Ради Евы

Ксения Трачук, 2022

Она приехала из страны, которая когда-то называлась Францией, и готова на всё, чтобы обрести полную свободу: от семьи, общества и даже от собственного тела. А он никогда не покидал Россию, увлекается историей и создаёт виртуальные вселенные. Что готовит им встреча в Москве 2060 года? Природные катаклизмы, политические интриги и борьба за право быть собой… Герои романа оказываются вовлечёнными в чужую и очень опасную игру, где их судьбы вплетаются в замысловатый узор неспокойного и хрупкого нового мира.«Ради Евы» – больше, чем продолжение истории Анастасьи и её «парижского романа». Это смелая фантазия на тему настоящего, которое каждую секунду превращается в непредсказуемое будущее. Ксения Трачук – писатель, аналитик, канд. ист. наук, автор книг «Цифровая долина» и «Анастасья. Парижский роман».

Глава вторая. Ищите женщину

Москва, 2060

«Je n’aurais jamais cru qu’on se rencontrerait, le hasard est curieux, il provoque les choses…» А неплохо пел Азнавур! Аркадий Евгеньевич вспомнил старый хит, недавно перепетый каким-то молоденьким, безликим артистом, больше похожим на девочку, чем на мужчину. «Я никогда бы не подумал, что мы встретимся опять, случай играет с нами странные шутки…»¹⁰

Франция его преследовала. И хотя Фадеев много лет не был в стране, которую прекрасно знал и любил, судьба то и дело преподносила ему какие-то французские сюрпризы. Вот и сейчас… Не успела закончиться очередная летучка по Евразиаде, которую он и сам уже начинал недолюбливать, по-стариковски ругаясь и ворча у себя в кабинете (позволить себе такое при подчинённых он бы не смог), — едва летучка закончилась, как возникла целая куча неотложных дел. Слушания в Сенате, где почему-то обязательно понадобился лично он, документ из МИДа для срочного ознакомления, перенесённый разговор с китайским атташе, а главное — личная просьба президента помочь бывшим товарищам. И здесь как раз замешана Франция — вернее Восьмая республика, будь она неладна!..

Его карьера разведчика давно закончилась, но Фадеев сохранил неплохие отношения с коллегами. На недавнем совещании в Кремле он встретил практически всех — всю верхушку ФСБ и СВР¹¹. Обсуждалась Евразиада — и не только. Президент имела основания беспокоиться, и Фадеев, входивший в негласный круг доверенных лиц, разделял её озабоченность.

Естественно, «холодный мир» с Трансатлантикой сложно было назвать спокойным. Лишь внешне смирившись с укрепившимися позициями России, а также её стратегическим союзом с Китаем, западные элиты напряжённо выжидали момент для нового удара. Хорошо знающая историю президент Леонова, за миловидной внешностью которой скрывался стальной характер — недаром её прозвали русской «железной леди»¹², — не склонна была недооценивать противника, а точнее противников. Их по-прежнему было слишком много. И несмотря на множество внутренних проблем, никто из них не сложил оружие!

Восьмая республика — новое официальное название Франции, за полвека сменившей уже три политических режима¹³, — давно не играла роли в глобальной политике. Но именно там неожиданно возник «рассадник заразы», как метко выразился один из резидентов. Когда-то отношения Франции и России, основанные на памяти Антанты и советско-французского сближения при де Голле, складывались неплохо. Однако трансатлантическая пропаганда сделала своё дело: в Восьмой республике, ослабленной затяжным гражданским противостоянием, стали появляться вредоносные антироссийские ячейки. Это было нечто новое и неприятное прежде всего своей аморфностью и неуловимостью. В оперативных материалах время от времени всплывало загадочное, мало кому понятное название: TERRALIBRA. След этих людей обнаруживался то тут, то там, однако никто толком не представлял, кто и что за этим стоит.

Ясно было одно: некая структура, подобная невидимому глубоководному спруту, протянула свои щупальца к России. Это означало, что Евразиаду ждут дополнительные сложности: для срыва Игр будет использовано всё, абсолютно всё — от самых грязных до весьма утончённых методов.

Президент обратилась к Аркадию Евгеньевичу не просто так: она знала его как опытного франковеда, тонкого любителя и ценителя Франции. Впрочем, теперь это уже была совсем другая, чуждая и малопонятная Фадееву страна… Чего стоило одно название! Придумать такое только из соображений политической корректности, чтобы не обижать тех, кто не считает себя французами… Что произошло с этим миром?

«Да, Douce France¹⁴ уже нет… — с лёгкой ностальгией думал Фадеев. — Что осталось от страны Шарля Трене? Практически ничего… Сколько же я там не был? Лет тридцать точно. Интересно, а как поживает моя мадам Беккер? Моя Настя? Ведь ей семьдесят с лишним, она на семь лет старше меня… А вдруг… Вдруг её уже нет в живых?»

Эта мысль не понравилась Аркадию Евгеньевичу. В уме он представлял всех своих женщин — а их было немало — такими же свежими и прекрасными, какими они заключали его в объятия. И Анастасья Беккер в воспоминаниях Фадеева по-прежнему оставалась рыжеволосой, темпераментной и живой, как тридцать лет назад… Да, они встретились уже немолодыми, но любили друг друга как двадцатилетние! И что ей помешало выйти за него замуж? Не многие из его женщин годились на роль жены, а она была из тех, кто блестяще справился бы с этой миссией… Может, посмотреть, есть ли у неё сейчас профиль в Инфосети?.. Нет, зачем?

Впрочем, времени для ностальгирования не было: внимательно ознакомившись с переданными ему материалами, Аркадий Евгеньевич принялся размышлять на более серьёзные темы… Как будто России не хватало официального противодействия Трансатлантического союза! Конечно, там возмутились, что их собственные спортсмены, наплевав на запреты, подали заявки для участия в Играх. Будут представлены практически все страны — пусть и не под официальными флагами, но всё-таки! Естественно, трансэлиты, как обычно, брызжут слюной… Но TERRALIBRA? Что нужно этим проходимцам?..

«Анализ рисков и угроз» и «стратегия безопасности» — сделал Фадеев пометки в своём коммуникаторе. Сообщение автоматические зашифровалось — как и всё, что он писал. По старой привычке Аркадий Евгеньевич не доверял никому, даже самым близким. «Доверяй, проверяй и всё равно никому не верь» — таков был его личный, проверенный годами девиз.

***

— Нивелировать эмоции, Ева, нивелировать…

Голос Дэлла по специально выделенному каналу звучал, как обычно, сдержанно и уверенно. Они всегда разговаривали на английском, хотя коуч по нейтрализации уже много лет жил в Париже и в совершенстве владел французским.

— Мне кажется, это всё из-за чипа. Иногда я полна решимости, мне всё кажется возможным — да, как красота чистого разума, о которой писал Кант. Но иногда… — Ева не хотела казаться слабачкой, но чувствовала, что никогда не достигнет уровня сознания своего ментора и — в прошлом — первого любовника. — Иногда мне страшно. Я в другой стране. Да, я говорю на их языке, но для меня всё это чужое… Даже несмотря на Анастасью.

— На тебя не должно действовать ничего! Москва, Пекин, Дели, что угодно… Анастасья для тебя — просто человек, не более. Она пытается манипулировать, стараясь развить в тебе чувство вины. Но на самом деле ты никому ничего не должна. Никому! Ты имеешь право идти по своему пути. Это единственная настоящая свобода!

— Да, Дэлл… Скажи, а ты можешь связать меня с доктором Суонни? Мне кажется, что чип…

— Ева, чип — это лишь малая часть твоей новой жизни. Давно доказано, что никакие хирургические и медикаментозные вмешательства не дадут результат, если ментально человек не хочет достичь нейтральности.

Внезапно связь прервалась: изображение Дэлла застыло, а звук исчез. Это случалось всё чаще: самым продвинутым выделенным каналам сложно было тягаться с российской системой цифровой защиты. «Умные фильтры», прозванные Трансатлантикой железным занавесом, работали неплохо, но, к счастью для Дэлла и ему подобных, всё же давали сбои. Прошло несколько минут, прежде чем удалось восстановить связь.

— Ты повторяла упражнения? — задал Дэлл свой традиционный вопрос.

— Не все, — честно призналась Ева.

Подготовка к намеченному визиту в Московский университет на Воробьёвых горах — одну из самых знаменитых сталинских высоток — так её вдохновила, что она провела несколько дней, целиком погрузившись в своё исследование.

— Я жду от тебя еженедельные отчёты со всеми подробностями. Ты знаешь, как это важно для меня. И для всех нас!

— Но я же записала несколько видео… — начала Ева.

На самом деле она немного схалтурила: в последнее время её мысли были заняты другим.

— Я должен быть в курсе всего: что ты делаешь, с кем встречаешься, что чувствуешь, какие мысли это вызывает… Кстати, ты уже связалась с локалами?

— Дэлл, мне кажется, я не справлюсь… — попыталась возразить Ева. — Моя программа и так перегружена. Нет, правда, это не моё! Понимаешь, русские нейтралы очень странные… Мне кажется, они не до конца понимают концепцию нейтрализации… Некоторые просто хотят сделать бизнес на своих сексуальных предпочтениях, вот и всё! А я…

— Хорошо, я напишу тебе инструкции, — смилостивился Дэлл. — Следуй им, и всё будет в порядке! От этого зависит успех твоей новой жизни. Ты слишком умна и чрезмерно эмоциональна… Но это поправимо. Ты знаешь, какой путь прошёл я сам. Перечитай вторую главу «Деконструкции пола» Элона Масска — все ответы там…

Казалось, Дэлл хотел проникнуть сквозь экран силой своего гипнотического взгляда. Его глаза порой меняли цвет и приобретали особый металлический блеск: ещё в детском возрасте он ослеп, и ему установили специальные визуальные протезы, заменившие естественное зрение, которыми он мог управлять. Сейчас взгляд Дэлла отливал изумрудным: он приберегал это для исключительных случаев.

— Я сделаю всё, что ты скажешь! — заверила его Ева. — Все мои силы направлены на это. Но иногда я чувствую, что не до конца пробудилась… Нет, я не колеблюсь! Просто бывают моменты, когда я всё подвергаю сомнению! Абсолютно всё!

— Ева, твоя сила — внутри тебя. Ты знаешь свою цель и должна идти к ней!

— Но чип…

— Забудь про чип! Всё в твоей голове! А теперь займись духовной практикой. Ты знаешь, как это важно. Каждый шаг приближает тебя к цели! Я верю в тебя!

С этими словами, не прощаясь, мудрый коуч отключился, и перед Евой остался чёрный и гладкий, как ледяное озеро, экран.

***

«Москва… как много в этом звуке…»¹⁵

Кажется, Ева где-то слышала такие стихи. Она приезжала в этот город много раз, ещё ребёнком. Однако сейчас вдруг почувствовала робость, почти физический дискомфорт… Широкие улицы, на которых по-прежнему было много электромобилей, контрастировали с центром Парижа, давно превратившимся в большую пешеходно-велосипедную зону. Сочетание разных архитектурных стилей, сложная городская планировка, яркие маковки православных храмов, сам масштаб старинного и в то же время молодого, бурлящего жизнью города — всё это делало Москву неприступной, непонятной и немного пугающей.

Беспилотное такси, промчав её по Ломоносовскому проспекту, остановилось у въезда в охраняемую зону — бывшую территорию Московского университета.

Ева знала, что весь комплекс МГУ давно переехал в гигантский наукоград в ста километрах от столицы. А исторический ансамбль, как и все сталинские высотки, было решено полностью модернизировать. Проект «Живая история» через несколько лет превратит главное здание МГУ в крупнейший в мире Музей науки, здание Министерства иностранных дел на Смоленской площади — в Мировой центр русской культуры, а дом на Котельнической набережной — в самый большой в мире театральный комплекс. Единственным исключением оставалась гостинца «СССР» (бывшая «Украина»), в которой планировалось размещать гостей Евразиады. Все исторические объекты решили самым тщательным образом виртуализировать — то есть сохранить в виде реконструированных и объёмных цифровых миров.

«Интересно, почему здесь такая слабая охрана? — подумала Ева, предъявив паспорт на пропускном пункте единственному человеку в форме. — Ах да, периметр безопасности…»

Конечно, здесь тоже использовали то, что так хорошо работало в Париже. «Приоритетные» (читай: криминальные) районы на севере французской столицы пять лет назад заключили в специальный периметр безопасности, пересечь который вне пропускных пунктов не представлялось возможным: заграждение было оснащено новейшей высокоэффективной технической системой. Это защищало жителей центра от экстремистов, постоянно совершавших налёты на благополучных сограждан. Злопыхатели тут же окрестили эту конструкцию Парижской стеной, в память о Берлинской, существовавшей в годы холодной войны.

Оказавшись в полном одиночестве на совершенно безлюдной территории, да ещё под неприятно моросящим дождём, Ева немного растерялась. Хорошо, что она догадалась надеть шапку: было совсем не жарко! Человек, который должен её встретить, ещё не пришёл. Стоит ли звонить самой? Наверное, пока не нужно…

Девушка хорошо видела импозантное сероватое главное здание со шпилем, увенчанным красной звездой: спутать его с чем-либо было невозможно. Кругом возвышались похожие по стилю невысокие корпуса, окружённые убранными в осенние цвета деревьями. Навигатор на её коммуникаторе не включался — по-видимому, здесь специально глушили сигнал. Жаль, сориентироваться самой не удастся!

В этот момент Ева увидела приближающийся силуэт: коренастый мужчина с большим синим зонтом быстро шагал по направлению к ней. Всё ближе, ближе…

— Простите, вы — Ева? — осведомился человек с зонтом, остановившись в нескольких метрах от неё, как будто не решаясь подойти ближе.

— Да, — решительно сказала она и шагнула вперёд.

Всё в одежде незнакомца казалось довольно заурядным: свободная серая куртка старого фасона, словно с чужого плеча, шерстяной шарф, перчатки. Шапки на нём не было, и Ева сразу отметила нечто необычное для мужчины из России: вьющиеся волосы до плеч — причёска, которая ему очень шла. Светлые глаза, тёмно-русые волосы, широкое, довольно открытое лицо — пожалуй, очень русское. Да, определённо русское!

Ева сомневалась, нужно ли здороваться за руку. Она знала, что в России по-прежнему использовали такой тип приветствия, однако делать это под дождём казалось глупым.

— Меня зовут Ева Берже. А вы…

— Я — Левин. Ренат Левин, — представился он, казалось, без особого энтузиазма. — Вы не слишком долго ждали? Меня отвлекли на охране. Может быть, возьмёте зонт?

Отказавшись, Ева последовала за новым знакомым.

Несмотря на непогоду, суровая красота зданий и классическая организация пространства показались ей чем-то знакомым. Пожалуй, слегка напоминает Париж — как если бы их столицу растянули в пространстве на половину региона Иль-де-Франс.

Миновав корпус физического факультета (это было единственное пояснение, которое Ева получила по пути), они молча добрались до входа в главное здание.

Казалось, этот русский вообще старался не смотреть на неё. Своеобразный тип! А ведь он довольно молодой, наверное, тридцать с небольшим…

— Я могу снимать — то есть фотографировать? — спросила Ева, оказавшись на уже знакомой ей по Инфосети широкой монументальной лестнице.

— Конечно. Но внутри есть некоторые ограничения. Впрочем, это больше касается архивных данных… Ведь вы хотели посмотреть чертежи, старые снимки?

— Да, очень хотела бы! — подтвердила Ева. — Но особенно хочу максимально изучить само здание, изнутри.

— Ясно… — обречённо произнёс Ренат. — Учтите, у нас на это будет не больше часа… К сожалению, я занят, — добавил он поспешно, чувствуя свою невежливость и полное неумение общаться с иностранцами, а уж тем более с иностранками.

— О, я постараюсь всё делать быстро, — заверила Ева и, миновав очередной пункт досмотра, последовала за своим немногословным экскурсоводом.

Ренату всё меньше нравилось порученное ему мидовское задание: он ощущал себя крайне неуютно из-за присутствия этой худой мрачноватой девушки, постоянно буравящей его своими странными тёмно-карими глазами. Он сам не знал, в чём было дело: то ли в её едва уловимом французском акценте, то ли в особенном, каком-то закрытом выражении лица, то ли в том, что он уже много лет избегал женщин — не потому, что имел другие пристрастия, а просто потому, что так казалось проще и спокойнее… Как бы там ни было, Левин мечтал отделаться от неё как можно скорее.

— Вот это когда-то называлось «шайбой», — сказал Ренат, когда они оказались в знаменитом круглом фойе на первом этаже.

— Шайба… — с сомнением повторила Ева. — Это как в хоккее, правильно? Хорошо, что здесь включили свет.

— Да уж, включили — и хорошо… — немного невпопад отозвался он.

Договориться с немногочисленной технической группой обслуживания здания оказалось непросто: они и сейчас не до конца понимали, что вообще Левин и его команда делают в этом подлежащем реставрации гиганте.

— Хотите посмотреть актовый зал? — спросил Ренат, когда они поднялись по широкой мраморной лестнице и остановились перед скульптурой Менделеева.

Конечно, Ева очень хотела туда попасть!

***

Отторжение и ненависть — именно это ожидала почувствовать Ева, оказавшись в святая святых МГУ — импозантном актовом зале.

Тоталитаризм, репрессии, насильственная коллективизация, бесчеловечная индустриализация — всё это, тщательно изученное ещё в швейцарской школе, не могло не вызывать у неё отвращения. Штудируя исторические книги и онлайн-курсы, Ева навсегда впитала отвращение к советскому тоталитаризму как к самому ужасному проявлению несвободы. Вопрос, который давно её мучил, — как и почему это продолжалось столько лет, а миллионы граждан безропотно сносили идеологические издевательства? Учитывая высокий уровень образования в СССР, достижения технической мысли, ядерную программу, богатую культурную жизнь!

Стоящий перед ней человек, такой неприветливый и избегающий её взгляда, тоже казался ей одним из тех людей — исследователей, продолжавших дело зашоренных советских бедолаг.

Да ведь даже Анастасья не понимает всего ужаса российской истории! Как она может жить в этой стране? И ещё требовать, чтобы она, Ева, сюда переехала?! Да лучше умереть от рук зачинщиков французской интифады, чем оказаться в этой клетке!..

Однако, стоя вместе c Ренатом посреди гигантского, ярко освещённого актового зала, своим мощным великолепием способного затмить Версаль и Гран-Пале, Ева испытывала противоречивые чувства. Это было по-своему красиво! Очень красиво!

Она могла бы долго любоваться белым потолком с падугами и розетками, массивными латунными люстрами с молочно-белыми рожками, колоннами, роскошная лепнина которых превосходила все греческие ордера. Настоящий шедевр советского ампира — не зря об этом месте говорили именно так!

— А что это там — мозаика? — Ева указала на массивное, во всю стену, цветное панно за президиумом.

— Да, совершенно верно. Уникальное мозаичное панно. Автор, кажется, Павел Корин. Давайте подойдём поближе… Надо попросить, чтобы включили дополнительное освещение… Сейчас позвоню!

— Какие мощные флаги! — заметила Ева, не преминув заснять всё на свою мини-фотостанцию.

— Знамёна победы, — пояснил Ренат. — Знамёна победы СССР во Второй мировой войне. У нас, как вы знаете, это Великая Отечественная.

— Да-да. У вас — да… — протянула Ева.

— Знаете, я очень хотел бы, чтобы появилась наша, русская, виртуальная вселенная, посвящённая Второй мировой, — неожиданно для самого себя добавил Ренат, которого задел её пренебрежительный тон. — Есть «Пёрл-Харбор», но вы же понимаете, это не то… Обязательно нужно сделать «Сталинградскую битву». Это моя личная мечта!

— Да, но ведь Вторая мировая — прежде всего столкновение двух бесчеловечных режимов! — с авторитетным видом заявила Ева, но тут же осеклась. — Да, я знаю, здесь на это смотрят иначе! — поспешила добавить она: как-никак, обижать этого типа не следовало.

Однако Ренат, наконец посмотрев на неё в упор своими светлыми, ясными глазами, уверенно продолжил:

— Для нас, русских, эта война была прежде всего борьбой за жизнь и свободу! Знаете, если бы здесь присутствовал мой отец, который был историком, он поспорил бы с вами на безупречном французском!

— Как, ваш отец говорил по-французски? — удивилась Ева.

— Да, он учился в Париже… И даже опубликовал несколько книг на французском языке… Увы, я не обладаю глубиной его познаний. Я всего лишь программный архитектор, увлекающийся историей…

— Да, расскажите, пожалуйста, что здесь делаете сами вы… то есть вы сами, — поправилась Ева.

Так и не согревшись в неотапливаемом здании, она решила всё-таки снять bonnet — свою шапку. Действие произвело эффект.

— Что? — оторопев, переспросил Ренат, уставившись на её абсолютно голую голову.

— Так кто вы по профессии и что здесь делаете? — повторила Ева, начиная раздражаться от его изумлённого взгляда.

— Давайте поговорим об этом наверху! — Ренат неуверенно глотнул воздуха и отвёл глаза от своей гостьи. — На нашей базе, как я её называю. Пойдёмте, я покажу, где лифт. А по пути можем посмотреть ещё на несколько мозаик — но, кажется, это будет Дейнека.

***

Лёд растаял…

Час спустя Левин уже не думал о бритой голове, мешковатой чёрной одежде и странных манерах француженки. В конце концов, такая у них мода, что поделаешь! Да и у нас так ходят. Но как можно испортить собственную красоту? Ведь у неё тонкие, редкие черты лица! Совсем не похожа на этих современных дур с бесформенными фигурами и бессмысленными взглядами…

Теперь они находились в бывшем помещении геологического факультета на восьмом этаже. Когда-то великолепно оснащённые кабинеты определённо требовали ремонта: деревянные панели потускнели и покрылись пятнами, кое-где были разбиты стекла, а деревянный паркет потрескался и местами вообще отсутствовал. Но всё это чем-то понравилось Ренату, и он попросил устроить здесь временное пристанище — место, где он мог без помех работать над своим проектом.

— «Советский МГУ» — целый виртуальный мир, где можно будет послушать лекции, посмотреть на самое настоящее заседание учёного совета, прогуляться по жилому корпусу с первого до последнего этажа. Ведь это был целый город — с бассейном, профилакторием, поликлиникой, почтой… Будет доступна даже лестница внутри шпиля! Даже технические помещения! Ничего подобного никто никогда не делал. Поэтому наш проект выбрали для программы Евразиады — это, конечно, не футбол и не теннис, но там будет ещё много всего: не только спортивные соревнования, но и обширная культурная программа…

Ренат сам не ожидал, что будет с таким воодушевлением рассказывать о своей работе. Уже полчаса прямо заливался соловьём!

— Кажется, я видела что-то подобное… «Поехали!»… Про Юрия Гагарина.

— Да, это сделали мы… Наш первый большой проект.

— Правда? Потрясающе!

— Да, спасибо искусственному интеллекту. Впрочем, у нас очень толковая команда, хотя и не такая большая… Конечно, помогают музейные работники, историки, киношники… Правда, с ними довольно сложно, я не привык общаться с творческими людьми… Да и вообще предпочитаю трудиться в одиночку, если честно. Но здесь это невозможно… Впрочем, мы уже практически закончили. Скоро переезжаем в другую высотку, на Смоленской — это наш следующий проект…

Ренат сам не до конца понимал, почему так разоткровенничался. Ева слушала его очень внимательно, слегка наклонив голову, и пока он пытался донести до неё всю сложность и одновременную красоту их работы — на стыке сложнейших информационных технологий и уникальной исторической реконструкции, — она не сводила с него глаз и понимающе кивала. Но внезапно девушка его перебила:

— Ренат, простите… Ведь вы разрешите мне посмотреть архив? А может, я смогу получить доступ?

— Боюсь, что нет. Я и сам его с трудом получил. Но посмотреть прямо здесь можете. Что вас интересует?

— О, всё, что касается внутреннего и внешнего оформления. Я ищу символы тоталитаризма…

— Символы тоталитаризма? Неужели кого-то на Западе это до сих пор интересует? — не удержался Ренат.

— А вас это удивляет? На самом деле я сама выбрала тему. И интересуюсь не столько тоталитаризмом, сколько символами политических систем в архитектуре в целом. Как политическое доминирование выражается в языке камня и бетона — так, наверное, можно выразиться?

«А девочка с головой. И как хорошо, красиво говорит по-русски! Многие сейчас вообще изъясняются междометиями… — подумал Левин, невольно косясь на экзотическую причёску. — Да уж, голова… И зачем она такое с собой сотворила?»

В этот момент Ева, за неимением современной мебели сидевшая в низком кресле советского образца, положила левую руку на подлокотник, и ткань лёгкой блузки обнажила тонкое запястье. На нём отчётливо виднелась татуировка с хорошо знакомым Левину символом элементарной частицы.

«При чём тут нейтрон? — с удивлением подумал Ренат. — Неужели она ещё и ядерную физику изучает?..»

***

Пока Ева, сидя за специально выделенным ей мегаэкраном, погрузилась в архивные снимки и видео, Левин тщетно пытался сосредоточиться на работе.

Команда Георга, которого все звали Жориком, снова завалила тестовый прогон, а времени до презентации проекта оставалось в обрез. И всё же Ренат был настолько заинтригован, что, сидя в своём закутке, не мог удержаться и пальцем нарисовал на экране символ, увиденный на руке гостьи. На дисплее тут же высветилась дюжина пояснений. В одном из них Ренат с удивлением обнаружил несколько фото молодых людей неопределённого пола в чёрном и с бритыми головами. «Нейтральное движение» — гласил заголовок статьи. Нажав «Прослушать», Левин поставил звук в своих наушниках на минимум и убрал изображение с экрана: он сгорел бы от стыда, если бы эта француженка ненароком заметила, что он ищет в Инфосети!

«Нейтральное движение — философско-политическое течение, зародившееся в США в середине две тысячи сороковых и набирающее всё большую популярность в странах Трансатлантического союза. Идеология нейтралов, заимствовавшая некоторые идеи у феминизма девятой волны и неолиберализма тридцатых, а также у движения чайлдфри, заключается в борьбе за создание условий для полового самоопределения всех людей вплоть до полного отказа от пола путём психологического, медикаментозного и хирургического воздействия… Нейтралы также борются за гендерно нейтральное воспитание детей и обеспечение им свободы выбора во всех сферах… Символ движения — знак нейтрона, элементарной частицы, не обладающей ни положительным, ни отрицательным зарядом. При этом представители движения отрицают какую-либо связь их символики с прекращённой в 2049 году программой США по созданию нейтронного оружия нового поколения…»

Дойдя до этого места, Ренат отключился.

«Чёрт, эти наши «умные фильтры» вообще работают, или это всё полное фуфло? Если такие вещи спокойно пишут в русскоязычных энциклопедиях!»

И всё же он решил на досуге расспросить Дениса об этих нейтралах: уж он-то, любитель тусовок и виртуальных знакомств, наверняка знает о них всё.

***

Этого просто не может быть!

Ренат, только что закончивший свою работу и вернувшийся к гостье, обескураженно смотрел на экран, за которым работала Ева. Вместо специально отобранных для неё архивных материалов перед ним предстала их бета — бета-версия проекта, ещё совсем сырая, но уже вполне рабочая!

Девушка уверенно продвигалась внутри главной, парадной столовой МГУ — с квадратными колоннами с лепниной и роскошными круглыми люстрами. Вот она застыла у раздаточной линии с аппетитными пирожками. Каким образом ей удалось подключиться?

— Как вы туда попали?! — почти с яростью произнёс он, едва придя в себя. Доступ с этой рабочей станции ещё два месяца назад был отключён!

— О, извините, — совершенно невозмутимо произнесла Ева. — Чистая случайность, само открылось. Впечатляет! Это и есть ваш суперпроект?

«Кто разрешил ей туда лазить? Почему она сразу не спросила, можно ли это смотреть?» Все вопросы, которые хотел задать Ренат, застыли у него в горле: экзотический вид этой самоуверенной особы просто выводил его из себя. Наконец он перевёл дух и залпом проговорил:

— Но… Вы же понимаете, что никто не давал вам разрешения! Нет, это поразительно! Вы говорите по-русски лучше меня и… Даже не спросили, можно это открывать или нет?!

Ева, оторвав взгляд от экрана, теперь смотрела на него в упор, и ему были отчётливо видны её длинные, нежные ресницы.

«Какие-то детские… Хотя в пропуске указано, что ей двадцать», — почему-то подумал Левин. Ему мгновенно стало неудобно за свою вспышку гнева. К тому же он быстро вспомнил, что три дня назад действительно самолично сделал доступ к бете на этой станции для их специалиста по звуку. Как можно было забыть?

— Я… Ренат, правда, я сожалею! — искренне произнесла Ева. — Я сейчас всё закрою. В любом случае я посмотрела совсем немного. А вы были так заняты… Поэтому я ничего не сказала, просто не успела!

Ренат даже покраснел от смущения: теперь ему казалось, что во всём виноват он один. Хотя, чёрт побери, как она всё-таки открыла бету? Да, он мог бы заранее проверить все коды доступа. Но, в конце концов, ничего секретного там не содержалось: это только картинка, а программная система надёжно защищена. Что из того, что она посмотрела пару сцен — на самом деле сущая ерунда!

— Знаете… — немного смущённо сказал он, желая поскорее загладить свою вину. — Хотите увидеть ротонду — самый верхний этаж? Там есть смотровая площадка. Правда, уже поздновато, зато ветер стих и небо ясное. Можем застать закат, если повезёт!

— О, конечно! — обрадовалась Ева. — И ведь это уже практически шпиль? А можно попасть внутрь? Внутрь шпиля?

— Это нам вряд ли удастся. Но мы будем прямо под ним. Пойдёмте… Ведь высоты вы не боитесь?

— Совершенно не боюсь… Пошли! — Ева уверенно встала и подхватила свой небольшой рюкзак.

В лифте, поднимаясь на тридцать первый этаж, Ренат, хотя и упорно старался, не мог время от времени не смотреть на Еву. Рукав куртки, которую ей пришлось надеть из-за слабого отопления в здании, теперь полностью скрывал таинственный знак. Зато он разглядел ещё пару маленьких татуировок на тонкой, как будто немного вытянутой шее. Чёрт, ведь это из-за странной причёски, вернее её отсутствия, шея могла казаться длиннее! Нет, просто он не в состоянии понять современную молодёжь — как-никак пятнадцать лет разницы… Другая эпоха!

***

Всё сразу пошло не так.

На смотровую Левин решил не ходить: хотя с восьмого этажа всё казалось безмятежным, наверху стало очевидно, что поднялся ветер. Знаменитая ротонда — роскошный двухуровневый зал с белыми колоннами и красной звездой под куполом — смотрелась торжественно и тревожно в скудном свете осеннего заката.

— Надо включить дополнительное освещение, — предложил Ренат. — Сейчас — только съёмочное…

— Не думаю, — возразила Ева. — В этом сумраке есть свой шарм! Мы с вами сейчас как будто под куполом храма, не правда ли? Чувствуется — как это сказать? — церковная атмосфера… Знаете, это роднит тоталитаризм с религией. Да, ведь они хотели заменить религию верой в коммунизм! Или как там говорили — светлое будущее? — с энтузиазмом добавила она.

«Не стану спорить! — решил Левин. — Всё равно будет думать то, что захочет. У неё своя религия. Хотя она вряд ли в этом признается!»

— А звезду вы заметили? — лишь осведомился он.

Ренату очень нравилась именно эта деталь: композиция под куполом ротонды напоминала о башнях московского Кремля. Однако сейчас и это не радовало…

Левину неожиданно стало не по себе: он начинал жалеть о том, что сам, по своей воле, затеял эту авантюру, ведь Ева могла спокойно уйти домой ещё час назад! Он почему-то вспомнил, что сейчас в штабе на первом этаже осталась лишь пара охранников — самые тупые из всех… Вот возьмут и не выпустят их позже положенного времени! А его коммуникатор, как назло, отрубился ещё в лифте.

— У вас есть связь? — спросил Ренат у Евы, когда они направились к небольшому лифту, чтобы подняться на второй этаж ротонды.

— Нет, не работает, — сокрушённо заметила Ева, проверив свой коммуникатор. — Это из-за мер безопасности?

Ренат так и не успел ни сформулировать ответ, ни нажать кнопку вызова лифта.

Это началось!

***

Первое, что они увидели, был медленно съезжающий в их сторону стул.

Он то скользил, то дёргался, как будто кто-то ради забавы тянул его за привязанную ниточку. Затем в арках второго яруса закачались и захлопали створками старинные шкафы. И наконец они с ужасом осознали, что тоже двигаются — вернее, двигался пол у них под ногами. Или это качались стены?

— Что это? — в ужасе произнесла Ева, но её слова утонули в шуме падающей мебели: часть деревянных шкафов в арках второго яруса не устояла.

— Землетрясение, Ева… Это землетрясение! — наконец сказал Ренат, тщетно пытаясь одновременно ухватиться за что-нибудь и удержать свою спутницу.

— Но… Ведь здесь не бывает землетрясений… — наконец выговорила девушка.

Она, охотно ухватившись за протянутую руку Рената, с ужасом смотрела на раскачивающиеся занавески и танцующие стулья, а её лицо выражало полную растерянность.

— Пошли, быстрее! — торопил Ренат.

Нужно было поскорее найти более безопасное место, чем то, где они находились: зал лектория, оставленный специально для их проекта, изобиловал мебелью и другими опасными предметами. Нет, надо срочно выбираться отсюда! Неужели она этого не понимает?

Пока, по всей видимости, были довольно слабые колебания, но они находились на высоте немногим меньше двухсот метров, и всё ощущалось сильнее… На лифте спускаться нельзя! Открыта ли дверь на лестницу?..

Чувствуя, что девушка, оцепенев от ужаса, не способна двинуться с места, Ренат без церемоний потащил её к выходу. Стараясь не натолкнуться на массивные колонны, они с трудом преодолели это небольшое расстояние. К счастью, дверь была открыта. Не успели они прошмыгнуть на лестницу, как за их спинами раздался грохот: на место, где они стояли пару минут назад, что-то рухнуло. «Наверное, портьера, — подумал Ренат. — А может, что-то ещё… Да какая разница!»

Неужели это возможно?.. Оказаться на самой верхотуре в момент, когда случилось то, что в этой сейсмической зоне происходит раз в десятки, если не в сотни лет!

Очевидно, в этот день они оказались совершенно одни в пустом здании: никто из команды Левина сегодня не пришёл, большая часть работы на месте уже была сделана. Немногочисленная охрана, всецело полагающаяся на автоматические системы безопасности, теперь сидела только внизу, и наверняка они уже выбрались наружу — если ещё не напились и вообще были в состоянии это сделать!

— Скорее, вниз! — скомандовал Ренат, видя, что Ева снова застыла на месте. — Мы не может просто стоять здесь. Надо спускаться!

— Нужно находиться в дверных проёмах, — упрямо пробормотала девушка, прижавшись к стене. — Нас так учили…

Какая нахалка! Она и здесь собирается демонстрировать свои знания?

— Ну-ка, живо, пошли! — скомандовал Ренат, сам удивляясь своему тону. — Здесь слишком высоко, разве вы не понимаете?! И столько всего валяется! Например, наш реквизит…

В подтверждение его слов прямо на них полетел один из манекенов, стоявших на верхней площадке. Они едва успели увернуться — и сразу же отключилось освещение… Хорошо ещё, что на этой лестнице были окна¹⁶, что, впрочем, не делало её более безопасным местом.

Едва сдержав крик, Ева сама бросилась к Ренату и потянула его вниз:

— Да, скорее! F…ing hell!¹⁷ — добавила она по-английски. — Сколько же здесь этажей?..

…Казалось, это будет продолжаться бесконечно. Лестница, по которой они бежали, раскачивалась точно так же, как всё остальное. Ренат ни на секунду не выпускал руку Евы, и они, цепляясь за перила и периодически отбрасываемые в сторону, медленно двигались вниз. Нельзя было приближаться к окнам: старинные стёкла могли в любой момент вылететь. Дальше предстояло перейти на другую лестницу, вообще без окон, поэтому надежда оставалась только на фонарь коммуникатора.

— Я больше не могу, — прокричала Ева сквозь окружающий грохот: по-видимому, остатки мебели продолжали хаотично двигаться по зданию.

Увидев, что они достигли десятого этажа, Ренат затащил её в нишу у дверного проёма:

— Кажется, колебания теперь слабее, нет?

Ева, в отчаянии прижавшись к стене, смотрела на него с совершенно детским, каким-то первобытным ужасом. Со своими чрезмерно ярко подведёнными глазами, в свете фонарика, она казалась участницей детского спектакля, всерьёз напуганной выходкой главного злодея.

— Да, уже не так шатает, — сам себе ответил Ренат, не уверенный, для кого он это говорит: для неё или для себя. — Может, это оттого, что мы ниже? Давайте передохнём… Теперь будет легче!

Девушка отвернула голову, как будто застыдившись, но он успел заметить слёзы… Сколько она ни сдерживалась, струйки чёрной подводки так и текли по щекам.

«Да уж, есть от чего… — подумал Ренат. — Это тебе не разглагольствовать о тоталитаризме!»

— Ничего, ничего… Прорвёмся! — вслух сказал он, чтобы её ободрить.

Ещё один толчок отбросил его на Еву; импровизированные объятия продлились пару секунд, а затем он снова отлетел в сторону. Нет, надо как можно скорее идти дальше!

***

Они, продолжая держаться за руки, стояли на пронизывающем ветру посреди пустынного сквера.

Где-то впереди, в темноте, угадывалась знаменитая смотровая площадка. Временами земля под ногами снова ходила ходуном, а осенний холод пробирал до костей. Однако чувство облегчения перекрывало все остальные эмоции: они наконец-то выбрались из этой гигантской ловушки! К счастью, Левину было известно о специальном аварийном выходе, и таким образом они оказались на улице быстрее, чем если бы вышли обычным путём.

— Похоже, толчки усиливаются, — заметил Ренат. — Давай отойдём подальше!

В процессе утомительного спуска они, не сговариваясь, перешли на «ты». Впрочем, сейчас такие мелочи не имели значения. Ренат и Ева оказались совершенно одни посреди этой огромной законсервированной территории: он не сомневался, что все техники и охранники уже сбежали куда подальше. Связь не работала, их коммуникаторы беспомощно мигали, тщетно пытаясь найти сигнал. Уличные фонари не горели, и они шли, сами освещая себе дорогу. Где-то вдалеке безнадёжно выли сирены…

«Анастасья… Как она там? Я даже не могу позвонить! — думала Ева. — Вот забавно: отец Рената тоже учился во Франции, как и моя бабушка… Ведь именно на учёбу она когда-то уехала в Париж!»

Не без труда достигнув смотровой площадки, они остановились в недоумении: Москва как будто пропала! Ни круглой арены «Лужников», ни громады высоток «Москва-Сити», ни Президиума Академии наук — ничего нельзя было разглядеть… Но стоило присмотреться, и появлялись одинокие отдельные огоньки там и сям, угадывались силуэты зданий… По-видимому, практически везде в городе отключили электричество. Сирены продолжали взывать о помощи из разных частей столицы.

Один лишь фасад МГУ, как будто по заказу, по-прежнему освещался аварийной системой. Левин не мог понять, как это получилось, учитывая, что внутри электричество вырубило с самого начала.

А тем временем землетрясение продолжалось: очередной толчок, гораздо сильнее предыдущих, отбросил Еву и Рената вплотную к ограждению.

— Zut!¹⁸ — закричала от боли девушка, ударившись о бетонный парапет.

Едва Левин оттащил её от опасной конструкции, как они снова потеряли землю под ногами.

Не прошло и пяти минут, как Ренат и Ева, застыв в безмолвном ужасе, увидели невероятное: золочёная звезда, венчавшая шпиль МГУ, спикировала вниз, как неисправный дельтаплан, и с грохотом разбилась о портик парадного входа.

***

Наконец-то!..

Около двенадцати всё прекратилось. Измученные и озябшие, Ева и Ренат по инерции двигались кругами по заброшенному скверу, избегая ломких конструкций и обходя поваленные деревья. Связи по-прежнему не было, а город — где-то там, вдали — погрузился в тёмный хаос и непрерывный рёв сирен…

Еву всё больше раздражало молчание Рената, а боль от удара сильно давала о себе знать: кажется, было травмировано предплечье.

— Как нам выбраться отсюда? — наконец спросила она.

— Никак, — без обиняков ответил Ренат. — Пока не включат электричество и не восстановится связь… Мы, конечно, можем дойти до пропускного пункта… Но это далеко. И думаю, что там всё заблокировано, поскольку это предусмотрено системой.

— Но…

— По периметру — пояс безопасности, он точно работает автономно. Поэтому я бы не стал рисковать и перелезать через эти заборчики. И даже если мы выберемся отсюда — думаешь, за тобой приедет такси? Очень сомневаюсь!

— То есть…

— То есть до утра придётся переждать разгул стихии где-то здесь.

Ева окинула Левина презрительным взглядом, а затем снова проверила свой коммуникатор: связи не было, но у неё ещё работал фонарь.

— Я ухожу! — запальчиво заявила она. — Никто не имеет права держать меня здесь, на этом гигантском тоталитарном пустыре! Даже землетрясение… Я… Гражданин Восьмой республики!

— Послушай, Ева, — спокойно, но твёрдо возразил Ренат. — Я мог бы сказать, что отвечаю за тебя как ответственное лицо — или принимающая сторона, не суть, — раз уж ты, гражданка этой Республики, решила проявить интерес к нашему тоталитаризму! Согласно инструкциям, я просто не имею права оставлять тебя одну. Даже если для этого придётся тебя связать. Однако ты умная девушка! Подумай сама: куда ты сейчас пойдёшь? Посмотри кругом — видишь все эти обломки? Ты знаешь дорогу?

Ева, уязвлённая всем, что он сказал, — а также тем, что её назвали «девушкой», а не «человеком», как было принято в их кругу, — молчала. Как бы там ни было, Левин прав и она зря тратила время на споры.

— Выключи свой фонарь, — продолжал Ренат, видя, что его слова произвели нужное действие: всё-таки он имел дело не с идиоткой, — нам нужно экономить заряд. А теперь пойдём!

— Куда? — тихо спросила Ева. — Ведь мы не можем вернуться в это здание?

— Ни в коем случае… К тому же толчки могут возобновиться, кто его знает… Придётся ещё немного пошагать, но недалеко. Я знаю одно место, где можно переждать эту ночь в безопасности. Главное, близко к земле — на тот случай, если придётся снова выбегать на улицу.

Он хотел снова взять Еву за руку, но она отстранилась:

— Нет, только не эту… Мне больно!

— Извини… А, вспомнил! Кажется, у меня кое-что есть для тебя, — сказал Левин, вынимая из кармана небольшую коробочку. — Можешь подержать коммуникатор? Вот, сейчас…

На его ладони лежал крохотный шарик.

— Это обезболивающее. У меня была травма спины, ещё в армии, поэтому всегда ношу с собой. Очень эффективно! Просто проглоти! Я тоже приму, не помешает…

Ева, покорно проглотив лекарство, сама взяла его за руку здоровой рукой, и они, стараясь не натолкнуться на обломки и осколки, пошли по намеченному маршруту.

***

Неужели придётся ночевать в этой хижине?

Ева в недоумении смотрела на пристанище, которое нашёл для них Ренат. Ветхий деревянный домик чем-то напомнил ей старинные альпийские «приюты» — refuge, — куда они иногда заходили, катаясь на горных лыжах.

Чтобы попасть в эту дыру, пришлось дважды перелезать через забор и миновать несколько поваленных деревьев. Казалось, они попали в дикий лес — такая мощная растительность преграждала им дорогу, пока они пробирались к хиленькому домику.

— Мы в бывшем ботаническом саду, — пояснил Ренат. — Это самое заброшенное место комплекса: сад переехал под Калугу ещё двадцать лет назад. Но летом мы пытались делать здесь реконструкцию, и я использовал эту избушку как временную базу.

— Этот… сарай? — недоверчиво спросила Ева. — Очень холодно… Мы замёрзнем!

— Возможно. А может, и нет… Подожди здесь, я пойду посмотрю кое-что на улице.

Через десять минут, которые показались Еве целой вечностью, Ренат вернулся и включил лампу на столе, не без гордости пояснив:

— Я запустил генератор, на несколько часов должно хватить. Слышишь, тарахтит?

— Что?

— Звук! Это работает электрогенератор… Генератор электричества. Подожди, здесь где-то был масляный обогреватель!

Ева, редко сталкивавшаяся с такой лексикой, не стала уточнять, о чём именно речь — по-видимому, о каком-то устаревшем оборудовании для отопления… Ничего подобного у неё на родине уже не использовалось. Какое это имеет значение? Главное, что всё закончилось, они в безопасности и, о чудо, её рука практически не болит!

При мысли об этом Ева ощутила неожиданный прилив радости. Она жива, и это прекрасно!

Пока Ренат возился с небольшим сереньким прибором, стоявшим у окна, она обследовала домик. Старинные инструменты, стол, застеленный рваной клеёнкой, какие-то приборы… Кажется, это называется «газовой горелкой»? Не решившись воспользоваться ветхим деревянным стулом, Ева заметила мотки какого-то мягкого материала, сложенные у стены. Может быть, на это можно сесть? Она осторожно развернула один моток и постелила на холодный пол: что же, лучше, чем ничего! Может, поискать чего-нибудь съестного или хотя бы воды?

— Всё, сейчас будет тепло. Правда, эта штука воняет — в смысле, масло немного пахнет, — пояснил Ренат.

— Ничего страшного, — заверила его Ева. — А ты, случайно, не оставлял здесь… Чего-нибудь, что можно съесть?

— Боюсь, что нет, — признался он. — Хорошо бы добыть воды… Там, у двери, есть раковина, но кран давно не работает. Ах да, здесь же на территории был старый колодец! Пойду посмотрю… Посидишь полчасика одна, ладно?..

***

Свет, вода, тепло — что ещё нужно?

Есть по-прежнему было нечего, зато Ренат принёс целое ведро воды — возможно, не самой чистой, но удивительно вкусной. Ева, перестав беспокоиться об отключённом коммуникаторе, не чувствовала ни боли, ни голода, ни, тем более, обиды на этого странного типа. Что из того, что он демонстрировал мачистские замашки, называл её девушкой и использовал все возможности, чтобы указать на её слабость и юный возраст?

Сейчас Левин, закончив обустраивать их нехитрое пристанище, с немного рассеянным видом сидел на расстеленном утеплителе в двух шагах от неё. Пока он искал колодец, на улице пошёл дождь, и теперь его вьющаяся шевелюра выглядела очень стильно, как будто была уложена искусным мастером. А ведь, пожалуй, он спортивный… Довольно хорошо сложён! Красивые, крупные кисти — да, этот русский определённо умеет работать руками… А что ещё он умеет?.. Нет, точно не любитель мужчин, иначе он так бы на неё не смотрел. Возможно, даже женат на женщине — но что из того? Впрочем, здесь состоящие в браке носят кольцо на пальце, но ничего подобного у него нет…

— Неужели ты не хочешь спать? — осведомился Ренат. — Дать тебе мой свитер, укроешься? Лучше бы, наверное, мою куртку, но она промокла, — добавил он.

— Нет, спать не хочется, — призналась Ева, косясь на забавный узор с оленями на предложенном свитере: Левин явно презирал современную моду. — Может, это из-за лекарства?.. Послушай, а что твой отец делал в Восьмой республике — в смысле, во Франции? Где учился?

— В Париже. Но это было очень давно… Кажется, в Ля Гранд-Эколь¹⁹ или в Сорбонне, не помню.

— В Ля Гранд-Эколь училась моя бабушка! — обрадовалась Ева. — Может, они даже знали друг друга? Ведь моя бабушка русская, просто долго жила во Франции.

— Между прочим, эта Франция — где я сам, кстати, никогда не был — сыграла со мной злую шутку… — с улыбкой заметил Ренат.

— Как это?

— А вот так: меня назвали в честь одного французского певца. Совершенно неизвестного в России. В детстве просто терпеть не мог это имя! А теперь привык…

Ренат редко делился с кем-нибудь такими подробностями: кому это вообще интересно? Но, с другой, стороны, что ему терять? Наверное, и на него подействовало лекарство. Левин давно замечал, что у этого обезболивающего есть побочный эффект: оно заметно бодрит.

— А мне твоё имя нравится! — живо откликнулась Ева. — Интересно, а что за певец, в честь которого тебя назвали?

— Рено. Был такой, сто лет назад… Считался леваком и бунтарём… Слушай, значит, твоя мать наполовину русская? — сменил тему Ренат: нельзя же столько говорить о его персоне!

Ева нахмурилась:

— Нет, моя мать француженка. Это мой отец наполовину русский, хоть никому не признаётся в этом. Но я… В общем, не хочу говорить о нём, хорошо?

— Как скажешь, — согласился Левин.

К своему удивлению, он действительно не чувствовал желания заснуть — и это несмотря на чудовищные нагрузки, которые они сегодня перенесли! Один спуск по лестнице с тридцать первого этажа заменил бы два месяца походов в фитнес-центр.

— Ну а ты сама, Ева, ощущаешь в себе русскую кровь? — спросил он, тяготясь молчанием и пристальным взглядом тёмно-карих глаз.

— Иногда, — на секунду задумавшись, ответила девушка. — Особенно когда я нахожусь в России… Хотя до сих пор не понимаю, как здесь можно жить!.. О, извини, я не хотела тебя обидеть.

Ева встала, чтобы расправить скомкавшийся утеплитель, а затем села снова — и оказалась ещё ближе к Ренату. Теперь она заговорила каким-то новым, мягким голосом и совсем без акцента:

— Извини, что я так вела себя там, наверху… И потом… Просто я испугалась. Прости меня, пожалуйста!

— Не переживай. Я уже забыл! — заверил её Ренат.

«Сказать, что у неё размазался макияж на глазах? Нет, не надо. Ерунда… Всё-таки глаза у неё странные — слишком большие и тёмные. Но красивые», — думал он.

— На самом деле я не трусиха, — оживлённо продолжала Ева. — Однажды мы с друзьями оказались на моторной лодке в открытом море, недалеко от Марселя… Дурацкая история: хотели посмотреть на каланки — это такие скалистые бухты… И вдруг потеряли управление, нас несло прямо в открытое море. Мои приятели рыдали, как маленькие… Мне тогда было десять лет, а им всем значительно больше. Я нашла под сиденьем специальную штуку — знаешь, чтобы запускать? И сама запустила!

— Сигнальная шашка, наверное. И вас спасли?

— Да! На самом деле к нам уже ехали: вычислили по системе видеонаблюдения. Но всё-таки… Тогда я поняла, что я смелая! И могу гораздо больше, чем другие!

Теперь Ева воодушевлённо смотрела куда-то вдаль, глаза её горели, как два мерцающих огонька… Ренат мысленно представил её с длинными волосами, ниже плеч… Пожалуй, даже короткая причёска — и было бы вполне ничего!

— О, какой же я идиот! — вдруг спохватился он. — У меня осталось яблоко! Утром купил в автомате, положил в карман и забыл! Вспомнил, когда мы бежали по лестнице: оно мне здорово мешало…

Левин встал и, нащупав брошенную в стороне куртку, достал забытое в суматохе крупное зелёное яблоко.

— На, держи!

Он протянул его Еве и снова занял своё место рядом.

— Как это кстати! — Она, казалось, готова была захлопать в ладоши от радости. — У меня… как это сказать? — прямо комки в животе! А разрезать его можно? — спохватилась Ева, решив поделиться с Ренатом.

— Увы, нечем, — ответил он и благородно добавил: — Ешь, я не хочу!

— Хорошо… — задумчиво произнесла она, переводя взгляд с яблока на Рената и обратно.

С трудом отыскав в кармане тканевую салфетку, она протёрла фрукт и медленно поднесла ко рту. Гибридное идеально ровное яблоко, не похожее на любимые ею органические фрукты, сейчас показалось даром небес, и она принялась с нескрываемым удовольствием осторожно обкусывать твёрдую кожуру, чтобы добраться до мякоти.

Всё это время Ева продолжала пристально смотреть на Рената, не спеша жуя сочные кусочки.

— Съедобное? — спросил Левин, испытывая неловкость от возникшего молчания. — Вот и хорошо…

Девушка продолжала поглощать яблоко, отправляя в рот такие же крохотные, детские кусочки, и время от времени Ренат видел её тонкий язык и ровные маленькие зубы: определённо, рот, как и всё лицо, выдавал её юный возраст. «Всё-таки в ней есть что-то детское… И совсем недетское… — подумал он и устыдился своей мысли. — Вдруг она действительно считает, что я завёл её сюда специально?»

Ни говоря ни слова, Ева с выразительным взглядом протянула ему недоеденную половину яблока, хотя он на это не претендовал. Выдержав небольшую паузу, Ренат всё же взял яблоко из её рук. Он ещё сомневался, хотя на лице Евы, не сводившей с него глаз, уже читался невысказанный вопрос…

«А если она меня чем-нибудь заразит? Или я сам хочу, чтобы заразила? — подумал Ренат, не без колебаний поднеся яблоко ко рту. — Прямо библейская история: Ева — и вот, пожалуйста, запретный плод! Чёрт, а если она правда из этих нейтралов?..»

Проглотив свою долю вместе с сердцевиной, Ренат молча смотрел на девушку и ждал, что будет дальше.

Свет стоявшей на столе лампы стал совсем тусклым: по-видимому, генератор едва справлялся с двумя электрическими приборами. Неожиданно Ева рассмеялась — почти беззвучно, как будто выдохнула:

— У тебя… У тебя кусок яблока под нижней губой. Как борода…

Подвинувшись ещё ближе, Ева потянулась к Ренату — но не для того, чтобы помочь. Она положила руку ему на плечо и, приблизившись вплотную, губами убрала кусочки яблока с его подбородка.

— Ты… хочешь меня? — прошептала она едва слышно.

Вопрос был риторическим.

…Захваченный процессом, Ренат едва успевал за страстными движениями Евы. Когда его рука оказалась под её просторной блузкой, он с облегчением констатировал, что вполне выпуклые признаки женского, пусть и очень стройного, тела на месте. Продвижение по намеченной траектории укрепило его уверенность.

«Всё-таки женщина, — подумал он. — Слава богу!»

***

Анастасья не помнила, когда ещё нервничала так сильно.

Сегодня утром зеркало давало ей на десять лет больше, чем за день до этого! Немудрено! После первых толчков она, едва успев понять, в чём дело, выбежала во двор и простояла несколько часов на холоде, наблюдая, как разрушается крыша недостроенного сарая. Но мучило её другое.

Ева как раз должна была находиться в здании МГУ! Успела ли она уйти оттуда? Узнать что-либо не представлялось возможным, так как коммуникатор внучки был отключён. А потом и сотовая связь полностью исчезла, а затем выключили электричество. И всё это — под вой сирен оповещения, абсолютно бесполезных и лишь действующих на нервы!

К счастью, сейчас Ева находилась дома, в безопасности, и, наверное, уже проснулась. Та бессонная ночь, когда, наконец убедившись, что землетрясение прекратилось, Анастасья тщетно пыталась наладить связь и дозвониться до внучки, показалась ей бесконечной. Наверное, сегодня она тоже не заснёт: бессонница, когда-то мучившая её в Париже, в последнее время повторялась всё чаще.

«Всё-таки посмотрю, как она там…» — подумала Анастасья, поднялась на второй этаж и тихонько постучала в комнату Евы. Ответа не последовало, но она всё же решилась приоткрыть дверь.

Её внучка, в безупречно белом костюме, напоминавшем халат для восточных единоборств, сидела на полу в позе лотоса.

— О, извини, я зайду позже, — поспешно сказала Анастасья.

— Нет, ничего, всё нормально, — немного рассеянно проговорила Ева по-русски. — Хорошо, что уже включили электричество. Очень кстати. Я отлично выспалась!

Она медленно поднялась с пола и села на кровать:

— Я хотела немного расчистить мысли… Всё это очень… Трагично. Наверное, есть жертвы?

— Пока ничего не говорят. Наверное есть. Впрочем, у нас трясло совсем не сильно, гораздо меньше, чем в Румынии: говорят, эпицентр был там. Хорошо, что наш дом практически не пострадал… Впрочем, считается, что удары едва достигали пяти баллов… Но… Где же всю ночь была ты?

— Отсиживалась в шалаше на территории МГУ, — спокойно заявила Ева. — Всё равно нельзя было просто так уйти оттуда. Ведь это целый город! Наверное, больше, чем Дефанс²⁰.

— Наверняка… Но ты хотя бы находилась в помещении, в тепле?

— Угу, — хмыкнула Ева.

— А рука не болит?

— Практически… Анастасья, кстати, а у вас есть здесь поблизости какой-нибудь фитнес-центр? С велотренажёрами? Или что-то в этом духе?.. Мне будет нужно… me défouler²¹, — не найдя нужного слова, по-французски добавила Ева.

«Ей нужно выплеснуть лишнюю энергию? И это после того, что она пережила?» — с удивлением подумала Анастасья. Однако ответить на вопрос не успела, потому что в комнате засветился мегаэкран: Еве поступил звонок.

— Я оставлю тебя.

С этими словами Анастасья уже хотела выйти из комнаты, как внезапно остановилась в удивлении: с экрана смотрело лицо её друга по институту Бори Левина. Боря Левин с длинными волосами! Вот это да!

Закрыв за собой дверь, она задумалась. Нет, наверное, только показалось… Неужели это может быть его внук? Вряд ли!

Через несколько минут вышла Ева, полностью переодетая.

— Не стала разговаривать, — пояснила она. — Это тип, который вчера был там, в МГУ…

— Извини, Ева, — всё-таки решилась Анастасья, — а как его зовут?

— Ренат Левин… — с неохотой ответила девушка, всем видом давая понять, что не планирует вести светские беседы. — Ладно, пойду пройдусь!

Не глядя на бабушку, она молнией пронеслась мимо, и входная дверь громко хлопнула, закрывшись за ней.

Анастасья снова задумалась. Неужели? А если жизнь снова играет с ней в роковые игры? Может, это не внук, а сын того человека, о котором она думает? Сын Бори Левина? Точно, его зовут Ренат! Как она могла забыть?!

Ренат Левин… А ведь он мог и вовсе не появиться на свет, если бы судьба пошла по иному пути! Вернее, если бы она, Анастасья, сорок лет назад выбрала другую дорогу.

Примечания

10

Вольный перевод первой строчки песни Шарля Азнавура.

11

ФСБ — Федеральная служба безопасности, СВР — Служба внешней разведки. — Примеч. ред.

12

«Железной леди» советские журналисты называли премьер-министра Великобритании Маргарет Тэтчер (1925—2013). Впоследствии это прозвище стало её визитной карточкой во всём мире. — Примеч. ред.

13

Пятая республика — название текущего политического устройства Франции, созданного генералом де Голлем.

14

«Нежная Франция» — название песни Шарля Трене о «старой доброй Франции».

15

Москва… как много в этом звуке / Для сердца русского слилось! (А. С. Пушкин, «Евгений Онегин», гл. 1, строфа 36.) — Примеч. ред.

16

Лестницы Музея Землеведения (24—31 эт.) отличаются от тех, что расположены в основной части здания (где они находятся внутри и не оборудованы окнами).

17

Нецензурное выражение, которое можно перевести с англ. как «чёрт побери!».

18

Чёрт! (фр.)

19

Название вуза вымышлено.

20

Дефанс (La Défense) — современный деловой и жилой квартал в ближнем пригороде Парижа. — Примеч. ред.

21

Дать выход энергии, подвигаться.