Девочка по имени Солнце

Ксения Беленкова, 2013

Соня Солнцева – просто молодец! Помирилась с подругой, после ссоры родителей вернула домой папу. Вот только в личной жизни у девушки большие проблемы. Соня влюбилась в парня лучшей подруги. И как такое могло произойти? Солнцева решает выкинуть красавца из головы, но, кажется, он сам не против их общения…

Возвращение

Если бы вы знали, как это здорово — помириться со старой подругой! Казалось бы, все потеряно безвозвратно, но случается, что за секунду жизнь твоя меняется — только успевай меняться вслед за ней.

Я стояла напротив Женькиного дома, ждала и собиралась с духом: хоть бы ее мама прошла, груженная тяжелыми сумками, тогда у меня появился бы предлог проводить ее до квартиры. Но двор был пуст: как назло, ни одной мамы. Темные окна остекленело уставились на меня, им неведомы страдания юной души. Наконец я смогла зайти в подъезд: дверь установили новую, с кодовым замком, но кто-то выходил на улицу — мне повезло прошмыгнуть внутрь. Помню, раньше стены здесь были зеленые, такого неприятного, пронзительного цвета, что перебивал аппетит, — теперь они мягко желтели, точно залитые топленым молоком. Мне даже захотелось есть, что немудрено после тушеных овощей, которыми потчевала мама. Я стояла посреди чужого подъезда, прокравшись в него, как воровка, и горло перехватывало от волнения — невозможно было в это поверить, но я словно возвращалась домой! Будто здесь, в этих старых стенах под свежей краской, застрял кусочек меня самой, который теперь нашелся. Что-то неуловимое щекотало нос, подступало слезами к глазам: быть может, виноват дух этого дома или каменный пол, неповторимый узор которого мы с Женькой часто рассматривали в детстве, придумывая какие-то глупые истории, будто это и не пол вовсе, а каменистый остров? Сколько я не была здесь — полгода? Или уже год? Ноги почему-то стали такими тяжелыми, что и шагу не ступить. Я прислонилась плечом к стене, а потом согнулась, будто неведомая сила давила на меня или это был страх, что, если Женька прогонит меня, быть может, я не нужна ей больше? Перед глазами стоял каменный пол, такой близкий, как в детстве. Можно было сейчас же повернуть назад, оставив прошлое под новым кодовым замком, выбежать туда, где ветер наполняет легкие, где высокое небо и вокруг только настоящее и будущее. Я выпрямилась (ноги снова слушались) и повернула назад, готовая убраться восвояси, но тут будто кто-то невидимый и могучий дернул за шарнир — дверь открылась сама. В подъезд вошла Женькина бабушка.

— Соня, ну надо же! — Она была удивлена. — Ты откуда здесь? Давненько тебя не видела…

Я стала искать предлог, хотела объяснить, что забыла в этом подъезде. И тут же вспомнила: на этаж выше Женьки живет Игорь Иванов, я запросто могла сказать, что ходила к нему в гости, а теперь очень спешу домой. Я вздохнула поглубже и твердо ответила:

— Пришла к Жене.

Хватит вранья — я забыла здесь себя, возможно, свою лучшую сторону. Отступить сейчас — значит, вернуться в чужую жизнь, пусть она и выглядит точно своя собственная.

— Пойдем, пойдем! — Женькина бабушка приобняла меня за спину и подтолкнула к лифту.

Она больше ничего не спрашивала, а смотрела так, словно видит не меня, а старое кино, где ей знаком каждый кадр — все, что было, и все, что будет. Я опять почувствовала себя маленькой девочкой, но никак не могла понять, чего мне больше хочется — плакать или смеяться. А еще почему-то в голову лезли глупые мысли: как Женька открывает дверь и, увидев подругу, выглядывающую из-за плеча ее старой бабушки, тут же спускает меня с лестницы. Прямо хватает за шкирку и для ускорения отвешивает порядочного пинка. «Катись колбаской!» — кричит мне вслед. А я прощально помахиваю пяткой. Чего только не привидится человеку, пока он поднимается в лифте на шестой этаж, где его ожидает судьбоносная встреча! Не так-то просто посмотреть в глаза подруге, с которой не разговаривала несколько месяцев. Нужно быть готовой ко всему. Кажется, я меньше волновалась на итоговом тесте по географии, хотя со страху не отличала Северный полюс от Южного. Когда Женькина бабушка позвонила в квартиру, я даже зажмурилась. Какое-то время стояла тишина, потом замки затрещали-заскрипели, дверь распахнулась, но вокруг было темно — я не открывала глаза.

— Вот так люди! Соня! — раздался бас Женькиного отца.

— Здрасьте… — Я часто заморгала, будто меня не к месту хватил тик.

— А Жени нет дома. — Только тут я заметила молоток в его руке.

— Тогда я попозже зайду, — попятилась, отступая к лифту.

— А ну-ка, проходи! — Бабушка буквально силком протолкнула меня в коридор. — Подождешь Женю у нас. Надеюсь, у тебя есть время?

Я кивнула, спорить с Жениной бабушкой было опаснее, чем с моей мамой. Обиженная мама грозилась расправой, а бабушка тотчас собиралась умереть, не сходя с этого места. Стоило нам с Женькой провиниться, как ее бабушка трагически изрекала: «Вы меня в могилу сведете!» Это действовало безотказно, брать грех на душу в столь юном возрасте нам совершенно не улыбалось.

— Мне как раз нужна помощница! — Женькин папа боевито размахивал молотком. — Нам тут комод из «Икеи» доставили, вспоминаю детство, играю в конструктор.

— Так-так-так, — поцокала языком бабушка. — Значит, на сборке сэкономил?

— Все будет в лучшем виде! — хорохорился папа. — Сейчас Соня мне поможет, все пазы сойдутся — и приходите принимать работу.

— Приготовлю-ка я пока ужин, — вздохнула бабушка, по ее виду было похоже, что у нее есть время разделать мамонта.

И тут я снова чуть не расплакалась, вспомнив ароматы, что постоянно витали в Женькином доме, пирожки ее строгой бабушки; а за пирожками в памяти пролетели наши секреты, игры, шалости… Сколько всего произошло со мной в этой квартире, здесь до сих пор жили тайны, о которых я позабыла.

— Соня, подержи ящик!

Женькин папа пыхтел над комодом, точно скульптор над своим лучшим изваянием, он принюхивался к дереву, отслеживал пальцами его уникальный рисунок. Могу поклясться, он мог бы стать отменным лесником, с такой-то любовью к деревяшкам. Я скорее мешалась под ногами, чем помогала, но настал и мой час. Нужно было крепко держать угол верхней столешницы, пытаясь совместить маленькие дырочки с деревянными штырьками, которые Женькин папа любовно повколачивал в основу. Я старалась изо всех сил, но дырки упорно ползли вниз, а штырьки, как ни стремились войти в пазы, вечно пружинили вверх. От натуги я высовывала язык и выпучивала глаза, руки и ноги уже тряслись из-за длительного напряжения, и тут домой вернулась Женька. Она застала меня в обличье бешеной собаки: кажется, с языка у меня сочилась слюна.

— Ты? — Женька была ошарашена.

А я не могла понять, к кому она обращается, к бешеной собаке или ко мне.

— Соня? — Женька тронула меня за плечо. — С тобой все в порядке?

Сглотнув слюну, я начала кивать головой, как болванчик, отчего стала выглядеть еще глупее, но Женька почему-то и не думала смеяться. Я не знала, что сказать подруге, но, когда уже собралась промолвить самое главное: «Привет!» — меня вдруг накрыло подлой столешницей. Она будто нарочно выжидала миг, чтобы обрушиться на меня: в лоб влетели деревянные штырьки, в ушах раздался какой-то глуховатый свист. Вокруг началась суета, меня о чем-то спрашивали, но свист мешал разобрать слова. Я твердила одно:

— Все хорошо, мне не больно. Все хорошо, все хорошо…

— Только не вздумай терять сознание, — Женька убирала волосы с моего лба, чтобы оценить ущерб, нанесенный столешницей, — я так по тебе соскучилась!

Она был совсем рядом — какая-то другая, повзрослевшая, что ли, но все же моя родная Женька, я вцепилась в нее, прижала изо всех сил и расплакалась, вовсе не от боли. Просто была очень рада сидеть здесь — на полу, в Женькином коридоре, с синяками от штырьков на лбу — и вот так запросто обнимать подругу.

— Ты на меня не сердишься? — шептала куда-то Женьке в подмышку.

— За что? Я думала, это ты на меня сердишься. Правда, уже забыла причину…

У нас появился надежный шанс узнать истину — кто же кого обидел? Но тут неугомонная столешница накрыла Женькиного папу. И вместо того, чтобы копаться в прошлом, нам тут же пришлось извлекать отца семейства из-под деревянной крышки. А потом мы дружно водружали столешницу на ее законное место, за работой все плохое отступало, выжималось из наших тел вместе с потом, а на смену приходила приятная усталость. Особенно здорово было смотреть, как новенький, только что сложенный комод украшает коридор. Он распростерся под зеркалом, выставив свои углы в четыре стороны, так самоуверенно, будто находился здесь всегда. Мы стояли вокруг довольные, я потирала лоб, Женькин папа — затылок.

— Принимайте работу! — крикнул он.

Из кухни неспешно выплыла бабушка. Поправив очки на носу, она уставилась на комод, погладила его бока, пристально осмотрела пол вокруг, будто выискивая царапины.

— А где же лишние детали? — спросила наконец.

— Что? — не понял папа. — Какие лишние детали? Все укомплектовано верно.

— При сборке мебели всегда должно оставаться несколько лишних деталей, — настаивала бабушка. — Иначе получается совершенное строение, а такие вещи нежизнеспособны в нашем мире.

Мы переглянулись, Женька улыбалась, папа смущенно развел руками. Как раз в этот момент произошло явление настоящего «ревизора»: домой вернулась Женькина мама.

— Что это? — спросил она, указывая на комод.

— Подарок тебе! — гордо сообщил папа.

— Он же весь коридор перегородил!

— А куда прикажешь твои вещи складывать, которые по квартире раскиданы? Все заполонили!

В доме назревал конфликт, Женька потащила меня в cвою комнату, но из-за двери еще долго слышалась ругань.

— С ними рехнешься! — Женька включила музыку, и родителей стал перекрикивать Джастин Бибер. — Извини. Сейчас покричат, выпустят пар и будут сюсюкать за ужином как ни в чем не бывало.

— Тебе повезло… — Я не шутила.

Но Женька подумала, будто я издеваюсь.

— Это тебе повезло, — сказала она. — Твои-то никогда не ругаются.

— Ага, не ругаются, — согласилась я. — Они теперь и не живут вместе.

Кажется, я впервые произнесла это вслух. И Женька стояла рядом, ошарашенная, не зная, что мне ответить. Теперь-то она видела, что я не шучу, все серьезнее некуда.

— Девочки, идите ужинать! — позвала бабушка, спасая Женьку от печальных раздумий.

И мы пошли за стол. Женькины родители и правда нежничали друг с другом, точно слепые котята — терлись носами, никого не стесняясь. Комод переехал в угол коридора, на нем уже стояла высокая ваза. За столом все шутили, даже строгая бабушка улыбалась, глядя, как мы с Женькой уминаем домашние пельмени, переглядываемся, строим друг другу глупые рожицы, а потом в шутку толкаемся локтями. Все вернулось: наша дружба нашлась, она была как новенькая, даже лучше! И вдруг я вспомнила о маме — как она там одна, среди йогуртов?

— Ой, мне же домой пора! — Я отправила языком пару пельменей за щеки, а затем выскочила в коридор и пробормотала: — Очень поздно, а у меня мама дома одна.

Женька вцепилась мне в руку, будто боясь отпускать — вдруг я не вернусь снова.

— Обещай, что все мне расскажешь. Про родителей. И вообще. Все-все-все!

— Угу, — клялась я, опасаясь выронить изо рта пельмени.

— И я тебе тоже такое расскажу! — Женька просто лопалась от нетерпения, она выскочила за мной на лестницу и шепнула: — Я кое с кем встречаюсь…

— Чего? — Я чуть не слетела кувырком по ступеням: моя Женька закрутила роман!

— Только тсс! — Подруга прижала указательный палец к губам и свистела на него. — Все потом. Катись колбаской…

Я засмеялась — так и знала, что этим закончится!