Корона когтей

Кэтрин Корр, 2021

Через три месяца после коронации Адерин ее стране вновь угрожает опасность. Празднование солнцестояния прерывается визитом летающих из соседней Селонии: восстали бескрылые и свергли своих правителей. Мир уже не будет таким, как прежде. Девушка упряма и решительна. Ее оружие – острый ум, обретенная сила и талант владения мечом. Расслабляться нельзя: враги Адерин готовятся к покушению и стремятся захватить трон. Люсьен теперь кажется холодным и далеким. Говорят, на краю света живут те, кто не может быть сожжен прикосновением высших. Станут ли они союзниками? Адерин предстоит отправиться в неведомые дали, рискуя жизнями тех, кто ей дорог, чтобы победить, удержать трон и объединить свой народ.

Глава третья

— Арестовали? — я выругиваюсь настолько грубо, насколько умею. — Где она?

— Я подумала, может… — Фрис запинается, глядя на Арона. — Я подумала, может, Ваши Величества захотят позвать кого-нибудь…

— Нет. Я сам с этим разберусь, — Арон и я следуем за Фрис из королевских покоев, растерянные слуги и стражники следуют за нами по пятам. Она ведет нас в южное крыло Цитадели, на верхний этаж, и я понимаю, куда мы идем: в Солнечную камеру, в то самое место, где Зигфрид допрашивал Люсьена.

Темные стражники, дежурящие снаружи, вытягиваются по стойке смирно, когда мы оказываемся рядом.

— Откройте дверь.

Они мгновенно повинуются, и я вихрем врываюсь в комнату.

Летия стоит между двумя другими стражниками со связанными перед собой руками. Лорд Пианет, наш главный секретарь, сидит за столом. Перед ним разложены бумаги, а у плеча стоит клерк. Он охает при нашем появлении и так быстро вскакивает, что опрокидывает стул.

— Ваши Величества…

— Что, во имя Жар-птицы, вы делаете? — я поворачиваюсь к стражникам Летии. — Отпустите ее. Сейчас же!

Они подпрыгивают, чтобы выполнить мою команду, и я спешу к своей подруге.

— Ты ранена?

— Нет. Они нетуго завязали веревку, — она хмурится. — К счастью, для них.

— Ваши Величества, — Пианет вышел из-за стола. — Пожалуйста, позвольте мне объяснить.

По центру противоположной стены стоит тяжелое дубовое кресло. Я сажусь и подзываю Арона и Летию, чтобы они встали рядом. Приказав всем, кроме лорда Пианета, выйти.

— Ну что?

— Ваши Величества… — он замолкает, теребя золотой значок, висящий на шее. — Прошу прощения, если я оскорбил вас и превысил свои полномочия. Я, как всегда, забочусь о безопасности и благополучии Ваших Величеств, а также о безопасности…

— Перейдите к главному, Пианет, — бормочет Арон, — пока я не пожалел, что назначил вас.

Старик кивает.

— Тогда я буду краток, мы получили доказательства заговора бескрылых против трона, план свержения монархии.

— Связан с революцией в Селонии? — спрашиваю я.

— Ну… — он смотрит в потолок. — Не совсем. Сами доказательства несколько устарели. В руки леди Яра Флит, мелкой землевладелицы из Дакии, попало несколько писем, когда ее люди взимали смертный сбор с бескрылых постояльцев.

Я слышала об этой традиции: родовитые землевладельцы ходят по домам своих умерших бескрылых постояльцев и отбирают самые ценные вещи в качестве своего рода «компенсации» за потерю рабочей силы. Мои родители запретили смертные сборы в Атратисе.

Пианет продолжает.

— Она передала письма одному из моих людей. Но, пускай письма и старые, их адресант известен, — он берет со стола лист бумаги и просматривает его. — Цитирую, «уже близок с королевой, кого никогда не заподозрят, кто может нанести удар, когда меньше всего этого ожидают». Госпожа Летия показалась мне очевидным подозреваемым для допроса.

— Значит, вы ждете до поздней ночи и заставляете стражников тащить моего клерка в этот… этот зал суда, чтобы предъявить ей эти нелепые обвинения? — я крепко сжимаю подлокотники кресла, пытаясь хоть как-то контролировать свой гнев. — Вы оскорбляете меня, милорд. Госпожа Летия, может быть, и бескрылая, но она еще и моя подруга. Ее преданность не подлежит сомнению. И я не допущу, чтобы ее обесчестили таким образом.

Арон кладет руку мне на плечо; меня сдерживает ее тяжесть.

Пианет тем временем уже неуклюже опустился на одно колено.

— Я прошу прощения, моя королева. Мое единственное оправдание заключается в том, что я считаю, что есть реальная опасность для вашей жизни. В последние дни до нас дошли и другие слухи о готовящемся покушении. Но, очевидно, мой страх за вашу безопасность заставил меня… — он опускает голову еще ниже, — поступить опрометчиво.

Я смотрю на Летию. Она раскраснелась, крепко сжала губы и уставилась в пол. Арон наклоняется и шепчет мне на ухо:

— Пианет переусердствовал. И в данном случае явно ошибся. Но я не сомневаюсь в его преданности.

Я вздыхаю. Верность — слишком большая редкость, чтобы мы с Ароном могли позволить себе растрачивать ее.

— Где была арестована госпожа Летия, Пианет?

— Кажется, в зале для прислуги, Ваше Величество.

— Тогда завтра вечером в это же время я бы хотела, чтобы вы пошли в зал для прислуги и публично извинились перед ней за эту ужасную ошибку. Кажется, это вполне справедливо.

Пианет кивает.

— Как вам будет угодно, Ваше Величество. Мое единственное желание — служить.

Я уже слышала эти слова от своего дворецкого Ланселина, от Люсьена и других. Слишком рано делать вывод, являются ли они в устах Пианета чем-то большим, чем просто слова.

Я заставляю себя говорить спокойнее.

— В данном случае я не могу оправдать ваши действия, лорд Пианет. Тем не менее я благодарю вас за то, что вы старались уберечь нас с королем, — я встаю и поворачиваюсь к Арону. — Ты желаешь что-нибудь добавить, супруг?

— Только то, что я хотел бы лично изучить эти письма. Принесите их мне утром, Пианет. Можете оставить нас.

Затем Арон, Летия и я остаемся одни. Моя подруга делает глубокий, дрожащий вдох и проводит тыльной стороной ладони по глазам.

— Прости, Летия… — уже второй раз за два дня мне приходится перед ней извиняться. — Ты довольна тем, что я сказала Пианету? Хочешь, чтобы я…

— Единственное, чего я хочу от тебя, Адерин, — это чтобы ты сдержала свои обещания. Пианет достаточно честен, я не сомневаюсь, но он считает, что бескрылым доверять нельзя. И пока в этой стране ничего не поменяется… — У нее перехватывает дыхание, — прошу прощения, Ваше Величество. Выдался длинный вечер.

— Конечно, — я протягиваю к ней руку, но она без перчаток, и я не смею рисковать даже малейшим прикосновением. — Иди и отдохни. Фрис поможет мне с приготовлениями ко сну.

Она уходит, и я уже собираюсь последовать за ней, как Арон останавливает меня.

— Адерин, я думаю, нам следует серьезно отнестись к тревогам Пианета. Он ошибается насчет Летии, но это не значит, что твоей жизни ничего не угрожает.

Я уже знаю, что Таллис и Зигфрид убьют меня, если им представится такой шанс. И теперь, похоже, мне угрожает бескрылый убийца. Я вздрагиваю и обхватываю себя руками.

— И?

— И я хочу, чтобы ты мне кое-что пообещала. Что ты останешься в Цитадели. Никаких полетов и езды верхом, пока мы не узнаем больше.

Сидеть взаперти в Цитадели?

— Этого я пообещать не могу.

— Почему нет? Ты сидела взаперти из-за плохой погоды. Чем эта ситуация отличается?

— Так есть. Погода — это одно, но не выходить отсюда просто из-за слухов, чтобы все подумали, что я боюсь… — мое тело напрягается. — Я не могу застрять здесь, Арон. Я знаю, что я нужна тебе живой, чтобы остаться королем, но…

— Дело не в этом. Я же говорил тебе раньше: дело не в короне, — в глазах кузена на мгновение вспыхивает гнев. Потом он вздыхает. — Я люблю тебя, Адерин. Ты же знаешь, что это так, — он берет меня за руку. — Если ты не хочешь оставаться взаперти, то, по крайней мере, будь осторожнее?

Я киваю.

Он колеблется, и на мгновение мне кажется, что он хочет обнять меня. Но он этого не делает. Просто кланяется и провожает меня из комнаты.

Я знаю, что Арон избегает прикосновений ко мне. Я знаю, что причиной этому то, что он не хочет ставить меня в неловкое положение, учитывая суть нашего брака. Но, по правде говоря, я жажду контакта с людьми. И я не могу сказать ему об этом, не могу попросить его обнять меня за плечи, потому что он тоже может почувствовать себя неловко. Не то чтобы мы об этом говорили. Мы существуем в танце один на один без оговоренных правил, в котором самое большее, что позволено, — это случайное прикосновение его пальцев к моим или тяжесть моей руки на его руке.

Я молча возвращаюсь в свою комнату, думая о Люсьене и тепле его кожи. Думая о словах Летии. И пока все не поменяется… Что она дальше собиралась сказать? Что Соланум может пойти по тому же пути, что и Селония? Что может произойти революция? А если она права — что тогда? Что бы сделали мятежники с ней, бескрылой спутницей королевы, которую они пытаются свергнуть? Стоит ли мне отослать ее подальше от двора, чтобы она была в безопасности?

Я засыпаю, так и не получив ответов на свои вопросы.

Следующие несколько дней я летаю или же катаюсь верхом и с Летией, и с Ароном, как обычно. Но беру с собой больше стражников и добавляю к своему костюму для верховой езды пояс с мечом; что бы я ни говорила Арону, разговоры Пианета о заговорах заставляли меня нервничать. Даже трансформация не может полностью подавить острое напряжение, покалывающее в позвоночнике. Но убийцы не появляются. Люди Пианета не находят никакой новой информации. Постепенно я начинаю расслабляться. Несмотря на снег, все еще сугробами лежащий в садах Цитадели, на клумбах начали появляться тонкие серебристо-зеленые кончики фростфизера. Я вспоминаю лето и розарий своей матери в Мерле, возвращаясь с полета, и нахожу на своем столе записку от Арона. Я направляюсь в его комнату, не переодеваясь. Арон, развалившись на подоконнике и свесив одну ногу, смотрит на фьорд, но когда я пересекаю комнату, он отодвигается, освобождая место рядом с собой.

— Что случилось? — я сажусь и поджимаю под себя ноги.

— О, ничего срочного. Я просто хотел сообщить, что мы получили еще одно письмо, от посла из Фриана, — он морщится, словно надкусил недозрелую сливу. — Он хочет срочно встретиться с нами, чтобы обсудить плачевное положение дел в Селонии и рассказать своему господину об опасениях наследного принца, который считает, что нужно предпринять что-то еще, чтобы помочь селонийской знати.

— Его опасениях, серьезно? — принц Эорман стал фактическим правителем Фрайанландии несколько месяцев назад, когда заболел его отец. С тех пор ходят слухи о его планах расширить сферу влияния Фрайанландии, если не его фактические границы. — Я устала играть в игры. Давай встретимся с послом. Давай спросим его, не приютил ли Эорман Таллис и Зигфрида.

— Давай не будем, — Арон поднимает руку ладонью вверх. — Зигфрид действительно провел некоторое время при дворе Фриана, и у Пианета там все еще есть люди, пытающиеся установить, не было ли более поздних контактов. Если мы выдвинем обвинения без доказательств, мы можем подвергнуть их риску.

— Думаю, да, — я делаю глубокий вдох, пытаясь справиться с раздражением от нашего бездействия. — Если это все, то…

— Есть еще кое-что. Я пригласил лордов Верона и Валентина отобедать с нами сегодня. В тринадцатом часу.

— Но сегодня День красных угольков… — я не могу скрыть своего разочарования. Я думала, что смогу провести обед с Летией. — Они согласились?

— Всего лишь неофициальная трапеза, только для нас четверых. Мы отобедаем в зале для аудиенций, — глаза Арона сияют. — Я не знал, но, оказывается, Валентин чуть не потерял руку из-за травмы. Он рассказывал мне, как это его изменило и как он заинтересовался строительством… — он слегка краснеет. — Кроме того, дружба с ними может оказаться полезной, если Верон однажды станет править в Селонии.

— Сейчас это кажется маловероятным. Но это хорошая мысль.

Арон постукивает пальцами по колену, как будто у него на уме что-то другое, поэтому я медлю.

— Что ты наденешь, как думаешь?

Его вопрос заставляет меня приподнять брови.

— Я не знаю. Наверное, что-нибудь простое. Я спрошу Летию, — он пробудил во мне любопытство, Арон редко обращает внимание на одежду. — А что?

— Просто интересно. Я попросил портного сшить мне новую тунику, — он вскакивает и идет в свою гардеробную. На передней стенке шкафа висит зеленая бархатная туника почти такого же цвета, как и его глаза. Тонкая серебряная нить извивается замысловатым узором по всей передней части туники, но, в отличие от большинства вечерних костюмов, у этой есть рукава. Портной ловко протянул узор так, чтобы он не прерывался, когда пустой рукав Арона будет заколот.

— Что думаешь? — Арон ждет, глядя в мою сторону с волнением, но он не может так волноваться из-за меня. Он хочет произвести впечатление на Верона или на Валентина? — Не слишком? Я мог бы надеть и что-нибудь другое. Ты же знаешь, как некоторые из старых дворян относятся к тем, кто чересчур старательно одевается в День красных угольков…

— Ты король, Арон. Ты можешь носить все, что тебе нравится, — ткань туники оказывается очень мягкой. — Она прекрасно сшита. Цвет тебе подойдет, я не удивлюсь, если ты установишь новую моду на длинные рукава по вечерам. Ты будешь выглядеть очаровательно, — облегчение на его лице заставляет меня улыбнуться. Я мягко толкаюсь в его плечо своим, — увидимся вечером, милорд.

— Адерин…

— Что?

— Вопрос о том, стоит ли нам помочь селонийской знати вернуть свои земли… — Арон опускает взгляд и трет носком сапога заштопанный кусок ковра.

— Я думала, ты согласился с тем, что мы не должны рисковать и втягивать королевство в войну? — я выпрямляюсь. — Ты слышал, как лорд Валентин описывал происходящее в Селонии. Как думаешь, как откликнется наше бескрылое население, если мы поможем селонианской знати вернуться домой, чтобы они могли и дальше морить голодом свой собственный народ?

— Я не говорю, что мы должны это сделать, но я… — он вздыхает и снова смотрит на меня. — Если ты хочешь, чтобы наши дворяне согласились на настоящие реформы, а не просто позволить слугам учиться читать или открыть школу, тогда, возможно, будет лучше проявить больше сочувствия к селонийцам, чем на самом деле хочется. Помни, ты теперь королева.

Он разговаривал с леди Крамп?

— Имеешь в виду, мне стоит следить за своим языком?

— Я имею в виду: будь добрее, — он улыбается мне наполовину шутливо, наполовину умоляюще. — Пожалуйста?

Мой гнев угасает.

— Я постараюсь. Ради тебя.

Остаток полудня я провожу с Летией за чтением или игрой в дуэль. Мы так часто вместе играли и так хорошо знаем ходы друг друга, что игра занимает целую вечность. К тому времени, как я наконец ловлю ее орла, у меня остается всего полчаса на то, чтобы переодеться. Но Фрис торопливо облачает меня в простое шелковое вечернее платье, такое же бледно-зеленое, как только что распустившийся лист бука. Летия оставляет мои темные волосы распущенными, лишь подхватив несколько прядей одним серебряным гребнем. Я вхожу в зал для аудиенций с опозданием всего на несколько минут.

Наши гости уже там, стоят у камина с Ароном.

— Лорд Верон, лорд Валентин, спасибо, что присоединились к нам.

Оба кланяются, и Верон добавляет:

— Для нас большая честь быть здесь, Ваше Величество.

Арон ведет нас к столу, который слуги заставили едой. Никакого мяса в этот день, зато скумбрия и картофельный пирог, вареный лосось с зеленым соусом, салаты, запеченные в тесте овощи, хлеб, сыры и несколько различных видов тортов и пудингов. За едой мы беседуем на общие темы. Местные продукты, вина, различия в ландшафте между Соланумом и Селонией. Я описываю эксперименты инженеров в Фениане по созданию механического насоса, работающего на пару. Все это кажется очень… неестественным. Верон, в частности, кажется напряженным. Часто мы с ним молчим, пока остальные болтают. Когда Арон встает, чтобы показать Валентину несколько мечей, вывешенных на стенах вокруг нас, я поворачиваюсь к Верону.

— Пожалуйста, не чувствуйте себя обязанным оставаться, если устали, — он не отвечает мне; нахмурив брови, он пристально смотрит на своего брата и становится еще строже, когда Валентин смеется над каким-то замечанием Арона. Поглощенность Верона дает мне возможность рассмотреть его чуть внимательнее. Его волосы не чисто серебристые, а серебристые пряди, смешанные с бледно-золотыми; у него темно-синие глаза, почти фиолетовые. Без сомнения, он красив. Но неодобрительное выражение его лица, когда он наблюдает за братом, заставляет меня задуматься, не уступает ли его нрав по приятности его лицу. Я говорю громче. — Может показаться странным, что Арон пригласил вас на обед, если брать во внимание, какой сегодня день, но мой муж желает быть гостеприимным.

Верон переключает свое внимание на меня.

— Бесспорно, — он пожимает плечами. — Всем нам нужно есть.

Его тон звучит насмешливо. Я хочу напомнить ему, что он гость в моем королевстве, незваный гость, зависящий от моей щедрости к одежде, которую он носит, и кровати, в которой он спит; но, как напомнил мне Арон, я королева. И я пообещала, что постараюсь. Поэтому я закрываю рот, стараясь не высказать своих мыслей, и, повернувшись спиной к Верону, беру свой бокал вина и подхожу к окну. Луна убывает; в небе за Цитаделью висит неровный круг, добавляя блеска горным вершинам и темным водам внизу.

Я стояла у другого такого же окна, в другую ночь, с Люсьеном. Он так и не покинул Цитадель. Я думаю о комнатах и коридорах, гадая, где Люсьен, что он делает, пока голос Верона не возвращает меня в реальность.

— Простите меня, Ваше Величество, — он стоит около моего плеча. — Моя скорбь по родине делает меня… безрассудным.

Я наклоняю голову, не особо доверяя своему языку.

— Обед выдался приятным, — продолжает он, — но все напоминает мне о том, как сильно отличается — отличалась — Селония от Соланума. Еда. Вино. Дело в том, что вы можете говорить о своих бескрылых, как об изобретателях. Все это так странно, — он натянуто смеется. — До вчерашнего дня я даже не знал, что вы здесь истинная правительница и что король правит по вашему праву. В Селонии у нас нет — не было — женщин у власти. Никаких женщин-стражниц — тех, кого вы зовете защитницами. Никаких женщин, занимающих такие должности, как ваш клерк. Определенно нет королевы, которая стояла бы выше всей знати королевства.

А я думала, что это Соланум сопротивляется переменам… Верон наблюдает за мной, ожидая ответа, поэтому я заставляю себя сказать что-то более или менее нейтральное.

— Тем лучше для меня, что я не родилась в Селонии.

— Но селонийские женщины находятся под защитой. Никто не ждет, что они будут сражаться или утомлять себя политикой, — он слегка улыбается. — Ни одна селонийская женщина не умеет обращаться с мечом, как вы. Они управляются с домашними делами и считают этого достаточным.

Я собираюсь спросить, узнал ли он это от самих селонийских женщин, но он продолжает.

— Хотя, надо сказать, Селония во многих отношениях пленница своего прошлого, — его взгляд возвращается к брату, который снял со стены один из мечей и взвешивает его в руке, восхищаясь мастерством. — А иногда наше наследство — скорее бремя, чем радость.

Неужели он ничему не научился после восстания, которое заставило его бежать из дома? Что бы там ни думали Арон и леди Крамп, я не могу стоять здесь и молча соглашаться с ним.

— Если наследство для вас тяжкое бремя, я предлагаю вам отказаться от него. Какой смысл цепляться за традиции, которые больше не служат ни вам, ни вашему народу? — Он немного отстраняется, широко раскрыв глаза, но я продолжаю: — Ваш брат говорил о реформах, призванных помочь бескрылым. Почему бы не добиться их? Почему бы не улучшить жизнь и дворянам, если вы в состоянии?

Верон хмурится, и уголки его рта опускаются, на его лице ясно читаются сомнение и недовольство.

— Возможно, вы и правы, — наконец бормочет он. — По крайней мере, частично. Но перемены разрушительны. Даже если завтра я сяду на трон Селонии, мне придется убедиться, что цена того стоит. Я знаю селонийскую знать. Если я предложу им свободное, но неизведанное будущее, большинство будет цепляться за старые пути просто потому, что это их пути. Боль прошлого, по крайней мере, знакома.

Я думаю о бесконечно расстраивающих дебатах, которые мы с Ароном уже провели с защитниками и Собранием по поводу внесения поправок в законы.

— Верно.

Верон вздыхает.

— Как бы то ни было, я не правитель Селонии. А может, и никогда им не стану. Но мой первый долг по-прежнему перед теми, кто следует за мной. Я сделаю все, что смогу, чтобы вернуть им дом. Чего бы мне это ни стоило, — он опускает взгляд, покачивая вино в бокале. — Конечно, вы это понимаете. Цена лидерства. Жертвы, которые могут потребоваться, — когда он снова смотрит на меня, в его глазах появляется намек на приглашение. Поговорить или что-то еще?

Я напрягаюсь, гадая, не рассказал ли ему кто-нибудь о Люсьене, не предположил ли он, что мой брак — фикция.

— Что вы имеете в виду?

Моя резкость заставляет его покраснеть.

— Только то, что вы слишком молоды, чтобы править королевством. Это большая ответственность, — он проводит рукой по волосам, улыбаясь с грустью. — Например, сложно справиться с наплывом беженцев-дворян или чем-то в этом роде. И я полагаю, что дворяне Соланума довольно твердо стоят на своем…

Мне не нужно напоминать о моей молодости и неопытности, особенно тому, чье королевство лежит в руинах.

— Я уже успела понять, лорд Верон, что судить по внешности опасно, — воспоминание о Зигфриде — улыбчивом, ласковом, злобном Зигфриде — иголками впивается в кожу. — Его Величество и я в состоянии решить проблемы, стоящие перед нашим королевством. И я считаю нашу молодость преимуществом. Мы осмеливаемся мечтать о другом мире и не боимся пытаться воплотить его в жизнь, — слишком поздно я вспоминаю о леди Крамп и пытаюсь смягчить тон. — Я бы посоветовала вам не недооценивать нас.

Верон отворачивается от меня, сжав губы в узкую линию. Я благодарна Валентину за то, что он выбрал именно этот момент, чтобы повесить меч обратно на стену; он и Арон присоединяются к нам у окна.

— Какой меч, брат! — глаза Валентина блестят. — Такое равновесие и такая легкость. — Он поворачивается ко мне. — Из вашего личного доминиона, насколько я понимаю, Ваше Величество?

— Верно. Вам нравится фехтовать?

— Не очень, — он засовывает руки в карманы и бросает взгляд на брата. — Но я восхищен тем, как они выкованы. Восхищен тем, как изготовляются вещи в целом.

— В Атратисе есть несколько прекрасных оружейных мастеров. Может быть, вы захотите навестить их?

— С удовольствием, — он с энтузиазмом кивает, но вскоре его улыбка исчезает, и он снова смотрит на Верона. Я понимаю, что хоть он и ровесник Арона, но и вполовину не так самоуверен, как мой кузен. — Если у нас будет время до возвращения в Селонию.

Высокие часы на другом конце комнаты отбивают час.

— Уже поздно, — бормочет Арон. — Я уверен, вам обоим нужно отдохнуть. — Он дергает за ближайший колокольчик, и тут же входят слуги и начинают убирать со стола.

— Благодарю за сегодняшний вечер, — Верон кланяется Арону. — Благодарю вас за гостеприимство. А что касается нашего разговора, то он был весьма поучительным, — он одаривает меня улыбкой. — И приятным. Надеюсь, мы сможем вновь поговорить и вскоре снова сразимся.

Я замечаю, что несколько дней после обеда Арон показывает Валентину Цитадель; очевидно, наш гость интересуется архитектурой и историей этого сооружения. Мне приходит в голову мысль, что архивариус Цитадели и его каменщик смогли бы успешнее короля провести подобную экскурсию. И все же Арон, кажется, собой доволен. Но я не вижу старшего брата Валентина, пока не замечаю его в углу длинной галерки дождливым утром почти через неделю после нашего обеда. Верон спорит с другим изгнанником, худощавым стариком с красными кругами вокруг глаз и оранжевой кожей стервятника. Они прерываются, когда я прохожу мимо. Оба улыбаются и кланяются, но враждебность в глазах старика заставляет меня вздрогнуть.

Я забываю о наших гостях, когда добираюсь до своих комнат. Лорд Пианет ждет меня в приемной с бескрылым человеком, судя по одежде, купцом низшего ранга. Человек стоит сгорбившись, уставившись в ковер, прижимает к груди шляпу, а Пианет объясняет, почему он здесь: он видел на рынке в Хите объявление о награде за информацию, которая может помочь поймать Зигфрида и Таллис, и пришел рассказать.

Я сажусь и безуспешно пытаюсь погасить искру возбуждения, от которой учащается пульс.

— Не хотите ли присесть?

Мужчина бросает на Пианета испуганный взгляд, но повинуется, присаживаясь на краешек ближайшего стула.

— Насколько я понимаю, вы живете в Хите?

Он сглатывает.

— За пределами, Ваше Величество. Деревня Бичин.

— А вы?..

— Патер Крэксби, Ваше Величество. Агент господина Фингейла, торговец янтарем и драгоценными камнями, — он снова замолкает.

Пианет громко фыркает.

— Просто расскажи Ее Величеству, что ты видел, Крэксби.

— Ну… — Крэксби ерзает на стуле, стараясь отодвинуться как можно дальше от Пианета. — Я был в Вобан-в-Марке, за янтарем… — Он смотрит на меня, и я киваю, показывая, что понимаю. Мой отец позаботился о том, чтобы я была в курсе всех возможных фактов и цифр, касающихся Атратиса. Я знаю, что янтарь — один из наших основных экспортных товаров, что большая часть торговли проходит через Вобан, а сам город разделен: он находится на границе между Селонией и Фрайанландией. — Ну, — продолжает Крэксби, — я согласовывал условия следующей партии с импортерами. Мэррон и Компания; они находятся в Северном Вобане, на улице вдоль пристани. Я глядел в окно на корабли, пока они проверяли документы. Комната находилась на втором этаже, так что оттуда открывался хороший вид. Я наблюдал за толпой; город был оживлен, переполнен селонийскими беженцами из Южного Вобана. И тут я увидел его. То есть Зигфрида Редвинга. — Он бросает взгляд на чашку с водой, которую слуга поставил на стол рядом.

— Пожалуйста… — я указываю на чашку.

Крэксби осушает ее.

— Он был на улице прямо подо мной, разговаривал с большим седовласым парнем, одетым как моряк, с заплетенными в косу волосами, — Крэксби дотрагивается до своих волос, — и в брезентовой куртке. Оба указывали на корабли.

— Вы уверены, что это был он?

— Да, Ваше Величество. Дул свирепый ветер. На нем был плащ, но я разглядел под ним богатую одежду. И хотя седовласый мужчина был в перчатках, на нем перчаток не было. Так что могу сказать, что он был дворянином. А потом с него сорвался капюшон, и как только я увидел его лицо, я все понял, — он обращается к Пианету. — Я изучал рисунки на рынке. Все мы в Атратисе хотим помочь Ее Величеству, поскольку она, если можно так сказать, одна из нас.

Пианет выглядит так, словно не знает, как проглотить это замечание, поэтому я тепло улыбаюсь Крэксби.

— Спасибо. Как давно это было?

— Три недели назад, Ваше Величество. Я не мог добраться сюда быстрее. На обратном пути в Хит дул встречный ветер, а потом после зимы дороги стали очень плохи. Не то чтобы они были хороши раньше… — он замолкает, слегка задыхаясь.

Я помню комментарии Люсьена прошлым летом о дорогах Соланума: их не поддерживают в хорошем состоянии, потому что ими пользуются только бескрылые.

— Вы правы, Крэксби. Дороги плохие. Надеюсь, со временем мы сможем их улучшить. Еще один вопрос: корабль, на который они показывали, вы знаете, куда он направлялся?

— Я не был точно уверен, что это был за корабль. Но я стоял прямо напротив Атратской пристани…

Мой собственный доминион — я прижимаю руку к груди, делаю вдох, чтобы замедлить бешено колотящееся сердце.

— Лорд Пианет, пожалуйста, соберите королевский совет как можно скорее и пошлите письмо лорду Ланселину в замок Мерл, сообщите ему, что Атратис находится под угрозой и что он должен предпринять все необходимые действия.

Слова Крэксби доказывают, что Зигфрид и его сводная сестра не просто исчезли. Достаточно доказательств, чтобы убедить мое непокорное дворянство, что пришло время подготовить королевство к войне.

Крэксби поднялся со стула и протянул небольшой сверток.

— Это… подарок, Ваше Величество, от моего господина. Он хотел, чтобы я заверил вас в его вечной преданности.

Я разворачиваю мягкую кожу и обнаруживаю большой, красиво вырезанный огненный камень. Королевский дар; полагаю, что бескрылые так же, как и дворяне, обеспокоены последствиями селонийской революции.

— Из Фениана, я полагаю?

Крэксби кивает.

— Там лучшие из них. Я привез его из Фениана прошлым летом.

Когда он кланяется и начинает пятиться назад, в моей памяти всплывает кузина Фрис.

— Крэксби, когда вы бывали в Фениане, вы слышали истории о каких-нибудь странных людях, которые не являются ни бескрылыми, ни знатью?

Мужчина нерешительно смотрит на Пианета.

— Вы можете свободно высказываться.

— Ну… — он тяжело сглатывает и мнет в руках поля шляпы, — я слышал такие истории. Но я их никому не рассказываю. И не верю им, в том числе. — Он выпрямляется, словно снова стоит на твердой земле. — Народ на севере Фениана говорит много всякой чепухи.

Крэксби и Пианет уходят. Я расхаживаю по гостиной, прислушиваясь к буре, бушующей за окнами, и гадаю, где же сейчас Зигфрид.

Дождь идет весь день. Ближе к вечеру, не в силах улечься, я спускаюсь в уединенный сад на крытой западной стороне Цитадели. Одетта, облаченная в мантию, встречает меня в прихожей. Вода с ее мокрых волос капает на мраморный пол.

— Ты летала в такую погоду, кузина?

— Я только что вернулась из Ланкорфиса. Я отправлялась навестить Ниссу, чтобы попытаться убедить ее вернуться ко двору, — Нисса отправилась в замок Сенаида на последний полет своего жениха и с тех пор была там.

— Безуспешно, как я понимаю.

Моя кузина качает головой.

— Но она дала мне прядь своих волос, — она дотрагивается до мешочка, висящего на шее, — и попросила принести его в жертву в святилище. Вчера должна была состояться их свадьба. — Одетта шмыгает носом. — Было так грустно, когда она говорила об этом; с каким нетерпением они ждали этого, насколько радостным должен был быть день свадьбы… — она замолкает, сжимая в руке мешочек.

Размышляет ли она о свадьбе, которая должна была состояться у них с Зигфридом? Или о моей свадьбе с Ароном, тайной и поспешной, устроенной ради безопасности королевства и спасения жизни Люсьена? Возможно, да. Я кладу руку ей на плечо.

— Мне нужно немного покоя. Я подожду, пока ты переоденешься, и пойду с тобой.

Спустя полчаса мы вместе входим в святилище. По высокому куполообразному пространству разносится отголосок пения. У входа стоит бронзовое блюдо на треноге; я задерживаюсь, пробегая пальцами по сухим лепесткам роз, пуская их сладость в воздух в ожидании, пока глаза привыкнут. Святилище сегодня тусклое, освещено только двумя масляными лампами и слабым дневным светом, который просачивается сквозь кольцо высоких витражей. Наконец мне удается разглядеть почтенных сестер в галерке над главным алтарем. Их церемониальные сюртуки обшиты перьями, сорванными, как однажды сказала мне няня, с их собственных преображенных тел. Пока мелодия сплетается вокруг нас, Одетта пересекает мозаичный пол и идет в свою любимую боковую часовню, кладет локон волос Ниссы на маленький алтарь. Некоторые волосы уже превратились в перья, как это обычно бывает у нашего вида. Пока моя кузина молится, я бреду туда, где на подставке раскрыта книга литаний ^[1] за этот месяц. Сегодняшняя литания находится в самом верху второй страницы: Не забывайте и о том, что листья дуба, прячущие и желудь, и орла, приносят жизнь в один день и смерть — в другой.

Так и есть, я полагаю. И если это так для дубов, то еще более верно для людей. Я вспоминаю свою зарождающуюся дружбу с Зигфридом и ту легкость, с которой он скрывал свои истинные намерения.

Последняя фраза респонсория ^[2] эхом разносится по святилищу, и сестры выходят с галерки. Одетта присоединяется ко мне.

— О чем задумалась, Адерин?

— О правде. О лжи. Как трудно бывает порой отличить их друг от друга, — я указываю на огромную мозаику, украшающую потолок святилища. Это изображение Творца в форме Жар-птицы, которая вылетает из звезды. — Даже здесь… ты веришь в буквальную истину всего, чему нас учили?

Одетта проследила за моим взглядом, глянула вверх и поджала губы.

— Если ты спрашиваешь, верю ли я, что земля на самом деле образовалась из перьев Жар-птицы, а море — из ее крови, то нет. Но я верю, что может существовать что-то или кто-то, кто мудрее и добрее нас. По крайней мере, я на это надеюсь.

— Я тоже, — я бросаю последний взгляд на литании. — А ты знала, что Зигфрид посещал Фриан? Арон сказал об этом.

— Зигфрид? — ее рука скользит к шее. — Многие дворяне проводят время за границей.

— Сегодня утром ко мне приходил человек. Купец из Атратиса. Он видел Зигфрида в Вобане три недели назад. Только Творцу известно, где он сейчас, — я замолкаю, не желая делиться с Одеттой своими опасениями, что Зигфрид уже вернулся в Соланум. — Но Таллис… должно быть, ее прячут во Фриане. Может быть, мне самой туда съездить? — Одетта начинает говорить, но я не хочу слышать ее возражений. — Или, может быть… может быть, нам следует пригласить сюда принца Эормана, а потом… — я пожимаю плечами, — схватить его. Держать его в заложниках, пока он не выдаст Таллис.

— Адерин, ты не можешь…

— А почему бы и нет? Обезопасить королевство, обуздать дворянство, заставить их изменить законы, а потом…

Свобода. Вернуться домой в Атратис, если захочется. Быть с Люсьеном.

По мраморному полу раздаются шаги. За нами идет крупный мужчина, судя по одежде, дворянин, хотя я его не узнаю. Он кланяется. Колеблется, будто не знает, пройти ли ему мимо меня к алтарю или заговорить со мной.

Но я слишком тороплюсь обсудить свой план с Ароном, чтобы ждать. Я киваю мужчине и иду к двери.

— Одетта, ты не могла бы…

Ее крик перебивает мои слова.

— Нож, Адерин! У него…

Примечания

1

Литания (лат. litania от греческого греч. λιτή, означающее «молитва» или «просьба») — молитва, состоящая из повторяющихся коротких молебных воззваний.

2

Респонсорий — повторяющаяся строфа (рефрен), которую община поет в ответ на строфу, исполненную солистом, а также обозначение такого песнопения.