Галльская война Цезаря

Оливия Кулидж

Эта книга посвящена одному из самых важных периодов в истории Рима – противостоянию многочисленных галльских племен успешным попыткам Рима установить единый закон на их территории. Восемь лет почти беспрерывных военных действий под началом гениального Цезаря прошли в противоборстве с враждебно настроенными варварами, славившимися отвагой, бесстрашием и хитростью.

Пролог

Книга Квинта Октавия

Я был одним из офицеров Цезаря и как муж его племянницы был хорошо с ним знаком и некоторое время находился при его штабе. Тем, что я пишу о его войне в Галлии, я не пытаюсь соперничать с его собственным рассказом о ней, а хочу в какой-то степени дополнить этот рассказ иллюстрациями так, как Цезарь однажды посоветовал мне. В том году, когда он жил вместе с нами на зимних квартирах, он время от времени проводил с нами вечер за общей беседой. Однажды мы говорили о том, как у нас пишут историю, и Цезарь заметил, что наше великое время может стать для людей будущего таким же трудно различимым, как для нас времена Ромула и Рема. Мы знаем рассказ о том, как был основан наш великий город, но лицо, телосложение и рост Ромула давно забыты. Не может ли случиться, что боевой порядок наших легионов, одежда и манеры длинноволосых галлов со временем сотрутся из памяти людей? Цезарь думал, что так будет, и действительно — большинство людей, видевших Верцингеторикса в дни его славы, уже умерли; мои ровесники навоевались досыта и теперь совсем не говорят о наших великих днях; даже длинноволосые галлы переняли римские манеры и стали богатыми. Цезарь предположил, что, для того чтобы сохранить наше время для будущего, потребуется описать многое такое, что мы знаем и считаем само собой разумеющимся. Его собственная, написанная с большим мастерством книга о Галльской войне, конечно, была задумана не так. Она — создание великого военачальника и командующего армией, который поставил себе задачу четко и ясно изложить факты. Но хотя Цезарь пожелал сам ограничиться только этим, он умел мимоходом высказывать мысли, которые развивали другие люди. Он интересовался теми, кто был моложе его и знал, что многие из нас разнообразили скучную жизнь на зимних квартирах тем, что сочиняли эпические поэмы или драмы. Может быть, ему надоедало слышать, как мы их читаем, потому что, правду говоря, все эти произведения были почти одинаковы. Но все же он на короткое время сумел заинтересовать нас описанием подробностей.

Возможно, он хотел только этого, но в моем случае получилось так, что я тогда поворачивался спиной к стихам и лицом к прозе. Месяц или два я просто горел желанием написать рассказ очевидца обо всей войне. Но оказалось, что самые тяжелые годы войны были еще впереди. Позже я был занят, и зимой так же сильно, как летом, и поэтому мало что делал для того, чтобы написать свой рассказ, разве что расспрашивал людей, с которыми был знаком.

Я мог бы забыть о своем намерении. Судьба распорядилась так, что во время осады Укселлодинума — последней осады в ту войну — я получил удар копьем, едва не оборвавший мою жизнь. В определенном смысле этих слов он действительно оборвал ее: моя военная служба закончилась, и большие гражданские войны, которые начались сразу после этой, шли без меня. Все, кто был моими друзьями в Галлии, во время этих войн погибли в сражениях или были убиты во время той резни побежденных, которая сопутствовала гражданским войнам. Я выжил лишь потому, что был больным, никому не известным калекой.

Здоровье подорвано, продвижению по службе настал конец, цель жизни полностью потеряна — так прожил я эти тридцать лет. Я стал всего лишь утомительным и скучным человеком, даже рассказы которого о прошлой войне почти все устарели, кроме двух или трех. Я не забыл о предложении Цезаря, но каким-то образом оказалось, что его собственный, мастерски написанный рассказ — это в точности то, что хотел сказать я. Может быть, я никогда бы не взялся за свой труд, если бы не встретился неожиданно с простым солдатом, которого когда-то знал. Его звали Вар.

Я сразу же узнал его. Вар лишился двух пальцев на той руке, которой держал меч. Нос у него был сломан, а через одну щеку сверху вниз шел шрам, из-за которого на ней образовались складки. Вар хромал, и шлем протер ему лысину на голове. Но он по-прежнему насвистывал сквозь зубы старую песню, которую мы когда-то слышали в Галлии.

— Да это Вар! — произнес я.

Он посмотрел на меня, склонив голову набок, как делал раньше, но не узнал.

— Я служил у Цезаря в Испании, Африке и Греции, — заговорил он, — был с Авлом Гиртием, когда его убили возле Мутины. А их, — он протянул вперед руку без двух пальцев, — потерял, сражаясь вместе с Октавианом против молодого Секста Помпея. После этого уже не мог держать меч как надо, вот и начал свое дело — у меня постоялый двор и почтовые лошади. Здесь много проезжает тех, кого я знаю. Нельзя ли хоть немного подсказать…

— Это было гораздо раньше всего того, о чем ты вспоминал, — сказал я. — В Галлии.

— Давно оно было. — Он снова бросил на меня косой взгляд снизу вверх, отчаянно стараясь припомнить, кто я такой. — Чудесным временем были эти дни в Галлии, самые прекрасные. Давно это было.

Я знал, что ужасно изменился, и то, что я не называю себя, нечестно.

— Помнишь Октавия? — спросил я. — Молодого военного трибуна, который собирался описать наши походы в книге?

Он вспомнил сразу же и, заливаясь смехом, потрепал по холке ближайшую из моих лошадей. Вар никогда не верил мне, когда я говорил о книге, думал, что я шутил, и, похоже, не смущался того, что считал это забавным.

— Я так и не написал ее, — сказал я. — Все было так запутано. Мы не видели всю войну целиком.

К моему удивлению, он ответил серьезно.

— Сам-то я не умею читать, — сказал он. — Никогда не учился. Но мой сын умеет и читает мне то, что написал Цезарь. Теперь мне ясно, что мы все тогда делали.

С наивностью невежды он хотел дать мне совет прочитать книгу Цезаря, явно думая, что я мог ничего не слышать о ней. Но от его слов в моем уме внезапно ожило старое честолюбивое желание написать книгу нового рода, опираясь на ту идеальную ясность, с которой Цезарь описал ход войны. Я когда-то пытался написать о том, что Цезарь был вынужден оставить за пределами своих записок. Но я должен был включить в свою работу и то, о чем он написал. В результате могло получиться пусть не такое сочинение, которое я желал написать тогда, но в нем были бы описаны лучшие годы моей жизни.

— Я не написал эту книгу, но теперь напишу, — сказал я Вару.

Географические названия и римские соответствия в тексте

Алезия — Алезия

Амьен — Самаробрива

Безансон — Везонтио

Бибракт — Бибракс

Булонь — Ициум

Бурж — Аварикум

река Гаронна — Гарумна

Женева — Генава

Герговия — Герговия

Лангр — Земля лингонов

река Луара — Лигер

Марсель — Массилия

река Мёза — Моса

Нарбонна — Нарбо

Невер — Невиодунум

Орлеан — Генабум

Париж — Лютеция

Пуатье — Лемонум

река Рейн — Ренус

река Рона — Роданус

река Самбра — Сабис

река Сона — Арар

река Сена — Секвана

Санс — Агединкум

Укселлодинум — Укселлодинум

Вьенна — Виенна