Всего лишь я

Ксения Пашкова, 2023

У меня и в мыслях не было, что можно в деталях распланировать свою жизнь на годы вперед и что дни не обязательно измеряются количеством боли. Думая о прошлом, я всегда вспоминаю, как в тот или иной год чувствовала себя мама и как ее состояние отражалось на нас с папой. Представляя будущее, я беспокоюсь о том же самом: изменится ли хоть что-то в лучшую сторону, не появятся ли у мамы новые болезни, будет ли рядом папа и как со всем этим справляюсь я.Но затем я встречаю Тамаза, который видит жизнь в совершенно ином свете. Он представляет, что в будущем его имя будет ассоциироваться с чем-то хорошим и правильным. С чем-то, в чем он не просто преуспеет, но и сможет стать лучшим среди многих других.Карты говорят маме, что я стану зависима от чувств, которые сведут меня с ума. И я впервые в жизни с ними согласна.

Халк

Следующее утро начинается со знакомства с нанятой отцом сиделкой. Ей оказывается молодая женщина по имени Лилия. У нее хорошенькое миловидное лицо, обрамленное медными кудрями, и пухлые губы, напоминающие аккуратный бантик. На вид ей чуть больше тридцати, но с первой секунды завязавшейся между нами беседы она демонстрирует свой безукоризненный профессионализм и осведомленность во всем, что касается ухода за больным человеком.

— Святослав не назвал мне точный диагноз Анфисы, — говорит Лилия, доставая из сумки свою сменную одежду небесно-голубого цвета.

— Вам не обязательно переодеваться в медицинскую униформу, — замечаю я, переживая, что ее внешний вид может напугать маму.

— Это не совсем форма, просто удобная и приятная глазу одежда. Доверьтесь мне, Эмилия, я знаю, что делаю. — Мягкая твердость в ее голосе успокаивает, потому что именно такой уверенный в себе человек нам сейчас и нужен.

— Хорошо. И да, маме до сих пор не поставили точный диагноз.

— Как так вышло? — Если она и обескуражена, то тщательно это скрывает. — Святослав сказал, она уже давно болеет.

— Да, первые симптомы появились, когда она еще была студенткой. Я могу показать вам снимки ее медицинской карты. Там достаточно объемная история обследований и диагнозов. Но, насколько мне известно, почти все заболевания, которые у нее подозревали, сопровождаются навязчивыми бредовыми идеями.

— Как я поняла, она считает себя экстрасенсом?

— Не знаю, она не дает этому определения. — Пожав плечами, я выглядываю в коридор и, убедившись, что мама по-прежнему спит, продолжаю наш с Лилией разговор. — Мне кажется, она недостаточно откровенна со специалистами, которых я для нее нахожу. Дайте мне знать, если она вам что-то скажет.

— Что вы имеете в виду? — хмурится она.

— Ничего конкретного. Может, что-то из ее прошлого, что расстраивает ее до сих пор. Вдруг она поделится с вами.

— Я, конечно, постараюсь установить доверительный контакт, но вряд ли это случится, Эмилия. Пациенты с бредовыми расстройствами склонны к паранойе и редко подпускают к себе новых людей. Не говоря уже о том, чтобы делиться чем-то сокровенным…

— Наверно именно поэтому психотерапия не дает никакого эффекта, — предполагаю я.

— Возможно. Кто-то из врачей подозревал у нее наличие органического поражения мозга?

— Простите, я не настолько разбираюсь во всех этих медицинских терминах. Давайте я отправлю вам снимки ее карты?

— Да, я бы хотела взглянуть, чтобы выработать стратегию общения с Анфисой.

— Хорошо, сейчас.

Обменявшись контактами, я предоставляю Лилии всю имеющуюся у меня в электронном виде историю маминой продолжительной болезни.

— Когда мне исполнилось пятнадцать, ей стало хуже. — Я решаю упомянуть об этом, несмотря на нежелание вспоминать тот период. Но это слишком важный эпизод в жизни нашей семьи, чтобы закрыть на него глаза. — И тогда отец нашел специализированный центр, где она провела три года. Я забрала ее сразу после моего восемнадцатилетия и с тех пор пытаюсь ей как-то помочь. Не хочу, чтобы она всю жизнь провела в четырех стенах. Большинство врачей сходятся во мнении, что эта болезнь не поддается лечению, но шанс есть, хоть и совсем крошечный.

— Что-то произошло, когда вам исполнилось пятнадцать? — уточняет она, рассматривая висящие на стенах семейные фотографии в рамках.

— Ничего такого.

— Совсем ничего?

— Кроме того, что я повзрослела и стала… молодой девушкой, — признаюсь я, зажмурившись. То время изрядно меня помотало, но я справилась, даже не задумываясь, какие последствия это будет иметь в будущем.

— Это ее карты и остальные атрибуты для гаданий? — Лилия подходит к низкому столику и лежащей рядом подушке, расшитой пестрыми узорами.

— Да, лучше ничего там не трогайте.

— Упаси Боже, — улыбается она, подняв руки.

Услышав знакомые шаркающие шаги, я поворачиваюсь и вижу идущую в комнату маму. Все такая же бледная и изнеможденная, она заглядывает в гостиную и, заметив Лилию, прищуривается.

— Вы и есть та самая сиделка? — спрашивает мама, явно не решаясь подойти ближе.

— Да, можете называть меня Лили. Приятно с вами познакомиться, Анфиса. — Ее любезный, но осторожный тон дает мне надежду, что она справится.

— Хотелось бы мне ответить тем же, но я вам не рада, Лили, — парирует мама, при этом сохраняя подозрительное спокойствие. — Но я позволю вам остаться, потому что не хочу расстраивать свою дочь.

Подобного здравомыслия я от нее никак не ожидала. И, похоже, что Лилия — тоже. Она бросает в мою сторону заинтересованный взгляд, как бы говоря, что не так себе представляла этот момент.

— Спасибо, мам. — Не сдержав рвущееся наружу облегчение, я целую ее в щеку. — Мне пора на учебу, ты же справишься тут без меня?

— Конечно, Эми, только не забудь о нашем правиле, — напоминает мама.

Сделав вид, что не замечаю вопросительного выражения лица Лилии, я беру стоящую неподалеку сумку и иду в коридор, чтобы надеть плащ. Перед выходом из дома еще раз заглядываю в гостиную и наблюдаю совершенно удивительную картину: мама достает из шкафа пухлые фотоальбомы, обещая показать Лилии, какой смешной малышкой я была в детстве.

— Ничего себе! — восклицает Летта, когда я, приехав на вторую по счету пару, пересказываю ей последние новости. — Почему ты не сказала мне об этом вчера?

— Я до последнего не знала, как на это отреагирует мама. Она не склонна к физической агрессии, но мне равно было тревожно. Надеюсь, Лилия справится.

— У нее же есть опыт общения с такими, как Анфиса?

— Вроде бы.

— Тогда все точно будет в порядке. — Улыбнувшись, подруга обводит взглядом аудиторию. — Кстати, я пригласила их всех на пятничную вечеринку.

— Что-что ты сделала? — переспрашиваю я, решив, что она шутит.

— Чем больше народу, тем веселее.

— Но Инга пригласила только нас.

— Я уже обо всем ей рассказала.

— И она не против?

— А с чего ей быть против? Они же потенциальные клиенты, которые принесут бару выручку. Правда, я не очень понимаю, какое она имеет к этому отношение. — Задумавшись, Летта подносит ко рту ручку.

— Не грызи, — одергиваю я ее и, понизив голос, спрашиваю, — ты и Тамаза позвала?

— Ну, конечно. Он же наш одногруппник. — Она награждает меня приторно невинной улыбкой. — Как вчера пообщались? Колись давай.

— Обменялись любезностями, ничего такого, — сдержанно отвечаю я, надеясь, что она не заметит, как я ищу его в толпе входящих в аудиторию студентов.

— Я поговорила с девчонками, — начинает она, наматывая на указательный палец прядь светлых волос, — они пытались навести справки, но ничего не нашли. Этот парень — настоящий призрак.

— Перестань, Ви. — Вспоминая сказанные папой слова, я говорю себе, что Тамаз просто человек. Не призрак. Не злодей. И точно не парень из маминых видений.

— Он не хотел идти на вечеринку, — не унимается подруга. — Но передумал, как только я сказала, что ты тоже там будешь.

— Ну зачем ты это делаешь? — недоумеваю я, слегка повысив на нее голос. — Мне не нужны отношения. Неужели это так трудно принять?

— Я прощупывала почву, — тихо объясняет Летта, — хотела убедиться, что он в тебе заинтересован. Благодаря мне у вас появится возможность остаться наедине и поговорить. Можешь сказать ему то же, что и мне сейчас, а можешь рискнуть и посмотреть, что будет. Выбор за тобой. Я больше не буду вмешиваться, обещаю, Эми.

— Поверить не могу, что ты умудрилась выкрутить эту ситуацию в свою пользу. — Вздохнув, я достаю из сумки тетрадь по цифровому эксподизайну. — Мне не хочется с ним говорить.

— Почему это?

Потому что в пятнадцать лет мама сказала, что всем парням от меня нужно только одно и что стоит мне дать слабину, как меня опорочат, осквернят и выбросят в мусор, как ненужную потасканную вещь.

— Мне сейчас не до этого. — Я не лгу, но и правдой это не назовешь.

— Понимаю.

— Разве? Ты же с шестнадцати лет встречаешься с парнем. — Я не собиралась ее упрекать, но мои слова прозвучали так, будто часть меня презирает все, что она делает и чем занимается.

— Это не совсем так, — растерянно отвечает Летта, удивленно моргая карими глазами. — Мы с Мишей долго дружили и даже за руки не держались.

— Прости, не знаю, что на меня нашло. — Поднявшись с места, я на ходу придумываю повод, чтобы ненадолго уйти из аудитории. — Мне надо в туалет.

— Но через три минуты начнется лекция, — напоминает подруга.

— Постараюсь успеть.

Ничего я не постараюсь. Единственное, что меня сейчас интересует — поиск быстрого, но эффективного способа унять шумное, временами затрудненное и прерывистое, дыхание. Забежав в туалет, подхожу к раковине и включаю воду. Смочив руки в холодной воде, я подношу ладони к разгоряченному лицу и смотрю на себя в зеркале. Мама говорит, что мои голубые глаза похожи на два драгоценных сапфира. Но сейчас, глядя в расширенные от паники зрачки, я вижу, что ничего драгоценного во мне и близко нет.

Так и не сумев успокоиться, я спускаюсь вниз, чтобы купить себе попить. На первом этаже стоит автомат с водой, газировкой и сладостями, подойдя к которому меня охватывает еще большая растерянность. Выбрав и оплатив клубничную минеральную воду, я стою в ожидании, когда она упадет в лоток, но бутылка застревает между удерживающими ее спиралями.

— Какого хрена! — кричу я и, потеряв над собой контроль, пинаю автомат ногой. Это не помогает — моя вода так и остается пленницей бездушной машины.

— Эми, — тихо зовет меня появившийся из-за угла Тамаз.

— Что?!

— Преподаватель попросил за тобой сходить, — невозмутимо объясняет он, хотя точно видел, что я сделала.

— И как ты меня нашел? Бегал по этажам?

— Именно так я и сделал. Ты идешь или пусть отмечает тебя как отсутствующую?

— Пусть делает, что хочет. Мне все равно.

Развернувшись, я иду к стоящим вдоль стены небольшим мягким креслам и, закрыв лицо руками, опускаюсь на одно из них. Только услышав спустя несколько минут сильный грохот, убираю от глаз ладони и смотрю перед собой.

— Вот, твоя вода, — говорит Тамаз, протягивая мне бутылку. — Надеюсь, она того стоит, потому что я только что разбил дорогущий торговый автомат.

— Ты что…?! — Выглянув за его спину, я замечаю лежащий на полу перевернутый автомат и осколки стекла вокруг него. — Нам лучше уйти, пока никто не заметил.

— Переживаешь за меня? — ухмыляется он одной половинкой рта.

Проигнорировав его слова, я еще раз оглядываюсь и, убедившись, что рядом никого нет, беру его за руку и веду нас в сторону лестницы. Только поднявшись на третий этаж, осознаю, что касаюсь мужской кожи.

— Извини. — Отпрянув, я смотрю в его лукавые зеленые глаза и не понимаю, почему он так спокоен после того, что сделал. — Зачем ты его разбил?

— Чтобы достать тебе воду, зачем же еще?

— Хватит надо мной издеваться! — шиплю я, чуть не схватив его за грудки. — Мне не до твоих дебильных шуток, Тамаз.

— Так не воспринимай мои слова как шутку, — отвечает он, сохраняя серьезное выражение лица.

— Ты… — Едва не задохнувшись от возмущения, я открываю бутылку и делаю жадный глоток воды.

— Вкусно?

— Нормально, — процеживаю я, сверля его недовольным взглядом.

— Значит, это все не зря. — Улыбнувшись, Тамаз поправляет прическу — разделенные на две стороны черные волосы, доходящие до скул.

— Ты странный.

— И в чем это выражается?

— Да во всем. — Желая показать масштаб его причуд, я широко расставляю руки.

— Неужели все так плохо? — невозмутимо допытывается он.

— Просто… оставь меня в покое, ладно?

Не дожидаясь его очередного самодовольного ответа, я разворачиваюсь, чтобы пойти к нужной аудитории.

— Мне кажется, мы похожи, — неожиданно заявляет Тамаз, вынуждая меня остановиться на месте. — Как считаешь, Лебедь?

— Хватит меня так называть, — тихо прошу я, продолжая стоять к нему спиной. — Мы с тобой совершенно разные. И нам не о чем говорить.

— Я считаю иначе.

— С чего бы тебе так считать? Я, в отличие от тебя, не крушу автоматы, как озверевший халк.

— Да, ты всего лишь пинаешь их ногой.

— Это не одно и то же, — парирую я, чувствуя, как горят мои наверняка покрасневшие щеки.

— Я наклонил его, чтобы твоя бутылка упала вниз. Но рука соскользнула, и он разбился. — Объяснившись, Тамаз обгоняет меня и первым заходит в аудиторию.

— Извините, я везде искал, но так и не нашел Эмилию. Наверное, ушла домой, — громко отчитывается он перед преподавателем.

Ушла домой?!

— Я здесь! — чересчур эмоционально объявляю я, буквально ворвавшись в аудиторию. — Простите за опоздание, мне было плохо.

Недоумевающий и явно недовольный происходящим преподаватель переводит взгляд с Тамаза на меня и обратно.

— А знаете, — строго начинает он, — уходите оба. Вы уже и так почти сорвали мне занятие. Так что — вперед, и закройте за собой дверь. Спасибо.

— Но… — Уже добравшись до нужной парты, я опускаю беспомощный взгляд на Летту, но та лишь пожимает плечами. Сбросив все вещи в сумку, еще раз извиняюсь перед преподавателем и возвращаюсь в коридор, где уже стоит не перестающий улыбаться Тамаз.

— Говорил же, мы похожи.

— Это все из-за тебя! — взрываюсь я, как только за нами закрывается дверь.

— Ну да, это же я заставил тебя уйти перед самым началом лекции.

— Нет, но это ты сказал ему, что я ушла домой, хотя я стояла прямо за тобой!

— Правда? — Он изображает неподдельное изумление. — Прости, Лебедь, я тебя не заметил.

— Я как-то провинилась перед тобой? — недоумеваю я. — Зачем ты меня достаешь?

— Мне жаль, если у тебя сложилось такое впечатление, Эми. Я лишь хотел узнать тебя получше. — На этот раз его голос звучит иначе. Честнее, но в то же время неувереннее.

— Извини, но мне нет дела до твоих желаний. Я не хочу, чтобы ты или кто-то другой меня узнавал. Как и я не хочу узнавать тебя или кого-то еще.

— Но захочешь, — бескомпромиссно сообщает он.

— Тамаз, я даже говорить с тобой не хочу.

— Это всего лишь слова. Твои глаза говорят о другом, — настаивает он, лицо его при этом совершенно непроницаемо.

— Да о чем ты вообще говоришь? — вопрошаю я. — Мы знакомы три дня!

— И за это время у меня не могло появиться желания тебя узнать?

— Я не могу с тобой общаться, это просто невыносимо. — Вскинув руки, я быстро спускаюсь по лестнице на первый этаж, где уже собралась целая толпа народа вокруг разбитого автомата. Оглянувшись и не обнаружив рядом Тамаза, я испытываю облегчение, а потом вдруг слышу голос директора университета, обращающегося к охраннику:

— Посмотрите по камерам, кто это сделал, и приведите этого студента ко мне в кабинет.

Черт возьми!