Кошки-Посланники. Я стану твоим котом. Полуфантастическая сага о кошках в записках домашнего кота

Ксения Ус

Два мира: земной, рядом с человеком, и планетный, после жизни, – глазами домашнего кота. Он прожил долгую жизнь на Земле и вернулся на Планету.На Планете Кошек нет людей, но есть Мастера, Неофиты, Смотрящие и Хранители. Коробочные города тянутся широкой полосой, за городами оживают земные картинки, под кошачьими лапами вместо листьев шелестят оливины, а планетная луна отвечает на вопросы котов об их прошлых жизнях. Есть много снов, видений, переживаний в обоих мирах и одно древнее послание…

— У меня вопрос к Барсику. Я хотел бы, чтобы Планета Кошек, о которой вы с Бейсиком рассказывали, на самом деле существовала.

— Это совсем не похоже на вопрос, Ося. Ты хвост во-он какой длинный отрастил, а вопросы задавать так и не научился!

— Он научится. В нем любопытства не меньше, чем в тебе, Шмель. А Планета… Она существует.

«Кошки-Посланники. Следы во Вселенной»

В оформлении книги использованы иллюстрации следующих художников: [e-mail], ngupakarti, A.Nestr, GoodLuckWithUs, 0merta, Tetiana Syrytsyna, IrAnat часы, Marina Makeeva, dariachekman, AskhatGilyakhov

Редактор Екатерина Долгова

Корректор Константин Поташев

Иллюстрация на обложке Марина Шатуленко

Дизайнер обложки Клавдия Шильденко

© Ксения Ус, 2023

© Марина Шатуленко, иллюстрация на обложке, 2022

© Клавдия Шильденко, дизайн обложки, 2023

ISBN 978-5-0059-1702-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава первая.

Земное начало.

Планетные будни

Это не солнце заглянуло в окно.

Это проснулся и начал день пушистый питомец.

У истоков жизни

День 1: «Темно. Тепло. Сытно».

День 2: «Что-то шершавое, нежное…»

День 3: «Что я такое?»

День 4: «Кто-то толкается и ползает рядом?»

День 5: «Я тоже все время ползаю и толкаюсь!»

День 6: «Где я?»

День 7: «Кто я такой?»

День 10: «Мама?! Я тебя вижу!»

День 11: «У меня четыре лапы и хвост!»

День 15: «Я тебя слышу! Мама, я кот?!»

День 21: «Спорим, я первый добегу до кончика маминого хвоста?»

День 35: «Да понял я, понял. Умываться после каждого перекуса, быть предельно аккуратным, пользоваться лотком и когтеточкой. Еще? Ах да! Быть любопытным и любознательным!»

День 45: «Руки. Нежные, ласковые… как мама».

***

Одно из моих первых воспоминаний — ее руки. Ее заботливые, ласковые руки. Совсем крохотный, я легко умещаюсь в ее ладонях. В них тепло, но незнакомо. Я надрывно пищу и неуклюже тыкаюсь в ладони носом…

В земной жизни, в счастливой земной жизни я насчитал шесть тысяч сто двадцать девять восходов солнца. На вечерней заре последнего дня, захватив с собой все рассветы, я тихо ушел на свою Планету. Со мной вернулись и мои воспоминания. Я доверю их электронным страницам Новостной Кототеки — в ее шарообразной коробке я сейчас нахожусь и пишу эти строки. Моя история будет неполной, если я умолчу о планетных событиях, случившихся незадолго до моего рождения на Земле. Думаю, самое время рассказать о Планете Кошек, о которой никто не слышал, но, возможно, догадывался, что она существует.

Когда-нибудь вы прилетите на мою Планету. Увидев нас там, своих питомцев и диких моих сородичей, вы очень удивитесь. Мы не подбежим к вам на двух лапах. Но мы вас встретим, покажем вам города, пригласим в свои апартаменты, поговорим с вами и ответим на все вопросы, которые вы нам зададите. И мы поймем друг друга.

Наше посланничество ведет отсчет с древнейших времен, с тех пор, когда все кошки приходили на Землю Посланниками-Хранителями. Сегодня среди нас много опытных Мастеров и не меньше Неофитов. Это домашние питомцы, те, кто живет в семьях людей. На Планете Мастерами и Неофитами не рождаются. Ими становятся — на Земле.

Заселяя земные ландшафты, от пустынных до горных районов, мы выполняли свою первую Миссию — охраняли природу и успешно соперничали с другими четвероногими. Эволюционные уроки рядом с нами хорошо усваивали и грызуны. Немалая часть электронных файлов Атласа Хранителей Природы, на страницах которого древнее кошачье семейство делилось опытом выживания, таит «мышиные вопросы». На протяжении веков их задавал каждый второй кот, вернувшийся на Планету: «Куда пропадает ежедневная добыча и почему еще вчера даже самый ленивый сородич не оставался голодным, а сегодня когтистые лапы многих степных и лесных охотников оказались пусты?» Ответы отыскали через сотни лет.

Когда кошка приходит на Землю, она становится частью земной природы, живет по ее законам и эти законы охраняет. Рождаясь, мы не помним о Планете, но планетные воспоминания очень важны для нас. Они — своеобразная подсказка в земной жизни: после рождения все знания, все те ответы, которые мы получаем, остаются с нами в виде смутного наития и старых добрых инстинктов.

Популярный среди кошек раздел Атласа «Неуязвимый охотник» неумолимо сдавал свои позиции новому, насущному — «Выслеживание добычи». На его страницах мы искали ответы, а наши догадки множились одна за другой. Кто-то припоминал, как огромные стаи крыс и мышей направлялись в сторону Большой Воды. Другие уверяли, что о мышином семействе «позаботилась» сама мать-природа: обнаружив, что серые зверьки плодятся с огромной скоростью и вытесняют других грызунов, она запустила их ускоренный естественный отбор при помощи гигантских растений-хищников. Каждые полсотни лет находился кот-пророк, который объявлял, что всех кошек постигнет такая же участь, потому что в численном соотношении семейство кошачьих вот-вот оставит далеко позади своих родственников — виверровых и мангустовых.

Шли столетия. В электронных заметках малых кошек белой масти появились упоминания о двуногих существах, проживающих в плодородных долинах Двух Великих Рек. Понадобились еще годы, чтобы планетные воспоминания о людях превратились на Земле в подсказку для африканских степных котов. Бесследно исчезнувшая еда, к которой они привыкли, сильно ослабила их основной инстинкт — воспроизводство потомства замедлилось. На выручку подоспел другой инстинкт. Прирожденный охотник — всегда сытый охотник! Это тот первый закон, с которым кошка-мать знакомит своих подросших котят. Впитанный с ее молоком, он вынудил голодных котов вслед за мышами идти к Большой Воде.

Следы привели к поселениям людей. Степные коты вернули в цепкие лапы сбежавшую добычу и положили начало новой Миссии. Наше посланничество на Землю обрело дополнительный смысл — селиться рядом с людьми, сохранять для них урожаи зерновых и очищать улицы от грызунов. Так появились Смотрящие. Они покорили сердца древнейших жителей Египта. Нас пригласили в дом. Второй раз кошка переступила порог дома человека, позволив называть себя домашней. Неофитовый бум длился несколько столетий. А потом на Планету вернулся первый Мастер. Наше Предначертание (Собрание Эпизодов для кошек-Посланников, рождающихся на Земле) пополнилось разделом «Миссия — Кот».

Многие из нас до сих пор приходят на Землю Смотрящими. Это бездомыши, те, кто живет на улице, в земных дворах. Чтобы обрести дом и стать Неофитами, им не хватает самой малости — чтобы люди их заметили и не прошли мимо.

***

Перед тем как отправиться с Планеты на Землю, мы произносим Согласие Посланника и проходим важное тестирование. В основе теста лежат четыре «П» (мои сородичи не исключают, что в будущем появится пятая или даже шестая «П»):

первая «П» — Первозданный. Кот, живущий на разных с человеком территориях, избегающий встречи с ним, свободный и независимый;

вторая «П» — Приобщенный. Кот, который стремится к общению с человеком, хочет стать домашним, легко обучаем;

третья «П» — Просвещенный. Живущий вместе с человеком кот, знающий элементарные азы поведения, иногда их нарушающий. Полностью зависит от человека;

четвертая «П» — Предназначенный. Живущий вместе с человеком кот, знающий элементарные азы поведения, иногда их нарушающий. Полностью зависит от человека. Образует с человеком крепкий союз. Управляет его сновидениями, обладает способностью влиять на события.

Посланники в статусах Смотрящего, Неофита и Мастера тестируются в пределах второй, третьей и четвертой «П». Это группа Домашних кошек. Вторая группа — Диких Свободных кошек — состоит из Посланников-Хранителей. Они проходят тест в рамках первой и второй «П». Дикий кот редко, но может стать Смотрящим. Это происходит в том случае, когда его приручают. Однако полностью зависимой от человека дикая кошка никогда не будет, и статус Неофита она не получит.

Как я уже говорил, рождаясь на Земле, мы не помним о Планете. Но мы отлично осознаем свой статус и легко определяем его у других сородичей. Он — наша особая примета, такая же, как окрас шерсти, цвет глаз или тональность голоса. Только статус невидим и неслышен — он ощущаем.

***

Во мне нет чистой породы. В наследство от природы мне достались изумрудные глаза, пышный хвост, удлиненная шубка дымчато-серебристого окраса с голубым отливом и плотный, густой подшерсток. В придачу к природному наследству в последнем рождении на Земле я получил от родителей большие уши и аккуратный белый галстучек на шее. Отца я не запомнил. А мама о нем никогда не рассказывала. Всего один раз, вылизывая меня, она обронила, что я похож на него больше, чем все мои братья и сестры, — такой же ушастый и неуклюжий. Все сорок четыре дня мама воспитывала, выкармливала и обучала нас — неугомонных, непоседливых детей, с которыми вскоре рассталась.

Я пришел на Землю в конце двадцатого века в статусе Мастера. На сорок пятый день моей земной жизни она нашла меня. Чтобы наша встреча состоялась, она уехала от дома за тысячу километров. Дорога привела ее на Птичий рынок, в Санкт-Петербург.

В гостях у белоснежного Неофита

В Санкт-Петербурге нас временно приютили ее родственники. В гостях меня ждал приятный сюрприз — белоснежный Неофит. Мы сразу подружились. Мой новый знакомый, как и я, уже много раз бывал в земном настоящем, но до сих пор так и не стал Мастером.

***

На Земле численность всех четырех групп кошачьих зависит от человека. Переход от Неофита к Мастеру достаточно прост, но требует много времени — десять-пятнадцать лет. Иногда на это уходит вся жизнь кошки. Обычно забота о домашнем питомце сводится к шести стандартам: приучить, покормить, поиграть, убрать, приласкать и, если понадобится, полечить. Чтобы кошка стала Мастером, необходим седьмой обучающий элемент — разговор, ежедневная с ней беседа.

Вечером, после ужина, я забирался к ней на колени, устраивался поудобнее и заглядывал ей в глаза. Она с удовольствием откликалась на мой призыв — расчесывала мою шерстку и заводила приятный разговор. Мы беседовали о разном…

У меня, как и у всех моих сородичей, превосходно развит музыкальный слух. Собирая знакомые звуки в слова, я прислушиваюсь к тембру голоса, его оттенкам и интонациям. Мне нравится спокойное, мелодичное произношение. Высокие звуки меня раздражают, а громкие и резкие пугают — срабатывает стрессовый рефлекс: спрятаться, убежать.

Мы беседовали о всяких житейских мелочах, обсуждали прошедший день, строили планы на завтра и вместе беспокоились о природных буднях за окном. Я узнавал о суетливых белых мухах за холодным окном зимы, запоминал, как звучит осень на мокром окне, охотился на разнокрылые весенние окна и предвкушал прогулку за безмятежными красками окон летних. День за днем я учился продлевать наши беседы — громко урчал и усложнял характер урчания переменными частотами.

У нее всегда находились приятные слова для меня. Некоторые из них мне особенно нравились: хороший мой, умница, красавец, серебряное солнышко, мой ласковый и нежный зверь…

Мои сородичи, лишенные каждодневного общения с человеком, никогда не достигнут статуса Мастера, потому что их способность учиться останется невостребованной.

Все кошки из Домашней группы знают наизусть Эпизод восемьсот четвертый:

Кошки-Посланники, помните о своей Миссии на Земле.

Стремитесь к общению с человеком.

Разговаривайте с ним всякий раз.

Земной день начинайте и заканчивайте диалогом.

Намотайте на ус: беседы с человеком — это путь к Мастеру.

Наше Предначертание.Эпизод восемьсот четвертый.Раздел «Миссия — Кот»

***

У белоснежного Неофита — на Земле он получил имя Барсик — так же, как и у меня, нет чистокровного породистого происхождения. Природа наделила его длинной, шелковистой и белой, как снег, шубкой с плотным подшерстком. К его славной, чуть приплюснутой мордочке, наследуемой от одного из родителей, прилипло легкое удивление с оттенком недоверия. А крупные круглые глаза цвета желто-коричневого янтаря, как мне казалось, довершали образ наблюдательного кота-мечтателя.

Мой белоснежный друг, хоть по природе и вальяжный, охотно выдумывал игры и приглашал поучаствовать в них членов своей семьи. Как опытный хищник, Барсик обычно сидел в засаде под вешалкой, толсто облепленной куртками и пальто. Он выслеживал ходящие туда-сюда ноги. Внезапность и быстрота реакции домашнего хищника всегда заставали «жертву» врасплох. Нападающий путал следы — пускался в бега, простодушно призывая ноги продолжить игру. Поцарапанным ногам не нравилась фантазия Барсика и придуманная им игра заканчивалась, не успев начаться.

Изобретательный и упорный в достижении своих целей, юный Неофит часто попадал впросак. Показывая мне свои лучшие шедевры — расцарапанные обои и разодранные мягкие бока дивана, — Барсик задумался над тем, что, возможно, ему стоит изменить угол наклона когтей левой лапы, а правой забирать немного повыше. «Я пока разобрался не во всех интонациях людей, но, думаю, этот прием поможет мне изучить многие их оттенки», — пояснил он, смешно наморщив нос. Когда мы встретились, Барсику исполнилось два года. Он не терял надежды стать Мастером.

Коммунальная квартира, в которой Барсик жил со своей семьей, находилась в старинном доме. Дом давно отметил столетний юбилей. Его деревянные балки со временем покосились и придали наклон паркетным полам. Я с удивлением обнаружил, что старые полы несдержанно болтливы. В самых затертых местах, где половицы звучали особенно громко, я вступал с ними в разговор: имитируя игру с мышкой, перекрестными движениями передних лап заставлял паркет трещать с удвоенной силой.

«Скрип-скрип, — в мои цепкие лапы попалась одна, нет, уже целых пять говорливых мышек. — Скрип-скрип-скрип, — на моем хвосте повисли с десяток маленьких мышат, за которыми я безуспешно гоняюсь, нарезая круги то по часовой, то против часовой стрелки. — Скрип-скрип-скрип-скрип, — запутавшись в собственном хвосте и неуловимых мышатах, я капитулирую — валюсь на бок и отползаю в более тихое место. — Скрип, — издевательски бросают вслед половицы, требуя продолжения».

Я не ведусь на провокацию болтливого паркета, а беру пример с Барсика, которому «скрипы…», как он выразился, «…до одной лампочки». Как и положено домашним котам, мы носимся по диванам — из комнаты в комнату.

— Это запретная дверь. Она ведет в длинный коридор, — пояснил белоснежный Неофит, когда я не рассчитал траекторию и налетел на что-то белое прочное, деревянное, украшенное витражами. — За ней есть еще одиннадцать похожих дверей, к двум из них мне приближаться категорически запрещено.

— Ты выходил на запретную территорию? — робко полюбопытствовал я.

— И не один раз, — заважничал Барсик и, чуть помедлив, задал мне непонятный вопрос:

— Тебе когда-нибудь удавалось продвинуться дальше собственного носа?

Я в замешательстве уставился на широкий, слегка вздернутый нос своего нового друга.

— Думаю, ты еще слишком мал и никогда не слышал человеческого — «дальше собственного носа не продвинешься», — догадался Барсик. — Но можешь не искать подсказку на моем носу. Я уверен, что люди ошибаются. За этой дверью живут доказательства. Завтра я снова попробую отыскать их. Могу взять тебя с собой, — предложил он и заговорщически подмигнул янтарным глазом.

Мой маленький хвостик заелозил по полу — я еще ни разу не нарушил ни одного запрета.

— Первая запретная дверь всегда волнительна, — просветил меня догадливый Барсик. — Она и манит, и отталкивает, рождает много сомнений. Но не переживай, все выходят и ты выйдешь.

Я посмотрел на запретную дверь. Огромная, белая, она скорее отталкивала меня, чем манила. Полизав ушибленное место, я тихо вздохнул: «Нет, завтра точно не выйду…»

— Клин клином вышибают, — прервал мои мысли Барсик. Он снова говорил загадками. На мой немой вопрос Барсик пояснил:

— Это из «человеческого». Если очень постараешься, сможешь и перебороть себя, и выйти, и убедиться, что запретная дверь не такая уж и запретная.

Вечер подкрался незаметно, а эмоции невероятно длинного дня, насыщенного поворотными событиями в моей судьбе, все еще переполняли меня. Я игриво прыгал по кровати, прятался в мягких складках одеяла и воображал себя опытным ловчим, как вдруг услышал ее спокойный голос с ласковыми нотками. Моя шаловливость вмиг приобрела размеры творожной крупинки, я плюхнулся на ее подушку и моментально провалился в царство котячьего сна.

Утро земного дня

Как же приятно просыпаться утром в теплой кровати, зная, что твоя кошачья судьба в надежных руках, что ты кому-то нужен. Нужен для того, чтобы просто любить тебя и заботиться о тебе.

— Если хочешь поучаствовать в моем эксперименте, прыгай на пол, времени у нас в обрез, — прервал мои утренние размышления Барсик. Он сидел у приоткрытой запретной двери и аккуратно придерживал ее лапкой, чтобы она не захлопнулась. — Научу тебя, как утолить любопытство и остаться целым и невредимым.

***

Любопытство сгубило кошку, но, утолив его, она воскресла — эту земную поговорку, наверно, имел в виду Барсик, когда перефразировал ее на свой лад. В поисках ее истоков отодвину-ка я время на миллиарды лет назад.

Любознательность — старейший житель Вселенной, кривое пространство которой кишит адронами, фотонами, лептонами, бозонами и другими подобными «-онами»¹. Из этих крошечных частиц Вселенная создает огромные миры и… наделяет их любопытством. Хранители первыми обнаружили его на Земле. Они подвергали свою жизнь большой опасности, когда, увлеченные поиском неизвестного, осваивали земные уголки. Мое семейство не только выжило, но и получило огромное преимущество. Сделав ставку на любопытство, мы обрели вековой опыт, знания и… жгучий исследовательский интерес ко всему новому.

Современные земные хищники — от лесного кота до снежного барса — не менее пытливы и любознательны, но еще они крайне осторожны и вдвойне беспокойны. Нередко их радость от рождения детенышей омрачается бесконечной тревогой — красота и жестокость обитателей дикой природы избыточно искушает людей.

Человек, наносящий вред и причиняющий страдания моему дикому сородичу, мгновенно запускает реакцию уничтожения его вида. Пострадавшая кошка утрачивает статус Посланника и не может рождаться на Земле. Ожидание длится два планетных года. За этот период стрелки земных часов убегут вперед на два века с четвертью. Но даже полностью исчерпав этот огромный промежуток времени, не все мои сородичи оправятся от нанесенного им душевного и физического вреда. На Земле за этот временной отрезок, с большей долей вероятности, место обитания дикой кошки будет разрушено, а ее вид окажется на грани вымирания.

***

Территория, на которой я временно поселился, и любопытна, и абсолютно безопасна для меня. К такому выводу я пришел ночью. Меня разбудило «клин клином» Барсика. Вняв совету друга, я очень постарался. Получилось длинно, но убедительно. «Все, что любопытно, не обязательно запретно, а все то, что запретно, всегда любопытно, — рассудил я. — Выходит, любопытству мешает запрет. Тогда надо запрет запретить — останется одно любопытство!»

Не раздумывая, я выскользнул из комнаты вслед за белоснежным Неофитом. Но вместо приятных неожиданностей, за которыми мы отправились, с нами произошел небольшой конфуз. Всего секунду спустя мы с Барсиком отталкивали и теснили друг друга, застряв в узкой щели закрывающейся двери. Мгновением позже я обнаружил себя трясущимся от страха в ее руках. Она смеялась и называла нас «дурашками».

У меня много планетных друзей, с которыми я никогда не встречусь на Земле. Один из них — дикий степной кот Манул — обладатель самого пушистого и густого покрова в нашем семействе. Его размеры и вес не превышают моих, но из-за пышной шубки и толстых коротких лап мой приятель выглядит чуть крупнее и тяжелее меня, домашнего кота.

Мой дикий друг ведет неспешную земную жизнь. Выслеживая добычу, он часами сидит в засаде и не выдает себя ни единым звуком.

— В минуты опасности попробуй стать невидимым, — обычно советует приятель, когда рассказывает мне о своей жизни на Земле.

Шубка Манула идеально подходит для охоты — светло-серая, с примесью охры и с белыми кончиками на каждом шерстяном волоске. Она легко спрячет его в разнотравных степях, укроет в низкорослых кустарниках и затеряет среди заснеженных скал.

— Попробую, если ты поделишься со мной превосходным маскировочным окрасом, — парирую я в ответ.

— Тогда замри и не двигайся, но ни в коем случае не упускай ситуацию из-под контроля, — каждый раз напутствует меня Манул.

На Земле советы друга стали хорошей подпоркой для моих инстинктов. Я уже не раз прибегал к ним. Помню, как очутился перед мокрым носом огромной собаки. Замерев посередине дороги, вдоль которой тянулись дачные дома, я безнадежно просвечивал сквозь облако дорожной пыли. Внутри меня шла нешуточная борьба: страх ставил мою шерсть дыбом и подстрекал бежать, но сдвинуться с места лапам мешало любопытство. Оно намертво вонзило мои когти в землю. Кое-как уравновесив оба чувства, я постарался внушить псу, что перед ним фантом, а не ушедший в самоволку домашний котенок-подросток.

В тот раз сработало, а в это прекрасное утро интуиция подсказала нам с Барсиком бежать: вылазка в коридор случайно совпала с громкими звуками — стуком, скрежетом и лязгом. Они оглушили нас и спровоцировали панику. «Приятной неожиданностью» оказался сосед, отворявший тяжелую входную дверь, которая и произвела весь этот грохот. Я не утолил свое любопытство, но воскресать научился.

Коробочный день

В коммунальной квартире, на время приютившей нас, помимо взрослых проживало много детей. Еще на птичьем рынке я познакомился с ее двухлетним сыном, а позже — со всеми остальными маленькими жителями большой квартиры. Когда дети собирались все вместе в комнатах Барсика, все пространство вокруг меня наполнялось шумом и суетой. Часто дети просто носились из комнаты в комнату, и мы с Барсиком присоединялись к ним в беге наперегонки.

Иногда дети затевали любопытную игру — укрывались за диваном, в кладовке, под столом или за плотной шторой. Обладая хорошим слухом и врожденной любознательностью, мы легко обнаруживали все детские тайники и ненароком выдавали их игроку, в задачу которого входило отыскать всех затаившихся в комнате детей. Я запомнил эту детскую забаву, а позднее усовершенствовал ее и обучил правилам игры всех членов своей семьи. Себе отвел главную роль — охотника, а человеку досталась роль жертвы. Жертва пряталась за комнатным углом, а я выслеживал ее. Игра длилась недолго, но она всегда заканчивалась веселой возней и моей триумфальной победой.

— С нами никто не играет. Почему? — поинтересовался я, заглядывая в идеальную по размерам коробку — не большую, не маленькую — в самый раз, чтобы вместить одну взрослую кошку. Из нее торчал пушистый хвост Барсика.

— Потому что сегодня коробочный день, — ответила картонка голосом друга.

— Этот… коробочный город построили для нас? — не поверил я, разглядывая лежащие на полу предметы причудливых форм.

— А для кого же еще?! — удивился Барсик и высунул наружу помятый нос. — Но будь осторожен, — предупредил он. — В коробочных городах много неправильных коробок. В них легко угодить в ловушку.

Барсик расторопно вылез из идеальной коробки и подбежал к распятому на полу прямоугольному предмету, который занял почти весь проход в комнату.

— Эта весьма соблазнительная коробка называется чемоданом, — объяснил он и наставительно добавил:

— Запомни, чемоданы коварны! Ты и усом не успеешь повести, как окажешься закрытым внутри него.

Полдня мы только и занимались тем, что путались у всех под ногами и всюду совали любознательные носы. Исследуя разные типы коробок — чемоданы, сумки и пакеты, я пренебрегал советом Барсика и рисковал застрять в неправильной коробке.

Я все-таки попался — нырнул в особо каверзную картонку — пакет-ловушку. Когда, сбившись с лап, я окончательно потерял вход и не мог отыскать выход, мне понадобилась помощь. Я громко воззвал к Барсику. Вместо Барсика подоспели руки. Они достали меня из ловушки и… поместили в небольшую коробочку с отверстиями по бокам. Доверяя рукам, я подумал, что, скорее всего, мне не стоит переживать, но увидел, как напрягся белоснежный Неофит. Обездвиженный, он растерянно смотрел в мою сторону.

Мы покидали гостеприимный дом — уезжали из Санкт-Петербурга на север, в ее родные края. В коробке я немного взгрустнул и, чтобы отвлечься, попробовал втиснуть голову в одно из боковых отверстий. Протиснулся только мой нос с подусниками и стало совсем ничего не видно. Возвратив глазам зрение, я сфокусировался на Барсике. Глядя на застывшего друга, я твердо решил, что обязательно вернусь в город своего рождения вместе с ней и ее семьей — как-никак я Мастер и умею влиять на события.

Просунув лапу в дырку, я тихонько подозвал Барсика. Он с опаской, все еще не доверяя происходящему вокруг, нерешительно подошел ко мне, и мы попрощались. Не навсегда. Ведь я не сомневался, что еще увижу его. Включив урчание на малую мощность, я свернулся клубочком и вскоре задремал.

***

Урчать в любой ситуации — одно из главных правил любой земной кошки. Много веков назад этот приятный навык помог моему семейству выжить в конкурентной борьбе с другими четвероногими. Включая звуковые вибрации на разных частотах, дикие коты запускали процесс самовосстановления — переломанные кости срастались, а рваные раны быстрее заживали. Сегодня эта древнейшая привычка по-прежнему пользуется большим спросом у моих сородичей.

Проведем маленький эксперимент? Вообразите две одинаковые комнаты. Сейчас я войду в одну из них. Му-р-р-р! Я вижу диван, направляюсь к нему, запрыгиваю, сворачиваюсь клубочком… Мне снятся шаги… Кажется, вы ошиблись дверью и зашли в первую комнату. Вы подходите к дивану, падаете на него, включаете телевизор, тот, что напротив дивана. Да-да, сегодня вечер такой же, как и вчера, и позавчера… Вы очень устали после долгого рабочего дня и думаете о том, что волшебство, наверно, случается… с кем-то другим, но почему-то не с вами.

Попробуем еще раз? Комната, диван, клубочек… Мне снятся шаги. Кажется, вы на верном пути и заходите во вторую комнату. Да-да, в этот раз я не встречаю вас на пороге. Я слишком умаялся — вы забыли закрыть шкаф-купе, тот, что рядом с диваном, и мне понадобился целый день, чтобы навести в нем порядок. А сейчас я проснулся… Вы очень устали после долгого рабочего дня, ваши руки тянутся к моей шерстке, а я… протягиваю вам волшебство. Слышите эти волшебные звуки? Они уже внутри вас! И в каждом атоме комнатного пространства!

Сам я никогда не урчу без максимальной отдачи. Я творю волшебство даже тогда, когда помогаю с обычными домашними делами. С музыкальным сопровождением собираю соринки с ковра — неторопливо перелистываю себя с одного пушистого бока на другой. На кухонном столе, украдкой присматривая за обедом, урчу почти неслышно. А когда мой нос зарывается в коробку с инструментами, наоборот, громко вокализирую — напоминаю, что сортировка (не поедание!) гвоздей, шурупов и болтов — мое любимое занятие!

Чтобы держать себя в здоровой форме, я часто включаю урчание, когда отдыхаю или дремлю. Вариации проигрышей зависят от того, что я намерен подправить. Самые низкие звуковые колебания — хорошие помощники для моих суставов и костей, а самые высокие — восстанавливают поврежденные сухожилия и мягкие ткани.

Мое волшебное урчание приносит пользу не только мне. Успокаивать, лечить и радовать дорогих мне людей — моя естественная потребность.

***

В вагонную коробку, ожидавшую пассажиров на железнодорожном вокзале, с предельной осторожностью внесли небольшую коробочку с отверстиями. Из нее доносилось легкое урчание.

Странный сюрприз

Железная коробка всю дорогу скрежетала, ритмично стучала по рельсам и жаловалась им на изношенные ходовые части. Мои уши находились в постоянном напряжении, усы исследовали пространство, а лапы скакали — заснуть не удавалось. На следующий день пути уставшая от внезапных содроганий вагонная коробка дотащилась до конечной станции. Руки подхватили меня и поместили в коробочку с отверстиями, а еще через несколько мгновений я ощутил свежий воздух.

Меня никто не ждал. Я стал сюрпризом для ее родных. По меньшей мере мне удалось их удивить — в том юном возрасте я выглядел весьма и весьма странно.

Я цыпленок. У меня длинная, тоненькая, как у желторотого птенца, шейка, едва покрытая шерсткой. На мою голову клиновидной формы насажены несоразмерно крупные уши, а мои большие, широко расставленные глаза не делают меня хоть чуточку привлекательным. На спине, вдоль позвоночника, проступает хребет с отдельными редкими шерстинками более темного окраса, чем основной покров. Они неуклюже торчат в разные стороны, подчеркивая мое угловатое сложение и худобу. Во мне совсем нет приятных глазу окружностей.

Мой портрет готов.

***

Грустный получился портрет…

Бывает, что и на Планете печальные нотки проигрывают во мне элегию. Грусть звучит недолго. Всегда можно отыскать черную дыру в черном вакууме, если рядом зажечь звезду. Я включаю… Вселенную.

Электронные страницы Нашего Предначертания кроме основных Эпизодов-подсказок содержат еще много любопытной информации. Файл с космическими художниками-музыкантами — один из самых востребованных среди моих сородичей. Он находится в разделе Путеводителя по Вселенной. Я открываю нужные страницы, усаживаюсь поудобнее, усмиряю хвост и… слушаю…

Я слушаю, как звучит Вселенная! Вибрирующая мелодия устремляется к самым кончикам моих усов. Ее исполняют квантовые суперструны, непрерывно колеблющиеся в многомерном пространстве-времени. «Эта музыка — душа Вселенной, — вспоминаю я слова Манула. — Тщательно подбирая ноты, невидимые художники-музыканты задают характеристики и свойства видимому четырехмерному пространству, воспроизводят в нем формы жизни и наделяют созданный мир текущим моментом времени — настоящим». Мелодия космических музыкантов становится все выразительнее, наполняется рельефным звучанием. Я ощущаю, как распушаются мои вибриссы², и… вижу…

Я вижу пузыри! Бесконечное множество пузырей. Они разлетаются с огромной скоростью, непрерывно растут, расширяются до непомерно гигантских! Это Временные Возможности Земли — своеобразное наглядное пособие для любознательных кошек моей Планеты. Оно позволяет нам следить за переходом земного пространства из прошлого в будущее. Все пузыри похожи и в то же время они разные. Большинство Возможностей невероятно красочно, согрето теплом завтрашнего дня. В них светят триллионы молодых, зрелых и старых звезд, а вокруг солнц вращаются голубые планеты. Я замечаю и другие — бесцветные пузыри. Их не пронизывает свет, они холодны и пугающе пусты…

Сегодня я листаю страницы дальше. Мне нужна всего одна. Млечный Путь, Рукав Ориона, Солнечная система, третий ряд, голубая жемчужина, Возможность номер… Вот она! В жемчужине — невесомый кристаллик — земное событие.

Жаркий июльский день. Душный троллейбус, переполненный людьми. Она с двухлетним сыном едет на Птичий рынок. За котом.

Они почти бегут — быстрым шагом пробираются сквозь многочисленные ряды с живым товаром. Что-то привлекает ее внимание. Это старенькие руки. Они держат крохотное, серое, пушистое. Она подходит ближе, смотрит на кроху… Рядом стоят молодые люди. У их ног корзинка. В корзинке — неказистый котенок. Все мои братья и сестры давно разъехались по новым домам, а я все еще ждал… Разбогатев на шестьдесят рублей, довольная молодая пара покинула рынок. А они стали счастливыми обладателями чуда с тонюсенькой, как у цыпленка, шейкой.

Я перелистываю главнейшую страницу своей жизни. За ней еще одну, и еще. Я долго листаю страницы одну за другой… На них — ее вопросы: «Что стало с ним? Как сложилась его жизнь? Нашел ли кроха свои ласковые руки?..»

В тот жаркий июльский день суперструны сыграли мелодию в мою честь. В ней не было грусти. Она звучала радостно, слегка волнующе. Квантовые нити колебались в такт, наполняя звездное пространство новыми проекциями настоящего — корзинкой с неказистым котенком и протянутыми к нему руками.

***

Я им не нравился. Незнакомые мне люди пожимали плечами и терялись в догадках, зачем было ехать за тысячу километров от дома за таким нелепым чудом. Она не обращала внимания на разговоры: любила меня, «цыпленка» серой масти, и хорошо заботилась обо мне.

Он

Он мне сразу понравился. Хоть я и огорошил его своей «красотой», мое наитие мне подсказало — он будет любить меня так же сильно, как она.

Располагая его к себе, я припомнил все наставления мамы: был предельно аккуратен, не капризничал в еде и вылизывал себя от кончика хвоста до кончиков ушей по десять раз на дню. Мой ревностный уход за шерстью завораживал его. Он садился напротив меня, а я удваивал свои старания — пушил усы, включал звук и не моргнув глазом перемещал свой шершавый язык на его руки. Наши отношения постепенно налаживались. Он все чаще брал меня на руки, чесал за ушком и позволял ткнуться носом в свое лицо.

Ткнуться носом — важный ритуал для любой домашней кошки. Мы проделываем это с теми, кому доверяем. Разделив с древним человеком общий кров, мы извлекли из этого двойную выгоду — находились под его защитой, но и свою независимость не потеряли. С тех пор, как говорят домашние коты, утекло много жирности из молока. В этом потоке обезжиренного временем продукта — современного критерия качества жизни — кошки многому научились. Одно из наших самых непредсказуемых достижений — прогулка в шлейке! Позволяя опоясать свои шерстяные бока шлейкой, удерживая вас на ее натянутом поводке, мы стараемся с пониманием относиться к любым вашим чудачествам.

А взамен мы хотим тыкаться с вами носами!

***

Перед тем как произнести Согласие Посланника и отправиться на Землю, все мои сородичи проходят тестирование, о котором я упоминал в самом начале. Это первая Ступень Лестницы Отбора. На этом этапе кошка получает статус Хранителя, Смотрящего, Неофита или Мастера. Печально, когда Неофит вновь становится Смотрящим. В отличие от Мастера, который проживет долгую счастливую жизнь вместе с человеком, в его семье, поселит глубокую любовь в сердцах и оставит теплые воспоминания о себе, у Неофитов не все так радужно. Они часто оказываются на улице, пополняя ряды бездомышей. Многие так и не найдут дорогу домой. Когда они вернутся на Планету, их статус понизится до Смотрящего.

Лестница Отбора состоит из трех Ступеней. Вторая Ступень самая волнующая для домашних кошек. На ней происходит выбор семьи. И очень тревожная для Хранителей. Дикая кошка использует вторую Ступень, когда ее виду грозит полное вымирание по вине человека. Она начинает долгий процесс видоизменения. Только от безысходности коты решаются на такой растянутый во времени шаг: на видоизменение отводится очень большой срок даже в планетном исчислении. На Земле же проходят сотни и сотни земных лет. Нередко кошки застревают во времени, ненароком предпочитая один за другим исчезающие виды своих сородичей. Они обреченно называют себя «потерянными навсегда».

Третья Ступень самая любопытная. Это Новостная Кототека. В ней мы обмениваемся информацией, знаниями и своим опытом. Кототека появилась у нас не так давно. Менее трехсот лет назад по земному летоисчислению произошла трагедия с домашней кошечкой по имени Селима. Она ловила золотых рыбок из высокого сосуда, но по неосторожности сама случайно оказалась в воде и… утонула. В память о любимице на Земле родились прочувствованные строки «Ода на смерть любимой кошки»³, а галерея картин пополнилась изображением Селимы, склонившейся над рыбками. Так, нечаянно, Селима вошла в земное искусство и стала прародительницей крылатой фразы «не все то золото, что блестит».

Вернувшись на Планету, Селима поблагодарила за особенную память своего скорбящего хозяина. Она поместила все трогательные строки о себе в скрытые от других сородичей воспоминания. А спустя день у нас появилась Новостная Кототека со справочными страницами. Планета поощрила порыв находчивой кошечки, предложив нам новый формат общения. Теперь любая информация, которую домашние кошки посчитают заслуживающей внимания, важной и интересной, размещается в электронных файлах Кототеки. Ее страницам мы доверяем и наши воспоминания. Они открыты и легко доступны для всеобщего просмотра.

***

Перед самой отправкой на Землю я заглянул в Кототеку. С помощью индивидуального вариационного ряда Возможностей я легко отыскал небольшой файл, оставленный Посланником-Смотрящим около девятнадцати лет назад по земному времени. Как и все бездомыши на Земле, эта кошка искала пути сближения с человеком.

Его семья жила на первом этаже трехэтажного дома, построенного полвека назад. Старый дом просел, фундамент ушел под грунт и окна опустились почти до самой земли. Кошка легко запрыгивала на широкий подоконник распахнутого летнего окна в надежде получить немного внимания и еды. Он гладил ее по грязноватой мятой шерстке и украдкой приносил ей еду из холодильника. За это небольшое участие в своей бездомной жизни кошка благодарила семилетнего мальчика в файловых заметках.

Еще один короткий эпизод из его детства добавил мне оптимизма. В пионерском лагере кошка, которая жила на ребячьей территории, из сотни ребятишек выбрала его. Она пробиралась днем в комнату детей, чтобы поспать, свернувшись калачиком, на его кровати.

Эти два на первый взгляд малозначительных факта придали мне уверенности, а после моего рождения на Земле превратились в невесомую догадку.

Имя

Прошло десять дней с того момента, как последний котенок из корзинки обзавелся собственным домом. А собственного имени я пока так и не дождался — откликался на стандартное «кис-кис».

В предвкушении важного события я облазил всю квартиру и обнаружил странного зверька. Его объемное жилище располагалось в большой комнате, у стены. Я несколько раз пробовал с ним подружиться, но, завидев меня, он ставил шерсть дыбом, пугался и проворно прятался в своем просторном доме.

Поразмыслив, я решил выманить боязливого зверька наружу и расставил заковыристую ловушку. Носиться по комнате, изображая то охотника, то воинственную жертву, нападающую на охотника, — в этом состоял мой коварный умысел. Мне понадобился не один день, чтобы сообразить, что странный зверек копирует все мои движения, — скачет резвым боковым аллюром, выгнув спину и взъерошив шерсть.

Я пытался заманить в ловушку собственное отражение в зеркале, а тем временем зеркало поймало в ловушку меня самого: заставляя зеркальный фантом выгибать спину, топорщить шерсть и прыгать боком, я не мог угомониться — шалил и веселился много дней подряд.

Пока я интересничал и любопытствовал, изучая пространство вокруг себя, они выбрали для меня имя.

***

Все кошки на Планете обладают числительными порядковыми именами. Мое планетное имя 90.000.028. Оно не очень-то звучное. Вот почему выбор имени на Земле представляет для нас огромнейший интерес. Нам нравятся земные имена, от самых простых до причудливых, от Васьки до Инфузории Туфельки. Мы легко запоминаем их и с удовольствием откликаемся на них. На Планете мы тоже обращаемся друг к другу по имени, которым вы нас назвали на Земле.

Предвижу вопрос: «Есть ли на Планете кошка по имени Оди́н?» Ответ: «И да, и нет». Кошка есть, а порядковых номеров — один, два, три, четыре, как и многих других, — нет. В ходе эволюции менялся не только внешний вид Хранителей, но и числительные имена тех Посланников, которые стояли у истоков жизни.

Эскизом для первых Посланников служили примитивные зверьки, отчасти напоминающие современных куниц и ласок, — с длинным гибким телом, вытянутой узкой мордой и короткими лапами с острыми когтями. Обитали они на деревьях, а кормились мелкими травоядными, полноценный белок которых давал им необходимую энергию, чтобы бороться за выживание и приносить здоровое потомство:

Была Земля.

Кошка по имени Один возглавила первый «зеленый десант» Посланников-Хранителей.

Он отправился на Землю задолго до появления человека разумного.

Наше Предначертание.Эпизод первый.«Миссия — Природа»

Первый десант, хоть и не без потерь, успешно справился со своей Миссией. За ним, соблюдая временную дистанцию, последовали остальные — кошачьи заселяли Землю. За несколько миллионов лет, как и задумывалось, древний хищник эволюционировал в современного дикого сородича, а человек к этому времени обзавелся разумом. Настала пора домашних кошек:

Были века.

Люди, которые пустили кошку в дом, наполнили свои сердца истинной добротой и состраданием, взрастили мудрость, приобрели новый опыт и новые знания.

Те, кто оттолкнул ее от своего порога, лишил своей помощи, — оставили сердца наполовину пустыми и навсегда утратили знание.

Наше Предначертание.Эпизод сто первый.«Миссия — Человек»

Большинство древних котов с начальными именами ушли за Предел Планеты. Они не растворились в небытии, не исчезли бесследно, а заново переродились в моих новых сородичей, с новой сингулярной энергией и новыми числительными именами, которые содержат уже более девяти знаков.

На Земле существует поверье, что у кошки девять жизней. Если не вдаваться в сложные математические уравнения Вселенной, то в нем можно отыскать крупицу истины.

***

Бейсик (BASIC) — мое имя. Оно означает основной, базовый. Мне нравится откликаться на него, потому что оно мелодично звучит. В нем даже есть любимое «кис», только наоборот.

Вернувшись на Планету, я первым делом заглянул в справочные страницы Новостной Кототеки — искал файлы, которые помогли бы мне больше узнать о своем имени.

Информации оказалось предостаточно. Все авторы заметок имели необычные имена — Патч, Девайс, Софт, Фаервол, Айпи, Прога, Флэшка, Фича… Даже один мой тезка нашелся! Меня позабавило обилие страниц, на которых они подробно излагали, как устроен компьютер, и соревновались в написании программного кода. А трактат Софта на тему «Как любящему хозяину воплотить в жизнь сокровенные мечты своей кошки? Стать программистом!» навеял мне самые добрые воспоминания, хоть и рассмешил мои усы.

Основываясь на собственном опыте, Софт разработал теорию-инструкцию. В ней он подробно изложил, почему дом программиста — это идеальная для нас среда обитания.

С удобной лежанкой-клавиатурой. Вздремнув на ней всего один раз, ты сразу заявишь на нее свои права. Ничего, что тебе придется отстаивать их по несколько раз в день — лежанка твоя собственность, и точка!

С современной игрушкой-ловилкой. Ценный совет от Софта: пока ловилка загружается, монитор можно обнюхать, полизать, погладить лапой, свесить с него хвост, потереться об него боком и даже попробовать его края на зуб. Но ни в коем случае его нельзя царапать и — даже упоминать об этом неудобно — с разбегу прыгать на него. Уже накопилось немало примеров, когда прыгуна надолго отлучали от любимой игрушки.

С дразнилками-проводами на любой вкус. С оговоркой, что провода лучше не грызть ни под каким предлогом, — кому понравится ходить с палеными усами и ждать, когда они заново отрастут?

Ко всему этому мечтательному добру еще и хозяин прилагается. И его теплые колени. И его сочувственный взгляд: «Опять проголодался?» К тому же программисты очень внимательны к деталям и стараются не упускать из виду всякие мелочи, они настойчивы и упорны в достижении своих целей, а еще они любопытны и любознательны. Кажется, Софт описал самого себя! Или меня! Или любого нашего сородича!

Оказалось, что с самого начала я и мое имя были похожи. Появившись на свет в качестве простенького языка программирования, BASIC вызвал много насмешек и недоумений. Позднее, улучшив базовые основы, он достиг высочайшего уровня и сумел заполучить мировое признание.

Передо мной стояла не менее сложная задача — завоевать любовь его и ее родных.

Крещение водой

В придачу к большому напольному зеркалу я обнаружил в комнатах еще много разных предметов, достойных внимания домашней кошки. Но лишь один из них пленил меня.

Подоконник! Уцепившись когтями за плотную штору, я легко попадал на него и каждый раз удивлялся его внушительным размерам. Даже когда мои части тела подтянулись до габаритов взрослого кота, на подоконнике по-прежнему хватало места и для моего объемного пушистого хвоста.

Вдвойне пленительным подоконник делало окно. Оно располагалось невысоко над землей, и расторопные насекомые использовали его наружные деревянные выступы для своих нужд. Я пушил усы, тянул их к букашкам и норовил проткнуть усами стеклянную поверхность. Иногда окно показывало мне низколетящую птаху или кружащий в панике осенний лист. Тогда мои вибриссы смыкались в кольцо. Я пытался уловить колебания воздуха от летающих и падающих предметов, чтобы поточнее определить их местоположение. Но мне мешало стекло.

Очень скоро я выяснил, что существуют и другие преграды для моих усов. Помехи загромождали мир, совсем не похожий на тот, в котором я давно хорошо освоился. Он находился далеко за пределами окна и отличался неукротимым многообразием.

Дача. Так они называли тот благоухающий земной уголок, с которым я знакомился. Со всех сторон меня окружали летние краски, запахи и звуки — в ушах жужжало и стрекотало, в глазах порхало и туда-сюда сновало, а мой велюровый нос беспорядочно тыкался то в одно ароматное пятно, то в другое.

Из-за природных помех я потерял способность ориентироваться — мой сенсорный навигатор не успел предупредить меня о глубоком ручье с высокими берегами прямо по курсу. И я взлетел, на мгновение преодолев силу земного притяжения, и парил в воздушном пространстве. Это отсрочило мое знакомство с ручьем на доли секунды, а затем я плюхнулся в его холодные объятия.

***

Большинство моих сородичей к воде относится с недоверием и опаской. Лишь тоненькая струйка, вытекающая из крана, или прозрачные капельки, медленно ползущие по гладкой поверхности ванны, могут вызвать у меня интерес и удержать мое внимание на целых… несколько минут.

Как и все кошки, на Планете я часто заглядываю в Новостную Кототеку, чтобы порыться в файлах и удовлетворить свое любопытство. Люблю, когда находки будоражат мои усы. Страница с названием «Плавающие горцы — Ванские кошки» заинтриговала меня, как только я на нее наткнулся. Не мешкая, я разыскал автора необычной заметки — самому-то мне не нравится мочить лапы ни при каких обстоятельствах.

Автором оказалась кошечка с планетным именем 5.040.019, обладательница полудлинной шелковой шубки белого окраса с рыжими отметинами на голове и левом плече. Ее пушистый хвост, цвета спелого абрикоса, украшали несколько колец более темного оттенка, а разноцветные глаза — голубой и янтарный — глядели на меня заинтересованно-изучающе. По земному она назвалась Алисой. Алиса поведала мне о предании, в котором Ванская кошка спасла Ноев Ковчег и всех его обитателей во время Всемирного потопа. Ловкая кошечка выследила вредную мышь, замыслившую прогрызть дыру в деревянном судне, и Ковчег благополучно доплыл до горы Арарат.

— Поэтому тебя и назвали плавающей кошкой? — деликатно поинтересовался я.

— Нет-нет, — рассмеялась Алиса. — Я действительно умею хорошо плавать в воде. Научилась я этому мастерству очень-очень давно. Недалеко от той самой горы, к которой причалил Ковчег, в окружении древних вулканов, на высоте более полутора тысяч метров лежит соленое озеро Ван. Лето в его окрестностях сухое и теплое, а зима снежная. Много тысячелетий назад в высокогорной местности вокруг озера располагалось племенное государство Урарту. В этом древнейшем царстве рядом с людьми проживали Ванские коты. Мы пришли к дому человека задолго до появления своей древней породы и на несколько веков раньше, чем на это решились наши африканские сородичи.

— Мы как-то обсуждали с Манулом, моим диким другом, успешную стратегию первых котов-переселенцев, — припомнил я. — Кажется, он еще отметил, что, позаимствовав ее, египетские кошки быстро расселились на всех континентах, потеснив своих учителей.

— Ваша популярность была огромной как среди людей, так и среди сородичей. Многие захотели стать партнером и другом человека, а не только ловить для него крыс и мышей. Но нам удалось сохранить свою аборигенную породу, которая насчитывает уже десять тысяч лет. Ты можешь почитать о самом первом историческом регионе домашних кошек в Нашем Предначертании. Ищи раздел «Первое Начало. Ближневосточные кошки», — подсказала Алиса и продолжила свой рассказ:

— Вода в природном водоеме и по сей день насыщена солью и содой. Она отличается прохладой летом, а зимой не замерзает. Когда наступала ночь, вместе с другими котами я приходила на берег. Сначала я просто сидела и смотрела, как мелькают вдали, на воде, жемчужные спины кефалей. Набравшись храбрости, я намочила лапы, а следующей ночью отправилась вплавь за добычей — вошла в воду по самую шею и, перебирая лапами, побежала, словно по твердой поверхности. С тех пор я полюбила прохладную воду. Сегодня мои сородичи зачастую плавают в ванне, но это не мешает им наслаждаться купанием. Намокшая шерстка не причиняет нам неудобств — лишенная густого подшерстка, она обладает водоотталкивающим эффектом, быстро сохнет и не успевает запачкаться.

Я не удержался — представил себя на месте Алисы: виртуозно подцепил когтистой лапой отливающую серебром рыбку, оглянулся… А вокруг — сплошная водная гладь, подсвеченная лунной дорожкой, и только снежные вершины гор упираются в небо. От неожиданной смелой мечты у меня перехватило дух, а мое сердце забилось в самый кончик хвоста — он задергался в неровном ритме. Чтобы освободиться от мокрого наваждения, я потряс ушами и даже осмелился задать Алисе довольно сомнительный вопрос:

— А… если бы я захотел научиться так же хорошо плавать, что бы ты мне посоветовала?

— Перестать бояться воды для начала, — прыснула в подусники Ванская кошка. — А если серьезно, вряд ли ты когда-нибудь сможешь переплывать водоемы так же легко, как это делают представители моей породы. Пловец должен обладать, как минимум, мускулистым телом, развитой грудной клеткой и сильными передними лапами.

Алиса оценивающе посмотрела на меня разноцветными глазами и скептически заметила:

— У тебя компактное сложение. Оно скорее подходит для пеших прогулок и небольших пробежек. И самое важное — длинная шерстка с невероятно густым подшерстком! Намокнув, она замедлит твои движения и потянет тебя на дно. Ты быстро выдохнешься и не получишь удовольствия от плавания.

«Ну и ладно, — оптимистично подумал я, ощущая во рту солоновато-мыльный привкус озера. — Все-таки водные процедуры — не мой окунек. Да и мочить лапы, фы-р-р-ш, мне совсем неохота!»

***

Ванская кошка не ошиблась. Я не получил никакого удовольствия от плавания в холодном ручье. Да и не плавал я вовсе. Плюхнувшись в воду, я даже не сообразил, что произошло, — сработал основной инстинкт и я выскочил на берег. Но вкус воды тем не менее ощутил. Она показалась мне не соленой, но с ярко-выраженным привкусом лесных растений. Остаток дня я провел в доме под ее бдительным присмотром, убаюканный теплом махрового полотенца.

Серьезная проблема

К тому времени, когда я достиг возраста десяти месяцев, меня не узнала бы даже родная мама. Я очень изменился. Угловатость и худоба пропали, уступив плавным линиям, и мои части тела приобрели нормальные пропорции. Широко расставленные изумрудные глаза и большие, закругленные уши выгодно подчеркивали выпуклые подусники, а пушистые бакенбарды незаметно скрадывали излишнюю остроту подбородка и рельефно очерченные скулы. Редкие длинные шерстинки на спине особенно всех удивили. Они подарили мне роскошный шелковый покров голубого оттенка. На высоте оказался и пышный средней длины хвост. От цыпленка осталась лишь тоненькая шейка, но она искусно маскировалась нарядной манишкой с белым галстучком.

С внешностью Нибелунга я уже нравился — их родным и всем, кто приходил в наш дом. К тому же я обладал хорошим нравом и вполне сносными манерами. Держать ответ за важные моменты в своей жизни я давно поручил достойнейшей части тела — хвосту. Ему вменялось стоять трубой. Он хорошо справлялся. Утром, задранный вверх, провожал их, а вечером встречал на пороге. Я гнул спину и терся о ноги вошедших, смешивая свои запахи с принесенными с улицы.

Мне очень важно, чтобы мои метки как можно дольше оставались свежими. У меня даже имелась особенная отметина, до черноты натертая шерстью, — угол кухонного стола. Мое влечение к нему возрастало, когда кухня утопала в благородных ароматах различных мясных продуктов. Сосиски! Лучшее, что придумали люди после парного мяса! Жаль, что она глядела на это иначе.

Как любой адекватный домашний кот, я любил дегустировать продукты. Делал это открыто, на обеденном столе. На письменном столе старался не выделяться. Собирал коллекцию книжек, приятных на зуб, — с твердой обложкой. Долго сражался с обувными шнурками — выцарапал победу. В коридоре стало намного свободнее — ботинки и ботиночки заселились в шкаф. Чтобы быть в форме, много внимания уделял активным видам спорта — занимался пятиборьем. В него входили прыжки в высоту, лазанье по любому вертикальному предмету, бег на различные дистанции, вольная борьба с мягкой игрушкой и гольф — доводил удары по мячу до совершенства. И, м-мур-мяв, кусочек сливочного сыра на куриных ломтиках: никогда не упускал возможности протестировать на прочность провода наушников.

Как всеобщему любимчику, мне многое прощалось. Однако я стал серьезной проблемой для своей любимой семьи…

***

Прервусь, пожалуй, и расскажу, как мы выбираем своего человека. Выбор происходит на второй Ступени Лестницы Отбора. Ее электронные недра содержат единственную папку с интригующим названием «Одна десятая». Эта папка — хранилище детства человека, а ее страницы — наши самые приятные помощники в непростом выборе.

Почему именно детские страницы? Потому что в них живут игры! А игра живет в каждой кошке! Мы разбираемся в играх не хуже, чем в сортах мяса. Но только в детских — правила взрослых игр часто меняются. В помощники они совсем не годятся. Шпаргалка проста и весьма любопытна: вы играете — мы наблюдаем! Детские страницы заполнены игровым опытом примерно наполовину. Другая половина страниц рассказывает нам о четвероногих друзьях ребенка, его мечтах и желаниях.

Мы получаем доступ к страницам, когда в подсознании человека только-только зарождаются образы и картинки о будущем питомце. На этом этапе кошка обладает правом откорректировать полученную заявку, усилив или ослабив волновые импульсы, которые исходят от страниц. Кошка-Мастер, уловив адресованный ей сигнал, обойдется без правки. Она охотно обменяется с отправителем гравитационными волнами — пошлет ему в подтверждение свое согласие. После этого человек осознает, что хочет завести питомца.

Кошка в статусе Смотрящего участвует в выборе семьи только в том случае, если в предыдущей жизни она получала поддержку и внимание со стороны человека. Воспользовавшись шпаргалкой, она удвоит волновые импульсы детских страниц будущего владельца, на котором остановила выбор, и он все чаще начнет задумываться о питомце. Кошка вольна не проходить вторую Ступень, если в прошлой бездомной жизни с ней плохо обращались и она сильно страдала.

Неофиты, получившие много положительных эмоций, скорее всего, тоже усилят импульс страниц. Это совсем не обязательно делать, но это, пожалуй, тот единственный случай, когда коты не хотят рисковать. Если кошка-Неофит пострадает от человека или лишится нужной ей помощи, она проигнорирует все отправленные ей сигналы и вернется на Землю Посланником-Смотрящим. Может случиться, что ее бездомная жизнь окажется слишком короткой. Тогда человек, для которого она могла бы стать любимым питомцем, упустит возможность получить новые знания и обогатить свое сердце. Возможно, он проживет до ста лет, прочитает много полезных книг и станет образцом для своих внуков и правнуков. Он пропустит лишь коротенькие мемуары в пятнадцать-двадцать лет жизни. Жизни, оборванной равнодушием.

В прошлое ушли времена, когда человек, причинивший вред коту, подвергался строгому суду, вплоть до лишения жизни. Древнеегипетский закон не уточнял, каким образом нанесен вред, — случайно или по злому умыслу, домашней или бездомной кошке. Карались любые обидчики. Среди моих сородичей найдется немало таких, кто до сих пор ностальгирует по этой древнейшей эпохе. Она подробно изложена в Нашем Предначертании — раздел «Второе Начало: Египетские кошки».

Не так давно на страницах нашего фолианта появился свежий Эпизод. Он дал нам надежду на Третье Начало:

Посланники Планеты Кошек, считайте дни, когда на Землю придет новый Хронос.

Он посеет семена неравнодушия.

Из них прорастет сострадание к земным животным.

И ответственность за них.

Это будут законы, написанные на бумаге.

Но в первую очередь это станет естественной потребностью всякого человека, прописанной в сердце.

Тогда каждый бездомный кот на Земле обретет дом.

Нам не придется больше посылать на Землю Посланников-Смотрящих.

Наше Предначертание.Эпизод две тысячи семнадцатый.Раздел «Миссия — Кот»

***

Я не вносил поправки, потому что всегда жил в ее подсознании, хотя она об этом не знала до последнего момента — нашей с ней встречи. У меня не нашлось ни малейшей причины не доверять ей. Все складывалось идеально и до и после моего рождения. Я полностью овладел их сердцами и так сильно привязал к себе, что… стал токсичным для него. Чихание, насморк, резь в глазах — таким набором симптомов я наделил его организм.

Они усмотрели в аллергии серьезную проблему: она не могла жить без меня и без него, он не представлял жизни без нее, а рядом со мной не мог находиться. А я ничего не усмотрел и ни о чем не подозревал. Трехлетний малыш тоже ни о чем не догадывался — весело носился за моим хвостом, с удовольствием играл в мои игрушки, смеялся над моей покорностью и крепко сжимал меня в своих детских объятиях.

Растерянный вид, с которым они все чаще смотрели в мою сторону, конечно, немного озадачивал меня. В ответ я с недоверием поглядывал на них, а вскоре заметил, что слегка тревожусь за свою судьбу. Это очень удивило меня. Преимущество Мастера — в его скрытых внутренних резервах, в умении сглаживать любые неприятные ситуации в любящей его семье и влиять на жизненные обстоятельства его любимых людей. «Я Мастер. Ничто не может помешать нашему союзу — она всегда будет рядом», — так думал я, находясь на Земле. Вернувшись на Планету, я понял, что послужило поводом для моей тревоги.

Слепой Кошачий Глаз

На моей Планете найдется немало особенных уголков, впечатляющих не только картинкой, но и тем, какие возможности они предлагают кошкам. Два таких своеобразных места лежат на планетных полюсах. Рельефом они напоминают земное горное плато с плоской вершиной и ступенчатыми склонами. Северное плоскогорье отличается от южного только размерами: оно чуть меньше и ниже, а его уступы более пологие. Мы называем его Неофитовым плато Ответов и Вопросов. Плоскогорье на южном полюсе носит название плато Надежд Свободных Кошек.

Ночь на Планете не похожа на земную. Ее не назовешь темной или безлунной, ясной или белой. Звездной, да, можно назвать — только созвездия над нашими головами светят другие. Она молочно-сливочная. Ночную черноту разбавляют не звезды — огромное желтое пятно планетного спутника со светлой поперечной полосой проливает вниз широкую реку молочных сливок. Размеры нашей луны внушительны — в ней легко уместятся три земных лунных диска. В полнолуние она напоминает глаз кошки. Кошачий Глаз — так мы ее и называем.

Два раза в году Кошачий Глаз «теряет зрение» — слепнет на несколько минут. Слепая ночь очень важна для домашних кошек и в первую очередь для тех, кого бросили хозяева. Для диких котов она тоже имеет не меньшее значение — в том случае, когда здоровью хищников наносится непоправимый вред или они попадают в неволю.

Долгие столетия я не забирался ни на одно из плато, но моя любознательная натура не давала мне покоя и всегда манила к этим местам. «Если и пойду к северному плоскогорью, то непременно в Слепой Кошачий Глаз», — убеждал я себя. Именно в эту ночь для брошенных кошек открывается возможность получить ответы на свои вопросы, воскресить почти истлевшие надежды и максимально усвоить уроки прошлой земной жизни.

Однажды я решился на вылазку. Путь предстоял неблизкий. Сумеречное молоко окутывало меня, словно туман в предутренний час на Земле. У пологого уступа северного плато я немного замешкался. Передо мной простиралась каменная, в основном состоящая из базальтовых пород стена. Она уводила ступенчатые склоны на многие километры влево и вправо от меня. Пока я стоял и раздумывал, не повернуть ли мне обратно, судьба свела меня с одним из моих сородичей.

Заметив его одинокую, полную сомнений и нерешительности фигурку у подножья горы, я подошел к нему. Он назвал свое планетное имя и представился Маркизом. Внешне мой новый знакомый полностью соответствовал благородному земному имени. Маркиз одевался в элегантный черный смокинг и белую рубашку, которая слегка выбивалась из-под смокинга на животе. Вместо воротничка шею Маркиза обнимало широкое белоснежное жабо. Безупречно белые подусники на его черной мордочке выглядели гармонично-выпуклыми. Они охватывали всю область носа с ярко-розовой пуговкой и, сливаясь с белым подбородком, прорисовывали белоснежный декор в форме симметричной луковички. На лапах Маркиз носил белые носочки. Меня поразили его глаза. Они были… (не могу подобрать более подходящего слова) человеческими! И в них плескался безмерный океан тоски.

Я понял, что кот с планетным именем 28.111.880, в отличие от меня, пришел на плато в особенную ночь неслучайно. Еще я сразу вычислил, что его статус соответствует моему. Это озадачило меня: два Мастера на плато Ответов и Вопросов — невозможное совпадение. В этой местности Мастера обычно не прогуливаются.

— Ты пришел сюда за ответами? — плохо скрывая удивление, не удержался я от вопроса.

Задумчиво окинув взглядом плоскогорье, Маркиз ответил не сразу:

— Меня впервые позвал Слепой Кошачий Глаз.

— Но ведь ты Мастер! Просто невероятно, что тебя бросили!

Задавая вопросы, я мысленно перебирал все возможные варианты, которые привели бы к такому финалу, и не находил объяснения.

Вместо ответа Маркиз предложил составить ему компанию и прогуляться до плоской вершины. Я согласился не раздумывая. Пока мы поднимались, ловко прыгая по пологим ступеням, он поделился со мной своей грустной историей.

Земное утро Маркиза начиналось почти всегда одинаково. Позавтракав, он провожал любимую хозяйку — добрейшую одинокую женщину — до лазарета Красного Креста, где она работала сестрой милосердия, а вечером встречал ее у третьей парадной своего дома. День он проводил во дворе — с весны до поздней осени ловил бабочек, искал целебную травку и заводил знакомство с дворовыми кошками.

Два моря, расплескав волны у берегов полуострова, на котором жил Маркиз, делали зиму в тех краях мягкой, почти бесснежной. Температура за окном, хоть и крайне редко, но опускалась иногда ниже нуля. В такие дни сильные ветра нагоняли холодов, прихватывая стужей землю, и хозяйка не позволяла Маркизу провожать себя. Он оставался дома и большую часть времени проводил у замерзшего окна, высматривая ее сквозь легкий, причудливый ажур на стекле.

На полуострове шла война. Люди с неистовым упорством умирали, убивали и ранили друг друга. С каждым днем раненых становилось все больше. Хозяйка Маркиза работала до позднего часа, не забывая хорошо заботиться о моем новом загадочном друге, — в миске он находил чуть ли не половину ее суточного пайка. А ближе к ночи, после ужина, его ждала, хоть и не очень долгая, но бескрайне желанная, увлекательная беседа.

Прошло полтора военных года. Одним прохладным вечером, слегка подогретым декабрьским солнцем, его любимый человек не вернулся из офицерского лазарета. Маркиз не терял надежды — терпеливо ожидал хозяйку во дворе. На следующий день, проникнув в парадную своего дома, он обнаружил, что дверь их квартиры не заперта. Из комнат доносились чужие голоса, по лестнице сновали незнакомые люди. Нагоняя страху на притихших соседей, они таскали из жилища Маркиза мебель и громко шумели. За суетливой болтовней никто не заметил грустных кошачьих глаз, осторожно наблюдавших со стороны.

Оставив парадную, знакомым маршрутом Маркиз добежал до лазарета, который располагался на краю города. Он не нашел внутри раненых, чьи истории хорошо знал из вечерних бесед с хозяйкой. Людей с повязками Красного Креста ему тоже не удалось обнаружить. Так Маркиз остался один — на улице…

Мы без труда одолели половину ступенек и остановились, чтобы осмотреться по сторонам. Кошачий Глаз вот-вот собирался ослепнуть, чтобы потом светить еще ярче, заливая сливочно-молочным светом все плоскогорье и давая ответы тем, кто находился на его плоской вершине. А мой вопрос по-прежнему оставался без ответа. Я видел перед собой Мастера, который, как я только что убедился, побывал в статусе Смотрящего. Такой поворот меня совсем не устраивал — мне хотелось поскорее разобраться во всем до конца.

Мы продолжили восхождение по базальтовым ступеням, и Маркиз вернулся к своей печальной истории:

— Я решил найти любое убежище, пригодное для жилья, и вспомнил о кошках в своем дворе. От непогоды они укрывались в подвалах жилых домов, куда попадали через небольшие наружные проемы нижних этажей. Все они были отменными крысоловами. Неравнодушные жители, заметив, что количество грызунов резко убавилось, в благодарность подкармливали моих бездомных знакомых. Я поспешил назад, чтобы присоединиться к ним. Но не успел. Громкий свистящий звук оглушил и сильно напугал меня. В следующий миг грохот взрыва загнал меня в подвал полуразрушенного дома. Внутри было грязно, зато теплее, чем снаружи, и не гулял ветер. Туда почти не проникал свет, пахло неприятно. В подвале обитали в основном крысы. Парочку я прикончил сразу, остальные разбежались. К началу весны я выглядел сильно истощенным. Моя шерсть поредела, на спине образовались проплешины, блохи атаковали меня. Из-за того, что я редко ел — а мне приходилось по несколько дней высиживать осторожного грызуна — и пил вонючую воду, по каплям собиравшуюся у основания ржавой трубы, у меня начались проблемы с почками. Все это время я не мог выбраться наружу. Лаз, через который я в панике влетел в подвал, в тот же день завалило грудой камней. Я почти умер и не мог дышать, когда меня раскопали. Покореженная дверь отворилась, и свежий весенний воздух проник в мои легкие. Хромая на правую переднюю лапу, я с трудом выбрался из тюремного заточения, и дневной свет ослепил меня.

Вслед за Маркизом я вылез из жуткого помещения. Скованный подвальной картинкой, я ощутил холодный, гнетущий страх. Страх вынудил меня признать, что, оказавшись в такой ситуации, я бы, скорее всего, не справился.

— Мне очень повезло, — продолжил Маркиз после небольшой паузы. — Когда я освободился из ловушки, меня заметила проходившая мимо землянка. Она забрала меня с улицы в свой дом, долго лечила мои больные почки и много разговаривала со мной. Моя спасительница догадалась, что я люблю и умею слушать. В полном одиночестве, в плену подвала, я вспоминал вечерние беседы с любимой хозяйкой. Возможно, это помогло мне выжить. Я получил второй шанс: в новой семье ко мне вернулись мое имя — оно было написано на самодельном ошейнике — и мои беседы.

— Поэтому ты не потерял статус Мастера! — обрадовался я, испытывая большое облегчение.

Наконец, последняя ступенька пройдена. Подушечками лап я ощутил шероховатую поверхность плато. Перед нами открылась поражающая масштабом картина: целая галерея разнокалиберных носов, ушей и хвостов на любой вкус, всевозможного колора и типов шерсти. Всюду, насколько хватало глаз, сидели и лежали брошенные кошки-Неофиты. На нас никто не обратил внимания — все были заняты своими внутренними переживаниями, готовили вопросы и надеялись получить ответы.

Я нашел свободное местечко и оглянулся, чтобы позвать Маркиза, но передумал. Прикрыв человеческие глаза и погрузившись в воспоминания, Маркиз неподвижно сидел между пушистой кошкой и лысым котом — сфинксом. Он собирался задать самый главный вопрос о своей прошлой жизни на Земле.

Я знал, что Кошачий Глаз будет мигать и слепнуть дважды. Когда он ослепнет в первый раз, у моих сородичей появится шанс задать вопросы. Во время второго мигания они получат ответы. Итак, кажется, все просто. Расположившись поудобнее, я приготовился наблюдать.

Неторопливо, мягко опуская веки, тонированные в цвет… эм-мыр-р, парного мяса, Глаз начал засыпать. Молочный зрачок все больше погружался в кровавый мясной сок и уже еле-еле просвечивал сквозь него. От волнения я почти перестал дышать. Полностью ослепнув, кровавый Глаз накрыл северное плато темно-красной мглой. Брошенные Неофиты и один Мастер задавали свои вопросы.

Прошло несколько долгих планетных минут. Небесный Глаз стал просыпаться и неохотно сбрасывать с себя сочную мясную пелену. Я восстановил дыхание и, поискав глазами Маркиза, подумал, что, вероятно, он задал правильный, волнующий его вопрос, так как именно от формулировки зависит точность ответа.

Погруженный в свои мысли, я чуть не пропустил начало второго акта. Кошачий Глаз возобновил представление. Теперь его веки окрасились в цвет океанской волны. Утопив молочный зрачок в ледяной синеве, океанская волна, застав меня врасплох, захлестнула и мои глаза — я в один миг лишился зрения. Позже я выяснил, что терять зрение во второй фазе моргания — это стандартная процедура: ослепнув вместе с Глазом, кошка в десятки раз увеличивает свою восприимчивость и лучше ощущает ответы на вопросы.

Когда я прозрел, Кошачий Глаз смотрел на меня обновленным взглядом. Умытый слезами моих сородичей, он лучился теплым светом. Его зрачок цвета слоновой кости проливал на плато прозрачную дорожку топленого молока.

Я поспешил разыскать Маркиза, пока он не затерялся среди разношерстной публики. Мне не терпелось узнать, какой ответ он получил. Лавируя между сородичами, которые размышляли над обретенными ответами и по-прежнему не замечали двух Мастеров, я услышал его голос:

— Я задал вопрос.

Маркиз стоял на краю пологого спуска. Подойдя к нему, я осторожно полюбопытствовал:

— Что же ты получил в ответ?

— Ничего…

Я оторопел.

— Как ты мог не получить ответа? Ты задал неправильный вопрос? — сомнения в моем голосе выдали мою растерянность.

— Ты не понял, я спросил: что я сделал не так? И услышал: ничего. Я задал еще один вопрос.

— И… получил ответ? Каков же он?

— Нет.

— Нет, не получил, или нет — это ответ? — снова запутался я.

— Это ответ. Я узнал, что меня не бросали.

Маркиз посмотрел на умытый Кошачий Глаз и нерешительно продолжил:

— Третий вопрос звучал так: может ли это вновь случиться? Тебе не понравится перспектива.

Я уже и сам понял, что ответ на последний вопрос был утвердительным. Удивительные глаза Маркиза говорили лучше всяких слов.

— Я думал, ты спросишь, как так произошло, что Мастер оказался на улице Смотрящим?

— Я задал и этот вопрос тоже.

— Так что же ты молчишь?! — разволновался я и, споткнувшись на ровном месте, чуть не полетел кубарем со ступенек, по которым мы спускались.

— Ты мне нравишься, — сказал Маркиз, подставляя свою спину для поддержки. — Я рад, что мы встретились. А что касается финального ответа… Он намного серьезнее, чем я думал. Дословно он звучит так: есть силы, рушащие все вокруг, способные изменить судьбу любого, даже Мастера.

Противный леденящий холод снова затолкал меня в подвал Маркиза. Холод сочился из каждой моей шерстинки, взъерошивал шерстяной покров, заставлял срыгивать вонючую воду и выкашливать затхлый подвальный воздух.

— Одна из этих сил… — еле выдавил я из себя.

— Война. Она выгрызла дыру в моем настоящем, загнала в нее прошлое и скалит зубы на мои будущие возвращения.

— Сколько… возвращений…

— Она будет скалиться? — Маркиз взъерошил шерсть. — Мне понадобится много времени и много жизней, чтобы все исправить.

Василь Васильич решает проблему

Василь Васильич появился на свет на сыром земляном полу в старой заброшенной кузнице, которая стояла на краю поморской деревни. Впрочем, никакого света в покосившейся кузнице с маленькими заколоченными окнами не было и в помине, он пришел во тьму, пропахшую сыростью и ржавым железом. Он и предположить не мог, что всего через два с половиной месяца по земному времени, а по его собственным ощущениям — целую вечность, — его назовут таким красивым двойным именем. Он вообще ни о чем не знал и ничего не понимал.

Он не знал, что если лежать на сырой холодной земле под протекающей крышей, то можно замерзнуть и даже умереть. Он не знал, что всего в одном хвостике от него спят под навесом, сбившись в кучку, его братья и сестры. Он не знал, что мама с утра еще ничего не ела, а значит молока снова не хватит на всех ее малышей. Впрочем, что такое утро, он тоже не знал и не понимал, почему в одно и то же время его уши начинают раздирать громкие лязгающие звуки, которые не утихают до позднего вечера. Что такое вечер, он тоже не знал.

Но еще больше он не понимал. Он не понимал, почему всегда голодный, почему истошно кричит, когда голодный и почему теплое, вкусное, которое он с трудом отыскивает в теплом, пушистом и к которому жадно присасывается, быстро пропадает из его рта. Нет, он не родился глупым, он родился слабым. Ему было невдомек, что это приговор. Приговор его хрупкой жизни. Но он старался. Он старался выжить. Хотя, наверно, и этого он тоже не понимал. Не осознавал, что старается…

Дней пятьдесят от своего рождения у него, хоть и немного, но получалось. Не каждый день у него получалось открыть глаза. Иногда ему помогала мама, вылизывая шершавым языком его слипшиеся веки. У него получалось по чуть-чуть прибавлять в весе. В месяц он уже вставал на тоненькие дрожащие лапки и даже ковылял от спального места в ближайший закуток, чтобы там справить свои дела. У него получалось играть, когда в животе бурчало от голода. Правда, играл он недолго — надавав ему пятками по носу, более крепкие братья и сестры быстро теряли к нему интерес.

А потом у него резко престало получаться. К двум месяцам у него перестало получаться разлеплять глаза. Они превратились в маленькие щелочки. Полагаться на слух у него тоже не всегда получалось. Когда кузнец, работавший в новой кузнице неподалеку, заполнял всю округу звенящими ударами молота по наковальне, он терял все ориентиры. Все чаще он оставался наедине со своим одиночеством. Погруженный в вечную тьму кузницы, он долго неподвижно сидел, задрав голову, упираясь глазами в черную стену. На стене то появлялось, то исчезало размытое светлое пятнышко. С бесконечной тоской он всматривался в пятнышко и пытался представить тот самый прекрасный мир, которым так восторгаются его сестры и братья. Они уже все побывали где-то там, наверху, и звали его за собой.

Он старался. Подпрыгивал так высоко, как только мог. Силы быстро оставляли его, он валился на земляной пол и упрямо мечтал, что когда-нибудь выберется из своего заточения и увидит… Он так и не придумал, что он увидит. Самое отвратительное — он терял и без того небольшой вес и лысел. Его пузо раздулось, его облепило такое количество блох, что мама брезговала вылизывать самого слабого в помете, отдавая предпочтение малышам покрепче…

Я не часто вспоминаю Василь Васильича. С него началась моя земная история Неофита, которая затем переросла в историю Мастера. Мне нет нужды вспоминать о нем, потому что Василь Васильич живет внутри меня, со своей жаждой к жизни, своим упорством и стремлением побеждать сырую, темную вечность. Та встреча с Маркизом разбередила мою память, вытащив крохотного Василь Васильича из ее потайных уголков.

Я вспомнил, как нашел в себе силы для последнего прыжка, как отыскал узкий проем под заколоченным окном, вылез и увидел… свет. Свет белой поморской ночи. Как щелками-глазами удивленно взирал на настоящий земной мир, не обращая внимания на кровоточащие раны на облысевшем тельце. Я вспомнил, как жадно пил молоко, забравшись лапами в молочное озеро, и удивлялся, что оно все не пропадает и не пропадает из моего рта. И как потом кто-то произнес: «Э-э, да ты, братец, вылитый Василь Васильич…»

***

День за днем я разбрасывал свой подшерсток по всей квартире, а через десять месяцев расплатился за свою оплошность. Заключение врача: «Кот — причина аллергии», — и его суровая рекомендация: «Удалить распространителя аллергена из квартиры», — долетели до моих недоверчивых ушей, посеяв внутри меня небольшую тревогу и поставив под сомнение не мое пребывание в семье, а навыки самого врача. Проводив доктора-чудака до двери, я запрыгнул на подоконник и тут же выкинул его слова из головы.

За окном стояла поздняя весна — любопытнейшее время года для кошки. Напротив меня, на дереве, восседала говорливая ворона. Она громко, вдумчиво каркала и отвлекала меня от настоящей живой мухи. Муха бестолково ползала, нарезая зигзаги на оконном стекле, и я уже предвкушал, как полакомлюсь настоящим мясным деликатесом. Но вместо запланированного перекуса я воспарил с подоконника…

«Заглянув Ванской кошке в глаза, можно увидеть всю свою жизнь. Так говорят люди на Земле», — улыбаясь, сказала Алиса, когда прощалась со мной.

…Я воспарил с подоконника на ее колени. Сразу забыл про муху и приготовился слушать. Но у нее закончились слова. Она целую вечность смотрела на меня, не проронив ни звука. Погруженный в сырость ее глаз, я не сделал ни одной попытки улизнуть с коленей. Пока я размышлял над своим нетипичным поведением, она искала в моих неванских глазах подсказку. Она нашла ее. Я получил наше общее будущее, белок-агрессор — условия перемирия, а муха… дополнительный час жизни.

В моем ближайшем будущем — утром следующего дня — скрывался первый большой подвох: в кошачьей клинике врачи лишили меня возможности иметь потомство. Постепенно мои гормоны снизили активность, и белок потерял заметную долю своей токсичности.

Второй подвох я заподозрил, когда через несколько дней очутился в воде. Вода была теплой. Я «тонул» в ванне.

***

Описывая собственный опыт в разделе «Аллергия хозяина на кошачий белок и как с ним бороться», я долго листал страницы громоздкого файла. На них мои сородичи делились своим жизненным опытом и выясняли, какой способ купания наиболее комфортный и в то же время самый результативный.

Одних купали в мелком тазике, смачивая шерсть губкой, другие плескались по шею в воде, кто-то принимал душ, а кого-то погружали в воду на три-четыре минуты, а потом повторяли погружение со сменной водой той же температуры. Итоги купания сводились в длинную таблицу. Сделав выборку, я обнаружил, что двойное погружение оказалось самым оптимальным способом очищения шерсти от аллергенного белка. К комфортной приравнивалась температура воды в тридцать восемь — тридцать девять градусов по Цельсию. Тут пожелания моих сородичей полностью совпали. С сушкой дело обстояло немного запутаннее. Кому-то нравилось оборачиваться в полотенце, кто-то вылизывался самостоятельно, большинство чередовало оба варианта, а профессиональную сушку феном предпочитали единицы. Но все сошлись в одном — главное, чтобы в комнате было тепло, не гулял сквозняк, а сама водная процедура не слишком затягивалась.

***

Мое терпение иссякло в самом начале процедуры — первые подмокшие секунды безнадежно увели стрелки часов в сырую вечность. Я возразил когтями. Возражал еще несколько купаний подряд, а потом согласился на компромисс — позволил купать себя, стоя на задних лапах, передними упираясь в край ванны.

Где-то глубоко внутри меня Василь Васильич снова встретился с вечностью. Он старался. Пусть не сразу, но у меня получилось.

Пончик в небе

Чуть замешкавшись на пороге, я принюхался к незнакомым запахам и осторожно ступил на незнакомую территорию… Они поручили мне заселить семью в более просторное жилище, но прежде — проверить зоны с хорошей энергетикой и пометить гепатогенные зоны с отрицательной энергией. Еще, кажется, я в тот день отыскивал неких мифических существ и, в зависимости от их сущности — злая или добрая, — должен был изгнать их или договориться с ними.

Никаких духов — ни плохих, ни хороших — мне обнаружить не удалось, а в зонах я вообще запутался. Чтобы реабилитировать себя в их глазах, я просто-напросто наделил исследуемое пространство громким, счастливым урчанием и с удовольствием разлегся в центре большой комнаты напротив окна непривычной угловой конструкции. Его подоконник выглядел не таким широким, как в старой квартире. «Зато гуляя по нему, можно легко менять ракурс картинки за стеклом», — вынес я одобрительное решение.

Северное лето обрадовалось мне как постоянному зрителю. Несколько раз в день оно обновляло панораму за окном, заманивая меня в свою мастеровую. Летний репертуар предлагал на выбор всего два жанра — пейзажный и анималистический. Вполне достаточно, чтобы почаще выглядывать в окно!

Иной раз, под утро, нарисует под окном двух моих бездомных сородичей. Они громко и нудно начнут выяснять отношения, но так и не уладят конфликта — с дикими воплями сойдутся в жестокой лапопашной драке.

В другой раз подтянет к окну мокрое, мышиного цвета, небо. Будет долго, утомительно его теребить, вытряхивая вниз тонны мелких капель. Разодрав в пушистые клочья плотную тучу, возьмется за кисть. Раскрасит верхнюю половину холста приглушенной синевой, придаст клочьям вид белых творожных пончиков, растреплет их усыпанной по бокам пудрой. Землю выстелет молочным нефритом и до краев наполнит картину полупрозрачным янтарем. Вечером расплещет у горизонта двадцать пять оттенков серого, подсинит их пастельной бирюзой и так и оставит сереть до полуночи. А то и вовсе в угоду северному летнему дню отменит ночь, всего лишь присаживая зеленоватое солнце за горизонт.

И я не устоял, соблазнился — одним ловким прыжком влетел в открытую форточку и, оттолкнувшись от нее задними лапами, рванул за растрепанным белым пончиком.

***

В Новостной Кототеке я много раз читал истории кошек-высотомеров — любителей выйти в окно. Финалы в каждой истории были непредсказуемы. Кто-то летел с высокого этажа и оставался цел и невредим, а кому-то хватало и трех этажей, чтобы сильно покалечиться. Две истории я слышал собственными ушами.

Закрыв последнюю свежую страницу с земными новостями, я шел к выходу из Кототеки. Мое внимание привлекла небольшая группа кошек-Неофитов. Они стояли спиной ко мне и выражали сильное беспокойство — лупили хвостами направо и налево. Я привернул к ним, чтобы узнать, что их так разволновало.

Неофитов интересовал короткошерстный кот в нарядной белой сорочке с черными заплатками на спинке. Он сидел напротив них и рассказывал, как впервые летел с «космической» высоты — восьмого этажа. Свой полет он совершил в юном возрасте, имея легкую весовую категорию. По большей мере это и уберегло его от травмирования.

— Каково это — парить над землей, подражая орлу в небе? — спросил я у бесстрашного кота-экстремала.

Неофиты удивленно уставились на меня, а парашютист — так летуны себя называют — ответил, что орлом он себя точно не ощущал, скорее пингвином.

— Да ты сам представь! — обратился он ко мне, заметив мое замешательство. — Что ты почувствуешь, когда твои лапы, привыкшие ступать по твердой поверхности, вдруг лишатся возможности опереться? Не сомневайся — ты растеряешься и в первые секунды парения будешь цепляться когтями за воздушное пространство, чтобы замедлить свое падение. Чем быстрее ты осознаешь, что в воздухе нет ни одной точки опоры, тем скорее вспомнишь о рулевом — собственном хвосте. Он — твое спасение, то вытяжное кольцо, что раскрывает парашют.

Теперь пришла моя очередь удивляться:

— Если все так, как ты описываешь, зачем тебе понадобилось планировать с такой высоты?

Мой новый вопрос понравился Неофитам, они энергично закивали головами.

— Риск абсолютно неоправданный, — многозначительно добавил один из них.

— Да я и сам толком не знаю, зачем рисковал, — смутился парашютист. — Окно оказалось распахнутым, и запахи поздней весны выманили меня на подоконник. Хотел бы я сказать, что моей душой овладел возвышенный порыв, навеянный сезонной романтикой за окном, но, по-видимому, все гораздо банальней. Я улетел вслед за своим основным инстинктом.

— Так ты охотился? — догадался я.

— Ага, на голубя. Сизый негодяй дразнил меня — сидел на самой верхушке дерева.

— Что же произошло дальше, после приземления?

К слову сказать, дотошность — преобладающая черта моего характера.

— Мы-р-р-рр! Излишняя самоуверенность и беспечность, сдобренные глупостью, быстро убедили меня, что дворовая жизнь — это интересное, вполне безопасное приключение. Я легко адаптировался и ни за что не хотел возвращаться домой. Днем я нежился на солнышке — оно приятно согревало мои бока, а ночью охотился. Мои гормоны здорово разбушевались — семенники все еще оставались при мне. Сколько я оставил потомства — не считал, сколько выжило — мне не удалось узнать. Зато неудачно свел знакомство с крохотными прыгающими насекомыми. Паразиты не давали мне покоя ни днем, ни ночью. Я все реже думал о семье и почти забыл своего старшего друга — возрастного кота.

— Погоди-ка, выходит, твоя семья не искала тебя? — искренне посочувствовал я парашютисту.

— Наоборот, еще как искала! Но я был хитер. Завидев юную хозяйку, я удирал прочь. Даже не спрашивай, почему, — сам не в курсе, меня словно подменили.

— Сколько ты продержался? И как вернулся домой?

Задавшая эти вопросы кошечка подошла к нам поближе и представилась Дульсинеей. В этот момент выяснилось, что рассказчика зовут Тим. «И где моя вежливость? — укорил я себя. — Как всегда, убежал вперед паровоза и забыл познакомиться!»

— Меня перехитрили. Поймали на приманку-вкуснятинку и быстро упаковали в шлейку, — рассмеялся Тим. — На улице я прожил чуть больше месяца. Мой старший друг очень обрадовался моему возвращению, да и я, как только увидел его, выкинул из головы все мысли об уличной жизни. Еще приятно было осознавать, что насекомые больше не прыгают по мне и не донимают своей назойливостью.

— Ты легко отделался, — заметила Дульсинея. — Я подслушивала ваш разговор с самого начала. Ты, Тим, безусловно, камикадзе. В этом мы с тобой похожи — я тоже летела с восьмого этажа. Но в отличие от тебя, угодив в ловушку распахнутого окна, я оказалась совершенно не готова к бездомной жизни — превратилась в абсолютно беспомощное, неадекватное существо.

Неофиты замолотили хвостами с удвоенной силой, а мой хвост едва дернулся. Я заранее придавил его лапой, чтобы он не отвлекал меня от рассказчиков. Во время паузы я хорошо разглядел кошку-экстремалку. Дуся (она сказала, что мы можем так ее называть), как и Тим, носила короткошерстную белую шубку с темно-серыми пятнышками на спинке, но отличалась точеным станом — узкая в бедрах, с высокими лапами и плавными поворотами тела. Ее стройную фигурку украшала изящная головка с ассиметричной челкой. Неровные темные пряди челки спадали на раскосые выразительные глаза серо-зеленого цвета. Кошечка неподвижно сидела на задних лапках, обернув передние тонким хвостом, живописно разлинованным в черную и серую полоску.

— Орел из меня тоже не получился, — удрученно произнесла Дульсинея. — Но мне повезло. Я удачно спланировала в небольшой сугроб. Заканчивалась зима, и уцелевшая, не успевшая растаять кучка снега смягчила мое падение.

Дуся еле слышно вздохнула, опустив красивые раскосые глаза.

— Можно, я угадаю, что произошло дальше? — вполголоса попросил Тим.

Изящная головка кошечки едва качнулась в знак согласия.

— Охваченная испугом, ты побежала вдоль дома, пока страх не загнал тебя в подвал или еще дальше — в чужой двор?

— Ты угадал. Я просидела в подвале две недели. Потом голод выманил меня наружу. Но я так и не пришла в себя. Кажется, ты говорил, что тебя словно подменили? Та же перемена произошла и со мной. Я не узнавала никого из своей семьи, а имя слышала, как в глубоком сне, потому что… я забыла его. У меня получалось только прятаться и шипеть. О-фр-ш-ш! Я вдруг стала невероятно бдительной — никого не подпускала к себе на близкое расстояние, и фокус с приманкой проваливался раз за разом. Никто не мог помочь мне — из милого домашнего питомца я превратилась в дикую, неадекватную кошку, сторонившуюся даже своих сородичей.

А я вдруг обнаружил, что Дульсинея обладает способностью изменять не только свою сущность, но и подвергать панике мою. «Никогда не пытаться стать орлом, фыр-ш-ш, летающим пингвином… Никогда не подходить к открытому окну, никогда не выглядывать и не охотиться из него. Никогда, никогда, никогда…» — повторял я про себя, нечаянно предав забвению тот факт, что произнесенные сегодня «никогда» мне никогда так отчетливо не вспомнить на Земле.

— Я вернулась домой спустя два месяца, — сказала Дуся, воскресив во мне мое любопытство. — Моя хозяйка несколько дней терпеливо караулила меня у ловушки с едой. Знаю — банально, но эффективно. Голод вынудил меня зайти в нее, и только я прикоснулась к еде, как дверца ловушки захлопнулась. Дома я моментально пришла в себя и вспомнила, наконец, свое имя.

«Хорошо, что Дульсинея и Тим возвратились в свои семьи, — с удовлетворением подумал я, когда оба экстремала, попрощавшись со всеми, направились к выходу из Кототеки. — Им есть что обсудить… Фыр-ш-ш! Нет, пингвины меня никогда особо не привлекали, нечего даже и думать об этом».

***

Планировал я недолго — всего один этаж. Это спасло меня. Ощутив под лапами твердую опору, я, не оглядываясь, зашагал вдоль дома. Ушел недалеко — она разоблачила побег буквально в считанные секунды после того, как я улетел.

На следующий день я обнаружил, что форточки в квартире выглядят немного странно — дробят уличную картинку на мизерные квадратики.

Часы одиночества

У художника за моим окном закончились летние краски. Осеннее небо временами смахивало на чернично-творожный йогурт, которым я без спроса лакомился на обеденном столе. Слоистая масса йогурта опускалась все ниже и становилась все плотнее. Когда под тяжестью собственного веса тучные слои обрушивали на землю густой ливень, за окном возникали сплошные помехи. Иногда выпадал и творожный осадок. Он меньше искажал заоконную картинку и отличался мастерством маскировки. Я запрыгивал на подоконник и часами всматривался в белое, невесомое, тонкое за стеклом. День за днем порывистый ветер трепал молочный янтарь, взбивая его в одну сплошную серую тучу. Мне казалось, что надо мной тоже кучкуются хмурые облака.

Интуиция меня не подвела. Одним утром коробка-чемодан разинула ненасытный рот. Изучив подушечкой лапы края пасти самой коварной, по мнению Барсика, коробки, я осторожно забрался внутрь, чтобы не спеша исследовать ее. Увлекшись, я чуть было не попался. Руки подхватили меня в последний момент — громко щелкнув, чемодан захлопнул свою пасть.

На следующий день я обнаружил изрядно располневший чемодан в коридоре. «Других коробок нет. Едут без меня, — заподозрил я, внимательно наблюдая за их сборами. — Однако кто-то же должен ко мне приходить, чтобы наполнить миску едой, освежить лоток и разнообразить мой досуг игрой с дразнилкой?» Когда она взяла меня на руки и нежно чмокнула в нос, а он, потрепав мои уши, наставительно произнес что-то вроде: «Держи хвост по ветру!» — мои глубокие подозрения стали еще глубже. Закрылась дверь. Я не сдвинулся с места, сидел и ждал, прислушиваясь, как что-то монотонно стучит внутри меня.

Это часы одиночества начали свой отсчет.

***

На Планете часы одиночества тоже отмеряют ход. Они отсчитывают два разных времени. Для одних кошек стрелки часов двигаются очень медленно. Они почти замерли и показывают время, которое мы называем Одиноким Одиночеством. Для всех остальных моих сородичей время носит название Одиночество Воспоминаний.

Планета создана для кошек, но нет ничего желанней для нас, чем наша жизнь на Земле. В ожидании земного часа, уединившись от других хищников, дикие коты старательно ворошат свою память. Они снова и снова переживают моменты удачной охоты и рождение на заре детенышей. Бродят по невидимым тропам и запутывают следы. Забираются высоко в горы, чтобы отыскать уютное логово. Совершают короткие перебежки в степном разнотравье и пересекают раскаленные под солнцем пустыни. Они заново попадают в капканы, видят себя умирающими от выстрелов и гибнут от ран в жестокой схватке с соперником. Они надеются, что в следующем настоящем им повезет больше и что в нем будет меньше боли и страдания.

Домашние кошки вспоминают время, проведенное вместе с человеком. Даже у Смотрящих нет-нет да найдется хотя бы одно доброе воспоминание. Они называют его Отблеском Надежды. Оно согревает котячью душу и дарит веру в то, что в следующий раз Отблеск обязательно найдет Свет Домашнего Очага.

***

На Земле за закрытой входной дверью я нашел… абсолютную вседозволенность. Хозяин за дверь — в квартире новый зверь! И никаких часов одиночества! Сообразительный новый зверь быстро наверстал ощутимую нехватку общения. Он подсказал мне, что в покинутом людьми жилище я имею полное право расширить свои права, а обязанности, наоборот, сократить до минимума. «Ешь, спи, используй лоток по назначению, — убеждал меня зверь-провокатор и, ничуть не смущаясь, подливал сливки в молоко: — Теперь вся квартира целиком — это одна большая игровая. В ней припрятано много интересных игрушек. Бери их и владей ими!»

Первым делом я взял холодильник. Запрыгнув на него, завладел всяким хламом. Сосредоточенно ронял трофеи на пол. Прибравшись наверху, я обнаружил уютное спальное место — расчищенная поверхность оптимально вмещала одного пушистого кота. Спать не хотелось, и я спрыгнул вниз. Внизу лениво поиграл с трофейными обломками, а вспомнив о запретных игрушках, метнулся в комнату.

Раздобыл карандаши с ручками и быстро загнал все это замечательное добро в самые труднодоступные места в квартире — под диван и под ванну. Расчихвостив себя за излишнюю расторопность, с трудом выудил часть обратно. Долго тестировал карандаши на зуб, но, увлекшись, приговорил их к обгрызанию, а металлические ручки стартовали дальше — бренча, разлетелись по комнатам.

Каждый новый день игровая удивляла меня своими неистощимыми запасами. Откуда-то взялась длинная прямая дистанция, которая соединила комнаты от окна до окна. «Получится отличный забег!» — обрадовался я и сорвался с низкого старта, ускоряясь с каждой секундой. Во втором забеге шторы превратились в тренажер — в первом я превысил скорость и со всего размаху налетел на батарею. Перед тем как начать тренировку, я потратил много времени на то, чтобы избавиться от ярких помех в глазах и вернуть себе нормальное зрение в привычных мне приглушенных тонах.

Несмотря на щедрость квартирной игровой, я заметил, что все чаще скучаю по ним. Художник за окном старался изо всех сил — каждый день приглашал меня на просмотр новых картин. Еще две недели назад мне нравились все его творения, а сейчас я с удивлением обнаружил, что они переполнены грустью и одиночеством. Одинокая ворона на дереве грустно каркала, бездомные сородичи после драки грустно расходились в разные стороны — каждый шел к своему одиночеству. Разоблачая живописца, я заподозрил, что и растрепанные белые пончики в летнем небе грустили — одиноко таяли, в грусти своей растворяясь.

Мои часы одиночества возобновили ход: во мне загрустил Василь Васильич. У меня сразу перестало получаться играть. Зверь-провокатор растерянно поджал хвост.

Погруженный в свое одиночество Василь Васильич неподвижно сидел на придверном коврике. Задрав голову, он смотрел на закрытую дверь. За дверью то раздавались, то затихали шаги. С бесконечной тоской он прислушивался к ним и представлял, как они возвращаются и как обнимают его…

У него получилось. Они вернулись! Немного пожурили меня за мое неправильное поведение: я нарушил одну из трех основных обязанностей — напрудил большую лужу в коридоре. Со временем я научился их ждать. Готовился к встрече за пару дней до их приезда — жил на коврике у входной двери. Я больше никогда не ходил на «мокрое дело», потому что знал — они всегда возвращаются.

Будни Планеты

В планетном мире, как и в земном, утро начинается с рассвета, а закат предвещает ночь, завершая день. Меняются краски планетных суток, но их светлое и темное время никак не влияет на наш уровень активности. Мы остаемся в одном режиме — бодрствования, хотя легкая поверхностная полудрема нам тоже доступна. Перебирая в памяти земные картинки, мы встречаемся, обмениваемся опытом друг с другом, совершаем прогулки и заглядываем в Новостную Кототеку из простого любопытства.

Все наши воспоминания, вверенные электронным страницам, проецируются на Весы Равнодушия. Они незамысловаты. На одну их чашу попадают добрые качества людей — сочувствие, гуманность, милосердие, доброжелательность, сопереживание, отзывчивость, сострадание… А на другой копятся жестокость, черствость, бессердечие, безответственность, агрессия, безучастие… В середине надписи Весов едва видны первые три буквы еще одного слова: Весы Абс… Равнодушия. Еще совсем недавно кошки гадали, почему Планета стерла слово «Абсолютное» (наиболее подходящий вариант) и почему у Весов такое странное название. Мне, как и многим моим сородичам, было бы приятнее называть это превосходное мерило людских свойств Весами Человечности.

Сегодня наш посыл человеку звучит очень просто: «Миссия — Кот!» В современном мире мы по-прежнему охраняем природу, ловим мышей и создаем уют в доме. Но если раньше мы действовали в одиночку, то сейчас изменили подход — мы обучаемся вместе с человеком. Такая тактика хорошо работает — среди нас появляются новые Мастера, а люди лучше заботятся о своих питомцах, учатся соблюдать наши права и пополняют добрую чашу Весов. Без общих усилий наша Миссия провалится, а Весы Равнодушия оправдают свое название.

Перед тем как отправиться на Землю, я проверил, не сильно ли нарушено равновесие Весов и какая чаша перевешивает. Такая проверка всегда волнительна для любой кошки — и дикой, и домашней. Весы очень тонко настроены. Мы сравниваем их с усами, потому что, как и наш осязательный орган, они выполняют роль чувствительных антенн. Получая информацию из воспоминаний, весы превосходно распознают опасность или благополучный исход, правда, без явного касания. На Весах есть и осязательные волоски — деления. Их гораздо меньше, чем тех, что растут на моей верхней губе, — пять с одной стороны и столько же с другой — и расположены они все в один ряд.

В тот день мой беспокойный хвост напрасно тратил энергию. Второе тысячелетие заканчивалось с небольшим перевесом доброй чаши: за счет доброжелательности стрелка Весов находилась на ее стороне, на полпути к первой риске. Удовлетворенный проверкой я вспомнил строки одного из популярнейших среди моих сородичей Эпизода:

Кошки-Посланники созданы для того,

чтобы быть рядом с человеком.

В любые его дни.

Но не служить, а направлять.

Быть вектором ему.

Обучаться вместе с ним.

И быть знанием для него.

Наше Предначертание.Эпизод семьсот двадцать третий.Раздел «Миссия — Кот»

***

Когда анализ земной жизни завершен, электронные страницы заполнены, статус получен (или подтвержден прежний), семья выбрана (или выбор «своего человека» отложен до следующего раза), перед самой отправкой на Землю кошка произносит Согласие Посланника. Эта красивая церемония, уходящая корнями в глубокое прошлое, занимает всего несколько минут, но требует дотошной детальной проработки.

Места, где проходит церемония, уникальны для нашей Планеты. Они с точностью копируют ландшафты и предметы на Земле. Каждый отдельный кусочек этой местности представляет собой волновую пространственно-временную проекцию. Визуально ее можно сравнить с земной голограммой.

Мы создаем проекции в большом количестве, когда заполняем страницы Кототеки своими воспоминаниями. Их всегда много, потому что в каждой картинке живут наши желания и наши надежды. Когда кошка отберет одну из зарисовок, прорисует все подробности, иногда добавив свою фантазию, проекция с фотографической точностью проявится на Планете.

После того как у меня появилось первое настоящее земное, да к тому же двойное имя, мои проекции стали намного уютнее. К тихому зеленому двору я добавил крышу над головой, мягкую подушку, набитую ароматной соломой, и плошку со свежим творожком. Позже я перепробовал различные варианты — от коврика в прихожей и спинки дивана до потолочного карниза и лампы на столе, под абажуром которой так приятно дремать, одним глазом подсматривая за сидящим в кресле.

В последний раз мой выбор пал на шерстяной ковер, расстеленный в большой комнате на полу. Я удобно расположился в центре ковра, закрыл глаза, представил уютный семейный вечер и произнес Согласие Посланника:

Я стану обычным земным котом,

С покровом коротким, длинным, густым,

Серым, пятнистым, в полоску… таким,

Каким ты захочешь узнать меня.

Потом… с тобой мы о многом поговорим…

А сегодня! Встречай своего кота!

Вокруг оглянись…

Я давно тебя жду на пороге нового дня

Длиною в жизнь…

Я знаю, я верю, я вечно буду тобою любим!

Текст Согласия ни разу не менялся с той поры, как первый Посланник-Хранитель ступил на Землю. Свободные Дикие кошки местом церемонии выбирают голограммы со своим будущим ареалом. Когда хищники произносят Согласие Посланника, они обращаются к матери-природе, которая становится для них домом, дает им укрытие, пропитание и оберегает их от врагов.

Не так давно волновые проекции моего дикого друга Манула поражали меня своим размахом. Передо мной вставали разнотравные степи, уходящие за горизонт. Всматриваясь в пестрый покров из трав и цветов, я долго искал степного отшельника с планетным именем 21.050.427. Его выдавали желтые глаза-блюдца и довольное пофыркивание. На последней церемонии я выискивал Манула среди скал и небольшого растительного лоскутка, в зарослях которого он сегодня охотится на Земле.

Пространственно-временные проекции каждый день собирают немало любопытных сородичей. В одна тысяча девятьсот девяносто шестом году по земному летосчислению меня провожал и мой новый друг Маркиз. Я хорошо различил его черный смокинг, украшенный белоснежным жабо. Он желал мне удачи.

Пройдет несколько лет после моей церемонии, и Маркиз отправится на Землю. Ему понадобятся все его знания и навыки, чтобы противостоять той страшной силе, которая, сомкнув железные челюсти на его настоящем, искромсала его судьбу.

Согласие Посланника — это своеобразная черта, перешагнув которую, кошка рождается на Земле.

Земные будни

Природные будни за моим окном едва тлели — летний хаос давно сменился осенним. Темнота снаружи безжалостно кромсала день, пока от него не остался скромный серый кусочек.

Ранняя чернота за окном подстегнула мои охотничьи инстинкты. Удерживая равновесие при помощи рулевого — хвоста, — я лавировал между цветочными горшками, которые в это время года традиционно переселились на подоконник, поближе к свету, и воображал себя настоящим хищником в засаде. Охотился в основном на тени — их в большом количестве рисовал ветер.

Порыв ветра и… рулевой отправляет меня в длинный прыжок, а огромный горшок с цветком с грохотом падает на пол! Ее веские аргументы в пользу нежного растения, с которым, по ее мнению, я нарочно свел счеты, показались мне сомнительны — горшков много, а любимый кот у нее один. Повернувшись к ней спиной, я сделал вид, что дуюсь на нее. Ее аргументы тоже сразу сдулись. Подметая пол, она заметила, что длинные стебли растений излишне вытянулись и их не мешало бы укоротить. Чуть позже обрезанные уцелевшие цветы теснились в углу окна, а я терся головой об ее колени. Я всегда ей все прощал.

Меня никогда не наказывали, меня лишь слегка журили и со мной договаривались. Словами. Я получал двойное удовлетворение — от совершенного действия и от того, что мой нос не тыкали в… э-фр-ш-ш, во что-нибудь. Но сам я никогда не раскаивался и не винил себя в том, что стащил отборный кусок мяса, беспечно оставленный на кухонном столе для праздничного ужина, и украдкой насытил им желудок.

В тот сытный день, переступив порог кухни, я почувствовал приятную щекотку в районе подусников. «Здесь происходит что-то важное, чуть не пропустил!» — чихвостил я себя, цепляясь глазами за продукты. Мне хватило всего пары секунд, чтобы вынести вердикт: «Сегодня полакомлюсь!»

***

На Планете мы не добываем еду — потребность в ней как в ценной земной составляющей отсутствует. Но приятное удовольствие от самого процесса поглощения пищи мы получаем. Кошке стоит лишь выбрать продукт, которым она хочет полакомиться, произнести его название и сытость наполнит ее нутро. Подобный способ насыщения не делает нашу трапезу столь же аппетитной и желанной, как любой перекус на Земле. И не оставляет запахов на шерсти. Один из основных инстинктов охотника — тщательное вылизывание после еды — на Планете не работает. Нам не надо приводить свою шерсть в порядок для того, чтобы смыть с себя все улики.

Я отлично разбираюсь и в качестве продуктов (никогда не стану есть прокисшую еду), и в различных видах мяса. Люблю в меру кислый и соленый вкус, а пресная еда мне не нравится. Подогретую порцию съем с большим удовольствием, а тоненькие полоски сырой говядины уплету, едва они успеют разморозиться.

Моя любовь к сырому мясу понятна — я все же хищник, хоть и одомашненный. Мне подозрительны свежие огурцы. На вкус они не соленые, не кислые и жиров не содержат, и скорее пресные, не имеющие ярко-выраженного послевкусия. Но какой же это восторг — обнюхивать и поедать их!

Тусклый травянисто-водяной вкус огурца я открыл для себя совершенно случайно. Как-то на даче, тайком проникнув в теплицу, я обнаружил целую плантацию зеленых пупырчатых плодов. Они висели стройными рядами и нарочно соблазняли меня своим видом и запахом. Увлекшись, я не заметил, как перепробовал все продолговатые овощи, заботливо выращенные ее семьей. Так и оставил их, аккуратно обгрызенные, виновато висеть на ветках.

***

Она вышла из кухни и я улучил момент — аккуратно продегустировал сырную тарелочку. Смакуя сливочно-молочную улику, я тщательно вылизывал передние лапы. Вернувшись, она не заметила ничего подозрительного.

Но уже вторая попытка полностью провалилась: на полу — разбитая чаша, со стола на пол медленно сползает то, что лежало в чаше, а в ее глазах — сплошные вопросы. Я не удержался от соблазна (не надо было этого делать!) и подвинул лапой стеклянные осколки. Вопросы в ее глазах тотчас облеклись в возмущенные слова, а в словах спружинили беспокойные нотки:

— Бейсик! Ну что ты натворил! Ты хоть… не поранился?

Я покосился на заляпанный стол, склонил голову на бок и, потупив глаза, мысленно заметил: «Поверь, эти осколки с погибшей едой на полу скорее невинное недоразумение, чем умышленное озорство». Это сработало. Она уже не видела в разбитой чаше проблему. Я позволил ей внимательно осмотреть себя от ушей до кончика хвоста и великодушно простил ей все ее опрометчивые вопросы.

Досадный промах я решил исправить, выждав подходящий момент. Мое терпение получило вознаграждение. Раздался звонок в дверь и она выбежала в коридор. Я прислушался. Коридор издавал много шума и топота. Когда вошедшие переместились в комнату и голоса поутихли, я понял — медлить более нельзя, пора действовать!

Окончательно распутав клубок съестных ароматов, я вычислил, что желанное блюдо стоит на столе, рядом с плитой. Раз — и я уже нависаю над ним своим пушистым телом, а в моих усах запутался нежно щекочущий, ни с чем несравнимый запах парного мяса. Два — и огромный лакомый кусок у меня в зубах. Три — меня ищи!

Мой безупречный план под кодовым названием «Кот не рискует — кот не ест вкуснятинки!» оставался нераскрытым до самой последней секунды — приготовления горячего мясного. Насытившись, я безмятежно спал. Мне снился растрепанный небесный пончик. Он нежился в теплых лучах солнца…

Утренний проигрыш

Утром после сытного дня я лишь глазком взглянул на миску с едой — удачно стащенный кусок мяса все еще переваривался в моем желудке. Чтобы ускорить пищеварительный процесс, я носился по квартире, совершенствовал прыжки и отрабатывал двойной кувырок через голову. Обычное зимнее утро — вьюжное снаружи и по-домашнему теплое внутри — ничем не отличалось от остальных. До тех пор пока на пороге не появился мой сородич. Мы поприветствовали друг друга утробным «мя-я-у-у-у-у», причем мое отличалось особой непримиримостью.

Оглушенный собственным проигрышем, я взял короткую паузу. Всегда разговаривая с ними тихим, спокойным голосом, я и не догадывался, что в моих голосовых связках скрыты такие мощные резервы. Мне понравилось! С удвоенной силой возобновив сирену, я заставил незнакомца изрядно нервничать и пятиться задом.

На мою территорию претендовал Неофит-потеряшка. Разобравшись с его статусом, я ощутил сильное беспокойство — мне не хотелось делиться с ним ничем. Моя тревога возросла, когда я заметил, что потеряшка похож на меня. Только его удлиненной серой шубке не хватало ухоженности, да и огромная голова постоянно вертелась, как на шарнирах.

Незнакомцу предложили миску с едой — мою миску, с моей едой! Не ожидая от них такого подвоха, я разволновался еще больше и немного запутался в верхних и нижних обертонах — в моем безукоризненном исполнении проскочило предательское стаккато. Этот досадный ляп позволил пришельцу перехватить несколько отменных кусочков мяса. Потрясенный такой наглостью, я приблизился к нему вплотную и решительно оттеснил его от миски.

***

На Планете мы не делим территорию. У нас нет победителей, побежденных и соперников. У нас есть воспоминания о земной жизни, о нашей любви и привязанности к вам. Чем приятнее воспоминания, чем больше любви получала кошка, тем мощнее ее личный катализатор счастья.

Не все мои сородичи испытывают позитивные эмоции, находясь на Земле. А многие и вовсе не преодолевают младенческий возраст. Они снова и снова попадают в Котячий Вертеп. Это самое печальное место на моей Планете. Вместе с кошкой туда возвращается одиночество. Стрелки часов там почти не двигаются — часы едва идут. Они показывают время Одинокого Одиночества.

Из Вертепа нелегко выбраться. Если котенок не получит помощи и погибнет, его катализатор счастья останется на нулевой отметке. Кошка вернется в Вертеп и в следующий раз ей придется начинать снова, с нуля.

***

Мы топтались на одном месте. Наш дуэт все больше напоминал вопли раненого зверя. Изогнувшись ощетиненной дугой, я как-то не очень уверенно подпирал противника, словно раздумывал. А он, выбрав тактику защиты, покорно принимал оборонительную позу. Его взъерошенная дуга скомкалась, как будто он хотел стать маленьким и незаметным.

Дело так и не дошло до лапопашной. Я объяснил молодому Неофиту, что его претензия на мою территорию сомнительна, и мы распрощались.

Примечания

1

Фундаментальные объекты квантовой теории поля.

2

Vibrissae (лат.) — осязательные волоски у млекопитающих, усы.

3

Thomas Gray (1717—1771). Ode on the Death of a Favorite Cat Drowned in a Tab of Gold Fishes.