Без лишних слов

Кэрри Лонсдейл, 2021

Карсоны и Уитмены – две семьи, чьи дети-подростки отлично ладят и проводят летние каникулы в одном доме. Но родители не всегда находят время следить за своими детьми, и происходит череда событий, которая разрушает летнюю идиллию. Более десяти лет спустя Оливия, любимая дочь Карсонов, встречает странного, плохо разговаривающего подростка Джоша, который оказывается сыном ее младшей сестры Лили. Из-за давней ссоры Оливия и Лили не общаются, но теперь Оливии придется отыскать сестру, а заодно разобраться с давними семейными тайнами, что годами отравляли ее жизнь.

Глава 7

День 2-й

Лукас приезжает ровно в полдень. Точно в назначенное время.

— Выглядишь, как отогретый мертвец, — говорит он Оливии, встречающей его у двери.

— Собиралась предложить ланч. — Она зевает, прикрывает ладонью рот и затягивает поясок шелкового халата, надетого поверх жгуче-розовой рубашки и шелковых темно-синих пижамных штанов. Легла Оливия поздно из-за того, что искала информацию по Лили. Пропавшей она не значится. Как и Джош. Ни он, ни она не зарегистрированы в социальных сетях. В интернете эти двое — призраки. Удрученная, она закрыла многочисленные открытые окна и посвятила остаток ночи последней панели иллюстраций, которую отправила редактору в половине пятого утра. Потом проспала поставленный на 8:00 будильник и проснулась только через три часа от какого-то звона. Как оказалось, Джош разбил тарелку. Следующий час Оливия расхаживала перед окном, поглядывая нетерпеливо на дорогу и спрашивая себя, когда же наконец приедет Лили. Может, она уже близко?

— Где он? — Лукас вытирает ботинки на придверном коврике.

Она кивает в сторону кухни.

— У него ланч.

Открыв дверь шире, Оливия впускает брата в дом. Лукасу она позвонила, поддавшись панике, когда увидела на голове племянника хирургический шрам. Потом ввела брата в курс дела, коротко рассказав о неожиданном появлении Джоша, его странном способе общения, шраме на голове, и предложила свое понимание ситуации. Либо Джош сбежал от матери, либо с их сестрой что-то случилось. Возможно ли, что она в беде? Не стоит ли отвезти Джоша в службу неотложной помощи? Лукас так не думает. Племянник здесь, он ходит и разговаривает, а скоро должна появиться и сама Лили. Когда Оливия попросила помочь, Лукас обещал заглянуть на ланч.

— Сколько у тебя времени?

Лукас смотрит на свой «Фитбит».

— Мне нужно быть на работе через сорок пять минут.

— Хочешь поесть? У меня сыр на гриле и томатный суп. — Кулинарных талантов ей все же не хватает. Суп она налила из банки, а с залежалого сыра пришлось соскрести немного плесени. Не забыть бы потом сделать заказ в бакалейном.

— Так ты покормишь меня в конце концов? Нет, я в порядке. Подзаправился сэндвичем по пути сюда. — Лукас сбрасывает с плеч перепачканную краской фуфайку, роняет ее на спинку дивана и кладет в карман ключи. На руках застывшие брызги голубой краски, ногти обрезаны до мяса. Оливия с трудом подавляет желание отправить брата вымыть руки, прежде чем он начнет что-то трогать. Сухие, ломкие кутикулы охватывают основание ногтей, иссохшая пустыня в конце плато загорелой кожи. Лукас выполняет заказы на малярные работы, и это его единственный источник доходов. Когда-то он хотел стать архитектором, но удержаться на выбранном курсе не сумел.

— Сегодня что-нибудь сказал? — спрашивает Лукас.

— Вообще-то нет. Больше помалкивает. — Насколько смогла понять Оливия, разговаривать ему трудно, он нервничает, расстраивается, закрывается. — Все утро рисовал. У него это хорошо получается. Способности определенно есть.

— Как и у Лили. — Лукас бросает взгляд в сторону кухни. — Помнишь? Она частенько этим занималась.

Оливия кивает.

Сестра, бывало, часами просиживала с карандашами, заполняя рисунками страницы тетради.

— А что ты обо всем этом думаешь? — спрашивает она.

— О чем именно?

— Я имею в виду Лили. Полагаешь, она появится? — В животе неприятное ощущение, как будто жареное яйцо перевернулось на сковородке. Надежда тает с каждой минутой. К этому времени Лили уже должна была бы приехать, ведь так? — В списке пропавших без вести ее нет. Я смотрела. Надо решать, что делать с Джошем.

Лукас поднимает руки и пожимает плечами.

— То есть ты ничего предложить не можешь? — Оливия сникает от отчаяния и досады. Иногда ей хочется взять в руки весло от каяка и треснуть брата как следует, выбить из него это безразличие. — А что, если мы не сможем ее отыскать? Что, если она не приедет, и у нас не получится ее найти? Что мне, скажи на милость, делать с Джошем? Отправить в школу? Позвонить Итану и сказать, чтобы забрал своего сына? А если он не захочет?

Лукас снова поднимает руки.

— Не торопись. Сделай паузу. Давай я познакомлюсь с парнем, а потом скажу тебе свое мнение.

— Только не говори ничего насчет его головы, — говорит она тоном защитницы и со стыдом признает, что уже давным-давно не испытывала ничего даже отдаленно похожего на это чувство в отношении брата и сестры.

— Даже если для этого придется притвориться слепым?

— Он носит бейсболку. И очень застенчивый. Будь с ним помягче. Большую часть того, что ему говорят, он понимает, но чем медленнее, тем лучше. И минимум слов.

— Как скажешь. — Лукас сует руки в карманы заляпанных краской холщовых штанов. — Ты все еще считаешь, что его отец — Итан?

— Да. — Она складывает руки на груди. Дуайт никогда ей не врал. Высадив ее у дома после разговора о беременности Лили, он сказал, что у него есть фотографии Итана и Лили в машине Итана. Он не принес их, не зная, как отреагирует на это Оливия, но предложил прислать по возвращении домой. Мол, только позвони. Оливия не стала звонить. Новость о том, что Лили и Итан вместе, разбила ей сердце. Так что, любоваться еще на фото? Нет, этого она бы не вынесла.

Лукас вскидывает брови.

— Так ты ему позвонишь?

Оливия морщится. Желания звонить Итану нет никакого, но, наверно, придется, если Лили не даст о себе знать.

— Вот что я тебе скажу. Я поговорю с Джошем, посмотрю, можно ли от него чего-то добиться. Если ничего не выйдет, звони Итану.

— Хорошо.

— И ко мне домой он не пойдет. — Лукас смотрит на сестру так, словно знает, о чем она думает.

— Да ладно. Вы с Лили были близки. И ты же парень. Вы сойдетесь.

— Не у тебя одной есть обязательства.

— Обязательства тут ни при чем. — Хотя, конечно, она держит в уме приближающийся дедлайн. — Просто…

— Что?

Оливия складывает руки на груди.

— Так странно видеть его здесь.

— Из-за того, что он сын Итана?

— И из-за этого, и из-за того, как все так повернулось. — Джош — живое напоминание о годах, когда она потеряла из-за Лукаса каникулы на озере, пережила разрыв с Блейзом, предательство Итана и бегство Лили. Темные годы.

Лукас чешет голову.

— Послушай, я сомневаюсь, что парень задержится здесь надолго. Понятно же, что Лили за ним примчится.

— Надеюсь, ты прав, — говорит Оливия, хотя внутренний голос шепчет, что здесь все не так просто, что дело серьезнее, чем кажется. Ночью она познакомилась со статистикой, которая отнюдь не добавила оптимизма. Ежегодно в одних только Соединенных Штатах без вести пропадает шестьсот тысяч человек.

Лукас снимает рабочие ботинки и подталкивает их ногой к стене.

— Отведи меня к нему.

Оливия ведет брата в кухню, где их встречают густые запахи расплавленного сыра и поджаренного хлеба. Склонившись над листом бумаги, Джош сидит за большим фермерским столом и с ожесточением рисует таунхаус, дополненный пальмами, кустиками и скейтом, забытым на чистенькой, словно списанной с открытки, передней лужайке. В какой-то момент он хватает синий графитовый карандаш и с воодушевлением покрывает бумагу длинными штрихами.

Рюкзак стоит на полу, рядом, все кармашки застегнуты, и Оливия впервые за то время, что Джош здесь, думает, что было бы не лишним узнать, что там у него, кроме рисовальных принадлежностей. Телефона, очевидно, нет. А бумажник? Удостоверение? И где находится этот самый таунхаус, который он рисует? Может быть, это его дом?

Оливия останавливается напротив Джоша и ждет, пока он обратит на нее внимание. Ей не хочется напугать его, как это случилось утром, когда, услышав звон посуды, она ворвалась в кухню, позабыв, что племянник еще не проснулся толком и пребывает в состоянии, близком к ступору. Он вскрикнул. Она взвизгнула. Потом ей пришлось еще несколько минут уверять его, что ничего страшного не случилось, что она не расстроилась из-за разбитой тарелки, и выслушивать его извинения. Потом Джош помог собрать крупные осколки и забрал у нее щетку, когда она попыталась подмести мелочь.

Лукас обходит стол и встает неподалеку от Джоша. Рассматривает набросок, детали которого — от точного выравнивания битумной черепицы до четкой передачи зернистой структуры деревянных перил крыльца — впечатляют, учитывая возраст художника. Потом указывает на линию крыши:

— Отличная работа, но наклон неверный. И окна не соответствуют масштабу.

Оливия бросает на брата сердитый взгляд. Не самое лучшее вступление.

Джош роняет карандаш и откидывается на спинку стула. Потом поворачивается и смотрит сначала на Лукаса, а затем на нее. В его глазах круговорот вопросов. Оливия видит это, видит, как шевелятся губы. Он не издает ни звука, только оттягивает нижнюю губу.

К горлу подступает комок. Как же он похож на свою мать. Лили тоже оттягивала губу, когда нервничала.

— Это твой дядя Лукас, — медленно, чтобы ему было легче понять, говорит Оливия.

Лукас протягивает руку.

— Приятно познакомиться.

Джош смотрит на повисшую над рисунком руку. Глаза его расширяются. Оливия замирает, готовясь, если понадобится, вмешаться и снять напряжение. Но Джош сует ладонь в руку Лукаса и, к удивлению брата и сестры, поднимает голову и улыбается. И улыбка у него такая же, как у Лили.

Дышать вдруг становится трудно, слезы щиплют глаза, и Оливия вдруг понимает, как сильно ей недоставало Лили. Неужели она так долго жила с этим чувством? Неужели погребла его так глубоко, чтобы не признавать, что исчезновение сестры оставило дыру в ее душе?

Лукас медленно и шумно выдыхает, смотрит на Оливию, и она понимает, что они оба заметили сходство.

— Да, парень и впрямь похож на нее. — Он вытаскивает кресло, садится и, вспомнив, что у племянника есть уши, поворачивается к нему. — Ты похож на свою маму.

Джош хмурится. Подталкивает пальцем карандаш.

— Я ее брат. Сейчас, покажу. — Лукас вытягивает ногу, достает из глубокого переднего кармана джинсов бумажник, разворачивает и перебирает содержимое — банкноты, пакетик с презервативом, квитанции. Наконец цепляет ногтем фотографию, вытаскивает и показывает Джошу.

Движимая любопытством, Оливия подходит ближе. На снимке они втроем — она, только еще юная, Лукас и Лили — стоят втроем на веранде, и ветер треплет их волосы, а на заднем фоне — серая вода залива. Это их последняя общая фотография. На один из дней рождения отца Шарлотта подарила ему «Никон», и Дуайт повсюду таскал его с собой.

Как раз в то время Оливия приехала домой на новогодние каникулы. Лукас уже перебрался в квартиру над гаражом и выглядел, как обычно, угрюмым и апатичным. Отношения с Дуайтом у него не ладились с тех пор, как отец не обеспечил сыну адекватной защиты, которую получили его друзья. Оливия об этом не знала, потому что Лукас ничего ей не сказал. Из них троих улыбалась одна только Лили. Улыбалась так, словно у нее был секрет. Только Оливия знала, что это за секрет. Лили спала с Итаном у нее за спиной и наверняка была беременна в то время, когда их снимал Дуайт. Спустя четыре месяца Лили убежала из дома. А через две недели после этого Оливия порвала свою фотографию.

— И ты все еще хранишь ее? — спрашивает она, удивленная тем, что брат носит снимок столько лет. Удивительная, несвойственная ему сентиментальность, особенно если учесть, что никаких теплых чувств в отношении семьи он никогда не выказывал. Какими же юными они были, когда все вдруг начало рваться. Лукас вернулся домой, отбыв срок за кражу в магазине. Отцу пришлось отменить свою третью кампанию по выборам в сенат из-за плохих отзывов в прессе. А Лили была близка к тому, чтобы пополнить список матерей-подростков.

— Да. Смотри. — Лукас протягивает фотографию Джошу, указывает на каждого, называет имена. — Вот тетя Оливия, вот я, а это твоя мама. Ты похож на нее — такой же подбородок, те же глаза.

Джош долго рассматривает снимок, потом возвращает его Лукасу.

— Где? — спрашивает он и выжидающе смотрит на Оливию.

— В доме твоих бабушки и дедушки, где росла твоя мама.

— Нет, где?

— Сисайд-Коув, примерно в десяти милях отсюда. — Оливия указывает на запад.

— Где? — нетерпеливо, с нажимом повторяет Джош.

— Хочешь знать, где твоя мать? — Она бросает вопросительный взгляд на брата. — Вообще-то мы надеемся, что ты нам скажешь.

Лукас засовывает фотографию в бумажник, а бумажник убирает в карман.

— Она приедет за тобой?

Никакой реакции.

— Это она отправила тебя сюда?

Он качает головой. Оливия и Лукас переглядываются.

— То есть она не знает, что ты здесь?

Джош пожимает плечами.

— Куда она ушла? — спрашивает Лукас.

— Ушла.

Лукас вскидывает брови.

— Ушла куда? — повторяет Лукас.

Джош тянет себя за губу.

— Ушла… ушла… — Он вытирает руки перед собой.

Оливия хватается за спинку стула и шепчет:

— Он думает, что она умерла. — В его глазах страх, а у нее иголки по всему телу. Почему он накануне пытался дать ей номер телефона Лили, если знает, что ее нет в живых и ответить на звонок она не может?

— Этого мы не знаем, — говорит Лукас и поворачивается к племяннику. — Она тебя бросила?

— Ушла! — кричит Джош и, оттолкнув стол, неожиданно поднимается. Оставшиеся после ланча пустые тарелки и карандаши скатываются на пол. Он хватает рюкзак, вешает на плечо и выходит из кухни. Хлопает передняя дверь.

— Куда он? — Оливия бросается вон из кухни. Лукас не отстает. В гостиной они подбегают к окну. — Слава богу. — Он здесь. Сидит на нижней ступеньке, закрыв лицо руками. Плечи дрожат.

— Пойду потолкую с ним, — говорит Лукас.

Оливия хватает его за руку.

— Нет. Рано. Пусть остынет. — Она терпеть не может, когда кто-то заставляет ее говорить, не дав времени приготовиться. Бедный мальчик.

— Ему отец нужен, а не я, — недобро усмехается Лукас. — У тебя есть номер Итана?

Оливия жестом посылает его куда подальше.

Он фыркает, просовывает ноги в рабочие ботинки и, наклонившись, завязывают шнурки.

— Что он имеет в виду, когда говорит, что Лили ушла?

— Думаю, он считает, что она умерла.

— Да, ты уже говорила. А вот я не уверен. — Лукас кряхтит и поднимается, подбирает фуфайку, набрасывает на плечи. — По-моему, он не знает, где она.

Хотелось бы надеяться.

— И почему ты так думаешь?

Он пожимает плечами.

— Чутье. Я посижу с ним немножко, посмотрю, не скажет ли чего, а потом на работу.

Оливия откидывает упавшие на лицо волосы. Лукас прав. Не стоит спешить с выводами. Джош путает слова. Возможно, Лили все-таки знает, где ее сын, и однажды появится здесь.

Она провожает Лукаса до двери.

— Спасибо за попытку.

— Не за что. — Он открывает дверь. — Да, а где Блейз?

Оливия вскидывает бровь.

— А тебе не все равно? — Она замечает, как напрягаются пальцы на дверной ручке, и отводит глаза. Да, нехорошо получилось. — Извини. Между нами все кончено. — По крайней мере, они так решили. Утром, еще до того, как она проснулась, Блейз прислал две эсэмэски. Она удалила их, не читая. После того как они расстались накануне вечером, чего еще он хочет?

— Жаль. Мне нравилось, что вы вместе. Ну ладно, удачи с Итаном. — Лукас хлопает ее по плечу.

— Иди к черту.

Дверь захлопывается, обрывая его смех.