Путешествие из центра Европы вглубь себя

Ксения Немировская

Эта книга – калейдоскоп мыслей от Мюнхена до Москвы. Вместе с путешественником Антоном Кротовым я побывала в разных европейских и балканских городах. Разнообразие мира, общение с людьми, время наедине с собой – всё это было катализатором к новым осознаваниям и смыслам. Их я облекла в книгу и делюсь с вами, мои долгожданные читатели.

Путешествие из центра Европы

вглубь себя

Посвящаетсямоему замечательному другуАнтону Кротову

***

— Ну что, пойдём, потрогаем землю-мать! — оживлённо говорит мне Антон, выпрыгивая из машины, едва мы остановились на заправке.

Широким шагом мы идём к небольшому пустырю рядом с магазином, опускаемся на колени и прижимаем руки к песку, зачерпываем и растираем его в ладонях. От неловкости и радости меня разбирает смех — я ни разу не падала в благоговении на землю перед всем честным народом у забытой богом заправки.

Мы оба хохочем и обнимаемся.

До Москвы осталось несколько сот километров.

Антон не был дома целых двести двадцать пять дней. Я — всего девятнадцать. Но радуюсь не меньше, чем он.

Мы только что пересекли границу Украины с Россией и теперь чувствуем себя практически дома.

***

А на следующий день я отсыпаюсь уже в Москве. Здесь всё по-прежнему, но меня очередной волной охватывает любовь к своему городу. Пытаясь в который уже раз начать бегать, я выползаю под вечер в парк, любуюсь тем, как фонари умывают свои отражения в пруду. На бегу пытаюсь продумать хорошее начало своего дневника о путешествиях и теряюсь. Логично ведь начать с Мюнхена? А может, написать какую-нибудь предысторию? Но вдруг это будет слишком затянуто и занудно?

Я останавливаюсь и заворожённо смотрю, как вода покачивает лики фонарей. Удивляюсь, что не замечала, насколько красивы такие привычные места рядом с домом.

И чувствую, что хочу начать именно с них — с акварельных огоньков в воде.

Потому что радость от встречи с обыденными вещами и есть один из главных трофеев, который я привожу из каждой поездки. В моих редких и прекрасных путешествиях я начинаю многому удивляться и ценить текущий момент; ощущаю интенсивность и наполненность жизни — во многом ради этого и хочется пускаться в дорогу. И когда возвращаюсь домой, в Москву, то на некоторое время перестаю убегать от настоящего; мне удаётся оставаться в обновлённом и созидающем состоянии.

Путешествия учат многому, но один из главных результатов моего спонтанного ученичества — именно это зарождающееся умение замечать своё настоящее. И проживать его, каким бы оно ни было — радостным или болезненным, вдохновляющим или разочаровывающим, интересным или рутинным. Иногда это даётся с большим трудом, но я не знаю других способов по-честному ощущать себя живой.

Германия

Мюнхен

После того, как я поступила на филфак, мои путешествия стали довольно редкими и избирательными. Зато я начала вести дневники. Причиной тому стала вовсе не учёба (многие думают, что именно там меня, якобы, научили писать); это произошло гораздо раньше, на литстудии. Но надо отдать должное — филфак косвенно повлиял на то, что я вернулась к писательству. Поглощая тонны классической литературы, я всё больше страдала от того, что моя собственная жизнь, мои впечатления и чувства остаются непроявленными, ненужными. Я бесконечно читала; и порой казалось, что меня с головой засыпало чужими историями, как тяжёлыми комьями снега. «А как же я? Мне тоже нужно место для собственной жизни, нужны собственные тексты!» — и я помню, что иногда не могла уснуть, пока не напишу несколько строк. Повертевшись с боку на бок, я вылезала из кровати, едва не чертыхаясь, и включала компьютер. Удивительно, но по ночам тексты получались особенно проникновенными; пока я перечитывала их, меня охватывала эйфория, и потом я мгновенно засыпала, успокоенная.

Что касается путешествий, то в те годы каждая поездка была особенна важна тем, что давала возможность остаться, наконец, наедине с собой без спешки и учебных долгов, заняться переоценкой смыслов и ценностей. Ведь именно в такие моменты я могла встретиться с разнообразием мира и ощутить, кто же я сама в нём, этом разнообразии. И мне захотелось всё это записывать, ведь даже очень важные открытия и мысли могут забываться, увы…

***

Я не возлагала никаких особых надежд на предстоящую поездку в Европу — просто хотела отдохнуть и проехать интересным маршрутом в компании Антона Кротова, опытнейшего путешественника и одного из моих друзей. Антон не был дома больше полугода — 27-го декабря я приходила провожать его. Помню, как я грела руки, обхватив жёлтую пиалу с чаем и хохотала над шутками Антона. Смотрела на извечные кактусы, живущие на его подоконнике, а потом замечала падающие хлопья снега за стеклом. Одновременно и лето, и зима перед глазами… Антон реализовал очередной наполеоновский план: уехал путешествовать сначала по Индии, потом по Юго-Восточной Азии и Индонезии, а летом прилетел в Сан-Франциско — осваивать американские просторы.

Как любитель буржуйских стран я сначала хотела присоединиться к нему в Америке и проехать от Сан-Франциско до Майами. Но потом поняла, что пока мне сложно этот план реализовать — весь июнь будет сессия, кроме того, билеты и виза очень дороги, и не факт, что американскую визу мне вообще дадут. Скрепя сердце я решила повременить с Америкой. Оставался не менее хороший план Б — присоединиться к Антону, когда он будет возвращаться домой через Германию и Балканы. Так будет гораздо проще — и визу мне дадут охотней, и финансовые затраты, скорей всего, будут небольшими. Зная Антона, я подозревала, что вряд ли мы будем заселяться в Мэриотт-отель и выбирать на обед ризотто с трюфелями.

Антон на мой «план Б» тут же откликнулся: конечно, буду очень рад, получай скорей визу!

Дальше всё пошло как по маслу: французы без проблем выдали двухмесячный шенген. Попрыгав от радости, я сразу же решила проверить, какие будут авиарейсы на нужные мне даты, и тут же нашла копеечный билет прямиком из Москвы в Мюнхен — 2990 рублей. Всё складывается столь легко, что даже не верится. Какая-то я стала недоверчивая.

Даже прилетев в Германию и заполучив в свой паспорт штамп мюнхенского аэропорта, я опускаюсь на скамейку напротив светящихся шикарных бутиков и просто сижу, чтобы дать себе время осознать: «Я уже в Германии. Впервые. Да, кроме шуток».

***

Изрядно проголодавшись, я отправилась в едальню с длинным названием «Gesund & Köstlich — Kantine im Rathaus». Просматривая ещё в Москве форумы о разных хороших местах в Мюнхене, я наткнулась на хвалебные отзывы об этой столовой, которая расположилась в самом центре Мюнхена. «Побуржуйствую немного до приезда Антона!» — подумала я.

Кантина, которая так и переводится с немецкого как столовая, оказалась превосходным местом: вкуснющие супы, тушеные овощи, десерты и соки. Многие посетители сидели во внутреннем дворе ратуши, за просторными деревянными столами. Какой же здесь стоял галдёж: потягивая баварское пиво громко смеялись и спорили мужчины, путешественники из других городов оживлённо делились впечатлениями друг с другом; между столами бегали дети и теребили своих родителей. Я подняла голову: над нами возвышались башни ратуши, украшенные хищными птицами и причудливыми животными, изваянными из камня. Не будь здесь людей, эти башни казались бы чужими и суровыми, даже грозными. Но сейчас, в мягком вечернем свете, когда улицы города наполнены жизнью, ратуша кажется мне заветом неисчезающей, вечной красоты, которую даже Время не осмеливается затронуть. В такие моменты, когда настоящее мгновение встречается с каким-нибудь артефактом далёкой эпохи, я чувствую волнение, оттого, что на моих глазах все времена соединяются в одной точке.

Я отправилась гулять по центру, куда-то в сторону станции Карлсплац (Karlsplatz). Люди здесь очень внимательные: стоит мне остановиться посреди улицы и раскрыть карту, как кто-нибудь из прохожих обязательно первым спросит:

— Что Вы ищете? Я могу Вам помочь?

— Спасибо, я уже разобралась. Благодарю вас.

Отзывчивость местных жителей неизменно радует.

***

— Я уже дома, можешь приезжать, — пишет мне Таня.

У Антона едва ли не в каждом городе есть друзья, поэтому ночёвка в гостинице или хостеле воспринимается скорее как исключение. Вот и здесь, в Мюнхене, живёт подруга Антона — Лина Берова с соседями. Лина долгое время читала новости из жизни Антона в его Живом Журнале. А когда узнала о том, что Антон собирается снимать дом в Берлине¹, стала активно помогать с поисками подходящего жилища. Так они и подружились. Сейчас Лины не было в городе: она так вдохновилась антоновой идеей «Дома для всех», что уехала на Украину, чтобы реализовать такой проект в карпатской деревушке. Заботу о нас с Антоном Лина перепоручила своей соседке Тане.

От станции Фрайденхаймер штрассе до дома Лины очень близко — минутки две. Я иду долго, потому что беспрестанно фотографирую. Ужасно нравятся невысокие дома с балкончиками, каждый из которых похож на оранжерею. Они увиты плющом и виноградной лозой, на широких перилах стоят кадки с цветами — всё нарядно и празднично.

Здесь у меня создаётся ощущение, что каждый житель воспринимает не только свой дом, но и город в целом как пространство, о котором важно позаботиться, сделать его краше, лучше.

На двери нужного мне дома нахожу звонок с надписью Lina Berova и поднимаюсь на последний этаж, под крышей. Дома меня действительно встречает Таня, с которой я переписывалась, ещё будучи в Москве; и Вика.

В Мюнхене Таня учится в магистратуре и работает. «Узнаю брата Колю», — подумала я, заметив, какая она всегда занятая.

Вика приехала недавно и учит здесь немецкий. Как потом выяснилось, мы с Викой однажды пересекались в Москве. Как-то раз мои друзья решили по-особенному отпраздновать Новый 2014 год, и мы отправились на гангстерскую вечеринку, которую организовал клуб путешественников. Вика тоже там была, и даже вспомнила, что меня видела. А познакомились мы в итоге только сейчас, в Мюнхене.

Вика по образованию программист, но душа у неё лежит ещё и к языкам. Она рассказывает, как выучила итальянский, и, чтобы разговориться на нём, ездила несколько недель по Италии, останавливаясь только у местных жителей через популярный сайт каучсёрфинг², которым пользуются многие путешественники. Многие из тех, кто принимал Вику в гостях, английского не знали. Это играло положительную роль: не было соблазна переключаться на другой язык, кроме итальянского. И затея удалась: через некоторое время Вика легко говорила. Теперь же пришёл черед пасть бастионам немецких местоимений и глаголов.

Я по-хорошему завидую людям, которые с такой лёгкостью учат языки — думаю, всё-таки секрет здесь не только в трудолюбии, но и во врождённых способностях.

Немецкий музей

Немецкий музей в Мюнхене (Deutsches Museum), он же крупнейший в мире музей естествознания и техники — оказался настолько крут, что мне захотелось написать о нём тысячи хвалебных строк. Выбрала я его второпях, пока ждала посадки на самолёт и листала «Redigo» — приложение для путешественников.

В целом на Мюнхен у меня было два с половиной дня, но я знала, что завтра вечером приедет Антон, который не фанатеет от музеев, особенно если они недешёвые. Да и после приезда Антона они мне не понадобятся, потому что общение с хорошим другом для меня интересней многих культурных похождений.

Значит, нужно сходить завтра днём. Я залезла в Redigo. Автомобили BMW меня не заинтересовали, музей «Пива и Октоберфеста» тоже не вызвал отклика. В общем, не понять мне многие мужские пристрастия.

Концентрационный лагерь Дахау? Это интересно, даже очень, но боюсь, что после поездки в Дахау мне придётся несколько дней отходить от тяжелых впечатлений. Нет, пока я не готова, нужно что-нибудь нейтральное. «Немецкий музей достижений естественных наук и техники» — о, это уже интересно. Читаю восторженные отзывы о том, что музей — настоящий подарок для мальчишек, потому что многие экспонаты можно трогать, забираться внутрь, исследовать. То есть экспозицию составляли с расчетом на то, что людям будет интересно понять принципы работы разных сложных механизмов, начиная с прялки и заканчивая космическим кораблём. Отлично! Я как раз до мозга костей практик, нежели теоретик, значит, музей просто создан для меня!

Вика предлагает составить мне компанию — она сама всего несколько недель как в Мюнхене, и ещё не успела побывать в Немецком музее.

***

На следующий день мы с Викой встретились у фонтанов на площади Карлсплац и отправились к музею пешком. На центральных улицах отовсюду слышны звуки разных инструментов — гитары, скрипки, саксофона, укулеле. Играют солидные люди и молодёжь, в одиночку и целыми оркестрами. Я остановилась как вкопанная, услышав знакомую музыку корейского композитора И Рума (Yiruma). Молодой юноша, одетый в простецкие шорты и футболку, сосредоточенно и чисто играл классику, сидя за белоснежным роялем. В приподнятой крышке рояля отражались ветви дерева; его густая крона создавала блаженную тень. Музыкант заиграл что-то из моего любимого Шопена. Я не могла удержаться и фотографировала его, чувствуя неловкость, потому что затвор фотоаппарата, казалось, щёлкал слишком громко. Но звуки рояля и шум города органично переплетались между собой, и щелчки фотоаппарата были ещё одним знаком благодарности за эту музыку, сродни аплодисментам.

***

Наконец, избежав многочисленных соблазнов вроде уличных оркестриков, мы пришли к музею. Он оказался внушительным — по масштабам можно сравнить с нашим Эрмитажем, или музеем Прадо в Мадриде — целых семь этажей экспонатов! Семь этажей науки и технологии!

По сути, музей знакомит своих посетителей с разными ремёслами, профессиями и областями промышленности. Там есть залы, посвящённые освоению воды и суши, небесных просторов и земных; залы, где можно вспомнить суть законов физики, подзабытых после окончания школы; залы для девочек (как я их окрестила) с изделиями из керамики, с ткацкими станками; зал с музыкальными инструментами.

Всё началось с мореходства — у входа возвышались огромные парусники, дальше — лодки поменьше для рыбаков-одиночек и долблёнки из цельного дерева. А у стен за стеклом стояли маленькие, искусно сделанные модели древних судов, точь-в-точь повторяющие настоящие корабли. Каждый раз, когда я вижу такие хорошенькие кораблики, вспоминаю рассказ Бориса Жидкова «Как я ловил человечков». Помните? Там в гостях у бабушки мальчик увидел такой вот игрушечный пароходик. Он был невероятно похож на настоящий, и мальчик подумал: «Там обязательно должны жить человечки!». И несколько дней и ночей пытался их выследить и приманить конфетами. Вы, наверное, смеётесь, а я вот до сих пор не могу избавиться от ощущения, что на таких корабликах в самом деле живут крошечные человечки. Только вот от нас они умело прячутся. Именно к кораблям у меня особо трепетное отношение, будто все они живые.

Вскоре мы обнаружили лесенку, которая манила нас вниз.

— Это тоже часть экспозиции? — засомневалась я. — Спустимся, Вик?

— Раз никаких запрещающих знаков нет, значит можно. Пойдём.

Внизу недвижно стояли первые сумбарины — узкие и тесные. Некоторые из них были построены в начале прошлого века, так что они застали и пережили Первую мировую войну.

Ох, с моей боязнью закрытых пространств от вида музейных моделей становится не по себе. Кажется, что так душно и тесно жить в этих металлических капсулах, да ещё погружаться в равнодушную холодную толщу воды. По наивности я думала, что и современные подводные лодки тоже небольшие. Пока не пообщалась однажды с человеком, который служил в морском флоте; он рассказывал, что сумбарины могут быть размером с многоэтажный дом, так что даже забываешь, что находишься в глубине моря. Впрочем, я всё равно не отважилось бы на такое плавание.

Тем временем лесенка-чудесенка уводила ещё ниже. Почему-то исчезли надписи на английском, остались только на немецком; а вместо необъятных светлых залов мы очутились в узких, извилистых коридорах, освещенных желтоватым светом тусклых лампочек. Что же тут может быть? Аппараты, которые исследуют земное ядро? Оказалось, мои догадки были недалеки от истины — в подвальных залах можно было досконально почувствовать сложность шахтёрского ремесла. Очутившись здесь, я вспомнила, как, будучи подростком, читала книгу Евфросинии Керсновской «Сколько стоит человек». Она писала о том, как в начале 1940-х годов ей пришлось покинуть родную цветущую Бессарабию — её арестовали как помещицу и отправили в тюрьмы Сибири. Там она осваивала самые тяжёлые мужские профессии — работала в морге, затем в шахте. И «шахтинские» главы почему-то были мне особенно интересны. Читая, я отчётливо представляла, как всё это происходило — как изнурённые, полуголодные люди спускались в темноту и тишину, бурили шурф, обрабатывали забой, чудом спасались от обвалов и наводнений, переживали смерть тех, с кем работали бок о бок. И при всём при этом искренне любили свою работу.

Теперь я могла видеть шахту воочию.

Здесь, внизу, были воссозданы повседневные моменты из жизни горных мастеров: вот крепильщик устанавливает перекрытия в забое, а проходчики вручную отгружают уголь в деревянные вагонетки. Все они в протёртой одежде, на головах — лёгкие кепки, которые никак не смогут защитить от падающих камней. Видимо, так работали в шахтах, когда эта профессия только появилась. В гнетущей темноте, грязи и неизвестности — выйдешь ты сегодня живым наверх или нет. Мы с Викой притихли.

Но с каждым шагом картина становилась всё более обнадёживающей: мы шли мимо широких и ярко освещённых шурфов и забоев, где современных рабочих защищали прочные шлемы и специальные маски. И хотя их труд по-прежнему тяжёл и опасен, сейчас в шахтах много техники, которая облегчает участь горняка, вроде скреперов с большими ковшами, огромных лебёдок и других прибамбасов, которые, наверное, ужасно интересны мальчишкам.

***

Выбравшись наверх, мы очутились в краю мельниц. Здесь было светло; после шахты нужно время, чтобы привыкнуть. Сквозь длинные, высокие окна лилось солнце, под старыми мельничными колёсами журчала вода, и я, наконец, выдохнула с облегчением.

Были здесь и более современные механизмы с какими-то трубами, шестернями и валами, так что порой возникало ощущение, что очутился внутри огромных часов. Меня очаровала самая большая из старых деревянных мельниц — своим размеренным ходом и уютным поскрипыванием она напомнила мне светлые детские сказки, в которых всегда обретаешь счастье, что бы ни происходило.

***

А потом мы попали в залы, по которым можно изучать физику — сообщающиеся сосуды, всевозможные маятники, оптические фокусы… Никогда у меня не было склонности к точным наукам, но физику я любила за её конкретность и приближенность к жизни. И до сих пор я помню нашего преподавателя — прекрасного Владимира Владимировича Сперантова — улыбчивого и тёплого, с живым взглядом. Ему было за семьдесят, когда он преподавал у нас. Мне казалось, что он пришёл к нам прямиком из XIX века, настолько он был с нами по-рыцарски галантен, уважительно называл нас, двенадцатилетних школьников, на «Вы», и всегда отвечал на все вопросы, включая самые смешные. А мне тогда действительно очень хотелось узнавать о том, как всё устроено в мире, и каждый урок я спрашивала: «А как тяжёлый самолёт держится в воздухе и не падает?», «А почему нельзя прыгнуть с балкона с зонтиком как с парашютом?», «Как работает центробежная сила?», «Как возникают миражи в пустыне?». А мои одноклассники в это время были одержимы идеей вечного двигателя и каждый раз придумывали варианты как его создать. И Владимир Владимирович всегда воспринимал нас всерьёз, обсуждал с нами мои вопросы и гипотезы мальчиков и старался сухую теорию объяснять на пальцах и живых примерах.

А однажды он устроил нам праздник — взял наш класс с собой в университет недалеко от станции метро Спортивная (где он тоже преподавал), чтобы показать вживую разные физические явления — например, броуновское движение или опыты с вакуумом. Помню, как мы смотрели, затаив дыхание. И самым ценным были не только эти эксперименты, но то, как В.В. стремился «заразить» нас своей увлечённостью.

Притом, что всю жизнь он посвятил именно физике, Владимир Владимирович оказался разносторонним человеком: моё восхищение достигло поистине космических высот, когда я узнала, что в свободное время он играет на пианино и рисует картины. «Чего и вам советую, — доброжелательно прибавил он. — Очень развивает правое полушарие. И в целом искусство — прекрасная и незаменимая вещь».

***

Проведя в Немецком музее полдня, мы с Викой поняли, что так вот, с наскока, нам его не покорить — мы успели увидеть только четверть экспозиции.

— Давай посмотрим ещё один зал, какой-нибудь самый интересный, и на этом закончим, — предлагает Вика.

— Мне подходит, — соглашаюсь я, чувствуя, что изрядно устала и проголодалась.

Мы единодушно выбрали космонавтику и не прогадали.

В полутёмных залах сияли макеты кораблей, а чуть дальше, в густой темноте парил космонавт. Жёлтый фал, как пуповина, уводил куда-то в черноту, к ракете. Наверное, местные жители, попав сюда, представляют какого-нибудь известного немецкого космонавта, но я сразу вспоминаю Леонова, который первым вышел в открытый космос и чудом остался жив.

***

Из музея вышли совершенно обалдевшие; Вика поспешила на встречу с местными каучсёрферами, а я без сил повалилась на скамью в тени. И почему хождение по музеям считают отдыхом? По-моему, когда смотришь интересную экспозицию, то неизбежно эмоционально включаешься, впечатляешься, и это, между прочим, — серьёзный труд. Может быть, я, как человек эмоциональный, именно так хожу по музеям, но в эмоциях и переживаниях для меня как раз и кроется смысл таких вещей, главное их удовольствие.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Дом Для Всех (Дом АВП) — особый проект (изобретение) Антона Кротова и Академии Вольных Путешествий. В одном из городов мира организуется (снимается на два-четыре месяца) квартира или дом. Это жилище становится Домом Для Всех. Каждый человек в мире может приехать в этот дом, остановиться там, пожить какое-то время, изучить окружающий город, местность, регион. […] Жить в Доме может человек с любыми финансовыми возможностями […]. Обязательного для всех денежного взноса, необходимого для проживания, не существует. Если есть желание и возможность, можно сделать любое пожертвование на Дом (информация из ЖЖ Антона Кротова — http://a-krotov.livejournal.com/369270.html). На данный момент, когда я пишу эти строки (ноябрь 2017), создано более 50 Домов Для Всех. И они продолжают создаваться.

2

Каучсёрфинг (http://www.couchsurfing.org) — это международная система гостеприимства, которая объединяет людей, интересующихся путешествиями. Этот сайт помогает путешественникам находить бесплатный ночлег во многих городах по всему миру, и так же принимать гостей у себя дома. Кроме того, самые активные участники каучсёрфинга организуют встречи, на которых можно познакомиться с новыми людьми, получить хорошую языковую практику и найти единомышленников для совместных культурных вылазок и поездок.