что тетя Анна пыталась мне сказать. История — это рассказ.

— Думаю, не стоит обсуждать это здесь, — говорит Эван. Женщина за соседним столиком уже дважды стрельнула в нас глазами. — Пройдемся?

На улице мне становится легче, спокойнее. листья вязовой аллеи в центре города шевелит легкий ветерок. Недавно шел дождь, от асфальта еще пахнет влагой — обожаю этот запах. Мимо нас проносится молодая пара с коляской, мы с Эваном поворачиваем налево, к беседке на краю Центральной улицы.

Я все еще пытаюсь осознать, что Эван сказал, но сосредоточиться мне так же тяжело, как найти радиостанцию среди сплошных помех. Прижимаю дневники и переводы к груди.

Эван идет рядом и, пока я молчу, говорит:

— Понимаю, звучит безумно. Почти все считают, что Анастасия Романова погибла в восемнадцатом году.

Мы проходили революцию 1917 года в России, когда изучали европейскую историю, но сейчас я не могу ничего вспомнить — возможно, мистер Остин не зря поставил мне четверку с минусом. Эван терпеливо пересказывает основные моменты: во время Первой мировой войны в России начались массовые беспорядки. Бедность и нехватка еды вкупе с военными потерями вызывали у низших классов сильный гнев на монархию.

— «Гнев» — это мягко сказано, — говорю я.

— Точно, — соглашается Эван.

Радикальные социалисты, убежденные, что ресурсы страны должен контролировать народ, а не царь, стали набирать популярность. Затем, в феврале 1917 года, революция вынудила императора Николая II — отца Анастасии — отказаться от престола. После второй революции в том же году к власти пришли большевики во главе с Лениным. Это имя я помню. Мужчина с блестящей лысиной и острой бородкой, знаменитый коммунист, который всегда казался мне похожим на зловещего эльфа.

— Это Ленин приказал их убить, — говорю я.

Эван мрачно кивает.

— Сначала семью посадили под домашний арест в имении рядом с Санкт-Петербургом, потом держали в Тобольске, затем перевезли на Урал. Их расстреляли в подвале дома в Екатеринбурге летом 1918 года.

— Сколько ей было? — спрашиваю я.

— Семнадцать.

Как мне сейчас. По спине пробегает холодок, будто кто-то провел по моему позвоночнику ледяными ногтями.

Мы уже дошли до дороги, окружающей площадь, где каждый октябрь семьи и студенты собирались на «известный во всем мире» Кинский тыквенный фестиваль. Но сегодня тут пусто, не считая нескольких машин. Эван выжидает, пока дорога опустеет, и перебегает на противоположный конец. Я следую за ним, по пути машу с извинением водителю за рулем «БМВ», он давит на гудок и указывает на пешеходный переход, который мы проигнорировали.

Краска на беседке облупилась, но ступеньки достаточно широкие, чтобы на них уместились два человека, поэтому мы с Эваном усаживаемся, и я осторожно кладу между нами дневники. Еще несколько дневников лежит у меня в сумке.

— А кто такой этот «наш Друг»? — спрашиваю я.

— Думаю, Распутин.

— Злой колдун с летучей мышью?

Когда я училась в младшей школе, мы однажды пошли в кино на мультик «Анастасия». Главным злодеем там был бледный остроносый колдун по имени Распутин. Неужели эта сказка может быть основана на жизни моей прабабушки?

Эван улыбается.

— Он самый. Разве что без такого количества музыкальных номеров. Вообще-то Распутин был православным монахом — то ли святым, то ли шарлатаном, бытуют разные мнения. Во всяком случае, он был огромным авторитетом в глазах Александры, жены царя. Она была глубоко религиозной женщиной. Алексей, их единственный сын, страдал гемофилией, это заболевание крови, при котором часто бывают внутренние кровоизлияния. Поэтому он был слабым ребенком. И при этом единственным наследником престола — сама видишь, какая появляется проблема.

— Нет наследника — нет будущего.

Эван кивает.

— Семья скрывала от народа болезнь сына, и царица была уверена, что Распутин может его вылечить. Они сблизились, он стал ее доверенным лицом, что не понравилось русской знати. Они обвиняли Распутина в пьянстве, взяточничестве и… ну… участии в оргиях.

— Монах, который участвовал в оргиях?

— Да, нарочно не придумаешь. В общем, отношения с Распутиным — одна из причин, по которым Романовых лишили престола.

— Она сказала, что его убили.

— Он умер до революции. Несколько дворян отравили, избили, подстрелили и утопили его.

— Нда, перестарались.

У меня получилось рассмешить Эвана — маленькая победа.

— Говорят, что он никак не умирал. Это лишь придало мистицизма его образу. — Он провел пальцами по воздуху, как маг.

— Откуда ты все это знаешь?

— Прочитал когда-то и запомнил. Друзья зовут меня Губка Боб Ботанские Штаны.

Напротив беседки стоит памятник павшим солдатам Северной армии и две пушки времен Гражданской войны. В воздухе витает запах картошки фри из ресторана поблизости. Пересечение прошлого и будущего. Сюрреалистично.

— Это еще не все, — говорит Эван, и мое внимание всецело обращается к нему. Он запускает пальцы в волосы. — Некоторые считают, что кто-то из Романовых выжил. После расстрела на протяжении многих лет появлялись люди, утверждающие, что они — Алексей или кто-то из дочек. Все оказались самозванцами: их разоблачили либо родственники Романовых… либо ДНК-экспертиза. А твоя прабабушка, — добавляет он, — когда она умерла?

Я отвечаю, что в 2003 году и, к сожалению, была кремирована.

— А следов ДНК в ее доме не осталось? На расческе, зубной щетке?

— После маминой армии горничных — точно нет.

Какое-то время мы молчим, наблюдая за проезжающими мимо машинами.

— Так, давай еще раз, — наконец говорю я. — Ты думаешь, что моя двоюродная прабабушка, возможно, была Анастасией Романовой, что она пережила расстрел, в котором погибла вся ее семья, что она все эти годы втайне жила — внимание — в Нью-Гэмпшире и что я нашла ее дневники, которые все это подтверждают.

— «Из ста подозрений никогда не составится доказательства», — вздыхает он. — «Преступление и наказание»… Но да, судя по дневникам, все это так. Хотя, конечно, надо прочесть больше. — И быстро добавляет: — я должен прочесть все, что есть.

Сумка лежит рядом со мной. Дневники не могут весить больше двух кило, но когда я ставлю сумку на колени — внезапно ощущаю вес истории, спрятанной в них, и тут же думаю: я вижу Эвана Германа второй раз в жизни. Он обвинил меня в каком-то обмане, но что, если это он обманывает меня, если он — какой-то изощренный тролль, которому нравится таким образом издеваться над людьми? Но если он говорит правду, эти дневники бесценны.

Инстинктивно мне хочется довериться Эвану Герману, но все равно надо вести себя осторожно. Если собираемся работать вместе, работать надо вместе.

— Можешь читать их у меня дома.

Он начинает подниматься.

— Завтра, — добавляю я.

Эван застывает в неловкой позе на полукорточках.

Когда я уходила днем, папа проводил генеральную уборку в гараже, а брат, только вернувшийся из футбольного лагеря, валялся на диване в гостиной. Что мне точно не нужно в разгадывании тайны, которая может перевернуть нашу жизнь, так это отец с братом и миллионом вопросов. Пока я хочу, чтобы дневники были моим секретом — и, выходит, секретом Эвана. я предлагаю встретиться в десять. В понедельник родители будут на работе, а Гриффин, надеюсь, в гостях у Аманды, девчонки, которую он отказывается называть своей девушкой.

Эван все еще сидит на корточках.

— У меня гобой в девять тридцать. Одиннадцать подходит?

— Гобой?

Эван закатывает глаза и выпрямляется.

— Это очень дорогой инструмент. Так одиннадцать?

— Давай.

Он протягивает мне ладонь, мы пожимаем руки.

— Отлично, — говорит он, радостно потрясая кулаком. — Тогда до встречи.

Наблюдая, как он на велосипеде огибает застрявшие в пробке автомобили, я вдруг понимаю, что деньги, за которые Эван так боролся, лежат у меня в кармане. Он даже не напомнил о них.

…Как всегда, первое, что мне хочется сделать, — это позвонить Кэти, но я вспоминаю ее вчерашний допрос, и пузырь злости начинает раздуваться у меня в груди настолько, что давит на ребра. Ее слова заставили меня почувствовать себя старым прудиком, в котором баламутят воду, и это злит меня еще больше. Я понимаю, что ждать извинений в ближайшее время смысла нет, — по опыту знаю, что еще пару дней Кэти со мной говорить не будет. Может, нужно просто выждать, чтобы осели ил и песок.

Мама объявила, что сегодня состоится наш Обязательный Семейный Ужин — вечер, за который она пытается наверстать с нами упущенное из-за работы время; мама готовит ужин из четырех блюд и жизнерадостно забрасывает нас с братом вопросами о планах на будущее, а папу — ерундой вроде «Надо прочистить водосточный желоб» или «Сколько ртути в рыбе-мече?». Меня бесят эти ужины.

Понимаю, почему Эван так стремится прочесть остальные дневники, — теперь, когда я тоже знаю, что в них содержится, у меня самой руки чешутся, и, хоть я не в состоянии прочесть их сама, кое-что я все-таки могу.

Чтобы прийти на ужин попозже, я отправляюсь вниз по Винтер-стрит. Кинская общественная библиотека — мое любимое здание в городе, дом с шиферной крышей и башенками, как у старого парижского особняка. Я не была там уже много лет — с тех пор как записалась в школьную библиотеку. Как только я начала подниматься по ступеням, хлынули воспоминания из детства: ожидание чтений с замиранием сердца; гордость после первого самостоятельного похода к ящику возврата книг; уют от всех томов, аккуратно выстроенных в линеечку. Прохожу через стеклянные двери, и меня встречает запах книг, за ним следует запах дерева, а затем — толстое одеяло тишины.

Мистер Остин говорит, что интернет — ненадежный источник, но надо с чего-то начинать, поэтому я направляюсь к компьютеру перед шкафом.

После первого же запроса в гугле я узнаю, что великая княжна российская Анастасия Николаевна родилась 18 июня 1901 года и была четвертой дочерью императора Николая II и его жены императрицы Александры Федоровны, немецкой принцессы и внучки британской королевы Виктории.

Нахожу сотни книг, статей и видео, а также как минимум дюжину аккаунтов блогеров, не просто пишущих о Романовых, а одержимых ими, с подробными описаниями их домов и дворцов. Здесь есть исследования каждого по отдельности и всей семьи в целом, списки, кто что любил и не любил, множество фотографий.

Нахожу статью «Нью-Йорк Таймс» 1904 года, где Николая называют «добродушным и конституционно настроенным человеком», который, «хоть его и называют деспотом», страдает от «невероятной, едва ли не болезненной застенчивости». А Александра, напротив, консервативная и отсталая, ей не нравится двор, но она любит своих подданных и обожает своих детей. В библиотечном каталоге есть несколько биографий царя и царицы и даже их любовная переписка.

Нахожу сайт, посвященный конкретно дочкам царской семьи (ОТМА — Ольга, Татьяна, Мария, Анастасия), и описание Анастасии едва ли не ударяет меня по голове: «Младшая дочь Романовых, умная, но не самая прилежная ученица, была главной шутницей в семье. Упертая Анастасия всегда добивалась своего, она обожала и в основном слушалась своих старших сестер и родителей, но частенько разыгрывала своих учителей и нянечек». Это практически та девочка, что предстала передо мной в дневниках.

Анастасия вела интригующую жизнь. Записываю названия нескольких книг. Но больше всего меня интересует то, что сказал Эван, — разногласия по поводу ее гибели.

Забиваю в гугле мучающий меня вопрос: «Выжила ли Анастасия?» — и оказываюсь в электронном лесу сайтов и блогов. «Неразгаданные тайны: выжила ли Анастасия?»… «Миф о “потерянной” княжне»… «Забытая, но не погибшая»… «ложь о Романовых». В тишине библиотеки кровь громко стучит у меня в висках. Под последним заголовком — фотография юной Анастасии: блестящие каштановые волосы, зачесанные наверх, жемчуга, строгое белое платье, расслабленная рука на спинке дивана. И озорная улыбка на губах. Но цепляют меня глаза молодой княжны. Фотография черно-белая, зернистая, как и все старые фото, но взгляд Анастасии кристально ясный, излучающий одновременно мудрость и невинность.

Вспоминаю тот день в доме престарелых, лицо тети Анны и включаю перемотку, чтобы повернуть время вспять, убрать морщины и пигментные пятна, взбить волосы, сделать ресницы длиннее и гуще. Пытаюсь представить ее этой девушкой на императорском портрете. Даты совпадают. Прабабушка умерла в сто два года, значит, родилась она в 1901 году, как и Анастасия.

Немного подумав, вбиваю новый запрос, куда более мрачный: «Труп Анастасии Романовой». Если меня чему и научили бесконечные сериалы о полицейских, которые нас заставляет смотреть Тайлер, так это правилу: нет тела — нет и дела.

Конец ознакомительного фрагмента.