Юбилей Дьявола. Геноцид народов в КНР

Курманбек Хабибулин

Основная история повествует о трагической любви сына высокопоставленного китайского чиновника и девушки уйгурской национальности. Действия героев происходят в г. Урумчи в КНР во время начала геноцида со стороны Компартии. Описываются тоталитарные цели столетнего фашизма, величие Компартии в полном ее проявлении над жителями поднебесной. Роман затрагивает человеческие ценности, цензуру, массовое убийство животных, домашнее насилие, производство хлопка и других продуктов методом пыток.

© Курманбек Хабибулин, 2022

ISBN 978-5-0056-3770-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Автор Хабибулин Курманбек Сабирджанович

Email:[e-mail]

Тел: [phone]

WhatApp: [phone]

Часть 1

Глава 1

КНР, г. Урумчи, 2009г.

Они не могли предположить, что расставание продлится долго, мучительно и возможно навсегда. Им совсем недавно исполнилось по семнадцать лет.

Полковник спецслужб, невысокого роста и слегка угрюмый, доедал в своей роскошной вилле жареного щенка с овощами. Он слишком трепетно относился к еде. Был крайне брезгливым не только к посторонней пище, но и к большинству людей. Поэтому предпочитал готовить сам. И можно сказать, что он испытывал блаженство от процесса приготовления. Готовил исключительно правой рукой, поскольку левая была искалечена давним порезом от удара топора. Перед жаркой, он обильно замачивал мясо собак в теплой воде с небольшим количеством уксуса. После чего выливал жидкость и повторял данную процедуру несколько раз, тем самым избавлялся от специфического запаха. Полковник относился к тем людям, для которых запах имеет не только особенное удовлетворение, но и олицетворяет собой философские убеждения, что запах — является одно из главных смыслов жизни.

Сын аккуратно подсел к нему за стол и долил в кружку ароматного чая. Как только полковник доел, Чак неловко совершил вторую роковую попытку в надежде убедить отца, что его возлюбленная не представляет угроз. Но попытка была жестко подавлена. Чаку не хотелось осознать, что отношение с чужестранкой отец никогда не одобрит.

— Безумец! Тебе тогда внятно объяснил, что ты обречен на крах. Твой выбор обернется страданием и потерей драгоценного времени. Время — невозможно воссоздать обратно. Глупыми мыслями позоришь наш род.

Небрежно отмахнув рукой в сторону, отец как бы дал понять, что его нервы на пределе. Чак молча ушел и будто сквозь туман поднялся на третий этаж к себе в комнату. Лестницы будто проваливались, а вместе с ними все накопленные ценности. Мир окончательно потускнел. Мысли о суициде переполнили дом. Крушить все, покончить с собой будет лучшим решением отомстить отцу и национальным устоям? Словно кот, он завернулся клубочком и попытался заснуть.

— Баран, — обозлился полковник, опрокинув сто грамм любимого виски возле камина. Его крайне бесило, что сын приобретал гуманное отношение к людям, не был тверд характером, как ему казалось. Медленно взрослел и самое главное не обладал аналитическим складом ума. Три года назад он договорился с военной академией, чтоб приняли Чака на службу, не смотря на то, что сын завалил все экзамены. Через полгода комиссар академии вежливо расстроил полковника, что его отпрыск не способен вытянуть службу. На курсе молодого бойца Чак промахивался, стреляя в собак и кошек. Тренеры по военной подготовке выявили, что сын испытывал милосердие и жалость к животным. Поэтому специально отводил мушку в землю. За тесты, которые выявляли способность стратегически мыслить, он получил крайне отрицательные балы. Позже у него обнаружили хронический бронхит, по этой причине он часто болел и пропускал силовые тренировки. Полковник пользовался среди военных огромным авторитетом, находится рядом с ним было честью. Его маленькая просьба запросто решила бы оставить сына доучиться в академии. Но он все-таки решил отозвать его ради уважения к военной дисциплине. Более того, орден за отвагу, медаль перед отечеством и отличник коммунистической партии морально не позволили опозорить героический статус.

Чак долго спал, а что снилось не помнил. Прохладный душ помог немного избавиться от стресса. Он направился на речку, которая протекала неподалеку от дома. По пути к ней, он заглянул в магазин, купил пачку сигарет и спички, хотя ранее никогда не курил. Глядя на поток воды, мысли и решения запутались так, что казалось их никогда не распутать. Медленно закурив вторую сигарету, продолжил глядеть на речку. Позади него мяукал котенок. Спустя минуты две он пришел в себя и услышал котенка. Мяуканье не прекращалось. Чак прошелся по сторонам и оглядев кусты, понял, что котенок остался один. Теперь проблема, как быть с котенком затмила предыдущую трагедию. Около часа он просидел возле речки, любовался мелким созданием. Котенок не отходил от него и пытался заигрывать: потягивал зубами шнурки кроссовок, облизывал пальцы, пытался принять охотничьи позы.

Полил мелкий дождь, уже чувствовался запах осени. Листья разоделись в красочные оттенки. Чак присел с котенком на остановки. Благо автобус вскоре прибыл. Котенок, поджав сероватый хвостик, рассматривал усталых людей в транспорте и почти не мяукал. Ему было комфортно греться в ладонях. Чак заметил, что у котенка простиралась белая тонкая полоса от лба до кончика носа. В автобус еле вошла пожилая женщина. Чак хотел уступить ей место, но решил, что лучше этого не делать, поскольку одной рукой ему пришлось бы держаться за ручку, а другой было бы не совсем удобно придерживать котенка. К сожалению, никто не хотел уступать место пожилой женщине. Она еле стояла возле Чака, упираясь сгорбленной спиной об стекло. Ему стало жутко не удобно. Он предложил ей место и попросил подержать котенка. Женщина с радостью присела и почувствовала облегченье. Чак подал ей котенка. В какой-то момент он углядел в глазах пушинки добродушный взгляд мамы.

Халима жила в уйгурском, скромном районе, который сильно отличался от китайской культуры. Даже название этому району было присвоено в честь уйгурского народа. Но позже район переименуют именем китайского полководца. Здесь и еда заметно отличалась, также как и архитектура, семейный быт, а традиции вовсе были чужды титульной нации. Короче говоря, тюркская община сохранила всеми силами и верой свою историю и облик несмотря на постоянную давку коммунистической партии.

Уже вечерело, Халима с родителями возвращались домой с хлопковых полей. Большинство уйгуров, кыргызов и казахов трудились по шестнадцать часов, собирая по крупинкам хлопок. Их труд оценивается в восемьдесят процентов всего собранного хлопка в Китае. Хлопок является денежной культурой для правительства КНР. Цена на хлопок с каждым годом стремительно растет на фоне его нехватки на мировом рынке. За сбор хлопка коммунистическая партия платят гроши рабам, и столько же грошей платят за переработку хлопка и изготовления текстиля. Как говорится на кусок хлеба хватит, но без масла и колбасы. Практически весь мир с пеленок одет и по сей день одевается благодаря особо тяжкому труду рабских рук. Поэтому необходимо бойкотировать продукты и изделия, произведенные под жестким алгоритмом фашистской партии. А если все-таки по каким-то непонятным причинам вам досталась китайская продукция, то стоит бережно относиться к ней. Особенно к одежде и к хлопчатым продуктам, поскольку затрачивается неимоверный кропотливый труд и миллионы смертей, в том числе и дети. Сначала вскапываются поля, сеют семя, затем в течении двухсот дней полива произрастает хлопчатник. Для производства одной хлопковой футболки требуется около две тысячи семьсот литров воды. После сборки хлопка происходит отделения хлопок-волокна от семян. Затем разделяют волокна по длине. Потом хлопок обрабатывают в текстильном производстве. Ежегодно на хлопковых полях отравляются от пестицидов от трехсот до пятисот тысяч людей. Двадцать тысяч из которых погибают. К сожалению, из-за большого применения токсичных веществ в районах культивирования хлопка крайне высока детская смертность и велико количество новорожденных с неизлечимыми дефектами. Властям КНР выгодно всеми возможными методами переселять нацменьшинства вблизи хлопковых полей. С мусульман необходимо выжить остатки полезных соков, а затем их следует уничтожить — так гласит неписанный устав коммунистической партии.

— Как назовём? — спросила Халима, лаская котенка.

Она глядела такими влюбленными глазами на него, как любуются матери новорожденными детьми.

— Пепел или туча, — сказал Чак и, не дождавшись вопроса, ответил. — Похож на тучу или пепел. Кстати, когда его нашел были тучи.

— Туча красивей звучит. А можно растянуть Тууу-Чаа, — Халима продолжила гладить котенка.

Беседовали до ночи. О разговоре с отцом он не промолвил ни слово. Депрессивное состояние у него получилось скрыть довольно неплохо. Возможно Туча помог своим присутствием. Возвращаться домой не хотелось, но был вынужден. Заснуть долго не мог, постоянно набрасывались плохие мысли. Перед сном он выкурил три сигареты.

Глава 2

Полковник вернулся с работы слишком рано. Обычно его всегда привозил пожилой водитель на легковой машине, но в этот день он явился с военными на спецмашине.

— Помоги им, — сказал отец сыну, указывая на солдат.

Три десятка коробок фруктов, лапши, овощей, консервы, морепродуктов и риса аккуратно разложили на кухне. Затем солдаты занесли огромную позолоченную клетку, более походившую на вольер.

— Самая редкая птица мира, обитает на склонах Тибета. Дарю тебе, — отец гордо показал разноцветного птенца, переливающегося лучами солнца.

Чак будто снова ожил. Обняв отца, засиял улыбкой младенца. Вместе с отцом он долго наблюдал за птенцом. Затем полковник попросил сына сыграть мелодию на пианино. Звучала прекрасная мелодия, клавиши словно на сердце играли. Душа мгновенно отправилась в какой-то необъятный рай. Полковник не скрывал радости. С прикрытыми глазами вилял шею, наслаждаясь покоем, который часто его покидал.

Полковник в спешке уехал на службу. Приближался вечер. К тому времени Чак внимательно прочел книжку о тибетской птице. Затем созвонился с Халимой и поделился с ней восхитительной новостью о птенце. Они договорились встретиться. Чак заехал на такси к своему близкому другу Джету, они вместе направились в уйгурский район. Джет казался на вид довольно начитанным. По крайней мере тонкая оправа очков и зализанная прическа внушала статус умника.

— Вау, я читал об этой птицы, но никогда не видел. Отец у тебя крутой! — поражался Джет новостью о птенце.

Он приоткрыл окно машины.

— Тоже не ожидал, а позавчера я нашел котенка. Халиме подарил. Как раз его увидишь.

— А где нашел? — удивился Джет.

— Возле дома у речки. Пепельного цвета. Один сидел и мяукал.

— Забавно, давно у нас не видать кошек. Думал они только в больших городах обитают.

Внезапно раздался шквал выстрелов из автоматов.

— Это что было? — спросил Чак таксиста

— Наверное праздник.

Они завернули на центральную улицу.

— Какой может быть праздник? — Джет посмотрел на дату в телефоне.

Выстрелы усилились. Моментами казалось, будто стреляли из гранатомёта.

— Езжайте лучше туда. Понаблюдаем, что происходит.

Они завернули направо и попали в пробку. Выстрелы не прекращались.

— Что случилось? — спросил таксист водителей, стоявших в пробке.

— Кажется стреляют откуда-то сильно. Впереди трассу перекрыли.

— Мы не проедем, Джет давай лучше пешком пройдем.

Они расплатились с таксистом и быстрым шагом направились вдоль трассы. Выстрелы с каждым разом усиливались.

— Неужели война? Отец сегодня с военными приезжал и просил оставаться дома. Говорил, что его не будет дня три.

— Серьезно?

— Да.

— Может уйдем отсюда? Пока не поздно.

— Не, давай посмотрим. Если что сразу убежим.

Они прибавили шаг. С правой стороны улицы были видны толпы разбегающихся людей. Раздались вопли женщин, которых оглушали выстрелы. Люди бежали изо всех сил. Некоторые вломились в магазины разбивая витрины, но большая часть скрылась за переулками.

— Ужас, гляди.

Джет указал пальцем на другую улицу. Вдали образовался дым, сквозь которого разлетались искры. Около двадцати человек выбегали из дыма, но тут же попадали. Их прострелили безжалостные пули. Будто запах ада поглотил все вокруг. Секунды три Чак стоял ошарашенным, пока его не дернул за руку Джет.

— Бежим.

Они отбежали немного назад и укрылись за колбасным павильоном.

— Что там творится, ребята? — спокойно спросил продавец павильона.

— Людей расстреливают. Вы что не слышите?

— Плохо слышу, как еще раз?

— Везде стреляют. Людей убивают.

Продавец побледнел со словами да спасет нас Бог. Он быстро вышел с павильона и запер дверь.

— Открывайте, — заорал Джет, увидев, как снизу бежит толпа разъярённых мужчин и женщин прямо на них. Продавец со второй попытки открыл павильон. Они забежали во внутрь. Красный дракон извергал пламя, сжигая улицы. Снова посыпались отовсюду искры. Стрельба была настолько сильной, что уши моментально заложило. Запах пороха проникал в каждую щель. Несколько пуль насквозь пробили павильон. Звуки ада усилились. Кровь растекалась по бетонным стенам и асфальту. Стрельба не прекращалась. Наконец, прозвучали несколько контрольных выстрелов. Джет открыл глаза и увидел, что Чак придерживает голову уже мертвого продавца — его кровь бурлила со рта. Вокруг мутнело. Джет вырвал себе под ноги. Сидя на корточках, пристально смотрели друг другу в глаза, словно в последний раз видят.

— Выпей воды, — Чак откинул от себя мертвеца и подал Джету бутылку воды. Тот молча еле выпил. Минуты две сидели молча, иногда поглядывая на теплый труп. Вроде только что был в живых, а теперь нет. Чак аккуратно просматривал улицу из окна павильона. Сотни трупов плавали в крови.

— Кажется ушли, — достал телефон, но сеть была отключена. — Сети нет. Глянь свой.

Джет протер пот с лица и посмотрел на телефон, но и там сети не оказалось.

— Всех перестреляли, — Чак глядел в окно в надежде увидеть хоть одного живого.

Послышался плач детей. Звали на уйгурском языке маму. Чак увидел, как двое, возраста десяти лет, искали кого-то среди трупов. У одного из них началась истерика. Малыш сел на асфальт и руками начал бить по бордовой лужи. Другой умолял брата, чтоб тот успокоился, при этом не переставал раздвигать кровавые тела. Раздался грохот, здания загремели, поблизости проезжали бронемашины. Малыши тут же легли по сторонам, притворяясь убитыми. Две бронемашины лихо пронеслись по трупам.

— Эй. Слышите? — Чак негромко обратился к малышам. — Бегите сюда.

Дети продолжили разгребать горку трупов.

— Кто еще там?

— Дети кого-то ищут.

Джет приподнялся и, увидев людской фарш, чуть не потерял сознание. Облокотившись на дверь, он глубоко дышал. Немного высморкнувшись на себя, промолвил, что нужно отсидеться в павильоне. Чуть позже дети подбежали к павильону. Чак открыл дверь. Облитые кровью, они спросили, — почему всех убили?

— Понятия не имеем. Тихо сидите. Ваших родителей убили?

— Не знаем, маму не можем найти.

— А отец ваш где?

— Его никогда не было.

— Рядом живете?

— Да.

— Где именно? Дом где находится?

— Здесь.

Малыши не обращали внимание на убитого продавца, будто он смотрелся обычным манекеном.

— Давайте к вам домой. Тут не безопасно, — продышался Джет. — Может ваша мама вернется.

Один из малышей снова зарыдал.

— Ну-ка не плач. Жива она, — обратился Чак. — Покажите дом. Первым побегу, потом вы за мной.

— Этот дом, — малыш указал на ближайший дом.

Чак пробежал до дома метров сто и помахал остальным. Они вошли в многоквартирный подъезд. Была гробовая тишина. Квартира находилась на пятнадцатом этаже. На улицах все еще стреляли. Дружно выглядев в окна, увидели повсюду вооруженных солдат и ручьи крови. Назревал закат. К тому времени подъехали десятки мусоровозных машин. Солдаты расчистили улицы, укладывая трупы в машины. С такой легкостью закидывали людей, будто люди были стогом сена. Затем поливные грузовики смыли всю кровь с асфальта и стен здания. Малыш снова заплакал. За ним разрыдался его брат.

— Она вернется, не переживайте, — пытался подбодрить Чак.

Джет разглядывал стены, увешенными восточными картинами. Рядом стоял большой шкаф, набитый научной литературой. На комоде сверкали фотографии счастливых малышей с матерью.

— Сколько вам лет?

— Мне десять, а ему семь. А вам?

— Семнадцать. Мама вернется. Не плачьте. Верьте, что вернется, — хотя Чаку уже не верилось, что она вернется. — А когда примерно ушла?

— Утром. На работу вышла, она врач. Потом кто-то начал стрелять. Мы наблюдали из окон. Соседи выбежали, их убивали. Во всех стреляли, Хусана ака мы знали, он тоже сосед.

— Хусан ака — это кто?

— Дядя с колбасного магазина, где вы сидели.

— А-а, он к несчастью умер. Он в какой квартире жил?

— Ниже нас. На четырнадцатом этаже.

— Может по соседям пройдемся? — Чак обратился к Джету.

— Нужно для начала умыться. Сними рубашку.

— Точно. Ребята тоже умойтесь и переоденьте одежду.

Чак скинул с себя рубашку, пропитанной кровью и потом. Малыши нашли ему подходящую кофту по размеру. Они стучали и звонили в каждую дверь, однако никто не открыл. Темнело. Фонари погасли. Из окон практически ничего не было видно. Свет в квартире не стали включать, хотя было электричество. Решили соблюдать безопасность. Единственно зажгли свечу в туалете и в зале. Плотными шторами прикрыли окна. Просидели в тишине около получасу. Никто практически не говорил. Мысли разбегались по стенам. Где-то в углу надежда шептала, что вскоре ужас окончится. Малыш расстелил маленький ковер в сторону заката и начал молиться. Произносил что-то на арабском языке и много раз приклонил лоб об коврик. Затем он снова тихо заплакал. Его брат тоже плакал. Джет с Чаком пролили слезы, но от них легче не стало.

— Джет, будешь курить?

— Пожалуй, а есть? — согласился он, хотя ранее не курил.

— Есть, пойдем на кухню.

Они закурили.

— Откуда сигареты?

— Три дня назад начал курить. Помогают иногда от нервов.

Джет закашлял.

— Что думаешь, за что так убили? — шёпотом спросил Чак.

— Даже не знаю. Возможно заключенные были, с тюрьмы сбежали или радикальные банды формирования.

— Видел, как много женщин убили?

— Не обращал внимания. Психика не позволила.

— Детей жалко.

— Всех жалко. Хорошо, что в павильоне не убили. Того мужика тоже жалко.

— Он меня пытался прикрыть собой. Обнял. Когда кровь потекла на мое лицо, понял, что он умер. — Вдохнул дым, выдохнул глубоко.

В действительности был организован тщательно спланированный геноцид в отношении мусульман. Колоссальная подготовка и огромные вложенные средства к летней олимпиаде 2008года в столице поднебесной отсрочила зверский план на пару лет вперед. Кровавые события 2009г. в последующем не помешают провести зимние олимпийские игры в 2022г. в КНР.

Они докурили. Снова закурили. Спать было невмоготу и есть никому не хотелось. Пластом разлеглись на ковер в раздумьях. Кто-то из них часто плакал, но старались молчать. Иногда, с улицы доносились одиночные выстрелы — кого-то добивали. Молча поддерживали друг друга. Свеча медленно догорала на столе. Как только прикрывались веки от усталости, моментально вспыхивали трупы и выстрелы. Мозг практически кипел. Глаза слипались. В какие-то моменты приходилось массировать веки. Это помогало избавиться от порога страха. Глубокие вдохи также помогали на миг забыться. Поэтому приходилось часто глубоко вздыхать. Вдох, выдох и обратно вдох. Затем малыш захрапел, по-всей видимости, от непереносимого стресса организм его вырубился. Виски взбухли, глаза рассыпались. Смутно виделся ковер и стена. Оказалось, что разум представляет наилучший вариант, чтоб уснуть. Под утро они все заснули.

Спали недолго, около часа. Сознание быстро пришло в себя. Почти в один момент они проснулись. Наблюдали из окон, как рабочие шпаклевали стены высоток, затирали пробойные следы от пуль. Затем закрасили все, красили даже там, куда пули не попали. Разбитые витражи убрали и вставили новые. Протерли внутри и снаружи пыль. Развесили на стены здания огромные портреты Мао Цзэдуна и Ху Цзиньтао. Неожиданно послышались грубые голоса в подъезде. Солдаты носились по лестницам и где слышали малейший шорох, выбивали двери, а некоторые двери выбивали просто так. Треск древесин, кувалды и топот усиливали страх. Бледнота накрыла лица. Раздался плач детей и женщин. Их волокли за волосы на улицу. Несколько выстрелов. Кого-то убили. Снова грохот.

— Все молчим, даже если выбьют двери. Что бы ни было молчите. Только не заплачьте. Поняли? Не плачьте, — просил Чак.

Никто не подавал звуков. Джет взял на худший случай кухонный нож и стоял за дверью. Тело так тряслось, что казалось начнет заикаться. Шанс использовать нож сводился к нулю. Но все же выжить хотелось. У Чака была сковородка. Казалось, что их пристрелят. Убьют молниеносно. Малыши раздвинули перед собой судорожные ладони и шептали молитву. Один из них прикрыл глаза. Благо на последних этажах двери не выбивали. Возможно солдаты устали. Настала тишина. Не верилось, что выжили, что способны видеть, дышать.

— Надо выходить потихоньку. Возле того дальнего дома стоят военные. Они далеко. Можем выйти и с другого переулка уйти, — Чак прикурил сигарету.

— Неразумная затея. Вдруг рядом караулят. Пока мы здесь, мы в безопасности.

— Если будут караулить, уйдем.

— Кончай дурью маяться. Здесь отсидимся до вечера.

Чак задумался.

— Лучше сейчас пока светло. Если задержат, сразу скажу об отце. И что мы тут по — случайности оказались.

— Ага, а если внезапно стрелять начнут по-случайности, не спрашивая?

— Не знаю.

— К несчастью, у тебя мозгов не хватает.

— Сейчас надо, не бойся. Пойдем, если что убежим.

— Хватит.

— А вы потом придете? — обратились малыши.

— Да, вернемся. Ваша мама тоже придет. Никому двери не открывайте. Если начнут выбивать, спрячьтесь в шкафу или в ванну сядьте и шторами закройтесь.

— Хорошо, а через сколько времени придете?

— Через два часа.

— Точно придете? Будем ждать.

Чак посмотрел на Джета.

— Да. Может через три часа максимум. Не открывайте вообще, двери. Если мы скажем туча, тогда откройте. Туча будет нашим паролем.

После упорных уговоров, Джет все-таки осмелился рискнуть.

— Подождите, — малыш снял с себя какой-то амулет и подал Джету, — он помогает. В нем молитва.

— Не забудьте про пароль туча.

Спустились вниз. Шли по лестницам. Повсюду были выломаны двери. На шестом и третьем этажах были залитыми кровью лестницы. Улица была настолько безлюдна, казалось, что люди никогда не проходили здесь. Как в лабиринте они передвигались, оглядываясь во все стороны. Джет раза два лег и будто из бинокля всматривался вдаль. Успешно перебежали две улицы, свернув направо, помчались вверх. Обойдя несколько домов, вышли на центральную трассу. Машин не было, как и людей. Вдалеке расположились бетонные блокпосты с бронетранспортерами.

— Солдаты там. По-моему дальше тоже солдаты стоят.

— Как проскочим? — спокойно спросил Чак.

— Калибр семь шестьдесят два пробивает даже метал. Нас, как кроликов запушат.

— Давай слева обойдем за теми домами. Потом за тем мостом выйдем на улицу. Джет пойми, но я должен Халиму увидеть.

— Не совсем понимаю. Наилучший вариант — вечера дождаться.

— Вечером не видно будет.

Они перебрались на другую улицу и вскоре добрались до частных домов, за которыми простирались хлопковые поля. В переулках между частными домами увидели автобусы и сотни уйгуров. Покалеченных и даже престарелых женщин, военные закидывали в автобус. Дети попытались разбежаться в стороны, но шквал выстрелов в небо заставил всех лечь на землю.

— Халиму не видишь? — спросил Чак, спрятавшись за углом небольшого дома. Они находились в пятидесяти метрах от них.

— Видишь Халиму?

— Нет. Вижу, что окончательно влипли.

— Ее дом на другой стороне.

— Чак, пристрелят. Одумайся. Отец твой не поможет.

— Не пристрелят. Стреляют в небо. Видать арестовывают.

Они перебрались на другой переулок. Пожилая женщина с местными мужчинами стояли поблизости дома Халимы и что-то бурно обсуждали.

— На соседней улицы солдаты, они всех забирают, — обратился Чак. — Вам нужно уходить быстрее. Они сюда придут.

— Кошмар! Там стреляли? В людей?

— Нет, да, нет. Да, всех грузят в автобусы.

— Стреляли? Их много?

— Да, солдаты стреляют в небо и грузят людей в автобусы. Там солдаты. Вам нужно спрятаться. А Халиму знаете?

Толпа людей мигом разбежались по домам и, не дождавшись ответа, Чак побежал в сторону дома.

Халима кормила котенка во дворе. Ее родители копались в огороде. После того, как Чак с Джетом рассказали происходящий ужас, они в спешке собрали ценные для них вещи и паспорта. Всё вместе с котенком вместилось в три небольшие сумки. Им слишком повезло, через минут десять после их ухода в дом ворвались военные.

— Из-за нашей религии и нации мы чужды, — отец жалостно взглянул на дочь. — Других вариантов нет. Мы всегда мирно жили.

Женщина сказала на уйгурском, — да сохранит нас Бог.

— Мы раковая опухоль для Компартии. Давно назревает конфликт. Партия угробит нас. Единственный шанс выжить — покинуть страну. Иначе начнутся события, как было в Тяньаньмэнь.

У родителей поднялось давление, отдышка усугублялась. Благо, что вера вселяла надежду. Потихоньку добрались до центральной трассы. Город, будто вымер.

— Через те дома прошли. Но надо быть аккуратней. Там вверху солдаты стоят.

— Давайте сначала мы пройдем, а вы потом за нами.

— Хорошо.

В небе послышался вертолет. Где-то вдали он пролетел. Удачно добрались до малышей.

— Открывайте, это мы. Пароль туча. Туча.

Они снова постучали. Малыш радостно отпер дверь.

— А нашу маму не видели?

— Нет, на улице никого не было. Возможно позже придет. Познакомьтесь. Это Халима. Дядя Анвар и тетя Фарида.

— Я Хасан, а его зовут Халид. Он мой братик.

— Какие храбрые ребята, — подбодрила малышей женщина. Когда маму в последний раз видели?

— Вчера утром мама на работу ушла. Здесь убили людей.

Женщина что-то произнесла на уйгурском языке.

— Кто-нибудь из соседей жив? — спросил мужчина, протирая пот с лица.

— Не знаем, никто не открывает двери.

— Солдаты прочесывали подъезд. К нам не стучали. Сеть и телевизор до сих пор отключены.

— Вчера ближе к вечеру в нашем районе все отключили. И света у нас не было. Подумали неполадки на подстанции, — тяжело вздохнула женщина.

Халима расстегнула кармашек сумки и достала котенка. У малышей засияли глазки. Они попросили погладить котёнка. С улицы раздался рупор. Громко призывали народ явиться в полицейский участок.

— Уважаемые сограждане! Немедленно явитесь в полицейский участок. Не прячьтесь! Правительство гарантирует безопасность ваших семей, если во время явитесь в участок.

Они взволнованно слушали речь из рупора.

— Нельзя им верить, — сказал отец Халимы.

— Нужно дождаться реакцию ООН, — Джет попытался включить телевизор, но сеть была отключена.

— Может я схожу один в участок? Узнаю ситуацию, — задался вопросом Чак.

— Не надо, очень опасно, — возразила Халима и все ее поддержали.

В соседние двери громко стучала соседка. Джет на цыпочках подошел к двери, через глазок увидел молодую женщину.

— Там женщина какая-та стучит, — прошептал Джет старшему малышу. — Посмотри. Если незнакомая, не открывай.

— Это наша соседка. Тетя Рабия.

Малыш тут же отпер двери.

— Как вы тут, не испугались? Улыбнулась она. А ты что один? Где мама?

— Нет, нас много.

Соседка любопытно вошла в квартиру с вопросами, — кто вы, как сюда попали? В ее тональности звучало легкое не уважение. После того, как убедилась в правде, чуть успокоилась и рассказала свою версию событий.

— Переживать не нужно. В нашем районе жили террористы. Кто-то из местных их прятал у себя. Сейчас важно всем прийти в участок. Я с утра там была и меня отпустили. Показала паспорт. Проверили где живу.

— А что еще спрашивали? — отец Халимы не отрывал взгляд от женщины.

— Больше ничего. Адрес проверят и все. Вы не переживайте. Пойдемте вместе сходим. Я заручусь за вас.

— А нашу маму не видели?

— Она кажется там была. Значит скоро придет.

— Класс! — малыши подпрыгнули с дивана и вытянули руки вверх.

— Не бойтесь, пойдемте. Чем раньше сходите, тем раньше отпустят.

Кроме малышей, все спустились к улице. В конце дома стояли солдаты и тонированные автобусы. Соседка помахала военным и они направились к ним. Холодок лился по телу. Разъярённые глаза солдатов так уставились на них, что хотелось бежать. Будто голодные псы заметили жертв. Без слов, прикладом автоматов ударили отца Халимы. Он тут же свалился на асфальт. Все так быстро и грубо произошло, что очнулись в салоне автобуса. Чак влетел в салон, ударившись головой об сиденье. Остальных также жестко забросили к нему. По мимо них, в автобусе валялись около тридцати человек: кыргызы, казахи, уйгуры, татары — все они были перебиты. Некоторые из них скулили от боли в переломанных ребрах.

— У девчонки в черной панамке кошка есть в сумке. Дайте мне ее, — обратилась соседка к военным.

Солдат взял Тучу и отнес к соседке.

— Какой милашка, — женщина мило поцеловала котика и обратилась к солдатам. — В квартире остались два отпрыска.

Оказалось, что соседка служила партии. Как ни в чем ни бывало, она зашевелила булками и вместе с двумя военными направилась к дому.

— Послушайте, я сын Чжан Яна. Мой отец военный полковник, — обратился Чак.

— Чей сын? — не поверил капитан.

— Чжан Яна.

— Паспорт с собой?

— Нет, но поверьте я сын его.

Капитан приподнял Чака и отряхнул его одежду.

— Выходи.

Он вышел на улицу.

— Как оказался среди них? — капитан закурил

— Случайно оказался. Мимо проезжал. Во всех стреляли. Упрятался в том доме. Там мой друг и девушка, — Чак указал на автобус. — И ее родители. Их тоже отпустите. Они ни в чем невиновны.

— Их не отпустим. Они мусульмане. Приказ мусульман задержать.

— Почему такой приказ?

— Потом у папы спросишь. Приказ не разглашается. Тебя отвезут к отцу.

— Нет, я без них не поеду. Свяжитесь с отцом. Его попрошу, их отпустят.

Капитан неохотно связался с начальством и объяснил ситуацию. Перезвонили со штаба и дали указания, чтоб немедленно привезли сына домой под охранной. Больше никого не выпускать.

— Слыхал. Так что садись в машину.

Чак противился. Ему лихо скрутили руки.

— Друга выпустите, он китаец.

Капитан допросил Джета и убедившись, что тот действительно китаец, усадил обоих в машину и дал газу.

— А за что их так? Что они сделали?

— Военная тайна.

— Они же не террористы.

— Малой, много вопросов не задавай. Начальству видней террористы они или хуже. Я исполняю приказ.

Минуту ехали молча.

— Постойте, нужно вернуться. Та женщина моего кота забрала. В серьез говорю, мой кот.

— Сразу нельзя было сказать? Балван.

Капитан связался по рации с коллегой, попросил забрать кота у соседки и привести его по адресу.

— Через полчаса привезут.

— А та женщина с вами работает?

— Какая?

— Которая кота забрала?

Капитан взглянул на зеркало и промолчал.

Они подъехали к дому полковника. Капитан и еще два солдата остались во дворе дома и связались с начальством. Чак отпер дверь и с Джетом вошел в дом.

— Джет, что делать?

— Без понятия. Нужно отца твоего дождаться. Он способен решить.

— Он ненавидит Халиму. Наоборот посадит. Еще с котенком, что делать? — Чак ходил кругом. — Скажет вдруг птенца съест. Сможешь его у себя подержать временно?

— Смогу.

— Дядя Анвар прав. Из-за религии и нации партия их истребит. Тебе наверное лучше домой идти, как раз котенка захвати.

— Пожалуй пойду. Руки до сих пор трясутся. Домашние наверняка в розыск подали меня.

Джет казался преунылым, о чем-то думая.

— Остались сигареты?

— Да, пойдем ко мне в комнату. Там покурим.

Полковник явился ночью. К тому времени Джет с котенком находился у себя дома.

— Предатель! Как собачина предал, — горы ненависти выплескивались с глаз полковника. — Предал наши устои, предал меня. Предал родину, — полковник поднял указательный палец вверх. — Говорил тебе, что твоя шальная девица погубит. Понимаешь, что вообще, натворил?

Чаку страшно было смотреть в разъярённые глаза отца. Он чувствовал пронзительный стыд. В итоге он не выдержал чувство позора и заплакал.

— Исчерпал мое доверие. Иди и приди в себя мелкий гадёныш.

Полковник в итоге так устал, что сил говорить не осталось. Практически двое суток он не спал, руководя операцией по зачистке мусульман. Чак поднялся к себе в комнату и завалился в постель. Закрыв глаза, расчесывал лоб и сжимал волосы. Хотелось орать. Появилось неимоверное раздражение. Вспоминал наихудшие поступки отца в детстве. Вспоминал, как недавно полковник запасся продуктами перед расстрелом невинных людей. Как он забавлялся, слушая мелодию пианино. Чертовый Нерон!

Утром новости твердили, что группа вооруженных радикальных экстремистов готовили ряд терактов. Показывали якобы обезвреженных террористов и взрывные устройства. Двух женщин уйгурской национальности при помощи пыток заставили сказать на камеру, что их священная миссия заключалась в том, чтоб взорвать детский сад. Коммунистическая партия винила во всем западные страны и лидеров уйгурских диаспор.

Глава 3

Прошли осенние каникулы, Чак отправился в школу в надежде встретить Джета. Поскольку его телефон находился у полковника, он ни с кем не мог связаться.

— Как ты, воин? — Джет радостно обнял Чака.

— Так себе. Пойдет. Родители не ругались? Как к Туче отнеслись?

— Все путем. Сказал, что у тебя находился в те дни и не мог дозвониться. Туча частенько мяукал. Не знал чем его кормить. Магазины все были закрыты. Оказывается кошкам нельзя коровье молоко.

— Разве?

— Да, я тоже думал можно. Вопреки распространённому мнению, молочные продукты вредны для них. Изучил статьи о кошек. Кстати, породистым оказался. Шотландский вислоухий кот. Нашей семье понравился. Игривый очень. А отец твой, как отреагировал?

— Поругал немного. Не стал просить выпустить Халиму с семьей. Итак понятно было, что не выпустит. Кстати, новости смотрел?

— Конечно, думаешь правду говорят?

— Думаю нет. Кажется зачистка была под предлогом терроризма.

— Верно. Я просмотрел Би-би-си и другие запрещенные каналы. Партия решила устроить геноцид. Политические эксперты считают, что репрессии продолжатся в новом формате. В более жестком.

— Куда еще жестче? — удивился Чак.

— Нет предела в репрессиях. А наши это умеют, огромный опыт за спиной.

— Слушай, давай навестим тех малышей. Может их не тронули. Еще не знаю, как узнать, что с Халимой произошло. Хочу к ней домой съездить. Поехали вместе?

— Опять за старое.

— Уже то все закончилось.

— Хорошо, но после учебы.

Они подошли к дому малышей. Было полно грузовых машин. Рабочие выносили старую мебель и мусор из квартир. Другие рабочие заносили в подъезды рулоны упакованных обоев, керамические плитки и различные строительные материалы. Квартал был очень оживленным, будто массовый переезд совершался. И все они были китайцы.

Дверь была открыта, мужчины выносили ковры.

— Здравствуйте, а здесь кто проживает?

— Хозяин вышел, — ответили рабочие.

Квартира была в пыли и практически пустой. Когда вернулся новый хозяин, он рассказал, что эту квартиру приобрел два дня назад у государства. О малышей понятия не имел. Затем они добрались до дома Халимы, но там была аналогичная ситуация. Поселились новые хозяева-китайцы. По их словам они приобрели дома по упрощенной государственной ипотеке.

— Что делать?

— Необходимо заглянуть в полицейский участок на том районе. Вдруг того капитана встретим. Он тогда в полицейской форме был.

— Точно. А если отцу передаст, что я заходил? На этот раз меня сильно накажет.

— Тогда я попробую поговорить.

Капитан с коллегами курил возле входа отделения полиции. Джет подошел к ним и о чем-то несколько минут мило беседовал. Все это время Чак аккуратно наблюдал со стороны.

— Он сказал, что если ей семнадцать лет, то не расстреляют. Таким голосом спокойным произнес. А вот родителей на пожизненный срок лишения свободы упрячут. По-нашему законодательству так поступают.

— Они сейчас в тюрьме?

— Этого не знает. Сказал, что такие случаи не в их полномочиях.

— Может узнаешь, куда ее могли посадить?

— Хорошо.

Джет вернулся обратно от Капитана.

— Он не знает. А если даже знает, по-поему не расскажет.

Джет порылся в интернете о законодательстве КНР.

— Смотри, статья сорок девять гласит, что запрещен расстрел преступников, которым на момент преступления не исполнилось восемнадцати лет.

— Хоть это радует.

— А вот куда их помещают и насколько лет осуждают — не написано. Поехали к мужу моей сестре. Он в народной прокуратуре служит. Думаю он должен знать законодательные процедуры.

— Давай лучше завтра. Боюсь, что отец с работы вернется, а меня не будет. Снова ругать начнет.

Статья и правду являлась правдивой, что несовершеннолетних преступников не расстреливали. Власти КНР считают, что труд молодых преступников следует эксплуатировать во благо Компартии пока они не состарятся. Каждый изготовленный кирпич, забор, пусть даже это будут обычные тапочки для ног — все это благо для партии. А вот тех, кто уже утратил здоровье, зачастую расстреливали без суда и следствия. В китайских тюрьмах инвалидов никогда не существовало. Таким способом поступили и с родителями Халимы. В тот же день, как и других пожилых задержанных мусульман пристрелили без суда и следствия. Отец Халимы так молил солдат дать им шанс, что у него чуть приступ сердца не случился. А вот мать Халимы напрочь держалась стойко. С поднятой головой хладнокровно смотрела смерти в глаза. Она даже не дрогнула, когда свистели пули над головами. По десять человек вдоль стены расстреливали из пулемета. По данным уйгурских беженцев, в те дни были убиты более шестьсот человек.

На следующий день после занятий в школе, они отправились в народную прокуратуру. Муж сестры Джета объяснил, что дело резонансное особой важности под грифом секретности.

— Он только посоветовал обратиться в ИТК, возможно она там находится.

— Что такое ИТК?

— Исправительная трудовая колония для несовершеннолетних.

У Чака моментально помутнело в глазах.

У себя в комнате он слушал грустные песни. Сердце жалостью обливалось. За ночь он скурил полпачки сигарет. Утром решил прогулять школу и отправиться в ИТК. Не хотелось лишний раз напрягать Джета, итак слишком помог, да и он никогда не пропускал учебные занятия. Ехал долго. Где-то на отшибе увидел громадные синие стены с колючей проволокой. Там удалось узнать, что в этой колонии содержатся преступники титульной нации. Благодаря его настойчивости разузнал адрес ИТК для других национальностей.

Часы пробили полдень. Слегка полил дождь. За окном автобуса мелькали сонные деревья и опустошенные от хлопка невзрачные поля. Вдали простирались пестрые вершины гор. Чак надел наушники и включил симфонию Бетховена. Присмотрелся к пассажирам. Все они были другой национальности. С унылыми лицами, глядели в окна. Придерживали большие баулы. По-всей видимости, направлялись в колонию навестить своих детей. Столько горе в них таилось.

Автобус остановился. Водитель сказал, что маршрут завершился. До ИТК пришлось идти по разбитой тропе около двух километров. Караван страданий тихонько двигался к тюрьме. Чак помог пожилой женщине, предложив донести ее баул. Родители из дальних городов везли с собой вкусные блюда, фрукты, орехи, мед, рыбу и травяные лекарства. Месяцами откладывали деньги на теплую одежду. Носки и шапки старались вязать, так им казалось, что передадут свою энергию детям и тем самым избавят их от болезней. Чак расспросил родителей арестантов, возможно ли подкупить сотрудников тюрьмы, чтоб повидаться с Халимой. Но получил твердый ответ, что невозможно. Ему объяснили, что там очень строго и кроме родителей никому больше не позволят встретиться. Ито разрешают свидания раз в четыре месяца при условии если арестант не нарушит режимные правила. Разговорился с ними и попытался узнать за что осуждены их дети. Оказалось, что им влепили сроки за хранение запрещенной властью исламской литературы. Даже за углубленное чтение Корана, либо ношения хиджаба приравнивали к терроризму. Если спецслужбы выявляли подростков, которые проявляли большой интерес к религии, их прятали за непристойные стены. Родители не считали своих детей террористами, более того были убеждены, что религия не побуждает к радикальным методам экстремизма. Но свой протест родители подавляли в себе. Чреватые последствия поджидали в темном углу того, кто заговорит об этом вслух. Чак все же верил, что успешно получится подкупить сотрудников тюрьмы.

Пройдя половину пути, пожилая женщина любезно поблагодарила Чака и попросила дать ей баул обратно. Оказалось, что она шла к могилам, которые находились неподалеку от тюрьмы. Раз в месяц несчастная женщина навещала неизвестные могилы и проводила там практически весь день. Ни одной перегородки или надгробной вывески с именами и фамилиями не было. Никто и не подумал бы, что это могилы. Они походили на цветущее поле. Около четырехсот небольших бугорков, из которых произрастали несколько тысяч сортов петунии. Махровые цветки, окрашенные во все цвета радуги придавали необъятную нежность. Женщине казалось, что трех ее убитых сыновей в колонии закопали именно там. Поскольку она не знала в каких именно могилах лежат ее дети, ей приходилось ухаживать за каждым бугорком. Расчищала серпом колючие и не нужные сорняки, затем по бокам каждой могилы окучивала землю, куда закапывала семена неприхотливых растений. Каждый раз она расчищала около десяти могил и вокруг них засеивала цветами. Таким душевным методом она уже два с половина года заботилась о могилах. В действительности, там хоронили местных прокаженных. А тела сыновей там никогда не покоились. Их пристрелили за бунт в колонии и скормили свиньям на ферму. Обычно так поступали с телами, осужденных по статье терроризм и с бунтовщиками.

Чак решил прибавить шаг, чтоб первым добраться до тюрьмы. Без лишних глаз и ушей всегда легче договориться. ИТК для нацменьшинств выглядела недоступной крепостью, где веками царит тьма. Смотрящие башни, усыпанные грустью, перетянутые колючие проволоки, бесконечный лай недовольных собак — все это усиливали переживания. С каждым шагом становилось непереносимо худо. Чак уставился на огромные раздвижные ворота и призадумался. Неужели через них, совсем юную и безобидную кроху волокли? Какую муку испытала?

— Эй, юнец! Кого ждешь? — обратился к Чаку часовой на вышке.

— Да так просто. — Шуруй отсюда. Постой. Курево есть?

— Есть, могу поделиться.

— Красавчик. Пойди на проходную, передай через старшего, если можешь по-больше передай. Буду благодарен.

— Хорошо.

Чак постучал в железное окошко. И обратил внимание, что всюду окружали камеры наблюдения.

— Что надо? — грубо спросили, не открывая окошко.

— Сигареты солдату на вышке хочу передать.

— Оборзели. Какому солдату?

— На вышке, который стоит.

— Передай этому балбесу, что по уставу запрещено. Пусть свою дудку курит.

— Начальник, откройте окно. С вами нужно серьезно поговорить.

Окно открылось. Грубое лицо лет пятидесяти спросило. — Что еще?

— Есть серьезный разговор. Могу тут говорить?

— Говори.

— Я вас отблагодарю, — волновался Чак, подбирая подходящих слов. — Мне нужно узнать об одной девушки. Не привозили ли ее сюда.

Грубое лицо тщательно просканировала Чака.

— Валяй отсюда. Это закрытый режим. Тебе никто не даст ответа.

— А с кем могу поговорить?

Окно захлопнулось.

— Подождите.

— Валяй отсюда, пока не прикончили.

Чак развернулся и направился к дороге.

— Передал сиги? — радостно прокричал постовой.

— Нет. По уставу сказали, что не положено.

— Тогда покури за меня. Молокосос, — постовой громко засмеялся.

Чак заглянул в ближайший небольшой магазин. Крепкий мужчина в военной форме опрокинул в свое горло стакан водки. Немного пощурившись, закусил квашенной капустой. Время на раздумье не было. Чак почти в упор подошел к нему.

— Извините. А вы случайно не в тюрьме работаете?

— Повтори, — мужчина обратился к продавцу. — Затем недовольно рассмотрев Чака, ответил. — Работают работяги, а я служу отечеству.

— У меня к вам серьезный разговор.

— Говори.

— Не здесь. Позвольте выйдем.

— Смышлёный, давно таких не видал.

Мужик снова опрокинул стакан водки, но на этот раз не закусывая. Они вышли за дверь и отошли от магазина.

— Мне важно узнать находится ли моя девушка в тюрьме. Отблагодарю за информацию.

— Ты кто вообще?

Чак чуть не ответил, что он говорящий человек.

— Я парень ее. Просто так получилось, что не могу разузнать в какой тюрьме она находится.

— Что в сумке прячешь?

По привычке сработало тюремное правило — убедиться, что в карманах нет ничего запрещенного. Чак расстегнул сумку и показал школьные учебники. Мужчина попросил открыть все карманы, по-всей видимости, чтоб быть уверенным, что в сумке нет записывающего устройства.

— По какой статье привлекли?

— Не знаю, наверное по терроризму. Но она не является таковой. В последних событий с уйгурами ее увезли и она пропала.

— Как тебя величать?

— Чак.

— Чак-Чак. Сигареты есть?

Он подал мужчине пачку и зажег спичку. Сразу вспомнилось, что Чак-Чаком ласково прозвала его Халима.

— Сколько лет тебе?

— Семнадцать, так же как и ей.

Мужик оглядывался по сторонам и медленно затягивался.

— Пойдем, пройдемся.

Они отошли подальше.

— Я смогу узнать. Но опасно. Не могу тебе верить. Молодой, взболтнёшь где-нибудь.

Мужик пристально глядел в добродушные глаза Чака.

— Нет, я не такой. Даже если меня допросят, я вас не выдам.

Мужик засмеялся и подкурил вторую сигарету.

— Фамилию знаешь ее?

— Да. Собирова Халима.

— Собирова, — повторил мужчина, чтоб не забыть. — Как благодарить будешь?

— Не знаю, вы скажите как.

— Неудобно мне у тебя просить. Если с финансами в порядке, от души дай.

Он запросил сумму, на которую можно было приобрести пятьдесят килограммов муки.

— Смогу.

— После завтра выйду со смены. В это же время жди меня возле той фабрики. — Мужик указал на пятиэтажное синее здание. — Во дворе скамейка есть, там жди. Договорились?

— Да.

Они сверили часы.

— Ладно, валяй. Послезавтра увидимся. Постараюсь узнать.

Глава 4

У Чака оставалось около семьсот накопленных юань. Вечером, когда полковник подкармливал птенца, Чак спросил у него тысячу юаней, объяснив, что хочет приобрести дополнительные книги по образованию. На самом деле он соврал, поскольку рассчитывал, что в дальнейшем понадобятся средства для Халимы. Полковник никогда не скупился, когда касалось образования или здравоохранения. Старался всячески инвестировать в будущее сына. Поэтому с радостью дал Чаку пять тысяч юаней.

— В последнее время мало уделяешь спорту. Спорт и образование должны быть всегда совместимы. Выдели обязательно время и запишись в спортивную секцию. Советую плаванье. Полгода поплавай, а потом попробуй себя в футболе.

Полковник достал из портмоне еще пять тысяч юаней и передал Чаку.

— Спасибо, обязательно запишусь. Я подумывал о теннисе. Плаванье тоже неплохо.

— Если больше тянет к теннису, пойди на теннис. Привезу стол и ракетки. По выходным вместе сыграем. Раньше у меня хорошо получалось. Как раз проверю свою реакцию.

Настал долгожданный день. Чак явился на встречу за полчаса раньше. Тюремщик прошел мимо него в старом пальто и шляпе. Жестом руки показал Чаку, чтоб он следовал за ним. Они свернули за фабрику.

— Есть сигареты? — по привычке спросил мужчина.

Чак дал ему полпачки в ожидании чудо.

— Твоя любовь в следственном изоляторе находится. Суда еще не было.

Он прикурил сигарету. Чувствовалось сильное волнение от него и запах алкогольного перегара.

— С ней все в порядке?

— Думай о чем говоришь. Там ни с кем не все в порядке. Напугана, как и остальные заключенные.

— Как она выглядит? Не били?

— Лицо нормальное, синяков не видел.

Мужик достал из кармана клочок бумаги.

— На, возьми. Здесь прочти. Это ее письмо. Потом заберу.

Любимый! Безумно счастлива, что ты жив. Здесь осталось только вера. Она меня уберегает. Храни себя. Не понимаю почему меня здесь держат. Узнай пожалуйста, что произошло с папой и мамой. Молюсь и скучаю по Вам.

Чак вернул письмо. И дал тюремщику ранее запрашиваемую сумму.

— А можно мне написать письмо?

— Нет, слишком рискованно. Застукают, расстреляют к чертям собачим. И тебя тоже расстреляют, как щенка.

— Может аккуратно получится передать. Попробуйте, вдруг получится.

Мужик задумался.

— Эх, молодой, был бы в моей шкуре обосрался от страха. Попытаюсь, но не обещаю. Ладно, пиши, но только пять строк напиши, чтоб маленькая бумажка была. Смогу ее быстро проглотить.

Чак вырвал кусок страницы от тетради и написал:

Привет, Халима. Я очень рад, что

Чак снова вырвал часть другого листа. Решил, что лучше начать текст по-другому.

— Что делаешь?

— Хочу переписать.

— Поэт что ли, дописывай то, — грубо произнес мужчина.

Чак продолжил текст на первом клочке: ты жива. Со мной все отлично. Я у себя дома. Знай, что тебя очень ценю и переживаю. Все сделаю, чтоб тебя освободили и мы будем вместе. На веке люблю тебя. Очень жду.

— Достаточно!

Мужик свернул клочок текста и всунул в задний карман.

— Послезавтра снова на той скамейке в это же время будь.

— Понял! Заранее большое спасибо вам, — Чак отблагодарил еще тысячей юанями. — Когда примерно состоится суд?

— Обычно в СИЗО два месяца чалятся до суда. Бывает и по году. Как карта ляжет. Она в красной камере содержится, значит по терроризму уйдет в колонию.

— Много случаев, что оправдывают?

— Террористов не оправдывают.

— Если докажут, что невиновна. Суд же отпустит?

— При мне такого не было. Тяжелая статья. Врагов народа никогда не оправдывают.

Чак не стал дальше мусолить тему.

— Пора прощаться. Будь аккуратен. Если заподозришь слежку, не приходи на встречу. Понял? Тебя и меня пристреляют без суда.

Пройдя метров пятьдесят, Чак задумался о письме Халимы. Тяжело дышалось, вокруг мутнело. В каждой букве он ощущал непереносимые страдания. Словно бутылку в дребезги разбили об бетон и теперь собрать ее некому. До остановки было невмоготу идти. Недолго думая, развернулся и направился в магазин. Там, не поздоровавшись с продавцом, попросил налить ему полстакана водки и стакан компота.

— Малой, не многовато ли?

— Нет, я так пил уже, — соврал Чак продавцу, прикинувшись так, что с ним все в порядке.

— Ну, как знаешь.

Продавец немного не долил водку до полстакана и положил перед ним квашенную капусту с маринованным помидором.

— Помидором лучше закуси.

Чак лихо опрокинул в горло огненную жидкость и закусил помидором.

— Еще можно долить? — глубоко выдохнул из себя.

— Нет, вполне хватит тебе. Плохо станет, стошнит.

— Не стошнит, налейте еще.

Чак снова глубоко выдохнул. Продавец на отказ обрубил в просьбе.

— Что стряслось?

— Все хорошо.

Он поправил лямку сумки, расплатился с продавцом и вышел ошарашенным из магазина. Продавец сказал ему в след, что если плохо станет, чтоб вернулся обратно. Но Чак этого уже не слышал. Моментально полегчало. Прошелся бесцельно ближе к полям и присел на сумку глядя на горы. На тот момент морально сломался. Жизнь обесценилась. Окончательно решил совершить суицид если Халиму не оправдают. Верил, что есть другой мир, в котором царит только доброта и счастье. Где не существуют кровь и горе, где не нужно мириться с произволом подлости и остального зла, что напоминало бы об этой жизни.

— Не знаю теперь, как узнать о ее родителях.

Чак с Джетом прогуливались в парке после учебы.

— Судя по тому, что народная прокуратура не имеет доступ к подобным делам, думаю не возможно узнать. Узкий круг типа твоего отца владеют информацией.

— Самое плохо, когда к близкому тебе человеку не можешь обратиться.

— По сути твой отец решает их судьбы. Тяжелый случай. На днях обдумывал, что если бы уйгуры имели полноценную власть, они бы с нами также поступили?

— Вряд ли, просто у нас законы и традиции через чур жестокие. Политика партии на крови и страхах построена.

— Ошибаешься. Не только у нас — это практикуют и другие нации ради сохранения своей идентичности и суверенитета. Фашисты в Германии истребляли же евреев. Японцы истребляли наших предков. Сколько жаждали нас захватить. Чингизхан захватывал наши империи. В истории круговорот войн происходил за превосходства нации над другими нациями. Пришлось великую стену построить от захватов колонизаторов.

— Это раньше было в каких веках, варварские понятия тогда были. Сейчас та уже современный мир.

— Не скажи, всего лишь семьдесят лет прошло с того времени, когда фашисты сжигали евреев. Думаю тюрки поступили бы с нашей нацией также. Другое дело, что категорически нельзя трогать невинных. С этим я солидарен.

Чаку быстро поднадоела национальная дискуссия.

— А что думаешь, что ждет после смерти, есть ли другая жизнь?

— В это особо не вникал. Реинкарнация наверняка произойдет. Эту жизнь прожить бы для начала.

Была теплая погода, Чак подстриг газон и обильно полил яблони и розы. Пока поливал, плохие мысли не давали покоя. Поднялся к себе в комнату и снова вспомнил каждую букву в письме. Представлял небольшую сырую камеру. Железная кровать, тусклое освещение, решетка на окошке, сквозящий холод, замученные арестанты. За суровой дверью дежурят надзиратели с дубинками. Он задумался, почему Халима должна испытывать страдания, когда китайцы радуются жизнью и даже не представляют какой сущий ад творится в этой Богом забытой стране. Казалось, что радость — временный обман, который непременно рухнет. Можно сказать, что ее в реальности не существует. Люди внушают себе радость, стараются украшать мир вокруг себя, верить в прекрасное будущее. Но в конце концов их ждет глубокое разочарование. Настанет настоящий мир мучений. Чак так запутался в себе, что голова разболелась.

Накормив птенца, Чак решил, что стоит заняться спортом, тем самым как-то отвлечься и устать. Пропотел на скакалке, отжимался, подтягивался на турнике и брусьях. Но это ни сколь не помогло. Направился в бассейн. Окунувшись головой в довольно мягкую воду, он ощутил внезапный покой. Весь негатив моментально растворился в пузырьках. Каждым движением рук, он как бы хотел обхватить не передаваемое словами наслаждение. Мир снова засиял надеждой. Появилось твердое убеждение, что после испытаний, обязательно произойдет непоколебимое счастье.

Спал он долго. За последний месяц наконец-то видел сон. Частями помнил, что бродил по горам с группой альпинистов. Проснувшись, рылся в интернете, чтоб понять к чему предсказывал сон, но не смог найти информацию. Чувствовал, что его одолевает какая-та лень и апатия ко всему полезному. Попытки настроить себя над школьными домашними заданиями — усиливало раздражение. Хотелось просто все пнуть, забыться и начать жизнь заново в другой стране вместе с Халимой. Сам того не подозревая его одолевала мрачная депрессия. Аппетит исчез, он заметно исхудал. Часами мог лежать в постели, отбрасывая в стороны плохие мысли. Чувствовалась большая нехватка хороших советов и полезных бесед о жизни. Пытался заставить себя быстро погружаться в сон. Казалось, что после снов обязательно произойдет чудо.

Он сидел на той же скамейки во дворе пятиэтажного здания. До встречи с тюремщиком оставался ровно час. Призадумавшись, что ответит спецслужбам на вопросы с какой целью здесь находится? И кого ожидает? Минут двадцать он думал и ничего правдоподобного не получилось выдумать. За сто семьдесят километров от дома для чего он сюда прибыл? Ведь вокруг только поля, тюрьма, продуктовый магазин и несколько промышленных фабрик. Наконец, он придумал глупую версию, что приехал с целью навестить давнюю преподавательницу по урокам музыке. Якобы он недавно встретил знакомого, который ему подсказал, что учительница преподает уроки в этом здании. В действительности два года назад учительница перестала преподавать и никто не знал, что с ней произошло. Как бы понимал, что это не лучшая версия для допроса. Но другие мысли казались намного хуже.

Чак прождал тюремщика около двух часов. К сожалению, он так и не явился. Прогулялся к магазину, подумав, быть может пьет и забыл о встречи. С взрослыми людьми подобное случается, но и там его не оказалось. Неужели раскусили? С поличным поймали? Покрутившись около получасу возле скамейки, принял решения, что пора ехать домой. Благо, что полковник не задал ни одного подозрительного вопроса. Как обычно, он замачивал собачку в теплой воде и уксусе, чтоб отведать ее на выходных.

В выходные дни полковник привез домой настольный теннис. Его установили под небольшим навесом, вокруг растянули сетку, чтоб мяч далеко не улетал. Они сыграли восемь партий. Несмотря на то, что полковник был левшой, он обыграл Чака правой рукой со счетом шесть два, при том, что две партии полковник поддался, не сказав об этом сыну.

— В этой игре, как и в других важно не совершать ошибок. Каждая ошибка ведет к проигрышу, — полковник вошел в азарт. — Будь внимателен. Не совершай ошибки и обязательно выиграешь.

— Да, но не успеваю за мячом.

— С опытом успеешь. Настройся. Смотри если тебе кажется, что игра уже потеряна, все ровно не совершай ошибок. Чувствовать игру должен, без этого никак.

Они направились в дом.

— Давно так не потел. Для первого раза хорошо сыграл. Молодец, — он похвалил сына.

Полковник тщательно вымыл лицо и пот из подмышек. Затем разогрев блюдо, приготовленное из щенка и овощей, включил телевизор. Вещали пропагандистские новости о сохранении и безопасности Китая. Драконы информационного агентства Синьхуа бушевали, вливая тоны лжи в народные массы. Один из сюжетов была история о пожилой китаянке. Одинокая женщина рыдала на фоне сожженного дотла дома. Корреспондент передавал, что от произвола терроризма женщина лишилась семерых детей и двенадцати внуков, а дом их сожгли радикальные экстремисты уйгурской национальности. Полковник оценивающе смотрел передачу. Чак уселся за стол и заварил зеленый чай.

— Надеюсь, ты хорошо осознал, что эти мусульмане враги нашей империи? Смотри, что натворили. Сколько невинных людей уничтожили. Сколько пострадало от них населения.

— Да, — поспешно ответил Чак. — Честно, думаю не все мусульмане такие.

Полковник резко отмахнул рукой в сторону так, что показалось у него окончательно испортился аппетит. Он чуть не сказал, — мать твою сраную.

— Эти варвары уничтожили более пятидесяти полицейских. Отрубили им головы, их детей перерезали. Пытались совершить теракты. Тебе кажется, что не все? Они плодят и воспитывают террористов. В чем вина убитых полицейских и их детей? В том, что защищали родину. Надеюсь вскоре ты поймешь какой ты глупый.

Чак не дотронулся до чая, хотя в горле пересохло. Внимательно слушал отца, не подавая вид, что ему не верит.

— Запомни мои слова. Не будь глупым, — он так строго посмотрел на Чака, словно взглядом убил его. — Твоя глупость обернется для тебя хуже терроризма. Ты должен всегда служить родине и своей нации, для этого мы рождены.

Полковник умело врал. Врал про отрубленные головы полицейских, врал про террористов. Представлял мусульман в облике каких-то зверей. Из-за маниакальной жажды уничтожить их, ему хотелось верить в свою же ложь.

Глава 5

Чак снова отправился в ИТК, точнее к той самой знакомой скамье. По его расчетам тюремщик должен был в тот день завершить смену. Прождав его час на скамье, направился в магазин. Попросил продавца налить ему кофе и подать пару булочек с маком. Пока заваривалось кофе, Чак спросил, — знаете того мужика, который стакан водки пьет? Помните я тогда рядом с ним был?

— Который высокий?

— Да, у него нос еще сплющенный. Шрам есть небольшой на лице.

— Знаю, а что?

— Нужен был срочно.

— Обычно после смены заходит. Подожди может зайдет. Он любит выпить.

— Да, это заметил. Знаете его адрес?

— Не знаю, он переехал года два назад. Раньше здесь жил.

— Понятно. Давно тут работаете?

— Уже три года.

— И как тут?

— Не жалуюсь. На жизнь хватает.

Продавец положил чашку кофе с булочками на стойку.

— Людей не многовато, но копить на жизнь можно. В городе с работой тяжеловато, бешенная конкуренция. Здесь у меня конкурентов не осталось. Да, и мне не нравится вся эта городская суета. Толпы людей, машин. Ты из города?

Чувствовалось, что продавец испытывал дефицит общения с людьми.

— Да. С детства в городе живу. Здесь необычно все видеть. Не представлял, что у нас такие места есть.

— Это поселок для работников тюрьмы. Ито они съехали. Дома пустуют многие. Но мне нравится. Я человек творческий. Люблю уединения и горы. Планирую еще три года поработать здесь, а потом, как накоплю, может переберусь в город.

— А сколько лет вам?

— Насколько выгляжу?

— На тридцать.

— Ровно сорок.

— Вы взрослый.

— Считаю в душе себя молодым, — улыбнулся продавец и заварил две чашки кофе, — а тебе сколько?

— Скоро восемнадцать будет.

— Студент?

— Нет, я на год отстал. В следующем году поступлю. Думаю на юриста или в айти сферу.

— Хорошие специальности. Я год проучился на режиссера, потом так получилось, что не смог продолжить учебу. Да и дураком был, хотел сразу работать. Но и сейчас не жалуюсь. Каждому свое.

Над холодильником проснулась черная кошка. Растянувшись, она ловко спрыгнула на пол и произнесла по-кошачьему приветствие. Чак ее ранее не замечал. Продавец подал ей миску с сухим кормом. Кошка казалось замученной. Прихрамывала, правого ухо не было. Частями виднелась прожжённая шерсть.

— Ого, как пантера. Сколько ему лет?

— Два года, но это не кот, а кошка. Она беременна, поэтому так толсто выглядит.

— Здесь много кошек обитают?

— Нет, вообще, бродячих не видал. Пришлось в город ехать, спаривать ее с котом. Боюсь ее отпускать. Тут же контуженные живут. Съедят или хвост отрубят.

— Недавно я нашел котика. Не понял, его мать что ли бросила. Девушки подарил. Породистым оказался.

— Это тоже вроде породистая. Просто жестоко издевались над ней. Ну ни че, скоро должна родить. Жду не дождусь. Видишь ухо нет?

— Да, отрезали что ли?

— Еще как. Когда ее взял, в потушенных бычках была. Обожжённой. Сейчас поправляется киса. Моникой назвал. Спроси почему.

— Красивое имя. А почему?

— В честь Моники Беллуччи.

Словно дитя расхохотался продавец. Моментами он выглядел странно. По физиономии лица казалось, что он еще не возмужал.

— А кто это Моника Беллуччи?

— Хорош. Не знаешь что ли?

— Нет, может знаю, но не помню.

— Это знаменитая киноактриса. Она во стольких шикарных фильмах снилась.

Продавец показал ее фото из интернета, но Чак впервые ее видел.

— Согласен, красивая женщина.

— Еще какая. У нее еще все натуральное. Безумной красоты. Обязательно посмотри фильм Малена.

— Малена?

— Да, запиши, чтоб не забыл. Грандиозный фильм. Такие актеры снимаются и постановка шикарная.

— Хорошо, посмотрю.

— Потом не благодари меня. На целую жизнь запомнишь фильм.

— Про любовь или что?

— В нем и любовь, и трагедия. И война. Все, как в нашем мире.

— Вы в точку попали. Мир оказывается жестоким создан. Последние события с уйгурами видели по новостям?

— Видел. Давно надо было этих террористов прикончить.

Чак понял, что не стоит переубеждать продавца. Ибо не познакомившись с Халимой и, не увидев тот кровавый день, он бы тоже считал уйгуров террористами.

— Потом котиков продадите?

— Не, себе оставлю. Один живу, как раз не скучно будет. Раньше к кошкам так себе относился, а теперь полюбил очень. Видишь дом с красной крышей?

Из окна он показал на дом, находящийся в пятидесяти метрах.

— Вижу.

— В нем живет контуженный пенсионер. Из-за него боюсь оставить кису в доме. Когда на работе, приходится ее рядом держать.

— В смысле? Не понял.

— Живодер настоящий. Псих. Я у него забрал эту кошку. Теперь злится на меня.

— Он ухо отрезал?

— Ага. Считал, что шизанутый от старости, но не настолько. Выгнал специально кошку на улицу. Она два дня мяукала под окнами. Спать не давала мне. Оказалось, что родила. Псих дразнил новорождёнными котятами и кривил своей мордой.

— В смысле, как это?

— Выгонял кошку на улицу. Из окна дразнил ее котятами. За шкирку брал и стукал их об стекло. У нее материнский инстинкт сработал, вот она и мяукала все время.

— Серьезно?

— Ну, да. Этот живодер потом еще съел котят. Мне предложил порцию в обмен на бутылку водки. За мной теперь ходит, чтоб кошку вернул. Мучать некого видать.

— А из-за чего таким стал?

— Психов не поймешь же. Психологические травмы влияют, с годами дуреют.

— Он в колони не работал? Может там чика съехала.

— По его рассказам где он только не работал. И космонавтом был, и в партии служил. Скоро планирую переехать неподалёку. Там ворота высокие и решетки есть на окнах. Псих не сможет залезть.

— Мда, странно, а почему их не лечат? В психушку не садят? Он же может дом спалить. Или убить кого-то.

— Кому это надо. У государство столько проблем. Старый и без психушки скоро помрет.

— Вам наверное следует обратиться в полицию. Его поместят на лечение. Не нужно будет никуда переезжать.

— Кажется не поможет. Лучше своей смертью пусть помрет.

Чак посмотрел на время.

— Мне пора ехать, а то на автобус опоздаю. Вы если встретите того мужчину, передайте пожалуйста, что его искал. Передайте еще, что послезавтра я в час дня здесь буду его ждать.

— Хорошо, обязательно передам.

— Хорошей торговли вам.

— Удачи!

Ближе к ночи снова напала апатия ко всему. Чак вспомнил о фильме, который посоветовал ему продавец и решил глянуть. В целом фильм ему понравился, но заставил призадуматься. Не насилуют ли Халиму в тюрьме? Ведь там никто не сможет ее уберечь. Учитывая ее красоту и кровожадный нрав китайских солдат по отношению к другим нациям, возможно насилуют и избивают. Как назло еще пропал тюремщик.

Рано утром, когда Чак собирался в школу, полковник сообщил ему, что вечером они отправятся на свадьбу. И спросил его, имеются ли у него классический костюм и туфли. То есть, чтоб костюм и туфли выглядели в отличном состоянии, а вообще, желательно новыми. К любым торжествам, полковник тщательно относился и прививал сына соблюдать семейные традиции. Чак обрадовал отца, что у него достаточно хороших костюмов, рубашек и туфель.

В КНР браки заключаются в соответствие с законом о браке 1981года, в котором установлен брачный возраст: двадцать два года для мужчин, двадцать для женщин. По традициям жених обязан передать невесте в подарок гуся. Если ответ положителен, то сваты снова отправляются в дом невесты с подарками. Назначается благоприятная дата для свадьбы. Выбирают четное число, которое значится двойным счастьем. Прежде чем девушка вступит в брак, она должна оплакать потерю своих близких. По причине того, что после свадьбы невеста становится частью семьи мужа, поэтому женщинам дают время, чтоб она могла попрощаться с родными.

Зал выглядел в традиционном китайском стиле. Сотни драконов увешали на стены и зачем-то повесили огромные портреты Мао Цзэдуна и Ху Цзиньтао. Будто глаза вождей должны обязательно присутствовать даже на свадебных церемониях. Шёлковая ткань и розы украшали столы, где были поданы десятки блюд, фрукты, различные сладости. Чак уселся за почетный стол рядом со своим отцом, где сидели родители жениха и невесты. В один момент ему стало грустно находиться в этом обществе, в обществе, переполненном лицемерием, национализмом, жестокостью, самолюбованием. Было противно быть частью общества, лишенной искренности, человеческих ценностей, доброты и любви. Около часу он просидел без настроение, затем сказал отцу, что ему якобы нездоровится. Полковник дал одобрение, чтоб он отправился домой лечиться.

Глава 6

Чак явился в магазин и спросил у продавца, — не видел ли он тюремщика?

Продавец ответил, что видел его и передал просьбу.

— Как киса поживает? — Чак допивал чай.

— Отлично, по срокам должна родить на днях.

— А у них тоже, как у мужчин, ой, то есть, как у женщин девять месяцев?

— Не, у них два-три месяца. Семидесятый день у нее пошел. Надеюсь, что роды безболезненно пройдут.

— Кот осеменитель какого цвета?

— Белого.

— Интересно, какие котята родятся?

— Возможно, как инь-ян.

— Псих больше не преследует?

— Отстал. Завтра перееду в другой дом. Псих с ума сойдет от одиночества. Кстати, фильм глянул? Или забыл?

— Посмотрел. Понравился, прикольный. И актеры в нем прикольные. Малена конечно, супер.

— Она отпадная. Богиня красоты.

— Мужа ее жалко было.

— Ну, так себе. Мне больше жалко Малену. Бедняга сколько пережила.

Дверь внезапно открылась, появился усталый тюремщик. Чак тут же привстал и чуть не отдал ему честь. Он сухо поздоровался с Чаком и сказал, чтоб он шел на старое место. Затем попросил продавца налить ему стакан водки.

— Слушай. Больше никогда не приходи сюда. Не говори никогда обо мне никому. В тюрьме ЧП случилось. Меня сутки допрашивали. Зачем продавцу обо мне сказал?

На этот раз он не просил у Чака сигареты, поскольку закурил свои.

— Просто попросил передать, что вас буду ждать. Не знал, как встретиться с вами. Переживал.

— Короче слушай. Меня никогда не видел и забудь. Понял?

— Понял. А что случилось?

— Побег был. Твоя тоже сбежала и двенадцать заключенных. Хорошо не в мою смену произошло. Так бы посадили.

— А как она сбежала?

— Ты прям, как следователь вопросы задаешь. Понятие не имею, как им удалось сбежать. Троих сотрудников убили. Я в серьез говорю, она сбежала.

Чак не мог поверить, но страх в глазах и тональность его слов подтверждали правду.

— А письмо получилось передать?

— Безмозглый что ли? Говорю же сбежала не в мою смену. И благо, что не в мою смену.

— Простите.

— Давай валяй и не спрашивай обо мне ни у кого.

— Хорошо, я все понял. Возьмите.

Чак протянул ему пятьсот юаней.

— Не нужно. Оставь себе.

— Возьмите, вы мне итак сильно помогли.

Мужик положил себе в карман пятьсот юаней.

Переваривая весть о побеге, Чак еле осознавал, что Халима где-то прячется на воле. Всю дорогу он пристально глядел из окон, надеясь по трассе увидеть Халиму. Стоило промелькнуть какой-нибудь девушке, ему виделась в ней частица Халимы. В недавних новостях ему удалось найти новость, что террористы совершили побег из малолетней колонии, при этом убив сотрудников исполнений наказании. Количество террористов не сообщалось. Теперь у Чака не осталось сомнений, что Халиме действительно удалось совершить побег.